Эмбрин закончил перевязку и обрадовался ладно выполненной работе. Он был восхищен мужеством девушки – обнажить свою плоть перед мужчиной без ханжеского жеманства, да еще и стойко вытерпеть неприятную процедуру было по силам далеко не каждой зрелой воительнице.
– Готово, госпожа Эвелина, — он вытер с ноги остатки крови ветошью, поднял взгляд, и безо всякого стеснения залюбовался стройной девичьей фигуркой, — Если лишний раз не напрягать, даже шрама не останется. Но лучше будет еще раз промыть и переменить повязку утром.
То, что паладин видел перед собой, было венцом творения Всематери, истинным нерукотворным храмом плодородия, исполненным по Ее воле и по Ее подобию. Он задумался, что если Эвелина когда-нибудь решит оставить свое опасное ремесло, и осесть на земле, найдется немало желающих разделись с ней ложе и судьбу. Впрочем, раз она причисляет себя к благородным, наверное, желающих будет меньше, но Эмбрин все равно про себя желал девушке счастья. Эх, лишь бы только не случилось с ней чего до этого... Он нахмурился, и уже было почти решился предостеречь артистку от ужасов кровавой сечи, как до него самого донеслось предостережение от Моргейн.
Вздохнув, воин кивнул девушке, снял со спины щит и пошел подбирать свой цеп. Возвращаться за луком было слишком долго, да и стрелок из него неважный. Он будет, пригнувшись, держать лучницу в поле зрения, чтобы в случае нужды, немедленно кинуться ей на помощь.