— Благоразумность у всяка своя, — назидательно подняла палец вверх молодая полуэльфийка, которую никто не называл иначе, чем «Синица», поскольку если у неё и было когда-то данное при рождении имя, знать она его не знала. — Лавочнику благоразумно продавать свою снедь подороже, а вот ежели я в лавку зайду, то мне благоразумно подешевше её взять, сечёшь? Так что какая тут благоразумность надобна — это лучше щас сказать... Чтоб потом недопониманий не было.
Её голос был чуть грубоватым и хрипловатым, особенно для барда, причём дело тут было не только в том, что она только что закончила собственный рабочий день, от которого кто-то без опыта голос потерял бы и вовсе ещё до половины срока. Еле заметный скрип, вроде старой несмазанной двери, которую медленно приоткрывал холодный сквозняк, чуть сипения испуганной собаки, да щепотка храпа загнанной лошади вряд ли могли покинуть его окончательно, но, тем не менее, когда дело доходило до пения, она каким-то образом умудрялась запихивать всё это куда-то вглубь, не оставляя в чистом звуке и следа, и намёка на своё прошлое. Было ли то той самой бардовской магией, некоторые секреты которой были ещё неприступнее запретных знаний некромантов, потайных рун жрецов и недоступных пониманию тайн арканистов, или же собственным её умением — кто знает?
— Мы тут, навроде, наедине, — добавила девушка, привычным движением убирая неостриженную светлую чёлку за заострённое ухо. — Так что стесняться неча. Что не растрезвоним о «задаче» энтой... ну, слово даю, не жалко ж.
То, что её слово не стоило и ломаного медяка, она предпочла не упоминать, хотя, впрочем, в её планы и впрямь не входило доносить на незнакомца. Нет, не потому, что она бы этого никогда не сделала, а по куда более прагматичной причине — в Мулмастере у неё, да и у их компании вообще, попросту не было никого, кому они могли бы рассказать о чём-то таком. Страже? Своим многочисленным друзьям и союзникам? Тут, надо признать, у их собеседника могло быть заметное преимущество.