Какое еще чувство может смениться с тем чистым, незамутненным восторгом единения с собственным оружием? Ни удовлетворенность от насыщения пищей, ни горячая ласка алкоголя, ни слияние двух тел в физическом контакте не подойдут даже близко к границе тех эмоций, за которыми начинается осознание собственной восстановленной целостности. Женщина даже удивилась: как она могла раньше, не имея под рукой верного «Крошки», вести себя так спокойно и рассудительно? Конечно, потеряй она автомат в бою или окажись без него на операции под дипломатическим прикрытием, то все равно от нее бы не дождались панического беганья по потолку и причитаний о своей горькой судьбе, но иметь ствол под руками и не иметь возможности дотянуться до него стало бы подлинным испытанием.
«Кстати!», - мелькнула непрошенная и чуждая радости мысль человека, привыкшего к аналитике, - «А почему все-таки Крошка Ру? Лягается потому что сильно, что ли? Эх, родная, что же в твоей головушке было до того, как падение повышибало все к такой-то матери?»
Однако вспомнить личное имя верного автомата, каким бы оно ни было, уже маленький подвиг и большой шаг вперед. У всего должно быть свое имя, свое место и своя судьба. О себе она уже вспомнила кое-что, и могла укутать тот нагой, как в первые минуты рождения, образ, что восставал из глубин забвения, в дырявую плащаницу памяти. Вспомнилось даже, пускай и несколько абстрактно, кем был безымянный боец. Техник – это не только специализация, но и определенный взгляд на жизнь – а значит, и отношение к нему иное. А теперь она узнала и имя продолжения своей руки, а через это можно вновь замкнуть цепь рассуждений на себе.
Однако пора было возвращаться на грешную землю. Оружие несло с собой и уверенность, и спокойствие, и осознание возможностей. Теперь она понимала, что караульный обречен, и вопрос был лишь в том, как он будет поражен. Можно было оставить его смерть на откуп системам «Крошки», но Флора предпочитала такие серьезные вещи, как убийство, пускай даже репликанта, оставлять за собой. Так надежнее и спокойнее. К тому же в случае неудачи можно винить себя и только себя, не имея даже шанса в глупой попытке возложить груз ответственности за провал операции на кого-то другого. Да и, чего уж скрывать, отпускать милого «Ру» от себя ну никак не хотелось.
Осознав наконец свои возможности, она сделала соответствующие выводы и переключилась с рассуждений локальных и тактических на общую стратегию. Сейчас столь не важно, почему человекоподобный кусок биоматериала счел ее врагом: проблема была в самом факте пробела в системе охраны. Перепрограммировали ли их, или из-за диверсии либо халатности слетели протоколы – это все частности, а вот то, что объект остался без правильной постановки охраны и воспринял своих за агрессоров – это уже серьезная уязвимость. Будь на месте репликантов обычные нормальные люди, конфликт можно было бы попытаться решить в зародыше, да и в принципе обмануть их было бы сложнее. А теперь имеем то, что имеем. Вот интересно, не потому ли это, что кто-то шибко умный решил сэкономить на охране? А начальнику этих тупорылых кукол она все равно рожу разобьет, чисто в воспитательных целях. Если тот еще жив, конечно.
Пока что же следовало действовать быстро и четко, прежде чем засадный дуболом опомнится. Выдохнув сквозь зубы, Терренс подняла над кромкой люка руку с автоматом, настраиваясь на поиск врага. «Убей прежде, чем убьют тебя: чудесная игра, не правда ли? Итак, милый, где ты? Раз, два, три, четыре, пять: я иду в тебя стрелять!»