Губы сами кривятся в горькой усмешке. Представив свой облик, обожженный и затянутый в непроницаемую пленку, Флора морщится и качает головой – вот уж правда: «я тебя во сне увидел – больше спать я не могу». От ужаса, ага. Докатилась! Увидь ее сейчас Виктор, наверняка бы долго смеялся. А может, просто брезгливо посмотрел и потребовал «переодеться». Или восхитился новым образом и мигом бы оприходовал – экзотика же ж! Оперативник жаренная, безногая, озлобленная и неспособная говорить – красота же ж!
С рычанием она снова и снова взмахивает острым осколком, пытаясь пробить липкую оболочку. Всего какие-то десять минут назад она была видной и красивой женщиной, вооруженной и опасной. А сейчас? Огрызок, из всего оружия которой – она сама. Лежит хрен знает где, верного «Ру» рядом нет, передвигаться может только как паук-недоделок… что еще? Ах, да – черная дыра в памяти. Ну полный набор счастливой жизни корпората!
И пускай ситуация, давно вышедшая из-под контроля, плавно передвигается к уровню «глубокая задница», сдаваться она не собирается. Как там писал старо-древний поэт? «Я буду драться до тех пор, пока есть мясо на костях»? Вот, именно так и никак иначе. Кого бы на нее не натравил Ривас – она не отступит и не опустит покорно руки. Зубами, когтями, но будет цепляться за малейший шанс и выберется, хотя бы потому что…
Правда, с «потому что» как раз таки и был пробел. Флорида знала, что она обязана выжить, и не может поступить иначе, но вот ради чего – здесь память как раз давала сбой. Любой человек живет ради чего-то, что заставляет его действовать, а не существовать овощем (а тот, кто не имеет амбиций и цели, к которой стремится – не человек, а винтик в большой системе). Ради чего это все нужно ей? Прогибаться перед Корли, лезть в хрен пойми какую заварушку, переделать свое тело в машину – разве только ради карьеры? Это было бы слишком мелко и даже… как-то обидно, что ли?
Хотя, к слову о Викторе, глобальный сакральный смысл его существования, кажется, тоже был ей непонятен. Юнец (ладно, ладно – мужчина в самом расцвете сил!) с глазами все повидавшего старика – что он ищет от жизни? Искушенный, пресыщенный, уставший от всего этого дерьма, но продолжающий жить им, как будто смыслом стало само подобное существование. Нет, такого будущего себе Флора положительно не хочет.
И вот «целлофан», будь он трижды проклят, поддается! Все мысли мигом уходят, и остается только одно нестерпимое желание – сорвать наконец тот презерватив, в который ее затянули. Подрагивающие от нетерпения, бьющего по нервным волокнам как по струнам, пальцы вцепляются в проделанное отверстие, разрывая, расширяя его. И вот чехол содран, оставшись висеть у шеи гнусным подобием цветочных лепестков – вполне подходящее украшение для той дикарки, которой она на короткое время стала. Наконец мир заполняют звуки и чувства, ароматы тлеющего пластика и вкус пепла и пыли на «губах». Женщина смеется – вернее, пытается рассмеяться от переполняющего душу восторга. Раньше она была словно рыба, выброшенная на берег, а теперь снова вернулась в родную стихию! Ритан милостивый, если бы она могла, то наверняка бы сейчас разрыдалась от счастья! Застыв на несколько секунд, оперативный агент Терренс наслаждается запахами свободы. Весьма кстати вспоминаются чьи то слова: «Запах напалма по утрам – это запах победы»! И, мать вашу, так оно и есть!
Короткий миг слабости – и она снова стала самой собой. Или же вернулась привычная, въевшаяся в подкорку маска – что тоже неплохо. Первое же сообщение – напарнику. Без него выбраться будет гора-аздо труднее. Если вообще реально.
«Маркус. Жива, повреждена. К передвижению способна ограниченно. Ты как?»
Следующая мысль – о самоидентификации. CIN она помнит – уже неплохо. А вот «легенда» что-то в поверхностных слоях памяти не отложилась. А значит, надо вспомнить, любой ценой. Прокатит – и, может быть, не придется отбиваться от зоопарка «коллеги»-капитана. Ругнувшись и запустив осколком в куда-то, Флора прикрывает глаза, сосредотачиваясь.