Пальцы ласково скользнули по пластику, и сразу открылось цветком оружие, раскрывая свой смертоносный бутон. Флора открыто и радостно, даже как-то по-детски улыбнулась, ощущая в руках привычную тяжесть заключенной в плавную форму смерти. Идеальные, выверенные, опасные обводы, сразу превращающие хозяйку свою из волнующегося беззащитного (условно, но все-таки) существа в солдата. Винтовка – словно продолжение руки, словно недостающий кусок в мозаике, заполнивший, наконец, последнюю лакуну. Словно котенок лобастой головой, оружие ласково тыкается в руку, скребется тихим мурлыканьем на туманной границе разума, просит ласки и внимания. Проигнорировать это, не пустить в разум его продолжение нельзя, и женщина скользит кончиками пальцев от анатомических изгибов приклада дальше, по корпусу, по стволу до самой черной пасти. «Как же оно красиво», - блаженно щурится Флора, открывая сознание на подключение оружия.
Связь пока что может подождать: не смотря на действующий оборонительный протокол репликанта, нет никакой гарантии, что не подойдет подкрепление, после чего караульные не попытаются выдавить «нарушителей» за периметр. Пока что врагов мало, надо пользоваться условным паритетом сил, а ожидание и нерациональное расходование времени на небоевые процедуры может привести только к ухудшению ситуации. Следуя принятому решению, женщина позволила телу подняться сквозь плотную, непрозрачную массу ФГ.
А тем временем сквозь худую плотину забвения течет тонкий ручеек памяти, воскрешая образы и ощущения. В душе, если она еще осталась у такого человека, как она, прорастает разлапистыми ветвями смесь восхищения и страха. Поднимает голову перерастающая в гордыню гордость за то, сколь сильно и опасно ее лишенное человеческих слабостей тело, и вместе с тем внизу, под сенью самодовольства осознавшей себя примой на этой сцене женщины, бьется в силках модифицированного тела испуганная мысль о том, что она в какой-то момент перестала быть человеком, став всего лишь человекоподобным оружием. Что ее на это толкнуло? Почему? Стекла улыбка с лица, превращая его в недовольную, раздраженную мину. Хорошо или нет, правильно или нет, но в бою подобные рассуждения губительны. Она подумает об этом, допустим, завтра – если завтра вообще для нее наступит. Благо, лишившись опоры прежних чувств и ощущений, она может взглянуть на себя с новой стороны.
Рушится вместе с каплями воспоминаний тонкая нить, которая связала ее с напарником – техником, как подсказывает память. Встает нерушимая хрустальная стена между ней – оперативником, и всеми остальными: массовкой на ее бенефисе. Вот только сценарий пьесы потерян безвозвратно, и на правильные вопросы, кто виноват и что делать, нет ни одного ответа. Паники нет, но от всколыхнувшегося непониманием волнения ничуть не лучше. Почему же она, элита Корпорации, низведена до уровня обыкновенного патрульного? Почему вообще она здесь? Что происходит вокруг? Насколько все это неправильно и что предпринять ей, лишенной якоря знаний?
Флора скрежещет зубами, крепче сжимая винтовку. В задницу всю истерию. Она – боец, и разрыв цепи командования и долбанная амнезия не должны помешать ей выполнить простые и понятные действия. Оперативник она, нет, техник ее коллега или нет, они сейчас в одной лодке и должны действовать вместе. Что будет после, когда вернется память, станет ясно потом, а пока что надо выйти на оперативный простор и там уже постараться разобраться с происходящим. Наказать виновных, помочь нуждающимся и все такое. А пока есть неплохой шанс похоронить все сомнения честной и простой горячкой боя.
Только для начала надо вспомнить возможности оружия и понять, что она может противопоставить засадному «другу». Может, бесконтактную перестрелку, или, если он не может определить всеми чувствами наличие живого организма в шапке ФГ над люком, занять огневую позицию там, а может, просто и безыскусно вылезти и вызвать огонь на себя, дав шанс напарнику атаковать с фланга.