Сегодняшний рассвет я встретила в полулотосе, как в первые дни, когда только прибыла сюда. Прошло каких-то три месяца, даже меньше, а кажется, будто целая вечность — столько всего произошло и поменялось. Изменилась и я.
Этим утром я проснулась и впервые ясно осознала, чего хочу. Сумбур, царивший в голове, поймавший мысли в капкан, отпустил наконец, уступив место ясности. Буддисты считают, что на жизненном пути невозможно ошибиться — это просто череда решений, каждое из которых прокладывает тропинку в какое-то из ответвлений распутья. Оно своё у каждого, и тупиков здесь нет. А если вдруг тебе показалось иначе, сядь поразмысли, отпусти и не спеши что-то предпринимать. Не нужно горевать, что когда-то там в какой-то момент стоило сделать другой выбор. И уж тем более сожалеть, что вовремя не повернул обратно. Жить — значит идти вперёд.
Сейчас я понимаю это. Жаль, что для осознания такой простой истины потребовалось несколько лет. Бесценные дни и месяцы ушли на цепляние за прошлое, бегство от него и борьбу с его призраками. Джонни уже давно нет среди живых, а ведь всё это время я даже мысли не допускала о том, чтобы вернуться на Землю. Боялась. Что самое печальное — позволяла этому страху руководить своими решениями. Это он заставил меня бросить работу в больнице. Это он погнал прочь, закинув меня на другой конец космоса. И он же отнял меня у семьи. То время, которое мы могли бы провести вместе, уже не вернуть, — вот то единственное, о чём я буду сожалеть всегда. Остальное же... Было и было. Я не безгрешный, всезнающий Бог. И даже не бодхисаттва.¹
Перед пробуждением мне снилось, что я стою, подняв вверх затянутые в хирургические перчатки ладони. Недавно началась моя суточная смена, а на операционном столе, залитом ярким белым светом, очередной пациент, которого только что привезли по скорой. Анестезиолог кивает, давая понять, что наркоз подействовал и можно начинать. И протянув руку ассистирующей медсестре, я уверенно говорю:
— Скальпель.
Вот чего я хочу. Только бросив стационарную медицину, я осознала, что моё истинное призвание — быть доктором Картер. Помогать и спасать. Не забирать жизнь, а дарить вторую. И чего я точно не хочу, так это жить с горьким чувством вины за чью-то смерть на пыльных задворках промышленного склада. Что не откачала, хотя могла бы, будь под рукой что-то большее, чем коагулянт из мобильной аптечки и пара бинтов.
По словам Здено, приоритеты у «GDS Global» сменились и наш отряд подлежал сокращению. Не дожидаясь окончания контракта (который женщине точно не продлят, когда есть ребята крепче и опытней), я разослала резюме в медцентры, где могли бы пригодиться мои руки. Корпоративную больницу, в которой находилась как пациент, тоже не обошла вниманием — здесь я просто спросила прямо, через своего лечащего врача. Остаться на Аль-Тарфе — а почему нет? Мало в каком уголке Вселенной сейчас был полный штиль. Военные столкновения, социальные конфликты, экологически точки напряжённости — во всех местах обитания человека было неспокойно. Люди везде примерно одинаковы. Оставалось лишь решить вопрос воссоединения с семьёй...
Ах, кого ты обманываешь, Эва. Это не единственный насущный вопрос.
Когда игрушечная лошадка открылась, обнаружив внутри кольцо, я не знала, что делать. С отношениями у меня вечно не клеилось. А те, что случились, были насквозь пропитаны ядом насилия. Мне никогда не делали предложений руки и сердца, и к такому жесту — тем более от молчаливого, закрытого Чана — я была совершенно не готова, но не в этом была причина растерянности. Несчастный случай на последней миссии учинил в душе полнейший раздрай. Будто разом обнажил все болевые точки и проблемные вопросы, которые копились годами и всё откладывались на потом — так я себя оправдывала. И тут посреди всего этого хаоса... вдруг кольцо.
Казалось бы, вот он шанс не состариться в одиночестве — хватайся и держись. Но одно короткое слово, требующееся для ответа, застряло в горле. Я не могла вот так просто решить судьбу другого человека несколькими звуками. Потому что сказать «Нет» представлялось слоном в посудной лавке чужой души, а «Да» было сродни лжи. Я не хотела лгать. Уж точно не ему.
Да, лжи. Что такое умолчание, как не ложь? А я умалчивала. Он же ничего про меня не знает. Кто я, откуда, чем занималась раньше и как оказалась здесь... А если б знал, всё так же твёрдо было бы его желание пойти вместе одной дорогой?
Брак, семья... Для меня эти понятия не мыслились без детей. А дети... Какие теперь дети с моим-то диагнозом? Чан, конечно, о нём не в курсе, и я могла бы промолчать. Но честным ли будет такое сокрытие с моей стороны? Да, конечно, у меня есть пятилетний сын, которого родила не я и оставила на Земле, но Чан не знает и этого. А потому сказать тогда в больнице «Да» означало лишить его возможности испытать когда-нибудь счастье отцовства, вместо этого обременив чужим ребёнком. Справедливо ли поступить так?
Замком тогда в шутку предложил всем выйти, и я вдруг подумала: а это идея. Потому что хорошо бы объясниться, но не при всех же, прямо здесь и сейчас... Некоторые раны заживают слишком долго или не заживают вовсе, покрываясь лишь тонкой корочкой. Чуть тронешь — и закровит снова. Часть моего прошлого — такая рана. Она не для всеобщего обозрения.
И я ничего не сказала. Распереживалась, совсем расклеилась, не сумев всё же сдержать слёз и стыдливо закрыв лицо руками. Досадуя на себя, что при всех, позор-то какой...
— Я пока не могу... Всё так сложно... — кое-как успокоившись, выдавила из себя вместе с извинениями.
Посиделки в больнице для меня закончились жутким похмельем на следующий день. Когда опустошился гидратор, в ход пошли коньячные апельсины Макса. Впервые за долгое время воздержания я позволила себе нарушить жёсткий запрет.
— Опять ты за старое, Эва? Тебе же совсем нельзя пить, нисколько. Забыла? — укоризненно прозвучал внутренний голос.
— Заткнись, теперь совсем другой случай, — ответила я и отвинтила крышку.
Славно посидели. Я не ожидала найти эмоциональный отклик на свою проблему в практически чужих людях — тем приятнее стало на душе, когда я осознала, что ошибалась. Лечебным бальзамом легло на сердце.
С кольцом же... Я взяла время подумать. Чтобы просто посмотреть друг на друга вне работы. Чтобы собраться с духом и рассказать о себе прежней и нынешней — так подсказал моральный компас. Так будет правильным. И теперь я здесь, греюсь в лучах восходящего солнца и спрашиваю себя, не стану ли обузой, если отвечу согласием. Каждое утро во время медитации задаю себе этот вопрос.
Затишье на рабочем фронте, в отличие от деятельных мужчин, меня не нервирует. Всегда можно занять время изучением новых навыков. Или обсуждением с Генри профессиональных тем.
— Слышала, ты владеешь особым стилем рукопашной борьбы? — обратилась я к командиру, когда тот не был занят дебатами с Бандитом. — Научишь?
Даже если контракт Стас продлевать не собирается и у нас есть всего несколько дней, я успею обучиться хотя бы основам. Всяко лучше, чем ничего.