Рубака расплылся в улыбке. Наконец мороз ушёл, другое дело. Оказалось, что нос и уши он давно уже не чувствовал, а теперь наконец вот они, родимые, на месте. Да и рукам и ногам сразу тепло стало, другое дело. Всё-таки в морозилке тусить дело гиблое. Левому уху стало особенно жарко, и проведя пальцами по нему, рейдер почувствовал приятную согревающую липкость. Мазанул по лицу и запрокинул голову. Вон, Фидель, живой, шевелится.
Что там хотел от него Фидель, Рубик, как ни пытался услышать сквозь ватную пелену звона в ушах, так и не понял. Сработал инстинкт - поняв, что он ещё жив, просто пополз подальше от лифта. Хотя "ползанием" это можно было назвать с большой натяжкой. Скорее - попытка перевернуться на живот с одновременным толчком ногами. Чтобы потом по-пластунски, разгребая ошмётки дымящегося на морозе металла, сдвинуться хотя бы на полшага. Рубака уже не питал иллюзий - где один снаряд, там и другой. Эти ублюдки могут долбить до посинения, пока не будут уверены, что здесь не осталось никого. В такой ситуации оставаться рядом с дырой было равносильно самоубийству.
Казалось, что счёт идёт на секунды, и с такой гудящей башкой невозможно думать, но между тем в голове так и роились мысли, на мгновение вспыхивая в темноте головы и тут же пропадая. Группа зачистки?.. Куда дальше то сваливать?.. Какого хрена так грудь болит?.. И что это за яркий свет такой?..