Чудо двойного зрения всегда завораживает: ты словно становишься единой в двух лицах, и продолжение руки становится твоими глазами. Более того – ты сама на краткий миг становишься автоматом, сквозь прицел которого смотрит человек, и именно ты ищешь цель и даруешь ей ослепительную, обжигающую ласку небесно-синей плазмы. В такие моменты неважно, кто стрелок и с чьей стороны ты метишь болью оппонентов – важно только само ощущение отдачи и мягкость нагрева корпуса, построение алой клетки вокруг жертвы и траектория снаряда. Так, наверное, в древнейшие времена дикари преклонялись перед Божеством Войны и чтили его дары – смертоносное оружие. Сколько лет прошло, а человечество до сих пор не изменилось: импульсы мозга, облаченного в совершенное имплантированное тело, и мозга первобытного дикаря в момент охоты за двуногой дичью поразительно едины.
Каждое действие четко и завершено, каждое движение – на своем месте. Даже несчастный репликант стал сейчас всего лишь строчкой в поэме выстрела или небрежным росчерком кисти на экране. Багровая рамка делает его образ скоротечным и трагичным, и четыре удара ставят на нем крест. Первый – выйди, второй – умри, третий – прощай, четвертый – прости. Оваций не надо: это зрелище хорошо своей молчаливостью. Достаточно той награды, что багрянец обводов сменился на ликующий желтый.
На сей раз улыбка Флоры куда мягче и спокойнее: первый шажок сделан, потенциальная опасность устранена, и можно покинуть пенную негу ради полноценной и подвижной жизни. Совершить, так сказать, эволюцию, выйдя из воды на сушу. Погладив теплый ствол «Ру», доверчиво жмущийся к хозяйке, удовлетворенная первой, пока еще маленькой, удачей женщина уже было собралась покинуть обломки сквозь призывно манящий люк, как по ушам ударил оглушительный надсадный треск: словно взбесившийся великан решил смять обломки катера, словно жестяную банку, и запустить их в неведомые дали.
Все смешалось в один миг. Воздушная пенистость Эф-Гэ вмиг стала монолитно-твердой, словно женщина оказалась заживо в могиле. Но это было наименьшей проблемой: то, что гель после прекращения опасной для жизни экипажа обстановки станет снова мягким, она уже знала. А вот возможность быть раздавленной всем весом катера или оказаться насаженной на штырь, как еще недавно напарник, была ужасающе реальной. В ожидании удара оперативник сжалась, прикрывая собой верного «Крошку» - родной автомат более хрупок, чем ее модифицированное тело.
Груда металла, вовсе уже переставшая быть красивым кораблем, с грохотом, скрипом и стоном тысячи грешников рушится куда-то, по ощущениям – вниз. А вместе с ним будто в пятки уходит сердце, если оно, конечно, есть у человека, от которого остался только мозг. В ожидании неизбежного удара Флора закрыла глаза…
Миг, другой – все замирает в шатком равновесии. Не веря, что она жива и даже, вроде бы, цела, Флорида открыла глаза. Пена, кругом все та же пена, за которой почти вплотную стена, еще недавно бывшая потолком. Выдохнув сквозь зубы короткое «м-мать…», женщина не удержалась от того, чтобы в меру подвижности рук проверить себя и оружие. Сигнал тревоги, прежде бесполезно пытавшийся предупредить отчаянный экипаж, наконец смолк. Уже неплохо: не будет буравить мозг.
А вот прозвучавший откуда-то снизу вопрос – вообще чудо и настоящий подарок судьбы. Коллега-подчиненный еще жив, а значит, боеспособность их маленького отряда все еще на прежнем уровне. Первая мысль – крикнуть в ответ, разбилась о воспоминания о лопнувшем блобе, а посему, кивнув сама себе, оперативник вновь активировала передатчик, послав к нему окрашенную радостью мысль:
- Жив! Я цела и не пострадала, ищу возможность эвакуации. Ты сам как, боец… э-э-э, техник? Цел? Не познакомился поближе с новым штырьком? Можешь подняться ко мне?
А пока идет трансляция мыслей, ничто не мешает проверить прилегающую плоскость на предмет точек эвакуации. Найти тот же люк, из которого она стреляла, например, или разрыв в обшивке. И пора бы уже прекращать тянуть время, как мятную жевательную резинку: такими темпами ей впору именоваться не оперативником, а ленивцем. Аккуратно, стараясь не нарушить застывшую в практически первозданном хаосе систему, она принялась ощупывать стену перед собой.