Раннее утро второго дня,
внутренний двор базы
Я подставила лицо ласковым, тёплым лучам и закрыла глаза. Зрение сейчас не нужно, даже излишне — тело помнит всё. Каждую асану за свою жизнь я повторила столько раз, что не берусь назвать даже приблизительный счёт. Тысячи? Сотни тысяч? Миллионы?.. Да неважно. А что действительно важно в теперешний момент — это дыхание. Дыши, Эва. *
Глубокий, медленный вдох. Прогиб назад. Сплетённые руки стремятся ввысь, к самому небу. Здесь замечательная погода. Количество ясных дней вполне способно соперничать с широтой Майами. Жаль только, океан далеко — пешком не добраться. Конечно, можно выкроить время в отгул и подловить попутку… Надо попробовать. Транспорт базы я даже не рассматривала: у местного начальства каждая стреляная гильза под роспись — чего уж говорить о нескольких литрах бензина. Даже спрашивать не стану, уже знаю ответ: «Не положено», «Не по уставу», «Здесь вам не курорт», и так далее, и тому подобное.
Бумажки, бумажки, бумажки… Вчера по прибытии пришлось заполнить их неимоверное количество. И какое в этом удовольствие — жить по протоколу, подчиняясь мёртвым закорючкам? Оксюморон какой-то. Не жизнь это — так, существование по накатанной колее, которую сам же изо дня в день углубляешь движением на автоматизме. Нет, я не анархист, просто ценю иную Жизнь. Дыши, Эва.
Выдох. Левая нога плавно уходит назад, делая широкий шаг. Мягкая растяжка. Босые ступни приятно прилипли к коврику, давая точку опоры для динамических поз. Солнечные зайчики вовсю скачут по щекам, перепрыгивают на плечи и шею, резвятся на груди, но это приятная щекотка. Утро ещё раннее, и солнце не столь активно, чтобы оставлять на коже ожоги. Наверное, к полудню всё изменится. Не просто же так вчера в личных кейсах нам раздали по тюбику солнцезащитного крема?
Правда Лина больше всего радовалась тактическому бюстгальтеру и даже меня заразила своим «примерочным» энтузиазмом. Милая, жизнерадостная девушка, к тому же коллега. Новое знакомство меня обрадовало. Всегда приятно иметь рядом кого-то, кто воспримет с полуслова — и не только в профессиональных вопросах. Некоторые вещи, сколько ни объясняй, мужчине не понять. Да и не очень-то хочется.
— Как прилетим, первым делом напечём бисквитов, — вклинилась я мечтательной ремаркой в весёлую трескотню Лины. — Можно даже шоколадных. Любишь бисквиты?
А потом свернулась клубочком и задремала до самого приземления.
***
— Если уж вы Stanislav, то я Эва. А это Лина. Как прародительница всех женщин Ева и первая жена Адама почти-Лилит — легко запомнить.
Спокойное замечание, без вызова или выпендрёжа. Если хочет быть уважаемым командиром, придётся потрудиться запомнить имена своих подчинённых. К чему вообще эти дурацкие клички? Нет в них никакой энергетики, и приятной слуху музыки тоже нет.
Имя новоиспечённого командира я наверняка произнесла с акцентом — очень уж непривычное, кажется, славянское? Стэн было бы куда проще, но это не мне решать.
На лица членов команды я почти не запомнила: всё время театрализованного представления (а как ещё назвать эти смотрины с выстраиванием в шеренгу?) мой интерес был прикован к другой части тела — рукам. Они порой говорят куда больше, чем глаза и губы. Интересные наблюдения…
Нет, я не имею привычки беспардонно глазеть, но этот мой взгляд — спокойно-пристальный, бесстрастно-оценивающий — большинство окружающих почему-то недолюбливает. «Как будто сверяешься с анатомическим атласом, все ли кости на месте, каких не хватает — и такой сразу думаешь: блин, я что, дефективный?» — так однажды его описал Майкл. У него даже словечко специальное придумалось — «рентгенить». Возможно, сказывается профдеформация хирурга. Через какое время практики она там начинается?..
— Есть вопросы. Один. На вышеописанные непотребства выезжать в город тоже в сопровождении?
Я улыбнулась, невольно представив сцену диалога:
— Сэр, разрешите отлучиться в город.
— С какой целью?
— Лично-увеселительной.
— Увеселение у нас только коллективное, на крайний случай — в парах. Так что выберите себе компаньона.
Громкий он, этот Здено Майорош. Мужчины часто думают, что в крике — сила и власть. Что если повышать голос, то тебя лучше поймут и охотнее подчинятся. Нелепое заблуждение. Но кто я такая, чтобы рассеивать иллюзии? Моё дело — кивнуть и улыбнуться.
Я уже привыкла. И к комментариям-шуточкам, отпускаемым тут же при тебе, будто ты слепоглухонемой предмет мебели, и к этим пренебрежительным взглядам в духе «Ты себя в зеркало-то видела, птичка-невеличка?». Тебя ни во что не ставят, с тобой не считаются — норма на подобной работе — и только потому, что у тебя между ног не то же самое, что у них.
Поначалу я злилась и сетовала на несправедливость — со временем стала относиться равнодушно. По дзен-буддистски так. Есть, мол, и есть. Как было, так и пройдёт. В конечном счёте я знала, что меня возьмут, была уверена с самого начала. Эти ребята, какими бы профессионалами ни были, всё же не боги, а значит, рано или поздно далёкая от габаритов «шкаф два на два» Картер им понадобится. Уж что-что, а мои руки свою работу знали хорошо. Кто сказал, что худые, миниатюрные пальцы — минус для хирургии?
Они начинают уважать потом. Когда стиснув зубы стонут, пока ты копаешься в месиве внутренностей, выковыривая свинец. Или когда с мольбой в глазах хватают за руку: «Док, ты же меня подлатаешь?», а ты отвечаешь: «Будешь как новенький» — и несколько часов вместо ампутации собираешь по осколкам, как паззл х64, потому что рука правая и жалко оставлять калекой такого молодого. Когда до чёрных мух в глазах и неворочающейся шеи отлипаешь наконец от операционного стола и замертво проваливаешься в глубокий сон. В этот день ты вдруг перестаёшь быть для них пустым местом.
***
— Красавица…
Мои пальцы легонько поглаживают тёмную гриву. Ненавязчиво, осторожно — чтобы дать животному к себе привыкнуть.
— И как тебя сюда занесло? Ну ничего, мы тебя приведём в порядок.
Не ожидала увидеть здесь лошадь, но тем ощутимей улучшилось настроение, когда нечаянная встреча состоялась. Не сказать чтобы Плотву содержали в подходящих условиях: спутанная, давно не сриженная грива и отсутствие всякого угла, где можно было бы спрятаться от зноя, говорили сами за себя. Но хотя бы не морили голодом — и на том спасибо.
— Да уж, не повезло тебе с окрасом — в такую-то жарень всё солнце твоё, как магнитом притянет. Ну ничего, это дело поправимое. Вон Чан говорит, навес соорудить — хлопоты недолгие, в самую жару спрячешься в тенёчке.
— Ты ведь Чан, да? Извини, если перепутала с фамилией, я плохо разбираюсь в азиатских именах собственных… — эта фраза предназначалась уже замкнутому китайцу. — Можно я здесь побуду немного? Если с чем нужно помочь, говори, я с радостью.
***
Профессиональные обязанности тоже не ждали. Меня вполне предсказуемо определили на службу по медицинскому профилю, и теперь я осматривала вотчину.
— Знаешь, Лина, ерунда это всё, разнарядка, должности… Кто там старший, кто простой — гадость, терпеть не могу. Давай не заморачиваться? Будем действовать по ситуации.
Пока я работала в больнице, операции велись по договорённости между собой. Чувствуешь себя посвежее, квалификации хватает — за работу, сегодня ты ведущий хирург, а коллега ассистирует. Завтра роли поменялись.
— Да-а, про стерильность здесь, похоже, никто не слышал… — с сожалением заметила я, обводя взглядом палатку, отведённую под санитарный блок.
Надо бы переговорить с Квеценем.