Пураменте, так пураменте... Отошел, к стеночке прижимаясь, прислонил перчатку. Жахнуло звуком поршня, светом полыхнуло, отшатнулся, клинок опуская, перчатку сбрасывая, и вновь лезвие поднимая для удара по тому, что высунется.
Не высунулось. Не успело. Шустер Бобер, плывет против течения из пуль, прогрызает себе дорогу винтовкой не глядя. Хорош. Кивнул себе. А там уже и закончилось, зазывает.
К краю прохода шагнул оглядываясь, врагов ища. А нет уже. Из плоти и крови противница лежит, чертит алые линии на полу. Это она стояла за ловушкой с дройдом? Убийца Мадлен, и практически его. Должен ли он испытать гнев и ненависть глядя в эти холодные глаза? Возможно. Но их нет. Только усталость внутри.
Поднял ключ-перчатку, убирая. Попробовал закрыть за ними дверь, команду перевозбуждённого боем амиго выполняя.
А оружие? Лежит себе и лежит, успеется. Люк тоже не убежит от них.
— Всё пураменте, Кастор, — хмыкнул, кровавые разводы на полу обходя, к девушке направляясь, — Тут всё пураменте, — отпнул кусок баррикады в сторону, мешавшийся.
Наклонился, чтобы взглядом встретиться.
— Жить хочешь, Снежинка?
Спросил. Клинок, на который оперся, лезвием развернул, чтобы свое отражение в нем увидела.
— Кивни, если да.
Нет средства более эффективного для отвлечения девушки от забот внешних и привлечения к внутренним, чем помахать перед носом штукой способной отражать её мордашку.
В целом, реакции только одной здесь ожидал. Диалог устанавливающей, вид отношений на новый лад перекраивающей.
— Аптечка своя есть? — спросил, дождавшись реакции, — Дырки заделать.
А дальше осмотреть, что можно сделать, Кастора не грабя напрасно.