На берегу этой тихой реки | Партия

       Ближе к полудню солнышко стало ощутимо припекать, но сюда, под сень Велдейских лесов, могли пробиваться лишь тёплые весёлые проблески, играющие в листве и на старой, утоптанной бесчисленными сапогами колее лесной тропы. Деревья спасали от дневного зноя, даря показавшемуся за их стволами путнику приятную прохладу. Вокруг в воздухе плескалась жизнь: беззаботно распевали сотни всевозможных птиц, звенела мошкара, а в пролегавшем неподалёку овражке задорно журчал ручеёк.
       Но путник был мрачен и, казалось, даже не замечал всего этого великолепия, глядя прямо перед собой на дорогу. Его слегка смуглое лицо с выражением нагловатого пофигизма было как всегда спокойным, а тёмно-карие умные глаза с вызовом и сосредоточенно смотрели из-под густых чёрных бровей. Путник был очень молод, даже, наверное, почти ребёнок, но шагал уверенно и твёрдо, а хорошо сбитая высокая фигура говорила о немалой физической силе. За спиной у него висел довольно большой дорожный мешок, набитый всякой необходимой для кочевой жизни утварью и огромных размеров меч — он казался даже выше своего хозяина, хотя это, конечно же, было не так. Издалека юношу легко было принять за взрослого солдата.
 

 
       В данный момент Рунольв одет в дорожный костюм. Поверх него лежит не очень новая кожаная броня болотного, как и костюм, цвета. За плечами огромный вещевой мешок. Старые ботинки покрыты дорожной пылью. Лицо тоже, но не так густо.

       При первой встрече Рунольв произведёт на тебя тяжёлое впечатление. Немного набыченый, вызывающий взгляд не располагает к тому, чтобы подойти и хлопнуть парня по плечу. Ты сторонишься его, даже слегка опасаешься: лучше не трогать, почём зря. Но это лишь маска.
       Побудешь рядом с ним около недели, и привыкнешь. Начинаешь понимать, что это просто манера держаться. На самом деле юноша спокоен как старый волк, который знает, когда следует рассвирепеть. Он знает своё место, но знает и твоё, и вряд ли позволит нарушить эти границы. Молчаливый, взвешивающий каждое слово и терпеливый, Рунольв скорее выкажет своё отношение взглядом или делом, чем словом. Этот наёмник хорошо делает свою работу, с безразличной стойкостью охраняя не только ваше тело, но и ваши даже самые грязные тайны.
       Но и это лишь маска.

       Ближе к полудню солнышко стало ощутимо припекать, но сюда, под сень Вельдейских лесов, могли пробиваться лишь тёплые весёлые проблески, играющие в листве и на старой, утоптанной бесчисленными сапогами колее лесной тропы. Деревья спасали от дневного зноя, даря показавшемуся за их стволами путнику приятную прохладу. Вокруг в воздухе плескалась жизнь: беззаботно распевали сотни всевозможных птиц, звенела мошкара, а в пролегавшем неподалёку овражке задорно журчал ручеёк.
       Но путник был мрачен и, казалось, даже не замечал всего этого великолепия, глядя прямо перед собой на дорогу. Его смугловатое лицо было спокойным, а тёмно-карие глаза сосредоточенно смотрели из-под густых чёрных бровей. Путник был очень молод, даже, наверное, почти ребёнок, но шагал уверенно и твёрдо, а хорошо сбитая высокая фигура говорила о немалой физической силе. За спиной у него висел довольно большой дорожный мешок, набитый всякой необходимой для кочевой жизни утварью и огромных размеров меч — он казался даже выше своего хозяина, хотя это, конечно же, было не так. Издалека юношу легко было принять за взрослого солдата.
       Рунольв (а это был именно он) направлялся из равнин Накрании в Постунь после того, как оставил свою первую и одновременно пока что последнюю работу — службу «на подхвате» в группе прикрытия отряда наёмных арбалетчиков. Отряд состоял из разных людей, выросших в разных частях Мира Чёрного Камня, но, в основном, это были простые, грубоватые мужики, ищущие лёгкой шальной жизни или лёгкой шальной смерти — как повезёт. Рунольв ухаживал за их конями, чистил котлы, в общем, помогал по хозяйству, попутно успевая кое-чему учиться. Пару раз ему приходилось участвовать в передрягах, когда на сопровождаемый отрядом очередной торговый караван устраивали засады. Марк, квартирмейстер и по совместительству «главарь» Чёрных Псов (этого самого отряда) видел будущее мальчика неразрывно связанным с наёмниками — он должен был стать одним из бойцов, скитаться по миру и охранять обозы с селёдкой или гвоздями. При должной удаче он бы закончил жизнь закопанным более молодыми товарищами под каким-нибудь деревом после очередной стычке в кабаке с местными пьяницами или на узком повороте с разбойниками.
       Но Рунольв рос, и такая жизнь начинала казаться ему бессмысленной и скучной, а неизбежный конец нелепым и горько-смешным. Со временем подозрения перерастали в навязчивые мысли, а мысли в уверенность и решимость. И вот сегодня ночью юноша тихо собрал вещи и покинул отряд, не сказав никому ни слова.
Он вообще говорил редко, а если и приходилось, то мало, обычно бурча пару-тройку слов в ответ. Вот и сейчас, запнувшись о торчащий из прошлогодней листвы на краю тропинки корень, Рунольв даже не чертыхнулся — с таким же невозмутимым и недрогнувшим лицом он продолжил свой путь.
       Путём это можно было бы назвать лишь с большой натяжкой — любой путь имеет начало и конец, а наш герой не знал, куда ему направиться, не знал, где будет лежать конец его пути. Собственно, он не знал и то, где лежит начало, так как воспринимал эту лесную тропу как очередную веху, очередной перекрёсток в его жизни. А как она началась, он не знал.
       Дело в том, что мальчик помнил себя только в этом отряде наёмников, и никто из его товарищей почти ничего не знал о его матери или отце. Впрочем, старый Олаф, померший много лет назад, говаривал, что он из жалости взял Рунольва у помиравшей от туберкулёза проститутки в каком-то городке, название которого с годами стёрлось из памяти, затерявшись среди тысячи таких же. Перед смертью женщина в горячечном бреду успела сказать только то, что... А, кто уже помнит, что она там наплела?
       Мальчик был слаб и умирал от голода, к тому же у него тоже началась болезнь. Выжил он только благодаря какому-то чуду. «Судьба, видать, ему что-то приготовила», — приговаривала старая ведьма, взявшаяся лечить безнадёжного, казалось, младенца. Но Рунольв выкарабкался, так или иначе. Это умение — цепляться за жизнь зубами и руками мёртвой хваткой и выживать несмотря ни на что — много раз спасало его и, по большому счёту, сформировало характер. Рунольв привык полагаться только на себя, и всегда ухитрялся «урвать кусок», не дать себя в обиду. С самого рождения мир представлялся ему большим твёрдым сапогом, не упускавшим ни одного случая дать хороший пинок под зад, и мальчик привык бороться за себя. В то же время он научился ценить столь редкое в его жизни добро, но никогда не показывал это, как и любое другое своё чувство. Чувства — это слабости, считал он, которыми может воспользоваться этот мир. Так он и жил: робкий, но всё ещё тёплый огонёк, закованный в непробиваемую каменную броню.
       За негустым лесом показалась небольшая полянка, расположившаяся на самом краю оврага, и Рунольв свернул на неё с тропинки. Сбросив котомку на землю, он отклонился назад, а затем вправо и влево, чтобы размять натруженную спину. Пришло время для привала и лёгкого обеда. Мальчик всю жизнь провёл в пути и привык к длинным переходам в любой местности, поэтому такие остановки обычно не были долгими, а обед ограничивался небольшой лепёшкой, сыром и парой глотков чистой воды. На самом деле парнишка был не дурак хорошо и сытно покушать, но во время длинных маршей старался не перегружать желудок, что, конечно же, его не радовало. Такие скудные перекусы в пути всегда напоминали ему о Гретте — доброй старушке-пони, катавшей его ещё четыре года назад во время походов. Бедную клячу буквально выбросил со двора какой-то крестьянин: она была слишком стара и чем-то болела. Много труда стоило Рунольву упросить Марка позволить взять лошадку с собой, но, в конце концов, тот сдался при условии, что мальчик сам будет о ней беспокоиться, и не в ущерб своим основным обязанностям. Маленький конюх выходил почти безнадёжную Гретту, по первости чуть ли не таская её на себе, когда та выбивалась из сил. Но через пару недель такой нежной заботы лошадка стала поправляться и даже немного раздобрела. Она полюбила Рунольва, всегда встречая его радостным ржанием и тёрлась мордой о его плечо, а он крепко привязался к ней. Так у него появился первый и пока что единственный друг за всю жизнь. Но сейчас Гретты не было рядом. Месяц назад отряд вынужден был на время оставить её и других лошадей в Постуни, куда Рунольв и держал путь. Свою новую жизнь он не мог начинать без старой лошадки.
       Но вот нехитрый обед из жёсткой овсяной лепёшки и сыра подошёл к концу, и Рунольв, сменив запас воды во фляге и закинув мрачные воспоминания на дальнюю полку, отправился дальше. Он решил направиться к побережью, пока даже не зная зачем — просто на удачу. Непривычно было идти своим путём после того, как пятнадцать лет таскался за обозом отряда наёмников; непривычно, но при этом легко и свободно.
       Мальчик невольно усмехнулся. «Своим путём». Люди в его возрасте обычно только-только заканчивают гонять собак по дворам и, из-за ежедневного занудства родителей, начинают задумываться о будущем. Но Рунольв уже давно вступил во взрослую жизнь, научился целиком заботиться о себе и самостоятельно, ответственно думать и принимать решения. Всё это благодаря его приёмному «отцу», старику Олафу из отряда.
       Олаф был правой рукой Гая, предводителя Чёрных Псов. Именно он в ту ночь забрал маленького Рунольва из рук умирающей проститутки и выходил его. Почему он так поступил? Кто знает. Ни приёмный сын, ни кто-либо другой из отряда никогда об этом почему-то не спрашивали, но Гай, похоже, знал ответ и тоже молчал. Рунольв и Олаф забавно смотрелись рядом: смуглый коротышка на низкорослом пони и огроменный седой южанин, ездивший обычно в телеге из-за стойкой нелюбви к лошадям. Ко всему прочему, даже ни один живодёр не осмелился бы подсунуть под могучего воина лошадь из жалости к последней.
       Как ни странно для взгляда со стороны, но Олаф был очень набожным человеком: он свято чтил Единого и все его принципы, стараясь хоть какие-то из них вбить в голову своему приёмышу. «Вбить» — очень точное слово: житьё у сурового южанина было совсем не сладким. Старик сам был сиротой и успел сполна нахлебаться этим «чудесным миром». Он прекрасно знал, что ждёт маленького Рунольва в жизни, и также знал, что самому ему осталось совсем недолго на этом свете. А кто тогда будет заботиться о ребёнке? Он будет выброшен на волны судьбы, и он должен быть готов к этому. Олаф не щадил своего воспитанника, потому что жизнь не будет его щадить ещё больше. И Рунольв рос, каждый день выживая в разных испытаниях, закалявших его дух, характер и тело, учивших его думать своей головой, потому что никто за него думать не будет; учивших полагаться на свои силы, потому что самые трудные моменты в жизни — это когда не на кого опереться; учивших с достоинством переносить любые страхи, подлости и трудности, не падая в грязь лицом.
       Но Олаф делал это с отеческой заботой, любя, и Рунольв понимал это и терпел, сжав зубы. Конечно, он часто обижался на старика, как и любой наказанный ребёнок, пакостил и даже сбегал, но в глубине сознания всё понимал, и снова возвращался. И когда северянина убили в одной из заварушек, Рунольв тяжело пережил это. На его огрубевшем, уже не детском сердце остался ещё один шрам.
       Сейчас старик Олаф не узнал бы приёмыша: еле выживший младенец превратился в смуглого статного юношу, ступившего на свою собственную стезю, хоть ещё и не было видно, куда она ведёт.
                                    * * *
       Кальтсберг держался уже месяц. Войска осаждавших, крепко закрепившиеся в деревне напротив ворот, держали местность под полным контролем и можно было с полной уверенностью сказать, что замок сдастся через неделю-другую просто от голода. Но вчера всё изменилось. Сразу три баронства на востоке то ли чудом, то ли искусными интригами просочившегося агента из замка, решили переменить решение о нейтралитете. До подхода их передовых отрядов оставалось всего три дня, и осадный лагерь заметно оживился. Времени ждать капитуляции не было.
       К вчерашнему вечеру к деревне были стянуты все доступные поблизости отряды наёмников, резервов и даже запуганных вооружённых крестьян. Ближе к ночи прибыл и Рунольв с парнями Годрика. А на утро...        На утро был объявлен штурм. Быстрый, без должной подготовки, без дельного плана. На это, как открылось уже сейчас, и рассчитывали осаждённые. И для этого они создали слухи о трёх баронствах, и наняли якобы «передовые отряды», чтобы обмануть дозоры. Сбежавший агент даже не вступал в переговоры. Но кому это сейчас важно? Сейчас, когда разбившиеся о хорошо подготовленную защиту отряды в беспорядке разбегаются кто куда, а ворота замка медленно поднимаются, готовые выпустить два десятка всадников для преследования?
       Годрик Свирепый ещё мгновение назад ломал эти ворота. Сейчас его невидящие глаза смотрят в чистое небо, на гордо реющие флаги замковых охранных башен. Но вот и над его лицом сомкнулась мутная от ила и крови вода рва, а тело медленно погружается на дно, на вечный покой. Хлодвиг, рухнув на колени, кашляет кусками разорванных лёгких. Навстречу, с безумным ужасом в глазах с беззвучным криком бежит кто-то из северян, с другого отряда. Наверняка он даже не понимает, куда бежит. Но прекрасно понимает, от кого. И он не один такой. Бегут все. Кто в панике, роняя оружие и честь, кто в боевом порядке, отступая как положено, но таких совсем мало. Да, замысел осаждённых удался. А ворота всё поднимаются, обнажая уже заметные из-под них, нетерпеливо роющие землю копыта тяжёлой конницы барона.
       Натужно скрипнув перчатками, руки Рунольфа сжали скользкую от крови рукоять меча. Они с Альриком одни останутся на мосту — все остальные бегут. Они могли бы побежать, но им не позволит советь. Они могли бы отступить, но Рунольв не может идти — его нога проткнута стрелой, А Альрик его не оставит. Они могли бы сдаться, но это совершенно немыслимо. И поэтому они просто умрут с достоинством, как и полагается мужчинам.
       Второй залп. Последние убегающие, спасающие свои шкуры люди, падают вокруг, как подкошенные, чудовищные крики боли заглушают даже стук сердца, пьянящий резкий запах крови кружит голову, а наползающая на глаза кровавая пелена затмевает последний кусок неба. Но Рунольв будет стоять до конца.
       Альрик куда-то исчез. Нет, он вряд ли убежал. Скорее, упал. Всё словно в безумном красном тумане, чёрные фигуры медленно, как сквозь вату, плывут в нём. Тень закрывает всё, сплетаясь со светом, превращаясь в лицо. Оно что-то кричит, и его голос доносится смутно, как с того света. Красивое. И что-то подхватывает Рунольфа, он куда-то плывёт но уже ничего не чувствует и ничего не видит, кроме лучников, готовящих третий залп.
       Только через неделю, очнувшись, Рунольв узнает, что это было лицо эльфа Миррека, отступавшего от ворот одним из последних и захватившего паренька с собой на плече. Миррек чуть не погиб — ему хорошо досталось от третьего залпа. Второй раз он чуть не погиб из-за скорости, когда еле успел укрыться в лесу от тяжёлой конницы. И теперь он тоже где-то в этом госпитале при монастыре, отлёживается и залечивает раны.
      
       Скачать оформленный файл можно по ссылка.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Миниатюрные черты этой не лишенной обаяния юной особы 18-ти лет совсем не дают представления о тяжелой работе, ежедневно ею выполняемой, и уж подавно не наводят на мысль о длительных странствиях и ярких приключениях, которые прочно поселились в ее голове, пока что только в виде грез. Большие глаза непонятного оттенка смотрят хитро, с задором. Льющийся поток светлых волос частенько будоражил грубые мужские сердца, обладатели коих иногда именно благодаря миловидной официантке возвращались в трактир вновь и вновь. Гибкости Софи не занимать, ловкостью также природа не обделила, что и стало основным ее преимуществом при обучении искусству фехтования.
Общая картина ее внешности весьма надолго задерживается в памяти у видевших Софи, чем она неоднократно и с удовольствием пользуется. Вообще она из тех юных представительниц прекрасной половины человечества, которые убеждены в том, что благодаря их обаянию многое и очень многое может сойти им с рук.

Настойчивость Софи повергала в ярость даже ее бывалого отца. Хитрость и изворотливость приводили его же в бешенство, однако стоило невинному дитя заглянуть ему в лицо и нежность сменяла ярость, а бешенство переходило в стадию неконтролируемого потакания. На других Софи не тренировалась и эффект, который она, возможно, могла бы произвести на чужака, был ей неизвестен.
На этом, пожалуй, наступает конец положительным качествам этого юного создания.
Трудолюбие и выносливость плоховато уживались с эгоизмом и капризами, которые можно было унять лишь под страхом темного чулана (ведь у Софи клаустрофобия). Непостоянство и взбалмошность не шли в ногу с ее способностью логически анализировать ситуацию. Софи просто надеялась, что ее святая вера в сказки поможет ей преодолеть трудности долгих дорог, а всех злодеев победить или на худой конец привлечь на свою сторону.

Софи – дочь славного трактирщика Улафа, с 15 лет прислуживает в заведении отца и грезит приключениями, которые краем уха всегда успевает услышать от многочисленных посетителей их популярного трактира под названием «Зуб Дракона».
То, что семейный бизнес ей не по душе маленькая хрупкая Софи с не по происхождению и не по возрасту развитой фантазией и сообразительностью решила давным-давно, а укрепиться в сих крамольных, на взгляд ее отца, мыслях, ей помогла встреча с заезжим воином. Ничего не подозревавшая о своем врожденном обаянии Софи воспринимала красавца-наемника как старшего товарища способного научить ее всем необходимым навыкам важным для самостоятельного путешествия подальше от родного дома и поближе ко всякого рода опасностям и необычностям. Когда, привыкший к немедленному женскому вниманию, воин начал подозревать, что кроме невероятного интереса миловидной стройняшки к его боевым навыкам, ничего прочего ожидать ему не стоит, он исчез, но вместе с ним отнюдь не растаяли грезы Софи.
Несколько раз строптивая дочь пыталась переубедить сурового отца, уверенного, что половник смотрится в ее изящных ручках гораздо внушительнее кинжала или, упаси Господи, меча, но у Софии был надежный тыл в виде тихой и незаметной, почти не выходящей из своей спальни матери, известной некогда своей красотой и поэтическим даром. Как это часто бывает в семьях, она попыталась вложить все свои нереализованные фантазии в единственную дочь, подогревая ее неистовое стремление к сказкам наяву историями собственного пера.
Итак, малышка Софи горящими от предвкушения чего-то чудесного глазами разглядывала потолок своей незатейливой комнаты. До той минуты, когда Улаф, ее славный отец, громко, как всегда, постучит в ее дверь, оставалось еще несколько мгновений беззаботной неги в целом ворохе мягких одеял (комфорт- слабость Софи) и девушка принялась припоминать, что же так взволновало ее, какой сон так взбудоражил нынче ее ум, всегда готовый к фантазии.
Вспомнился зал трактира, чуть затемненный при свете тусклых светильников на стенах и как переполняло ее такое будоражащее чувство, как будто ищешь конфеты, спрятанные строгим родителем, и боишься, что вот-вот тебя схватят, и вдруг… темнота, свежий ночной воздух и опьяняющая свобода, перемешавшаяся с чувством тоски и вины.
Сегодня… Сегодня!!! Софи вскочила, мельком взглянула на приготовленный месяцы назад узел – все ее добро. Ничего не должно мешать в дороге и потому там самое необходимое. Многое придется, скрепя сердце, оставить…

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Высокая, стройная девушка с длинными, чуть вьющимися темно-рыжими волосами. Черные глаза смотрят пристально, без улыбки. Выглядит несколько старше своих 22. Одежда и манера речи выдают в ней жительницу Южных земель, причем не из самой обеспеченной семьи. На поясе – потертая кожаная сумка из тех, что обычно носят с собой травники-лекари. На руках видны еще не до конца зажившие следы сильных ожогов.

Потеря близких и ужасы сражения сильно изменили Мелису. Она начала интересоваться оружием и боевыми искусствами, а темная сторона ее характера начала проявлять себя все сильнее. Страх снова лишиться всего преследует ее даже здесь, в спокойном и мирном королевстве Галадар. Боязнь привязаться к человеку, а потом потерять его, делает ее суровой и неприступной. Ей проще научится и сделать что-то самой, чем попросить о помощи.

До недавнего времени Мелиса была веселой, счастливой девушкой, а жизнь ее текла размеренно и казалась ей предопределенной на много лет вперед. Мелиса и ее младшая сестра Сола под чутким руководством матери изучали свойства растений и осваивали лекарское искусство. Мелисе легко давалась эта наука, и она уже могла составлять снадобья с самыми разными свойствами. Брат Мелисы Старк и ее отец занимались кузнечным делом и слыли отличными мастерами оружейного дела. Местный барон, Годрик, с возрастом ставший вспыльчивым и нетерпимым, весьма недальновидно успел нажить себе нескольких врагов среди соседей. И, поскольку наследников у старика не было, обиженные быстро смекнули, что у них есть все шансы присоединить к своим землям новые, богатые территории. Вялые стычки дружинных отрядов постепенно становились жестокими и кровопролитными, враги Годрика объединялись и вскоре силы стали неравными. Войско подошло к стенам города…
Мелиса и ее мать успели выбежать из дома, когда вспыхнула соломенная крыша, но Сола, комната которой находилась на самом верху, погибла в огне. Отец Мелисы был ранен в бою и перед смертью, понимая, что сражение уже почти проиграно, приказал Старку забрать мать и сестер и спрятаться вместе с ними в лесу. Несмотря на укрепления и отчаянное сопротивление жителей, к утру город был взят. Старк, Мелиса, их мать и многие другие отправились в центральные земли Северного королевства, как можно дальше от Южных земель, в надежде забыть о пережитом и попытаться начать новую жизнь. Однако Мелиса понимает, что ее мечты – вовсе не об этом новом спокойном существовании. Больше всего ей хотелось вернуться и сделать то, что почему-то не сделал ее брат Старк – отомстить.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.

Информация доступна только мастеру и хозяину персонажа.