Кофр лег в руку – и сразу стало спокойнее. Если судьба не подготовила ей еще один “подарочек”, то скоро у нее будет оружие, а для наштырьного соседа – медикаменты. Лицо рассекла кривая улыбка, более достойная наименования усмешка: живем-с! Теперь можно было поспешить к напарнику. Правда, как выяснилось, сказать легче, чем сделать. Разрушенная кабина представляла из себя еще ту полосу препятствий, пробраться через которую могла разве что кошка. Женщина кошкой не была, и просачиваться в узкие щели не умела. Приходилось пытаться пролезть в что-то более подходящее человеку и надеяться, что шаткая конструкция не долбанется сверху.
Резкий хруст блоба прозвучал словно удар хлыста. Звук этот, столь банальный и простой в иных условиях, словно расколол сердце по той трещине, что прошла по поверхности пузыря. Женщина замерла, вся сжалась в испуге, поняв, что за этим последует. И верно – бесконечное море пены нашло себе еще пространство, что можно заполнить, и усмирилось в пролом, словно армия в захваченные врата вражьего города. Тишину замершего вместе с ней пространства нарушил короткий отчаянный вскрик: “А-а-а”! Она понимала, что вряд ли успеет спастись, и даже не успела подумать о том, как глупо погибнуть, задохнувшись в пышном облаке после того, как выжила при уничтожившем машину падении. Не было и красочных всполохов видений былого, проносящегося перед меркнущим взором, которые так любят описывать доморощенные писатели. Не было ничего: только глухая белая пустота и окаменевшее от ужаса тело посреди нее.
Миг. Другой. Сердце бьется, словно собирающееся проломить клеть ребер. И сквозь плотную завесу леденящего страха поднимает голову рассудок, осознавший, что пена не наполняет густым комком горло, не забивает собой легкие. И дело не в том даже, что она столь безопасна: просто сама женщина не дышит. “Не дышу? Ужели я умерла?”: не собирается отступать страх. Движение субстанции и ее фильтрация, впрочем, дают ясный ответ, что бездыханная она пока что жива. Неплохо, однако!
Не состоявшаяся жертва удушья коротко смеется сквозь сжатые губы, стараясь не пускать пену вовнутрь организма. Близкая, прошедшая совсем рядом смерть словно придает ей сил и уверенности, и она, довольная собой и своей живучестью, осторожно пробирается дальше. И за такой короткий в ординарных условиях маршрут становится ясно, сколь много еще открытий чудных таит за собой девственно чистый лист памяти. Несколько раз еще сердце женщины трепещет, когда ей кажется, что она застряла, или что неестественно, по ощущениям, искривленная нога переломана в нескольких местах. Но каждый раз плоть, или, скорее, то, что раньше было плотью, снова и снова удивляет хозяйку, поражающуюся своей нечеловеческой гибкости и ловкости. Разум не открыл былого, но и без того ясно, сколь много в ней имплантатов – и это тоже свидетельствует... ну, наверняка свидетельствует о чем-то.
Но зато, если судить по ощущениям, имея улучшения, она не наделена излишествами. Ей-нынешней не доставило бы радости осознавать, что у нее есть, например, хвост для стабилизации и хватания, и дополнительные антенны в виде рогов: и плевать, чем бы руководствовалась она-прошлая.
Последний рывок – и она оставляет искореженный лабиринт обломков. Судя по негромким звукам, второй пассажир, так некстати замолчавший, еще жив. Все просто: вряд ли он решил героически умереть, не издав ни звука, а значит, жизнь в нем еще теплится. Женщина собиралась уже было прокомментировать молчание мужчины, как поняла, что, оставшись без пузыря, она рискует при первом же слове наглотаться столько пены, сколько влезет. Конечно, может, пищевод фильтровался также, как и дыхательные пути, но особого желания проверять это она не испытывала.
И вот это-то было испытанием куда хлеще всех прочих: желать высказаться, а не иметь на это возможности. Более того, из-за пены, пропади она пропадом, невозможно было донести свою позицию до собеседника ни жестами, ни мимикой – это же форменное издевательство!
Когда же что-то незнакомое, гораздо мягче, чем выломанная панель, дотронулось до нее, первой реакцией женщины было нанести короткий удар в сторону вероятной угрозы. Сдержалась – благо выяснилось, что коснулся нее, вероятно, решившийся-таки на разговор немногословный напарник. Штырь мужчине, видимо, надоел, или же уже не мешался – и это было уже неплохо. К своему сожалению, выразить свое мнение об этом жертва аварии не могла, и была вынуждена ограничиться лишь согласным угуканьем сквозь плотно сжатые губы. Спор и выяснение ситуации в такой обстановке были бессмысленными, да и невозможными, рекомендации мужчины – кажущимися разумными, так что она без лишних слов, ограничившись лишь легким похлопыванием по колену коллеги, последовала сказанному и вытащила кофр наружу.
Это было самым простым, теперь же предстояло самое проблемное: не видя ничего сквозь слой пены, найти регенератор, не спутав его при этом с гранатой, потом обнаружить рану на теле и применить мединструмент по назначению, не забетонировав по случайности вместо лишней дырки в теле ухо, например. Хотя последнее как раз решалось проще: нашарить руку напарника, и пускай тот сам подведет регенератор к месту ранения.
Ну что, цели понятны, задачи личному составу поставлены, способ их исполнения определен, а значит, можно и приступать?