Герда нашла совсем не то, что искала. Вместо разумного и возвышающего аскетизма, обусловленной тяжёлой обстановкой на фронте ограниченности в ресурсах и укрепляющей "чувство локтя" и боевого товарищества необходимости делиться с ближним куском эрзац-хлеба и миской тощего "полевого" супа - вместо всего этого Цундерк нашла ВСЁ. И всё морально сокрушило Цундерк.
"...Зачем продолжать борьбу, зачем рисковать своей жизнью и приносить жертвы во имя Фатерлянда, если у тебя и остальных уже есть всё, а карланы за твоей спиной имеют в десять раз больше чем всё? Эта война бессмысленна, мы преданы нашим собственным командованием. Мы сломлены изнутри, в нас нет духа и воли, необходимых для победы. Только карланы выйдут победителями из этого ада..." – так думала девочка в противогазе с жестяной миской в дрожащих руках, а в линзах ее противогаза отражался такой же дезориентированный и напуганный Никита и все прочие обитатели кажецианской столовой, будто сошедшие с полотен Иеронима Босха.
Когда ее нашел Кастор с мороженкой, Герда сидела в углу на полу, прижав ладони к каске, и, глядя в пространство перед собой, ломким голосом напевала странную песню:
Nun liebe Kinder, gebt fein Acht
Ich bin die Stimme aus dem Kissen
Ich hab' euch etwas mitgebracht
Hab' es aus meiner Brust gerissen
Mit diesem Herz hab' ich die Macht
Die Augenlider zu erpressen
Ich singe bis der Tag erwacht
Ein heller Schein am Firmament
Mein Herz brennt...