Голосование пользователя

Шаги барда вели его к своей цели, и ничто не могло остановить его на выбранном пути. Все казалось чудесно легким, простым, изящным. Грязная канава, возле которой спит забулдыга? Немытые дети? Орущие бабки? Мордатые стражники? Все это казалось Зинку удивительно прекрасным, оригинальным и красивым. Бард казалось, излучал добро, отчего проходившие мимо оглядывались, со странным выражением лица. Все препятствия на пути казались несущественными. Все было легко исполнимо и удивительно прекрасно.
Хозяйка борделя – женщина, возраст которой, несомненно, перешагнул за три десятилетия казалась милейшим существом. И то, как она одевалась и красилась, казалось вовсе не вульгарным, а маленькой женской слабостью, которую Зинк не мог не простить. И то, что она была жуткой скрягой снова-таки не портило барду настроение. Как и расставание с десятью полновесными золотыми монетками, на которых был изображен нынешний светлейший император. Золото – лишь возможность достичь цели, так отчего грустить, когда расстаешься с ним? Пришло – и ушло…
Зинк стремительно взбежал по лестнице, безошибочно отыскав нужную дверь. Уже другая комната, намного более большая. С большой, широкой кроватью с балдахином. С комодами и шкафчиками из дорогущего дерева. С картинами, с весьма соблазнительными женщинами на них. В ней была совсем другая атмосфера, нежели в той маленькой, уютной комнатке в которой бард проснулся вчерашним утром. Теперь – сегодняшним вечером, все будет по-другому.
-А все же меня зовут Афелия. – Кокетливо произнесла сидящая на краешке кровати девушка, закинув ногу на ногу, и поигрывая локоном своих великолепных волос. Зинк бросился к ней, прижав к груди и зарывшись в ее мягкие, шелковистые волосы от которых шел неуловимый запах корицы. Она мягко рассмеялась, и сердце барда сжалось от волшебного чувства радости. Ему хотелось сидеть так и не отпускать ее, не опускаясь до банальной плотской любви. Он коснулся своими губами ее мягкой, бархатистой щеки и осторожно, словно боясь испугать, коснулся ее алых губ. Она нежно ответила на его поцелуй, и бард в буквальном смысле растаял от нежности и любви переполнявшей его. А Афелия, словно поняв желания Зинка отнюдь не спешила, играя с ним, но, не переходя ту грань которую бард не хотел переступать. Он был счастлив, действительно счастлив.
И засыпая, обвив ее руками и касаясь гладкой, бархатистой кожи он был счастлив как никогда. Она лежала на его груди, и ее тело было соблазнительно прекрасно в последних лучах солнца, которое заглядывало сквозь узкую щель задернутых тяжелыми шторами окон. Ее волосы хаотично лежащие на груди Зинка переливались на свету. Ее ротик был приоткрыт, открывая белые как слоновая кость зубы. Он чувствовал ее теплое дыхание на своем теле. И Зинк был счастлив. Счастлив, как, наверное, никогда не был счастлив. Темная, теплая темнота сна обволокла его, и он заснул, улыбаясь.

Челюсть у девушки была сломана, лицо – изуродовано. От такого удара скорее всего пострадал мозг. Не скоро сможет служить источником информации. Хорошо хоть язык не откусила. Хотя нет, плохо – тогда бы уже умерла, кровью захлебнувшись, и вопросов перед старшим сержантом бы не стояло неприятных. Убить или не убить, вот в чем вопрос? Пленного, не в бою противника, а вот именно так, беспомощного, на полу жалко лежащего, одним ударом в основание черепа казнить… неприятный вопрос.

Рука потянулась к торчащему из левого кармана пакетику. И тут трактор рвануло. Первая мысль – взрыв. Обшивка, может быть и выдержит, но кинутые тряской на металл тела – нет. И потому до мысли еще, инстинктами, крик:

- ДЕРЖА-А-АТЬСЯ!!!

Вцепившись рукой в кресло, Ним попытался придержать девчонку, но следующий рывок поставил мир с ног на голову. Точнее, раком. Пришлось вцепиться в кресло второй рукой. А потом из бойниц и амбразур хлынула вода. Тягач начал погружаться в воду. Это был не взрыв. Даже с затопленным прицепом машина должна была сохранить плавучесть. Что-то схватило прицеп и начало утягивать "Клеща" и его груз вниз.

Взгляд на пулемет. Даже не взгляд. Фиксация мозгом части картины. Патрон 14.5 пробивает полметра стали. Вот только не успеть – под водой стандартное огнестрельное оружие бесполезно. Специальное нужно. Специального нет. Не вариант.

Воды капли, медленно сливаясь в струйки, летят вниз, на превратившуюся в пол заднюю стенку. Панель. Если зальет ее, конец всем. Неподвижный тягач – легкая добыча. Кому угодно и чему угодно. Хотя бы направление к берегу известно теперь – оттуда на лодке бандиты приплыли. Но вряд ли им дадут добраться до него вплавь – что бы ни схватило тягач, против него обычный человек что креветка против Хо. Без шансов.

Еще рывок. Пальцы проминают обивку кресла. Метал вжимается в метал. Кровь стекает по руке. На крыше рана – забыл про нее или вовсе не почувствовал. Вздох. И рывок вверх. Подтянуться. Закрепиться. Экран перед глазами. Красные буквы на черном фоне.

ВНИМАНИЕ! КРИТИЧЕСКАЯ ПЕРЕГРУЗКА СИСТЕМЫ СЦЕПКИ КОНТЕЙНЕРА! ОТСТРЕЛИТЬ ГРУЗ: (>@<)

Груз. Для машины там груз. А для Нима – люди. Время, казалось, остановилось, позволяя старшему сержанту сделать выбор. В груди, слева – удар. Сердце. Простой – нажать или не нажать. Непростой – кому жить, а кому умереть.

Опять слова прадеда вспомнились, второй раз уже за день. Только тогда они его от убийства зряшного остановили, а сейчас… нет на свете абсолютной истины. Нет идеального, в любой ситуации работающего и потому мозг заменяющего принципа. Что делать, когда сердце говорит одно, а разум – совершенно противоположное?

Там – пять человек. Живых. Возможно. Пять человек, которые поверили ему, доверили ему свои жизни. Лейтенант, приказавший жить за него. Которого капралом еще помнил. Спасенный удивительным совпадением, почти что чудом. И вот, снова. У тебя длинные руки, а, старая карга? Не хочешь отпускать свою добычу?

Еще четверо. Большинство из них Ним в первый раз видел. Но каждый из них принял его право командовать. Даже капитан. А долг командира – сохранить своих бойцов. Как можно больше из них. Но было ли кого спасать? Альфаров не знал даже этого. Их всех могло убить при первом же рывке. А могло и не убить. Они могли застрять в обломках прицепа. Им могло заблокировать выход. И тогда, отстрелив груз, сержант обрек бы их на смерть…

Или на жизнь. Надеяться на то, что тягач отпустят глупо. Надеяться на то, что тягач надоест существу или покажется невкусным глупо. Надеяться на то, что выход придет сам собой глупо. Глупая штука эта надежда. А убийство своих – подлая.

Удар…

Затылок "Мозга" в дисплей уткнувшийся. Смятое в сторону лицо "звездного генерала". Крови шарик в невесомости. Неизвестный прапорщик. Пистолет дымящийся в руках Сосновской. Ее же голова проломленная, и окровавленный гаечный ключ с налипшими волосами и кости осколками. Креветки, в массе кровавой копошащиеся. Скрывающаяся в желтоватом тумане Реддс. Попытки почти безнадежные код подобрать. Удача. Люди в десантных торпедах. Снаряжение. Станция связи – надежда всех выживших в крушении "Таурмана". Регенератор. Секунды мучительные ожидания – есть шанс у Кроули или нет. Выжившие. Дурак среди них. Ветеран среди них. Рядовой отделения своего среди них. Объяснения. Работа сержантская. Создал иллюзию надежности. Поверили.

Удар…

Окровавленные губы, кровью булькающий шепот. Бледное лицо Кроули.

- Аль... фаров. Пош-шиви за меня... мушик...

- Так точно, товарищ лейтенант. Простите, товарищ лейтенант. Прости, Лев…

Дисплей. Палец. Соленый вкус во рту. Глаза щиплет.

Чудес не бывает.