— Да уж, нечистота истории — это здесь у многих общая проблема... — задумчиво отозвалась Эва, но усилием воли переключилась на позитивное: — Отличное начинание! Все когда-то стартуют с малого — сначала маленькая конторка, потом раскрутишься и уже солидная фирма. Главное верить в себя и идти к мечте. Вселенная помогает мечтающим.
«Последняя мысль — чисто буддистская и, возможно, мировоззрению Стаса совсем чуждая. Но, в конце концов, может, не стоит всё время надевать маски, действуя так, как ожидают от тебя окружающие, а, Эва? Может, иногда стоит побыть собой? Говорить, что хочется, делать, что просит душа, — и не бояться осуждения или непонимания. Жизнь у тебя одна, и не такая уж она длинная, вот ведь какая штука...»
Слова о вселенной Стас воспринял со скепсисом. Ожидаемым Эвой скепсисом.
— Из пяти предпринимательских инициатив четыре подходят к банкротству в первые три года. Из десяти освобожденных из мест лишения свободы семеро возвращаются в криминал, так как не могут найти работу на воле. При грабежах и налетах возмещению по договору страхования подлежит только каждый пятый случай — остальные признаются неликвидными и оспариваются в суде, — произнес он. А затем качнул головой, как бы отвечая на вопрос: — Никому вселенная не помогает, Эва. Черная полоса, начавшись однажды, может не закончиться никогда и тянуться вплоть до... Да до самой смерти. Всё, что мы имеем — это результат работы и усилий. Мои удачные ограбления — следствие не помощи вселенной. А того, что я делал свое дело кропотливее и тщательнее, чем ЧОПовцы и полицейские делали свое.
— И чем закончилось твоё дело, тюремным сроком?.. — негромко спросила женщина.
Улыбнулась мягко, понимающе.
— Всех когда-то поймают. Это то, что надо знать о криминале. Однажды поймают всех. На месте ли, в бегах ли по горячим следам через несколько дней или выдернут из постели спустя двадцать лет, но это случится. Тюрьма — та вещь, к которой преступник готовится, как солдат к увечьям. Профессиональный преступник, во всяком случае.
— О том я и говорю. Да, ты можешь быть первоклассным специалистом, блестяще преуспеть в чём-то. Но если твои мотивы злы, нечисты, недостойны... Вселенная любит тех, кто меньше слушает это, — Эва протянула ладонь и коснулась лба Стаса, — а живёт больше этим, — рука скользнула ниже, остановившись на груди возле сердца. — Вот что я поняла недавно. Тоже раньше пыталась заглушить этот голос, прислушиваться только к рацио. Но теперь ясно вижу, что это было ошибкой. Чередой ошибок, чуть не приведших к необратимым последствиям.
Стас помолчал.
— Что такое зло? Кто распишется в том, что делает зло? Люди вокруг меня никогда не признавали то, что его делают. Они подводили под преступление моральный фундамент. Списывали его на влияние необходимости. «Мне некуда деться» я слышал куда чаще, чем «Я злодей», — «Не они подводили и списывали, а вы. Вы подводили и списывали. Ты тоже списывал и подводил». — А злом или добром сделанные ими вещи становились и воспринимались уже потом. Сильно потом, когда наступало время оценивать и оборачиваться на жизнь.
— К счастью, время для оценки у тебя есть. И для исправления тоже. Точно так же, как и у меня.
Эва немного помолчала, раздумывая.
— Я, например, хочу вернуться в профессию. Устроиться, как и раньше, в больницу, если возьмут. И думаю здесь остаться, — немного застенчиво призналась она на встречный вопрос. — Конфликты, гражданские войны — этого сейчас везде хватает. Если уж суждено погибнуть от шальной пули, так какая разница где, здесь или на родной планете?
— Больница — это хорошо. Только здесь, что-то мне подсказывает, всё будет становиться хуже от года. Социалка — это первое, по чему бьет гражданская война. Впрочем, может, ты собираешься работать на корпоратов? Частично панацея, конечно, но тоже не от всего...
— Корпораты или кто-то другой — какая разница, кто работодатель? — пожала плечами Эва. — Дело врача — спасать жизни. И главная его ценность именно она, человеческая жизнь. Мужчины или женщины, азиата или европейца, мусульманина или иудея, богатого или бедного, корпората или же нет — неважно, всё это наносное. Каждая жизнь важна и одинаково ценна. И мой долг попытаться спасти их все.
— Корпоративная больница не спасает жизни. Она обслуживает клиентов. Если ты живешь за чертой бедности и не можешь позволить себе страховку, то будешь работать за одну еду. Пока не отобьешь потраченное. Когда я работал в реабилитационном центре при своей колонии, зеки, если их туда принудительно доставляли, стремились как можно быстрее выписаться из медблока. Обивали кабинеты, прошения писали, — голос Стаса дрогнул от давно погашенного гнева. — Потому что за каждый день, за каждую процедуру и за каждую таблетку корпорат выставлял счет, отправляющий на самое дно. Туда, откуда они встали на путь преступления. И они... не были рады спасенной жизни. Жизнь ничего не могла им предложить.
— Я этого не знала… — Эва заметно погрустнела. — Когда высшая ценность перестаёт быть таковой… ужасно. Хуже не придумаешь — это край бездны.
Помолчав немного, чуть помявшись, она добавила:
— Просто не хочется мне на Землю. С ней связаны не лучшие воспоминания и совсем невесёлый период жизни... А здесь можно начать с чистого листа. По крайней мере, попытаться.
— А я вот на Земле никогда не был, — признался Стас.
— Да? — немного удивилась Эва. — А где ты родился?
— Всё там же, на Перше-четыре. Правда, что на Земле четыре пятых населения за чертой бедности?
— В процентах не скажу, но живётся там и впрямь непросто... — вздохнула женщина. — Социальные проблемы, вспышки эпидемий, безработица и голод... Думаешь, пошла бы я на такую работу от хорошей жизни?
Она покачала головой.
— Моя мечта — как-то переселить семью сюда, вытащить их оттуда. Как бы это странно ни звучало, но здесь спокойнее. Но, сам понимаешь, затея довольно дорогостоящая. Может быть, когда-нибудь...
— Если бы я мог выбирать, то не остался в Веге. Поконтактировал с людьми, которые тут, гм. Работают, скажу так, — Стас посмотрел на Эву. — СПО — не просто военная хунта. Это самая большая и организованная банда, иначе не скажешь. Вся борьба с криминалитетом, которая ей велась, была лишь устранением конкурентов и зачисткой концов. И эти черти, которые продолжают тут что-то делать (вроде Эскобара), связаны с СПО напрямую и платят долю. Здесь ничего не будет становиться лучше. У СПО нет поддержки с Большого Космоса, время работает против них. Чем дальше идет гражданская война, тем сильнее здесь будут закручиваться гайки, помяни мое слово.
Он о чём-то подумал и вдруг улыбнулся.
— Я бы отправился на запад. НДФ не работают на корпоратов, а борются с ними и их марионетками. За рабочие места, которые у них отняли, за право честно трудиться и получать по труду оплату. Не хотел бы я в ходе заказа выступить против них в бою. Они в ярмо войны за идею впряглись, а мы за деньги. А при прочих равных деньги — плохая мотивация. Нерабочая.
— Да, — согласным эхом отозвалась Эва. — Только вот никуда без них в эпоху капитала.
А затем тренировка продолжилась. Вернее, окончилась.
Удар пришёлся как-то не так, как планировался. Резкая боль в кисти заставила Эву охнуть и с мучительной гримасой согнуться.
— Кажется, на сегодня с тренировкой покончено... Вот уж поистине стальные яйца у вас, командир, — выдавила она из себя через силу, попытавшись скрасить травму шуткой.
— Тебе помочь? Давай в лазарет.
Но в самом лазарете у Стаса все словно валилось из рук. Вселенная, похоже, не помогла ему в очередной раз.
— Ничего, в следующий раз подтянем тебя по медицине в качестве ответной услуги за крав-магу.
Усевшаяся на кровать-каталку Эва (чтобы вызвавшемуся добровольцем Стасу было удобнее проводить манипуляции) ободряюще улыбнулась. Похоже, за руку она ничуть не обиделась.
— Не было бы лучше этих следующих разов. Разве не врачи прощаются словами: «Желаю больше никогда Вас не увидеть»? — пошутил Стас.
— Есть такое, ага, — весело кивнула врач в роли пациента. — Да не переживай ты так, обычное растяжение. В конце концов, нас всех скоро уволят и стрелять мне не придётся, — она усмехнулась. — А тем более оперировать. Я пока только резюме разослала, на новую работу ещё не приглашали.
Эва помолчала, но было видно, что она хочет добавить ещё что-то.
— На самом деле, спасибо тебе, — наконец, решившись, проговорила она сбивчиво. — Не за тренировку. То есть, за тренировку, конечно, тоже, просто...
Она провела здоровой рукой по волосам, как будто не знала, куда её деть, и потупилась.
— Я только сейчас осознала, что ты меня давно зовёшь по имени, надо же...
— А ты со мной давно на «ты» перешла, — Стас дурашливо посерьезнел и объявил: — Всё. Обоюдное нарушение профессиональной этики, оператор Картер! Сейчас строимся в колонну по одному и идем сдаваться территориалам. Штат под расформ, командира за решетку!
Он засмеялся, но вышло не очень весело. И даже напротив — веселье не просто улетучилось, а даже толком и не занялось. Не так смеются над шуткой и не так смеются, когда пытаются разрядить ситуацию. Так смеются или огораживаясь от чего-то, или давая отсрочку неким вещам, к которым подошли вплотную. Эта отсрочка всегда иллюзорна. Да, она дает немного времени подумать, что делать дальше, но никогда в корне не переламывает ход событий. И не влияет на наступление неизбежной поры действовать.
Идти на решения и принимать их последствия. Ошибаться и выносить груз ошибок.
Действовать.
Стас присел рядом на тахту лазарета и взял Эву за здоровую руку. А затем переплел свои пальцы с ее.
Чуть прохладные пальцы дрогнули и сжались несмело, когда Эва, подняв глаза, взглянув на него пристально, прошептала единственное слово:
— Стас…