Голосование пользователя

— Ла-адно, — выудив одну сигарету себе, Ада захлопнула крышку. — Помнится, мне в одночасье точно с такой же традицией пришлось расстаться и перейти на табак сорта "Вирджиния". Не сказать, чтобы я в чём-то проиграла, но в тот момент мне казалось, что мир рухнул.

Она усмехнулась, припоминая события давностью в несколько лет. В тот вечер Повелитель в одно мгновение уничтожил все её запасы Black Captain'a. Астарот терпеть не мог плебейских привычек у своих служителей — по мнению демона, они роняли тень на него самого. А потому Великий Герцог потратил немало времени (по человеческим меркам), вытравливая из Ады рабоче-крестьянское и заменяя на эстетичное.

— Когда мне стукнет сорок, я буду выглядеть на двадцать с хвостиком, — запрокинув голову, меченая выпустила в пространство над собой дымное облачко.

Она и сейчас, будучи четверть века от роду, больше походила на учащуюся старших классов, максимум первокурсницу. Некоторые владыки Преисподней одаривали избранных служителей подобным — даром или проклятием, как знать? — внешностью Дориана Грея. Естественное увядание касалось таких счастливчиков мало. Нет, они по-прежнему развивались личностно, старели и могли умереть от преклонного возраста— просто для них время замедляло свой ход. Мог ли демон сделать из человека вовсе бессмертного? Теоретически мог. Но был ли за историю человечества хоть один прецедент? Ада не знала.

— И потом, кто это сказал, что опыт — помеха молодости? Сдаётся мне, не так это работает! Но подтвердить наверняка смогу через 15 лет.

Девушка примирительно улыбнулась. Не собиралась она устраивать философских диспутов про разрыв поколений отцов и детей — эта тема была вечной.

— В детстве? Нет, нет, вы что! Повелитель не трогает детей! — замахала руками Ада на неправильно понявшего Маркина. — В моём случае он вообще ждал дольше и заявил права по достижении мной совершеннолетия. Я как раз сюда переехала, и он пришёл в день рождения.

Теоретически, демон мог забрать себе в услужение и ребёнка, после того, как тот вырастет из "безгрешного" возраста и превратится в отрока, в религиозной терминологии. Но на памяти Богословской не было ни одного случая, когда бы Астарот забирал детей. Он всегда ждал этапа некоей сознательности. Ему вообще была важна добровольность.

— Да уж не сомневаюсь, что надышался, в бабушкиной-то компании, — понимающе хмыкнула Ада.

Дальше расспрашивать она не стала — в конце концов, это их личное дело. Как и у них сейчас свои дела, застольные, приятные.

— Не знаю, как там нынче принято у молодёжи, — а мне более по душе версия средневековой Италии...

Девушка отложила тлеющую сигарету на край пепельницы и придвинула стул, сев от гостя по диагонали. Переплелась рукой вокруг плеча Александра, словно змея, обвившая ствол.

— За традиции и преемственность поколений! — прозвучал тост.

Пила Ада не спеша, полуприкрыв глаза, смакуя каждую каплю жидкого янтаря, с блаженством чувствуя, как расслабление тёплой волной растекается внутри, заполняет всё её существо.

А осушив свой бокал, Александр ощутил и иное послевкусие, терпкое и мимолётное — послевкусие поцелуя на губах.

— Итальянцы считали, что если напиток отравлен ядом цикуты, то вот это унесёт жизни обоих, и злоумышленника, и его жертвы. Какое роскошное коварство, не правда ли? — вкрадчиво произнесла девушка.

И медленно отстранившись, улыбнулась улыбкой Джоконды.

— Нисколько не сомневаюсь, что о делах. Ко мне за другим и не ходят. Особенно братья, — сухо усмехнулась Ада. — Я была бы крайне удивлена, если бы давний знакомый и коллега приехал просто так проведать и попить кофе.

Сказанное относилось не только к братьям. Добровольцев иметь дела с мечеными, а тем более водить с ними дружбу было немного. В большинстве своём их предпочитали чураться, а по возможности — избавляться.

— В саду можно. Лейтенант, проводите нашего гостя на воздух. А я пока сварю кофе.

«И проследите, чтобы ему не вздумалось натворить глупостей в моё отсутствие», — прозвучало намёком невысказанное.

Леденец Ада приняла, но разворачивать не стала: давнее знакомство знакомством, но отравления продолжали оставаться популярным средством устранения конкурентов — со Средних веков мало что поменялось в человеческой натуре, тем более на Изнанке. Перед глазами Ады был яркий пример громкого дела об отравлении при французском дворе — сестра Анна. Ада живо помнила эту историю, зная её в двух версиях, Повелителя и самой монахини.

К тому же кто мог поручиться, что добрососедские отношения дяди Саши и бабушки распространялись и на её внучку? Подробностей девушка не знала. Что их связывало? Связывало ли что-то, помимо работы? Даже если и так, много воды утекло с тех пор — людям свойственно забывать былое и спустя более короткий срок, нежели два десятилетия.

Во двор хозяйка дома вышла спустя четверть часа, неся на подносе две дымящиеся чашки с блюдцами и бутылку «Курвуазье», зажатую под подмышкой. Поставив ношу на плетёный стол перед Маркиным (его системы мер и весов Ада не знала — пусть сам наливает, сколько нужно), уселась на стул напротив.

— Хочу предупредить сразу: если дело касается передела границ домена из-за ещё одного брата, метящего сюда на ПМЖ, мой ответ «нет». Этот город принадлежит одному Повелителю. Если на это есть категорические возражения, мы разрешим разногласия как подобает, и кто-то из нас умрёт.

Ада плеснула себе коньяку на глазок и, с явным удовольствием сделав короткий глоток, как ни в чём ни бывало продолжала:

— Если же дело касается оспаривания моей кандидатуры управляющего данным доменом и замены её на свою, можем перейти к определению права первенства после дегустации.

Как-то в этот раз всё цивилизованно. При иных обстоятельствах и с иным братом недавно скошенный газон уже был бы усеян первыми алыми каплями. Сказывалось прошлое? Или та самая «огранка» манер, про которую часто поминал Великий Герцог?

Леденец на палочке. Радужная змейка-спираль. Запретный плод и любимое лакомство маленькой Ариши. В доме Любови Никитичны сладкое выдавалось всё равно что в советской столовой — строго лимитировано, по норме: любимая внучка росла ужасной сластёной — так и до проблем со здоровьем недолго. Но когда в гости захаживал дядя Саша, день превращался в настоящий праздник. Ведь в карманах бабушкиного друга нет-нет да и обнаруживался такой вот леденец ("совершенно случайно", разумеется), после чего торжественно вручался Богословской-младшей. А однажды девочке подарили настоящего плюшевого змея (это было как раз после истории с Фунтиком)! Жалко только нечастым гостем в этом доме был дядя Саша.

Расцветшая было улыбка радостного узнавания на лице девушки вдруг померкла, сменившись озабоченностью.

— Так, значит, уже тогда дядя Саша был меченым... — пробормотала Ада.

Похоже, бабушка придерживалась более лояльных взглядов на вопросы соседства с коллегами. Сколько прошло, лет двадцать? Да, не меньше. В то время Маркину было как сейчас Герману.

— Чаю? Кофе? Коньяку? — предложила хозяйка.

Застрелить-то всегда успеется. Хоть в данном случае убийство конкурента не будет приятным.

Острейший слух для охотника - дар, для человека - проклятье, ибо улавливает он не шорохи леса и отзвуки шагов добычи, а слова. Они несут в себе смысл. Недостающие элементы мозайки не позволяют узору сплетись воедино, и силы этих слов не хватает, чтобы разрушить транс ждущего в засаде зверя, но их достаточно, чтобы сердце билось быстрее в острые моменты.

Нелестная характеристика явно относилась ко мне. Ну снес я Крамскому голову, ну я ж не знал! Что сразу Гитлер-то?!

Далее разговор напрямую коснулся Марины. Я весь подобрался, словно лично участвую в беседе - или могу транслировать Маркину свои мысли. "Давай! Не отпускай, дави на него! Он знает, сто пудов знает, он просто не хочет говорить!" - услышал бы он тогда, но, увы, телепатия - не одно из моих достоинств.

Как и терпение.

- Да не то чтобы местные вампиры и Глайстиг на чай друг к другу захаживают, да с именинами друг друга поздравляют, - пожал плечами Сказочник, откидываясь на стуле и вдыхая аромат вина. - Это скорей как редкий вид кольчатых червей в Красную книгу занести: никому они не симпатичны, кроме их самих, но вымирать не позволим. Насколько я понимаю, у владычицы примерно так мысли устроены на сей счет. А, кстати, - рыцарь Королевы обратился к Сергею. - У вас чего с той пигалицей зубастой вышло? Ну, на приеме. Меня чуть молнией не шарахнуло, так накалена атмосфера была. Говорит - ты жениха ее убил.

- Водки нет, есть хреновуха, - отвечает Даниэль. Впрочем, видя твоё состояние, она сдерживает дежурную шутку про то, что это одна хрень, и просто достаёт из холодильника початую бутылку. Наливает стопку и ставит на стойку перед тобой. Бутылка тут же, в зоне твоей досягаемости. Судя по этикетке - напиток не из дешёвых, но вкус у него так себе - просто нет в этой фабричной поделке ни ядрёности настоящей настойки, ни водочной прямоты.

- Щас чего-нибудь на закуску найду, - она продолжает рыться в холодильнике, выставляя банку маслин, половину лимона, какой-то безымянный сыр.

***

После твоего рассказа она некоторое время молчит, потом лезет куда-то в шкаф и достаёт бутылку коньяка. Наливает две стопки.

- Всадник, говоришь? Ты знаешь, у моего Учителя первый тост всегда был "За то, чтобы Всадник мимо проскакал". Ну что, за знакомство? Не каждый день легенды встречаешь.


Получатели: Александр Ярославович Маркин.

Все кончено. Унгерн убит, нарушитель хода переговоров уничтожен, но... Битва продолжается. И я не удивлен, я ждал подобного, и все же на сердце накатывает горечь, а на глаза - слезы. Слезы от обиды - за вынесенную боль, что изменила лишь факт существования одного кровососа, за Марину. Когда стены хрустальных замков начинают рушиться, осколки этого стекла всегда режут.

"... если не найдется кому подпереть стены".

Я встал на четвереньки, гадая, отчего во рту привкус крови. Пусть от прикушенной губы - не может быть все настолько плохо. Острая боль в правом боку, стреляющая при обычном вздохе, заставляющая дышать поверхностно и часто, не оставляет никаких сомнений. Что-то с ребрами. Что-то нехорошее, однако это ерунда. Пустяк. Десять раз в месяц через адскую боль я перерождаюсь в волка. Уж это потерплю.

Все далеко не кончено, а значит, я буду на ногах.

И все же вопрос Глайстиг застал меня врасплох. В смысле "кого"? Это... Это непонятно? Я выдержал взгляд могущественной Феи, весь грязный, в брызгах черной крови и слизи Кракена, глядящий на нее с недоумением - и негодованием.

"Ты на кой хрен сюда пришла?! - гнев захлестывает меня, аки волны Оби и ливень - плотину. - Обеспечь мир в конце концов! ВЫПОЛНЯЙ СВОЮ РАБОТУ!"

Это же так просто - выполнять свою задачу. То, на что ты вызвался, за что ты отвечаешь. Или понятие "ответственность" у Фей не существует, только у волко.... Ах да.

- Разнимите Королев, - хрипло бросил я, перезаряжая пистолет. Стоять удобней, склонившись вправо. Так в боку стреляет меньше. - Пора вернуть переговоры в прежнее русло.

В отличие от Глайстиг я свою задачу знаю - и наставляю пистолет на Кракена, методично и метко отправляя пулю за пулей.

Адам, сидя на обезглавленном теле Унгерна, в каком-то тупом забытьи еще несколько раз бьет рукояткой пистолета туда, где еще еще несколько секунд назад маячило ненавистное лицо. Все вокруг в каком-то кровавом тумане, тело трясется от множества несовместимых с жизнью обычного человека ранений, в голове стучат молотки. Покойник слишком долго жил мыслью об убийстве, поэтому не может вдруг сказать себе, что все кончено.
Замирает на мгновение, тупо пялясь на тело вампира единственным глазом (второй вытек, когда лицо Адама лизнул магический огонь), вздувшиеся губы бормочут что-то и пускают кровавую слюну. Наклоняется ближе к месиву на месте головы Унгерна, шепчет ему последние проклятья. Внезапно тело его сотрясает новая судорога, из горла вырываются рыдания. Мертвец плачет, валясь на бок, не в силах оторвать взгляда от трупа вампира. Лежит рядом, в нескольких сантиметрах, в растекающейся луже крови, с выпущенными наружу кишками, все еще сжимая в руке проклятый пистолет.
- Прощай, - наконец шелестит он сквозь кровавую слюну.
После чего наконец отводит взгляд, ощущая опустошение и освобождение. Душа покойника в этот момент легка, будто пушинка, она готова воспарить в самые тихие и светлые эмпиреи. Адам готов уйти прямо сейчас, с чувством выполненного долга, забыться, растворившись в воздухе, будто легкая дымка над задутой свечой...

...Но из этой мимолетной дремы его вырывает пригвождающий к месту пылающий взгляд Глайстинг, Королевы Призраков. Ах да, она ведь позвала сюда покойника. И по ее мнению, дел у мертвеца еще по горло.
- Я... - Адам выставляет вперед окровавленную ладонь, будто защищаясь от ярости королевы. - Не... не опасен. Помогу, сейчас... - неуклюже пытается подняться на ноги, поскальзываясь в луже собственной крови. Внезапно осознает, что он посреди поля боя, где сошлись вместе два двора фей, и над всем этим вьются щупальца сказочного кракена. А казалось, что у них с Унгерном дуэль...

...Руку водит из стороны в сторону, но цель огромная, должен попасть.

Мертвец на несколько секунд замирает, как стоял, с телефоном у уха, нависая над пленницей. Наконец выдавливает из себя слова:
- Принимаю твое предложение, - говорит он, одновременно в трубку Унгерну и Инне. После чего движения покойника становятся резкими и собранными, в них сквозит решимость и неотвратимость.

Скинув с плеча пушку, Адам быстрым шагом выходит из-за трансформатора, закрывающего обзор, и дает короткую очередь в сторону кружащихся на дамбе фейских дворов. Резко разворачивается к Альме, наставляя пушку на нее:
- Уходи, или умрешь прямо тут, - говорит мертвец спокойно. Но тучи над ним становятся гуще, внезапный порыв ветра швыряет горсть песка в лицо стражнице, а сама фигура покойника выражает такую угрозу, что могла бы поумерить решимости у самого Дьявола.

Несмотря на возражения, лег я и правда с краю - чтобы Марине, если она таки надумает, было где отдохнуть. Сон не шел. Я наблюдал за Мариной, и мысли тихо сменяли одна другую, не вызывая особенных эмоций. Кажется, будто вопрос с Проводом и ее долгом еще не решен. Сколько времени прошло с тех пор? И почему что-то не складывается в картине, за которой я молча наблюдаю? Будто что-то в порхающей девушке и окружающей нас чаще не сочетается...

Додумать я это уже не успеваю, провалившись в сон. Он крепкий, беспробудный, ибо это сердце моей территории и рядом Марина, вопрос доверия к которой даже не стоит. Часы пролетают незаметно, однако в седьмом часу я резко проснулся и более не сомкнул глаз.

Скоро, и по телу уже распространяется то, пугающее и одновременно неотъемлемое тепло.

В такие периоды нет в мире собеседника хуже, чем я. Если Марина о чем и спрашивает, то получает скупые, односложные ответы - я действительно стараюсь вести себя... Нормально. Получается не очень. После семи часов меня охватывает беспокойство, болезненное нетерпение. Я начал бродить по поляне. Туда-сюда, туда-сюда, без цели, без причины, как зверь в клетке...

Только вот моя клетка - это я сам.

И около восьми становится понятно: момент настал. Я резко останавливаюсь, застигнутый врасплох первой волной жара и болезненной судорогой, и, бросив короткое:

- Не ходи за мной, - опрометью кинулся в лес. В произнесенных сквозь зубы, жестких словах слышится нечто, что любого здравомыслящего человека заставит остаться на месте. Этого действительно не нужно делать.

Как не нужно и сопротивляться. Исчезнув в лесу, я наконец остановился, стиснув зубы и ощущая, как жжет кожу невидимый огонь.

"Не получится. Никогда не получалось..." - голос в гудящих висках подобен обреченному вздоху.

Должно получиться. Дол-ж-но.

И оно получается. Сквозь боль, сквозь судороги, но получается - и когда меня отпускает, я падаю не на лапы. На колени и руки. Я человек! Человек, и то, что ногти содраны до крови о древесную кору в этой мучительной борьбе, в разы уступает охватившему меня торжеству. Я будто вздохнул свободно - и в то же время иначе. Взглянул на мир с другой... Высоты? Да, так мой лес казался больше, деревья - выше, и в то же время я чувствовал его скрипучее дыхание. Чувствовал все, оставаясь человеком.

Уже на берегу Оби, куда я пришел привести себя в порядок, шепчу сам себе:

- Я сильнее, - и, оттирая с пальцев мох и кровь, не замечаю в отражении одного очень яркого изменения. Речные воды слишком неспокойны, чтобы рассмотреть такие детали.

Впрочем, я не замечаю и тихой, неуловимой быстроты, с которой я двигаюсь обратно к логову. Это не кажется странным, это... Естественно. Так должно быть. И я наслаждаюсь каждым мгновением своего главенства и выскакиваю на поляну позади Марины - ловко и абсолютно неслышно.

- У меня получилось, Марин! - восклицаю радостно и, не в силах эту радость удержать, обнимаю ее, легко оторвав от земли. - Наконец-то получилось! Я человек, Марин! Не волк! Ты видишь, видишь?

Поставив ее обратно на землю, я отступаю на шаг. Волосы взъерошены, на скуле - царапина от ветки, а движения, если сравнить со мной десятью минутами ранее, преисполнились плавности, какой-то звериной грации. Я готов идти к Феям, сияя улыбкой - и радужкой глаз, изменившей цвет на желтый.