- Раз ты так говоришь… - флегматично пожимает плечами женщина на слова своего начальника и любовника. Запрокинув голову так, что тяжелые длинные локоны рассыпались по спине и светлым простыням, она, блаженно сощурившись, глубоко вдохнула терпкий густой дым, наслаждаясь тем, как он заполняет легкие. Выдохнув туманное ароматное облачко, она улыбнулась. И хотя Корли мог без труда наблюдать, как вздымается и опадает красивая грудь, где только лишь часть формы была результатом труда многих специалистов, а все прочее – природным богатством, в движениях полуобнаженной флоры не было ни капли показного эротизма: она вела себя ровно так, как было комфортно ей, не задумываясь ни на миг, как выглядит со стороны.
Однако к проявлениям чувств все это не относилось: как и ее руководитель, Терренс привыкла скрывать свои эмоции как с помощью эмоционально-мимического корректора, так и путем самоконтроля. И уж кому, как не ей, было знать, что все то, что демонстрирует на публике исполнительный директор, есть всего лишь результат логического выбора, а ни в коей мере не прорвавшимися сквозь броню невозмутимости чувствами. Вот и теперь все показное сожаление вызывало только злую усмешку.
«Ах, я так люблю свою дочь и скучаю по ней! Ах, ты мне так ее напоминаешь! Ага, и именно потому, что я на нее похожа, ты со мной трахаешься, периодически при этом сравнивая себя с мехводом. Кажется, у кого-то Эдипов комплекс… или как он там называется, когда папочка хочет поиметь свою дочь? Видимо, именно поэтому и не может привыкнуть к ее отсутствию: если, конечно, в сказанном есть хоть немного правды».
- Значит, с прошедшим ее. – одними губами улыбается женщина. Спрашивать что-то и выпытывать подробности жизни любовника она не собирается: надо – сам расскажет, а любопытство кошку сгубило. Лучше пока что просто наслаждаться кальяном. Он, конечно, не заменит сигарет: как и они его, собственно. Одни – для собранности и приведения нервов в порядок, другой – для долгих бесед и ощущения расслабленности, успокоения и отдыха. Каждое хорошо по-своему и в свое время. И коли оно выпало, надо наслаждаться моментом.
Вновь затянувшись, Терренс плавным движением возвращает старинную трубку любовнику, устремив взгляд туда же, куда и он: за окно, где не прекращается метроном дождя. Дождь как кальян – он умиротворяет. Если, конечно, не мокнуть под ним.
Тяжелые густые капли просеиваются сквозь стекло, чтобы, осев на лице, вмиг застыть инеистой корочкой, заставляющей застыть все черты посмертной маской. Видение рассыпается мириадом кристалликов льда, режущих сознание на утопающие в крови мелкие осколки. Сквозь память о былом резкая, как удар под дых, проступает реальность, а на губах холодом остается невысказанный вопрос самой себе:
«Даже у Вика есть семья. А у меня?»
Впереди все также маячит генератор взвеси, продолжая свой монотонный труд, все также бьют в лицо и грудь крупные капли. Вот он – защита и одновременно помеха. А вот он за ним ход дальше. Что там, впереди? Неизвестность и, возможно, угроза – если он идет по направлению к лифтовой шахте. А вот за спиной угроза безо всяких «возможно»: пробраться оттуда карателям не представляет никаких проблем. А значит, настала пора открыть дверь и узнать, что там. Но предварительно обыскать деактивированного репликанта: верный «Крошка» так и не нашелся, и настала пора искать замену ему, пускай даже суррогатную. Только надо бы на ходу разобраться, как удалить контрольное устройство, чтобы ни одна тварь не отследила перемещения ствола.