– Дерьмо! – не было особого смысла сдерживать рвущееся с языка проклятье, ещё когда рука капитаншы только полезла к затылку. Беспомощность. Как же отвратительно быть таким, внезапно. Но потом оставалось только лишь терпеть, сжимая зубы до скрежета. Он знал к чему все это шло. Яснее ясного. К грустному финалу.
Новая, совсем не рафинированная боль. Она не уходила, пульсировала как таймер. Боль составляла компанию. Было в этом что-то первобытное. Сколько лет уже люди вот так ведут допросы с пристрастием? Наверное с самой первой войны когда палка с примотанным камнем была верхом военной мысли. От боли и холода в голову лезли какие-то странные, посторонние мысли. Отвык сосредотачивается, когда хоть что-то мешает. Наверное теперь не попал бы в цель полсотни шагов, если бы ему вернули обычные глаза без модных наворотов. Импланты – это почти наркотик. А на краю жизни оказывается легче думается.
– Надеюсь ты сможешь так же легко избавить меня от мнемоблокады. – выдохнул медленно замерзая и руку сжимая в кулак чтобы болью заглушить медленное онемение идущее по телу маршем. – Я же не просто левый прохожий, раз попал в лабораторию с такой отличной защитой. Что-то видимо уже тут сбило мне матрицу мнемоблокады, теперь я помню лишь кусками жалкие остатки ложной личности. Но память, она возвращается иногда. Помню того кто вас мне сдал, тоже сверхчеловек как ты.
Помолчал не зная купится ли она на такую полуправду, эта Тауншенд – киборг перечитавший детских сказок.
– Можешь действительно звать меня дровосеком, имя я все равно не вспомнил. – зачем-то добавил улыбаясь в ожидании удара. Так было надо. Никто не верит первым словам.