"— Аля хочет на войну, — вдруг потребовала Аля и, несмотря на все уговоры, начала плакать.
— Война далеко, — говорит старик.
— Аля хочет далеко.
— Аля еще маленькая, — говорит старик.
— Аля большая, Аля хочет на войну.
— Война спит, — говорит старик.
— Война спит, — шепотом повторяет Аля и, приложив к губам пальчик, делает испуганное лицо и уже не плачет. — Т-и-и-ише, война спит, мячик спит, кукла спит.
...
«Война спит», — вспомнил Матиуш слова смотрителя маяка.
Война спит, но в любой день может проснуться. (с)
– "Януш Корчак: Матиуш на необитаемом острове"
Говорят, война никогда не меняется... Но это всего лишь красивая фраза, дешевое упрощение невообразимо сложных явлений. В действительности каждая из войн есть уникальный калейдоскоп подвигов и кошмаров, надежд и разочарований, верности и предательства, никогда не дающий двух одинаковых картинок. Проходят годы и до неузнаваемости изменяется стратегия и тактика войн. Там, где в прошлом главной заботой было вывести на поле боя как можно больше закованных в железо всадников и удержать их боевой дух на высоте, теперь рычат моторы и ветвятся логистические схемы, рассчитывающие потребности огромных фронтов в тысячах тонн сотен наименований грузов. Города подвергаются ужасающим бомбардировкам, чтобы лишить вражеские фабрики рабочих рук и чтобы снаряды с этих фабрик не попали на фронт - кому бы прежде такое пришло в голову? Разве что блаженному Иоанну среди видений его "Апокалипсиса". Война изменилась - и тем больше растерянности она вызывает у человека, которому, быть может, понятнее и проще было бы скакать на коне навстречу врагу с мечом в руках и знаменем впереди.
Оставленная этой войной воронка в душе есть у каждого, кто ее пережил, а не просто прочитал сухими строчками в газете или энциклопедии. Вцепилась война в Бойчева, не давая ему спокойного сна и неизменно догоняя летучими ночными кошмарами, где бы он ни прятался от неё - и только в спрятанной от людей землянке под пологом старого леса, куда более древнего чем даже сама Руритания, он нашёл убежище и покой в одиночестве. Покой недолгий и полный предчувствия скорой грозы, ведь над страной вновь нависла угроза войны - но каждый из этих дней без кошмаров восполнял Бойчеву силы, которых вскоре потребуется очень немало, ведь однажды на его землянку наткнутся юнцы-партизаны из разгромленного отряда и Круму будет суждено стать для этих растерянных вчерашних детей командиром - или, как его будут называть они сами, "батей". И тогда Бойчев найдет в себе силы взглянуть в глаза своему страху и не убояться его.
После переворота многие, включая доктора Левандовского и маленькую медсестру Дю Маре, решили, что пришли последние времена и настало время искать иного пристанища - и Старый и Новый Свет наводнили руританские эмигранты всех мастей и политических убеждений, включая даже и неожиданных коммунистов, которые не вписались в "линию партии" при Фёдорове в отличие от осторожного и прозорливого фон Готта, вовремя "сменившего флаги". Судьбы их складывались по-разному, как и в былое время, когда все они еще были гражданами одной страны, пусть и обреченной на раскол и междоусобицу. Некоторые угодили из огня да в полымя, попав под каток репрессий на Востоке, где железной рукой "выпалывали" любые намеки на возможных пособников будущему врагу, или на Западе, где различные "фюреры" возбужденно вещали с трибун о чистоте расы и безжалостной борьбе с "вредителями". Добравшимся до Нового Света предстояло пробиться сквозь толпы безработных и уцелеть в борьбе за место под солнцем, ведь их "птичьи права" эмигрантов лишь усугубляли и без того низкие шансы заработать себе на жизнь при всеобщем экономическом кризисе. Но по иронии судьбы именно страшный военный опыт помог некоторым из них в мирной жизни, ведь повидавший сотни смертей и спасший сотни раненных врач везде найдет себе работу - как нашли её в конце концов Левандовский в Нью-Йорке и Дю Маре на маленьком острове Гернси (где саму Лидию перед самой войной отыщет пропавший и, по слухам, расстрелянный руританскими "службами" Готт - но это и в самом деле уже совсем другая история).
Нашёл свое место под красным знаменем новой Руритании Депфауш, ставший жестче и подозрительней в огне гражданской войны - именно такие люди были нужны Фёдорову для "работы" опасной и грязной, но необходимой для будущих поколений. Казимир стал настоящей грозой шпионов и саботажников, а его послужной список был столь внушительным, что сам "товарищ Фёдоров" неоднократно отмечал заслуги комиссара и неизменно закрывал глаза на доносы о маленьких странностях Депфауша вроде разговоров с воображаемыми людьми в одиночестве. Возможно, Казимир всё-таки сошел с ума - но его безумие органично вписалось во всеобщее помешательство мира и потерялось на фоне того, что вскоре начало твориться в Европе и по всему миру. Когда в Руританию придут нацисты, Депфауша будут несколько раз объявлять мертвым, но так и не сумеют доказать этот факт, а после войны в 1958-м году один из делегатов международного съезда в Москве перегреется на летнем солнышке и в бреду будет по-венгерски уверять докторов, что встретил на бывших Патриарших, а ныне Пионерских Прудах старика Казимира из Руритании - но никаких подтверждений тому не получит и отправится домой в Будапешт с легким стыдом и в растерянности.
Вспоминали ли они о "полковнике Яне", хрупкой женщине, что тянула лямку армейской службы получше многих мужчин? Или о Карштайне, патриоте республики, палец которого нажал на спусковой крючок офицерского револьвера, оборвавшего жизнь Янины в скоротечном бою? Может быть кто-то помнил про фаталистичного Гольдмана, жившего будто бы в полусне и с беззаботной лихостью принимавшего роковые решения, одно из которых привело к гибели Карштайна, а другое поставило самого Гольдмана на прицельную линию винтовки Бойчева? Эти трое навсегда остались в туманах памяти остальных, продолжая вести странное призрачное существование до тех пор, пока живы те, кто их помнил. И порой заставляя выживших разглядывать свои морщины и седину в зеркале, сравнивая себя с теми, кто навсегда остался молодым в одна тысяча девятьсот тридцатом году.
"Эта война положит конец всем войнам. И следующая, конечно же, тоже" – мрачно шутил один человек, намекая на то, что конца и края им не видать. Видно, такова уж человеческая натура, что не позволяет мирно уживаться с себе подобными и кружит голову уверенностью в том, что именно твое дело правое, а враг будет разбит с легкостью, как побивается крапива палкой заигравшегося мальчишки. Но всё оказывается иначе, нежели в воображении. Война - не волшебное царство, выдуманное сочинителем сказок специально для совершения подвигов славным героем, а всего лишь часть жизни и такая же сумбурная и пугающая, как и сама жизнь. Война состоит из бесконечной скуки, тоски по дому, горечи, растерянности и страданий, среди которых лишь изредка брезжит надежда на победу и возвращение назад - но даже вернувшиеся осознают, что были обмануты собственными ожиданиями, ведь вернуться назад так, как они это себе представляли, невозможно, недостижимо. Вряд ли они захотят и сумеют говорить об этом с теми, кому позже предстоит пройти через свою собственную войну и тоже навсегда измениться до неузнаваемости, повторяя путь предшественников. Может быть когда-нибудь другие люди другого сорта, с иными мыслями в голове, иными стремлениями, сумеют найти выход из этого круга и все народы на свете заживут мирно и счастливо, как это изображено художником на мозаиках Дворца Съездов в Стрельсау...
Но до тех пор эти железные жернова будут вращаться еще очень долго и перемелют множество судеб. Небо над Дворцом Съездов будет черным от дыма пожарищ и судьба маленькой Руритании покажется лишь вступлением перед намного более страшными событиями, ожидающими человечество, венцом которых станут чудовищные грибы, вырастающие над сметенными ударной волной городами. Война вновь уснет, скованная усилиями дипломатов, волей народов и страхом политиков перед новым оружием. Её пламя ненадолго угаснет, чтобы вновь вспыхивать тут и там, горя локальными войнами по всему земному шару, рассыпая искры вражды и превращая в пепел целые страны и отдельные судьбы. Её угли спрятаны глубоко и тлеют долго.
Война спит, но в любой день может проснуться.