«Все беды от того, что ты слишком много думаешь», как говорил кто-то – не упомнишь уже. Один образ становится активизатором для другого, картины сплетаются в плотную тяжелую цепь воспоминаний, пока прошлое не обретает плоть, стучась в и без того расстроенные мозги полицейским тараном. Наверное, не будь в теле системы стабилизаторов, ноги оперативницы бы подкосились, и ей пришлось бы опереться о ближайшую сколько бы нибудь ровную поверхность, лишь бы не упасть. Но тело – совершенный продукт ученых и механиков, умнее заключенного в него куска серого вещества, и таких эксцессов не позволяет. А обгоревшее до основы лицо не позволяет даже закрыть веки, на краткий миг отрезав себя от реальности во всей ее красе. Флорида только головой дергает, словно породистая лошадь, да выдыхает себе под нос короткое и жгучее:
- Сука! И это тоже забыла!
Прошлое – страшное оружие. Ни потеря ног, на падения, ни широкие провалы, ни люди и репликанты с автоматами не замедлили продвижения Флоры – а сейчас она замерла на несколько секунд, практически как вживую слыша, как тикает секундная стрелка незримых часов: «Так-так, тик-так». Медлить было нельзя, но и не остановиться тоже невозможно. И плевать она хотела на то, что охотнички за ее головой в любой момент могут вывернуть из-за поворота: знание о том, что ты кому-то действительно нужна, стоило того, чтобы прекратить носиться как ужаленная.
- Мия… - еле слышно покатала она на языке имя девушки. Первая встреча, первые попытки заговорить, наталкивающиеся на стену глухого отчуждения. Первая улыбка и рассказ о таких незначительных и таких важных для подростка проблемах. Попытки вникнуть в них, посоветовать что-то путное. Чувство радости за ее успехи, незаметно подменившее собой ответственность «за тех, кого мы приручили», и ответная улыбка, дурная и искренняя. Первая ссора, после которой стало ясно, что человек не собака, и вполне может укусить руку, кормящую его, если эта рука делает что-то совсем ужасное. Как редки были эти встречи, как скоротечны звонки! Но тогда, не смотря на всю радость, это казалось достаточным. А сейчас, когда в голове только обрывки былого, это внезапно стало таким важным, таким дорогим.
Флора отчетливо поняла, что в своем нынешнем состоянии она может перебирать эти крупицы памяти почти бесконечно, как скряга – монеты, и в итоге протупить и больше никогда не добавить к ним ничего. Сцепив зубы и сжав кулаки, женщина поднялась и мрачная, как ночь в ноября, принялась обшаривать остов репликанта, делая это, не смотря на клокочущую внутри бурю, деловито и основательно – профессионализм и опыт не пропьешь и, как выяснилось, не забудешь. Загнав в самую глубь отголоски мыслей о том, что было что-то еще, не менее важное, она перевесила на себя гранаты и поясную разгрузку, цепкими пальцами взяла винтовку, примерившись к ее весу. Четко и привычно обезличила ее во избежание отслеживания. Скривилась недовольно, чувствуя, что изменяет бедняжке-«Ру» с этим безымянным оружием, и пружинисто поднялась, по-прежнему ощущая рядом с хорошей, правильной злобой пустоту.
Замерла на миг на перекрестке, чувствуя себя словно в Лабиринте. Все попытки найти в этом комплексе единственного человека, к тому же привыкшего не оставлять после себя следов, стали казаться каким-то безумием, настоящий сюр: человекоподобное обоженное чудище ходит по темным коридорам в вечном поиске, вступает в скоротечный бой и идет дальше. Часами, днями, годами, вечностью… Словно посмертное наказание – бродить в черном нигде, не видя ни света, ни выхода.
Но это все была лирика – пора уже соориентироваться относительно лифта и двигаться в противоположную от него сторону. Или хотя бы обходить его посолонь, если для этого придется возвращаться. Кажется, идея отыскать следы Ортеги не взлетела, а значит, пора спускаться ниже и пытаться снова установить с ним связь.