Всем. Пока один, за размышлениями всяческими, возится с чужим барахлом, а другая в другое, но тоже чужое барахло облачается, "Кастор", винтовку в пол свесив, бдит. Привалившись к стойке, наблюдает за тем, как усаживается - плотно и монолитно - гермошлем на голову девушки. Хмыкает.
- Все хорошее когда-нибудь кончается, да. Буэн куло, хермана, а их я видел немало.
Шепчет.
- Даже слишком, если подумать.
Затем, когда находит телескопический рефлектор Тревор, отчего-то снова оживляется.
- Слыш, Хан. Был у меня один хомбре, давно еще, до войны.
Помолчав пару мгновений, прикладывает осторожно ладонь к чуть шероховатому на вид армопластиковому листу переборки.
- А там, похоже, вообще бальнеарио. Коста-де-Рока-Роха чисто, только без мескаля и путас...
Цыкает зубами - опять, да.
- Так вот. Хомбре, он тоже такую вергу с собой таскал, телескоп. Я ему раз сьен говорил - кидай гранату эн примера фила всегда, не играй в "Фуерсас Эспесьялес". Нет, мое эспехито очень важное и нужное, ведь граната - негуманно, там могут быть "хенте инофенте".
В конце голос чуть меняет, делая его нарочито тоньше и выше: явно копирует этого своего "хомбре".
- И что ты думаешь? В конце концов, одни ребята ему, на блик из-под двери, струю-то из ланфайямаса и пустили. "Хенте", карахо, "инофенте".
Щелкает беззвучно - только движение показывая - пальцами.
- Вот так, щелк, как мальдито анторча, раз - и в прах. Ритан...
Крестится, но как-то - даже на твой взгляд, Тревор, а уж на твой, Мадлен, хиспанцы традиционно не в пример религиознее ренголезцев-бланко, и подавно - не очень уверенно.
- Ло теньга эн су глория.