Голосование пользователя

-отойди. - Холодно произнёс Меченый. Игры кончились, не было времени на насмешки, не было времени на проверки. Ни на что не было времени. А она думает что всё нормально. Меченый подбежал к Тому и коснулся его костюма. "Вы же вроде родственники, верно, интересно,а через тебя я смогу понять что приключилось с Томом?"

Оделись. Собрались. Проверили снаряжение.
Быстро, сноровисто и ловко.
По настоянию Господина Осьминога почистили зубы мятной зубной пастой.
Уложились в пятнадцать минут.
По ржавой лестнице выбрались из подвала.
И оказались в небольшом, заброшенном доме.
Кучи мусора по углам. Мокрицы и черви.
Воняет гниющими объедками и испражнениями.
Господин Осьминог заботливо предупреждает:
"Не вляпайтесь."
Глубокая ночь. Ливень.
Прошел патруль, стуча каблуками по древним плитам улицы.
Несколько редких фонарей светят, не рассеивая мрак а лишь делая его гуще.
на небе полная луна.
Вдалеке кто-то воет.
Мокро, холодно, слякоть.
В доме напротив пьяные веселые крики и женский смех.
Прохожих нет.
Господин Осьминог, укрывающийся от дождя под шелковым черным зонтом, идет впереди, указывая путь.
Остальные за ним. Слепой Езех, ничего не видит. Бредет спотыкаясь, слепой и несчастный, ничего не понимая и держится за плечо Богдана, назначенного поводырем. Богдан тоже ничего не понимает, но его это не волнует. Шагает, помахивая молотом, и на все ему плевать.
Серкос настороженно осматривается, охраняя Каланте, чьи глаза слабо светятся в темноте.
Идете.
Остановились. Господин Осьминог просит Каланте подержать над ним зонтик, чтобы обе руки были свободны.
И начинает сплетать заклинание. Шевелятся его пальцы, напоминающие бледных червей. С губ слетают шипящие колдовские слова, от которых тьма становится все гуще, окутывая вас и делая незаметными. Невидимыми и неслышными.
Забирает зонтик у Каланте и делает знак следовать далее.
Следуете.
Окруженный стеною высокий замок, часть башен которого разрушена. У освещенных факелом ворот четверо рыцарей в белых доспехах.

Злобный вой проносится по пустой улице.
Присутствие черной силы Культа Сломанной Руны становится физически ощутимым.
Давящая злоба и безумие. Черная магия и зло.
Толпа одержимых, завывая и хихикая, несется к воротам. Простые горожане, порабощенные тьмой.
Хлипкие и плохо вооруженные, но укрепленные магией Культа и пропитанные темной силой.
Позади толпы культист в красной мантии, окруженный свитой из пяти огромных воинов в тяжелых черных доспехах. И с черными мечами на которых тускло сияют багровые руны. Бойцы не рвутся вперед, охраняя своего повелителя.
Колдун дергается, бессвязно выкрикивает что-то и размахивает когтистыми руками. Отдавая приказы безумной толпе.

Вы уже готовы рвануться в бой, но Господин Осьминог шипит:
"Ссстоять. Ешщще рано. Ссстоять."

Четверка рыцарей была разорвана беснующейся толпой в считанные секунды. И культисты прорвались за стены замка.

-Суки! Хуепуталы гребаные! Убью!- Изо рта Тома вылетали ругательства вперемежку с бессмысленными криками и рычанием. Он ненавидел тварей, он ненавидел себя за то, что слишком слаб, он ненавидел невесть куда запропастившийся "отряд". Впрочем, и так было ясно куда они делись - свалили подальше, пользуясь тем, что зомби отвлекшись на него.
Перед глазами мелькали только отвратительные рожи, крючковатые лапы и отвратительные гнилые тела. Том ненавидел их всех. Но он знал, что должен выбраться. Убивать мерзких тварей. Бить мечом, свободной рукой, ногам. Выбраться. А потом показать троице, что нехорошо так вот кидать его.
"Нефиг было так орать про веревку..."- было его последней внятной мыслью. А потом остались лишь он и злоба.

Ожившие трупы. Прямо как в сказке. Что там говорил священник? Что бы отогнать Кадавра нужно перекрестится и плюнуть через плечо? Вряд ли сработает. Калека заметил правда что костюм усиляет тело... интересно до каких пределов? Тяга экспериментов продолжала тяготить Меченого, он чувствовал что костюм способен на большее нужно только ему немного помочь... Однако раз он сумел "помочь" его протезу может сумеет так же помочь тому, что у него в руке? А может он сможет помочь ему "прилипнуть" к стене? Кто знает кто знает. Нужно проверить. Меченый подобрал в левую руку кинжал а в правую взял кость подлиннее. "Ну что же, костюм, может быть сейчас у тебя получится сделать меч? Всё-таки нога по форме не совсем с протезом совпадает. Ну же, поднапрягись. Я знаю, ты сможешь." Взвесив кинжал в руке Меченый приметился и метнул его в тварь. Всё-равно он в ближнем бою для него вряд ли будет очень уж полезен.
-нужно занять высоту! - Проговорил меченый и медленно, что бы не подставлять остальных стал отступать к горе трупов - А потом к одной из стен, проверить можно ли по стене взбираться с помощью костюма.

На первой полосе. Некролог
СТРАНА РЫДАЕТ.
Сегодня скончался верный сын Империи советник Слепун. Простуда, перетекшая в острую форму легочного воспаления, унесла жизнь великого человека.
Две тысячи лет он верно служил народу Империи.
И умирая мечтал лишь об одном. Чтобы Мельнская империя расцветала...
долгие перечисления многочисленных заслуг.

Жестокость. Почему я видела ее в этих добродушных глазах? Почему именно ее? Вот так выглядит желание мстить? Так смотрится обида? В Горбуне тоже было много обиды и злости. В нем жила мечта, что когда-нибудь все эти чванливые выродки канут в лету. Но в его слепых зрачках не было того непонятного чувства, что я видела сейчас на приветливом, нежном лице. Что-то внутри колыхнулось. Страх? Почему? Какой к черту страх? Ведь сейчас так хорошо и спокойно. Можно даже сказать, что я нашла новую семью. Защиту. Опору. Надежду. Почему же тогда я смотрю в это лицо и боюсь?
Засмущавшись, я резко опустила глаза. Невежливо так долго пялиться на человека. Еще и на парня. Как глупо себя так вести. Уставившись в тарелку, я почувствовала прилив тошноты. Сломалось ли во мне что-то? Неужели такой бурьян как я, может согнуться под легким ветерком? Немыслимо. Не для этого я прошла воспитание улиц.
Резко опустив сжатый кулак на стол, я накинулась на мясо, вгрызаясь в него с силой и злостью. Запихиваясь по самое не могу, я тщательно избегала встретиться взглядом с хозяином этого дома. Я думала о том, что подвернулся отличный шанс вляпаться в какое-нибудь первосортное дерьмо. Да еще и утащить за собой Малыша. Я ведь обещала, что позабочусь о нем, и я никогда не предам свое слово. Теперь мне есть ради чего бороться.
Проглотив огромный кусок, я опустила глаза на ангелочка, прижавшегося ко мне и жалостливо заглядывающего в тарелку. Непроизвольная улыбка сама выплыла наружу.

«Почему ты стал мне так дорог? Почему именно ты? Мне нельзя было привязываться к кому-то. Нельзя было обрастать этим мерзким чувством, которое не позволит уйти, бросить одного. Как это невовремя, Малыш, правда?»

- Он и так сильный, – зло буркнула я Вальтеру, по-прежнему старательно избегая его взгляда. – Правда? Мы всем им покажем.
Наклонившись, я обняла ребенка за плечи и тихо шепнула в ухо, делая вид, что целую его в щеку.
- Не бойся. Помнишь мое обещание? Так что ничего не бойся.
Продолжая улыбаться, я придвинула тарелку, предложенную Вальтером, и подмигнула.
- Ты ведь правда хочешь есть? Сделай это ради меня, ладно? Если съешь, то я буду очень счастлива.
Оторвав кусок булочки, я осторожно всунула его в ручку мальчика. Он до сих пор казался мне таким хрупким.
Глубоко вздохнув, я отклонилась назад и сумрачно сказала:
- Я видела то, что осталось после пепелища. Это зрелище навсегда останется внутри меня. Эта вонь.. кажется, что она въелась в легкие. Город оказался еще более жестоким, чем я ожидала. Я думаю, сейчас нам больше чем когда-либо стоит объединить свои силы и побороться за свое право жить. Какие у тебя цели? Что ты преследуешь, Вальтер?

Поняв, что Крысёныш её проигнорировал, Леннет недовольно фыркнула и, что-то бормоча себе под нос, скрылась в ближайшей незанятой келье. Заперевшись изнутри, девушка стала осматривать своё новое место жительства (в том, что она теперь будет жить здесь, Виспервинд ни на секунду не сомневалась).
- Скромненько, но со вкусом, - улыбнулась Леннет, оглядывая внутреннее убранство комнаты. Мрачно поморщилась, увидев стойку с оружием.
- Жестковато, - буркнула девушка, сев на кровать, - но всё ж лучше, чем спать в чулане.
Её внимание тут же привлёк шкаф, точнее, его содержимое. Новая одежда! Леннет, как и все девчонки, ОБОЖАЛА различную одежду! Жаль только, зеркала в келье не оказалось.
Быстренько скинув всё с себя и оставшись абсолютно нагой, Виспервинд вытащила содержимое шкафа (кроме постельного белья) и, разложив на кровати, принялась с интересом изучать.
- Здорово, никогда не носила ничего подобного! - восторженно проговорила Леннет, вертя в руках кожаное одеяние. - Интересно, а это будет мне в пору? - добавила она, ощупывая рукой пышные округлости своей груди. - А ладно, сейчас проверим.
Сладко потянувшись и чуть размяв кости, Виспервинд принялась одеваться. Нижнее белье, потом странный кожаный наряд. Затем пояс и перевязь для метательных ножей (ну и, конечно, сами ножи, в количестве семи штук, которые были взяты со стойки). Обулась, накинула на плечи плащ.
А потом внимание девочки привлекло оружие. Виспервинд взяла один из коротких мечей, взвесила его в руках. Тяжеловат. Выбрала другой, полегче. А ещё взяла один из боевых кинжалов.
- Жалкие разбойники, да как вы посмели тронуть этого мальчика и отобрать у него последний кусок хлеба! - грозным голосом воскликнула Леннет, приняв в боевую стойку. - Я, Леннет Виспервинд, великая истребительница негодяев, здесь, чтобы наказать вас за все ваши преступления. ТРЕПЕЩИТЕ!
Внезапный выпад и удар. Столь стремительный и молниеносный, что от него просто невозможно увернуться, и смертельный, способный разом свалить даже самого здорового и крепкого головореза. По крайней мере, Леннет была в этом уверена...
- Куда это вы побежали? Я ещё не закончила с вами.
Убрав клинок в ножны (которые до этого прицепила на пояс), девочка схватила со стойки два самострела (насколько Виспервинд знала, они называются арбалетами; только эти были какие-то маленькие).
- Не уйдёте! Бух-бух-бух-бух-бух!
Быстро нажимая триггеры, Леннет запускала воображаемые болты куда-то в сторону двери. И каждый поражал одного из грязных бандитов в голову или в сердце.
- Запомните, вас покарала бесстрашная Леннет! Чьё неоспоримое искусство боя может сравниться только с её безмерной отвагой и чарующей красотой!
Виспервинд встала в позу победительницы, представляя как здорово она сейчас выглядит со стороны. В облегающем стройную фигурку кожаном одеянии, с арбалетами в руках, и в широкополой шляпе, которой, по мнению девушки, не хватало для полноты образа.

Воодушевлённая, Леннет, повесила на пояс колчан с болтами, отперла дверь и выскочила в прихожую.
- Кто посмел потревожить мой сон? ЧТО? Орки? Здесь? В Нируфале? Ха, это была самая большая и самая последняя ошибка в вашей жизни.
Первый болт поразил зеленокожего, пытавшегося пролезть в окно, второй поразил ещё одного, что забежал через дверь. Убрав арбалеты, Виспервинд выхватила меч и кинжал и ринулась в толпу тварей. Маленькая и проворная, она безжалостно уничтожала воображаемых противников одного за другим, ловко парируя ответные удары. Не прошло и пары минут, как все зеленокожие были мертвы. Кроме одного. Здоровенный вожак, выше Леннет в два с половиной раза, облачённый в панцирный доспех, явно снятый с одного из элитных бойцов Нируфала, и вооружённый огромной двуручной секирой.
- Так, значит, ты – командир орков, столь опрометчиво разбудивших меня. Защищайся!
Со звоном ударив кинжалом о меч, девушка бросилась в атаку.

Маг провел ладонью над монетами и аккуратно сложил их в шкатулку.
После чего пару секунд пошевелил пальцами, сверкнув кольцом, и, соорудив печальное выражение на лице, проговорил:
"Готово. Обследование проведено. Порча очень сильна и завязана не на проклинавшего вас священника а напрямую на культ. Очищение простыми магическими методами невозможно. Снять порчу может лишь член культа, высокого ранга. Если его убедить в необходимости этого конечно. Ну или порча будет удалена в случае уничтожения культа, что, конечно же, маловероятно. Также, вероятно, могут помочь религиозные организации, лучше относящиеся к светлым силам. Жрецы бога добра Эйрила или Орден Святого Иеремии. Государственный чиновник высокого ранга, при желании, тоже сможет заставить культ снять с вас проклятие."
— Маг сложил руки на груди и несколько секунд помолчал:
"Примерный срок вашей жизни я определяю в три-пять недель. После вы умрете, вероятно сойдя с ума перед этим. Есть небольшая вероятность, что после смерти ваше тело превратиться в зомби, одержимого темными силами. Рекомендую вам распорядится о кремации. И составит завещание в ближайшие пару недель, ибо потом вероятны ослабление мыслительных способностей и галлюцинации."
— Маг вежливо улыбнулся:
"Спокойный образ жизни, позитивные впечатления и любые поддерживающие препараты, включая эликсиры лечения, могут увеличить срок вашей жизни на неопределенное время. Возможно до полугода."

"Гидеон".
- Помер ваш Гидеон, да пребудет он в свете, - спокойно проговорил я, входя в камеру и рассматривая перчатку. Задумчиво стал наблюдать, как Ной читает молитвы. Как еретика скрутили, как я сказал. Теперь, даже если вывернется из кандалов - хотя их теперь четверо - не сможет скинуть туго натянутые цепи. Не без удовольствия увидел, как его стало корчить от молитв. Позвал одного из охранников.
- С этих - снять цепи. Пойдут со мной. А этого приковать к стулу и начертить на стене перед ним изгоняющий круг со священными символами. Стул укрепить, чтобы не расшатал и не упал. И веки вырвать. Чтобы смотрел. Отрезать язык. Сейчас. И сжечь на рассвете. У дверей поставить двойную охрану, а то вы не справились одни, - сурово напомнил паладинам об оплошности.
Затем дождался, пока раскуют мародеров и вышел вместе с ними из камеры.

Я вслушался в голос и почувствовал, как что-то шевельнулось в моей душе. Одно. И второе. Два чувства, которые не могут быть испытаны искренне верующим. Их можно рассмотреть подробней.
Страх и Ненависть. Во истину, это главные спутники человека, проживающего в Мёльнской Империи. Даже Верховный инквизитор не может до конца выкорчевать из себя их.
Страх. Страх перед произволом императора. Страх, что культ уже вертит им, как своей игрушкой. Страх опоздать. Самодовольный глупец. И высшей его глупостью было разрешение исповедовать любые религии на территории Империи. Это уже принесло плоды. Культ. Отвратительное убожество, выблеванное Тьмой считается религиозным орденом наравне с другими. Господь учит смирению и принятию других точек зрения. Я могу попытаться понять веру земель ЮИ. Могу подискутировать с подданным Великой пустыни. Но. Не с культистом.
Отсюда проистекает Ненависть. Вполне однозначное чувство с кристально ясными мотивами. Ненависть к слепцам. К простым жителям, заплывшим жиром в своих домах и не видящих разлагающийся труп Мёльна перед своим носом. Ненависть к дворянам, большинство из которых наверняка уже продали свои бессмертные души Лазарусу. Ненависть к крестьянам, потому что тупые овцы позволяют сжигать свои деревни не смея пожаловаться. Хотя бы нам! Как мало истинно верующих в этой стране. И тем важней наши попытки спасти ее. Потому что хоть Мёльн и жирный кусок для пасти Архиепископа культа, но на этом он не остановится. Никогда.
Стиснув зубы, я перевел дыхание. Посмотрел полными холодной ярости глазами на дверь в кабинет Святого Иеремии. Этот имперский прыщ смеет так разговаривать со Святым! Я бы со смирением и чистой радостью очистил бы его тело и душу от скверны и предоставил Свету! Но... Руки коротки.
Втянув ноздрями воздух, я прикрыл глаза. И улыбнулся. Свет со мной. Я служу Свету.
Невеселые мысли вывели меня к интересному решению. Почему бы не войти прямо сейчас и не ткнуть бумагами в нос чиновнику? Вот они, доказательства. И пусть запихнет свой золотой шарик себе в...
Свет со мной. Я служу Свету...

Что-то змеиное поднялось снизу. Шипящая, скользящая чешуя, заменившая вдруг привычное тепло кожи. Заворочался внутри яд, выплескиваясь наружу через сумрачный, полный безумного счастья взгляд.
Именно так. Этот мир был для меня куда более привычным. С опасностью, которая тянула свою резину и опутывала ей барахтающихся людишек. С лопастями ненависти, закручивающими жизни в тугие спирали. И ласковый мрак, который так приятно прятал выражения лиц, одевал новые маски, сковывая всю правду лицемерием и ложью. Я любила эту жизнь, жизнь в тенях и на грани бездны, ведущей в никуда. Жизнь, которую мне подарил Горбун.

Схватив Малыша за плечо, я грубо сжала руку, заслоняя его собой, отводя за спину. Глаза в темноте блеснули, опасно разрезая подошедшие тени лукавым предложением «поиграть». Всем своим видом я показывала, что буду защищать мальчика за моей спиной с остервенением и глупостью, на которую обычно не идут дворняги вроде меня. Потому что это бессмысленно и бестолково.

«Это моя игрушка, подонки. Только моя. И я буду убивать за нее, как готов убить за любимую конфету ребенок»

Не отпуская «игрушку», я оглянулась по сторонам, стараясь разглядеть лица, но было слишком темно. Заговоривший незнакомец, судя по всему, был главой этой шайки. Ну что ж – это хорошо. Значит, есть с кем договориться. И есть, кого убить, в случае чего. Учитель всегда говорил, что у каждой змеи есть голова. И отрубив эту голову, появится шанс избежать смертельного яда. Хоть это и было важно, но драки мне хотелось избежать.
А потому я лицемерно улыбнулась, стискивая пальцы на плече малыша еще крепче.
- Жизнь по ту сторону ничуть не лучше этого дерьма. Можешь мне поверить, – тихо сказала я, делая шаг за незнакомцем. – Конечно, мы найдем общий язык.
Бросая на этот сброд прищуренные взгляды, я далее молча пошла за «головой». Плечо малыша я не собиралась отпускать, держа его при себе.

«Не бойся. Мы с тобой и отсюда выкарабкаемся. Этот дурак хочет вызнать, что происходит «по ту сторону баррикад». Видимо собирается ограбить их, а может и шантажировать. А шантажировать, кстати, есть чем. Почему бы не помочь им? Этот дом – умело скрытый в праздничные одежды Ад»

В мрачном молчании наступает ночь.
Комната тускло освещеная бледным, красноватым светом луны, пропитана удивительно навязчивым настроением. Смесью тоски, безумия и леденящей нечеловеческой злобы.
Ощущаете, как существо, заточенное в башне, мертвое, но не успокоенное, хочет вырваться на волю. Вернуться в мир живых, наполненный энергией и теплой, живой кровью.

За окном привычно беснуются культисты. Рычат, грызут ворота. Пытаются залезть на стены. Пьют и трахаются. Ничтожные безумцы. Воистину, непонятно, ненавидеть их или жалеть.
Сидите. Молчите. Дурное предчувствие все сильнее.
Внезапно, без предисловий и предупреждений, резкая боль в груди вырывает вас из дремотных раздумий.
Вы не можете пошевелится. Руны культа вырезанные на вас, начинают сиять нестерпимым светом.
Жар исходит от них. Свечение, гнилостное и болезненное внезапно соткалось в призрачную фигуру.
Высокий бритый старик, с суровым лицом, но добрыми морщинками вокруг глаз, выдающими его веселый и беззлобный характер.
Конечно же, это Лазарус.
Призрак улыбается. Призрак доволен. Призрак весел.
Он парит над вами, потирая ладошки и говорит, говорит, говорит. Иногда его голос сбивается на неразборчивое бормотание, а иногда пропадает в шелесте помех.
Слова его ввинчиваются в ваш мозг, отдаваясь в голове похоронным звоном:
«Приветствую вас, друзья. Мои помощники и, я не побоюсь этого слова ученики.
Разговор у нас сегодня пойдет о вещах важных, интересных и небесполезных...
Знаки судьбы. Ее узоры и пути. Метафоры и аллюзии.
Например, врата. Один из высших архетипов. Что есть врата. То, что не дает нам пройти или то, что не дает пройти к нам.
Сейчас все зависит от врат между миром живых и миром мертвых. Красный император уже две тысячи лет хочет вернуться в мир. Дух его, запертый в этой гробнице жаждет жизни. Жаждет облачится в плоть и сталь. Жаждет вновь вкусить крови и подарить миру блаженство перемен.
Гробница, построенная самим Эльдо несокрушима. Врата ее неразрушимы. Я достаточно сведущ в таинствах, чтобы понимать это. Ни ритуалом принесения в жертву ни тараном из зачарованной стали не пробиться в гробницу эту.
Старый добрый Лазарус вовсе не глупец и не наивный романтик, как большинство детей культа.
Гробница несокрушима, а магия ордена Решетки могущественна.
Но я нашел путь.
Путь милосердия.
Он очень полезен для людей вроде меня. Лишенных милосердия начисто.
Задумайтесь, какой прекрасный сюжет.
Несколько колдунов, приносящих в жертву израненных героев. И воины света, спасающие храбрецов из когтистых лап зла. А потом спасенные герои присоединяются к силам света, и вместе побеждают тьму.
Сюжет из книги. Сюжет из легенды. Сюжет из саги. Вы, несомненно, и сами не раз читали нечто подобное. Любой менестрель за золотой споет вам множество героических песенок об этом.
Сюжетец, в самый раз для древних маразматиков из ордена Решетки, закостеневших в своих догмах, кодексах и поучениях светоносцам. Как я и думал, они сожрали эту лажу не поперхнувшись.
Глупцы спасли вас. Хе хе. Милосердие превыше кодекса, так сказал вам старый кастрат Альфэйн.
Их предусмотрительности хватило на то, чтобы прочесть ваши мысли, но мысли ваши чисты.
Вы ведь и в самом деле считаете себя врагами культа.»
— Лазарус обаятельно улыбнулся и внезапно пропел густым, красивым басом.
«А теперь. А ТЕПЕРЬ. А теперь. А ТЕПЕРЬ.
ВЫ ПОСТИГНИТЕ, КАК ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ СТАТЬ ВРАТАМИ.»
Призрак исчезает. Из рун вырезанных на вашем теле начинает сочится кровь. Тоненькие ручейки превращаются в потоки и водопады. Комната по щиколотку залита кровью. Уже по колено.
Плоть Асмодея на груди вспучивается уродливым нарывом и лопается. Окровавленная рука, высунувшись из кровоточащего мяса осторожно ощупывает воздух. Еще одна рука. Схватилась за спинку кровати, подтянулась, показалась голова, а затем окровавленный старик, в слипшейся от крови мантии выпал из разверстой грудной клетки.
Лазарус во плоти.
Облизываясь, он поднялся на ноги, хрустнул шеей и, раскинув руки начал читать заклинание. Кровь с пола, повинуясь его словам, брызнула на стены, застывая рунами культа.
Выстроенная Каланте магическая защита исчезла под напором темной силы, А энергия О Тула, собранная в медитации, рассеялась.
Грудные клетки остальных героев лопнули и культисты принялись выбираться из них один за одним. Элитные воины культа. Не бесноватые фанатики в обносках. Многие одеты в тяжелые доспехи. Клинки в их руках горят темным огнем, а желтые глаза холодные и бездушные.
Десятки культистов, вылезающих из груди умирающих в в противоестественном акте рождения героев. Возможно сотни.
С рычанием они ринулись в дверь и сразу же раздались звуки боя. Крики и богохульства. Взрывы и стоны.
Лазарус завершил заклинание и защита света, разрушенная изнутри, магией культа, исчезла.
Смеясь, первосвященник вышел последним, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Слышите его нечеловечески громкие вопли, голос, истекающий тьмой и злобой.
Заставляющий башню содрогаться до основания и корчится, словно живое существо.
Ваше сознание начинает гаснуть.

Едкий страх, ползучий, как обвивающая твою шею змея; колючий, как заросли шиповника, растущего за кривым покосившимся забором; впиваясь в тебя своими иголками, заставляет почувствовать себя маленьким, крохотным угольком в море пламени, что беснуется вокруг, пляшет огненно-красными искрами, танцует и дико скрипит твоими натянутыми нервами; они издают протяжный жалобный звук, как только их касается что-то извне, что-то обжигающе холодное.
Спасенья нет! – шепчет кто-то в твоей голове, - и ты не уйдешь. Тьма всегда вокруг, всегда рядом. Ее нельзя победить, с ней невозможно бороться. Она окружает тебя своим черным полотном ужаса, и нет никаких сил сопротивляться – только лишь упасть в ее объятья, позволить поглотить себя, стать еще одной жертвой кошмара.
Но страхи тоже боятся. Они боятся, когда человек начинает бороться с ними, когда он перестает их страшиться, когда он берет в руки свечу и разгоняет застоявшийся черствый мрак движением руки, храбро глядя вперед. Когда человек начинает бороться со своим страхом, последний незамедлительно отступает – ведь он тоже умеет бояться. И делает он это на зависть хорошо.
Викки. Она не боится, кажется, совсем ничего. Этот мужчина, днем казавшийся абсолютно безобидным и вполне приличным, ночью превратился в похотливое животное, в зверя, умеющего только пускать слюни и выть. Малыш видел зверей. Однажды к нему пристал один такой. Он тянул к нему грязные пальцы одной руки, а второй тянулся к своим подштанникам. Мальчик тогда еще был слишком мал, поэтому не понял намека – он не понял вообще ничего. Зверь не успел совершить свое злодеяние – тьму вокруг разогнал стражник с факелом в руке – увидев малыша и тянущегося к нему похотливого бедняка, мужчина тут же впал в ярость, погнался за обезумевшим извращенцем и, догнав его в конце переулка, саданул его острием меча по спине, так, что даже в темноте мальчишка увидел, как чернеющая полоса растекается по спине зверя, даже в затихающих завываниях унылого ветра и гула ночных улиц услыхал, как подонок давится своим булькающим криком.
Он тогда ничего не понял.
А сейчас…
Нашел в себе силы открыть глаза. Увидел, как мужчина повалился на пол, громко саданувшись головой об плюшевый пол. Моментально вскочил, подбежал к девчушке и прижался к ее спине. Прижался, чуть-чуть выглядывая из-за ее спины, уже не трясясь от страха, не чувствуя того ужаса, который, было, залез к нему в самое сердце. Прижался и застыл, выжидая, сжимая одной рукой медвежонка, а второй обхватив ее руку. Ее мягкую ладонь.
Ладонь той, что защитит. Той, что не боится. Никогда.
Викки.

Липкое омерзение зализало внутри раны, нанесенные радостью и покоем. К черту. Пусть умрет этот дом, забитый теми призраками, что живут в нем. Вспомнились, ярко и отчетливо, слова Горбуна, когда он вспоминал своих родителей.

«Да падет Зверь на того, кто живет под крышей Дома. Да сгинет каждая душа, побрезговавшая быть человеком. Да найдет страх того, кто сумел простить себя, без права прощения. С виной на шее, как удавкой, упадет он на деревянные, вычищенные доски. И прольется первая кровь, зазывая на пиршество Богов. И каждый час со звоном курантов одна жизнь будет коверкать другую. И боль, вознесенная на Небо, прольется опаловым дождем»

Тогда было страшно слышать эти слова. Жестокие. Злые. Чужие. Страшно было смотреть на согнутого пополам уродца, который слепыми глазами смотрел в небеса. Мне всегда казалось, что этими белыми зрачками он видит куда больше, чем обычные люди. Было страшно тогда. А теперь страх вытеснила злоба.
Не доверяй человеку, который желает тебе добра. Ибо он возьмет за это непосильную плату.
Отпихнув от себя ублюдка, я оглянулась в поисках хоть какого-нибудь средства защиты, но на глаза попадались только игрушки. Краем зрения я выхватила малыша, застывшего в углу и обнимающего мишку. Испуганный, бедный малыш. Жалость схватила за глотку, но нельзя. Нельзя сейчас поддаваться ей.
Прыгнув на кровать, я резко развернулась к «папаше». Времени думать и мешкать не было. Остались только крохи секунд, за которые нужно было успеть убежать отсюда.
Подпрыгнув на пружинах, я резко бросилась вперед, бросаясь на человека всем телом. Рука крепко сжалась в кулачок, направляя его в челюсть. А пальцы другой руки растопырились, целясь в глаза. Выцарапать, выколоть, оставить стервеца слепым. А нога сама сжалась и направилась в живот. Так, как меня учили.

Понимая, что в столь плачевном состоянии никуда идти не стоит, герои заползли в полуразрушенный, но уже переставший гореть дом.
Хрипя, распростерлись на полу.
Нарывы болят жутко. Еще раз стошнило черной слизью.
Голова болит так, что соображать сложно.
Готфрид , кажется, в обмороке.

Дикий, исполненный безумия и ярости вой, пронесся над городом, ввинчиваясь в уши, словно сверло.
Остатки разума пытаются покинуть измученных, умирающих героев.
Голоса в их головах бормочут, шипят и завывают.
Урожают и льстят, попеременно изрыгая чудовищные богохульства и соблазняя властью и богатством.

Езех, трясясь всем телом и безумно хихикая, облизнулся, и вкрадчиво предложил:
"Давай убьем наемника. А потом съедим. Это поддержит наши силы. "
Богдан, заурчав, плямкнул губами и просипел:
"А у меня тоже мысль есть. Давайте начнем жрать свое дерьмо? А?"

Пару секунд, до того, как муж фурии удалился, я стояла просто онемев. И ни то чтобы от удивления… просто не веря своему слепому счастью. Приятная волна поднялась изнутри, лаская расслабленное после ванны тело.
А как только дверь за одним из наших благодетелей закрылась – я с душераздирающим, счастливым визгом кинулась на кровать. Пружинки прогнулись и сразу же подпихнули вверх, отчего мое легкое тело снова оказалось в воздухе, а я опять издала счастливый вопль. С лица не сходила улыбка во все мелкие зубки. Продолжая прыгать, я посмотрела на мальчика и восторженно прощебетала:
- Ты посмотри сколько игрушек! Посмотри сколько вещей! Ты погляди на эту комнату!
Схватив в охапку какого-то необъятно-большого, голубого зайца, я уткнулась лицом в его уши и засмеялась еще радостней. От него пахло лавандой. Обилие роскоши вокруг опьяняло, сводило с ума. Снова засмеявшись, я упала на кровать спиной, потом тут же нащупала какого-то рябого, небольшого медведя и шутливо запульнула им в малыша.
- Это рай! Настоящий рай! Мы с тобой…
Я резко вскочила, подошла к пацаненку и слегка наклонилась, чтобы быть наравне. После чего, продолжая сиять как вечерняя звездочка, схватила его за обе руки и продолжила:
- Мы с тобой самые счастливые бездомные в этом барыжнике. Ты… ты даже не представляешь насколько счастливые, малыш.
Поцеловав его на радостях в щеку, я снова засмеялась и кинулась к одежде. Придирчиво раскидав целый ворох цветастых платьиц, я обняла их все и истерично заявила:
- У меня никогда не было платьев… никогда.
Оставшиеся минут пять я все никак не могла определиться – какое же надеть. Вот то голубое в причудливый, белый горошек, или ярко-алое с четырьмя бретельками? А может сиреневое с желтыми цветами по подолу? Или вон то пастельно-розоватое? Застонав от невозможности принятия решения, я совершенно по-детски проканючила:
- Я хочу надеть их все.
Но, в конце концов, разумность взяла верх над девчачьей дуростью. Закрыв глаза, я перемешала платья и вытянула самое случайное. Это оказалась золотистая туника, опускающаяся чуть выше колен, с переплетом через шею и белой бабочкой на груди. Не стесняясь маленького мальчика, я тут же скинула полотенце, облачилась в платье и начала крутиться на месте, изучая себя. При этом без остановки тарахча, как весенняя птичка:
- Ну правда красиво? Посмотри, какая ткань! Это же просто нечто. А как волнами красиво стелиться, да? И цвет самый подходящий, точно.

Асмодей, Халиб, О Тул:
"Угу, угу."
— Культист, с весьма задумчивым видом, покивал головой. Кажется, он вас совершенно не слушает, а увлеченно обдумывает, нечто абстрактное. Пошевелил пальцами.
Покивал. Прислушался к чему-то.
Медленно встал и, совершенно внезапно, мгновенно перейдя от созерцательного спокойствия к последнему градусу бешенства, подскочил к вам и принялся месить вас своими огромными кулачищами, Побагровевшая рожа его искажена яростной гримасой, а в уголках рта клочья пены.
Орет, брызгая слюной.
"ЗАТКНУТСЯ ВСЕМ, БЛЯДЬ! КЛЯНУСЬ РАСПРОЕБАННЫМИ КИШКАМИ ДЕМОГОРГОГОНА И ЗЛОВОННОЙ ЕЛДОЙ СКАЛХОРА, ЗА ВАШЕ ХАМСТВО ВЫ БУДЕТЕ НАКАЗАНЫ МУКАМИ МНОГИМИ!"
Удары сыпятся на вашу истерзанную плоть. Кости хрустят.
Культист, очень планомерно вас обрабатывает.
Каждому, например, очень старательно вышиб зубы.
Сломал руки и ноги в нескольких местах и проломил череп.
И все это время, от культиста вливалась в вас ядовитая, но целительная мистическая энергия, не давая умереть или впасть в беспамятство...
... Кажется, это продолжалось целую вечность. Но, наконец, культист успокоился.
оставив вас хрипеть и истекать кровью, удалился в туман.
Звенит там цепями, беззлобно ворча:
"Эххх, что за люди пошли в последние двести лет. Мокрицы, блядь, какие-то. Вот, в наше время, богатыри рождались, титаны практически. А эти, плесень подзалупная, ни на че не способны. А музыку какую слушают? Все это, блядь бренчание и сопение, у них теперь музыкой зовется. Потерянное поколение, только на котлеты и годятся. Скорей бы уж Лазарус начал очищать мир от этого человеческого мусора.
— Особо громко звякнула цепь. Культист недовольно и несколько печально ругнулся:
Эхх, бля, крюки даже не смогли нормально наточить. Рукосуи нелепые.

Омерзение и… надежда. Первое то еще понятно. У меня всегда вызывали рвотные позывы эти зажравшиеся свиньи, тупые сволочи, которые не умели ценить свою жизнь. Каждый их день был праздником тщеславия и пустозвоном пестрой жизни. Чванливые выродки, жадные до денег и власти. А эта представительница своего убогого рода привилегированной «знати» была явным экспонатом пресыщенного бегемота. И омерзение – это нормально. Это естественно. Это то, что должно было прийти в мои ощущения. Но вот надежда…
А разве это грех мечтать о лучшей жизни? Ведь кто поймет… засыпая под голым небом, усыпанным звездной мишурой, прячась в подворотнях от пронзительного ветра, зарываясь мордочкой в грязь, прогоняя холод, тулясь к голодным собакам и видя вокруг только изнанку мира… разве есть в такие моменты что-то более святое, чем надежда?
И смотрела я на эту противную тетку, видя не суку, которая по первой прихоти хочет отомстить, навредить, использовать… я видела остатки человечности и доброты, возможность поесть и быть в тепле. И внутри все сжималось в комочек, когда я думала, что впервые у меня может быть дом, крыша, а возможно даже семья.
Я смотрела диким волчонком на милую улыбку дамы, повторяя про себя: «Это ложь, ложь. Забудь, уходи, не думай даже. Они тебя выкинут при первой возможности. А как потом жить, зная, что есть лучший мир, в котором тебе не место?»
Но заманчивое предложение было слишком уж притягательным. Кроме того, я ведь могу уйти и сама, когда захочу. Мою свободу не купить так просто, а возможно мне представится возможность попасть в их дом. Еще горбун учил меня, что каждый дом – это тайная пещера с сокровищами, в которую проще всего войти по приглашению. И только последний дурак и осел откажется от такого.
Подняв руку, я деловито вытерла обратной стороной ладони сажу с щек и невинно потупила глаза. Шмыгнула носом для приличия и опустила голову так, что длинные, скомканные волосы навалились вперед, скрывая мое несчастно-убитое выражение.
- Госпожа, я была бы безумно счастлива… если вы только хотите.. – Тонкий, срывающийся от страха и бессилия голос. Кажется вот-вот – и девочка разрыдается, не веря своему счастью. И мало кто заметил бы лукавый, злобный блеск в темно-карих глазах, спрятанных под веером ресниц.

Сэт знала, что смерть ходит прямо за спиной... Та следила за ней, за каждым её шагом, подгадывая лучший момент, чтобы воткнуть косу в спину.
Это было бы лучшим, что могла бы пожелать себе Сэт.
Но ещё никогда... никогда она не переживала такой медленной, мучительной смерти... Когда яркое пламя, играючи, ласкает твоё тело - казалось бы, едва касаясь его, обволакивая ярко-оранжевым ореолом. Зато ты чувствуешь боль. Адскую боль, в сравнении с которой удар в спину - всего лишь безболезненный укольчик... Ты чувствуешь, как по телу мечутся огненные языки пламени, обжигая всё твоё естество до костей... И ты чувствуешь это. Как и то, что ты уже не в силах ничего сделать - только наблюдать за медленной гибелью своего тела...
Казалось, Сэт уже видела, как над её головой кружатся силуэты - ангелы и демоны, и каждая из сторон спорит друг с другом, куда должна попасть её душа - в Ад или Рай. Конечно, сторонники Ада выигрывали - не сделала она ничего хорошего в жизни... Она видела их пасти, из которых вырывался яростный огонь. Видела их огненные, кровавые глаза. Их когти. Их шкуру. Всё было в огне.
Всё...

Ей до сих пор мерещилось, что её тело полыхает и обугливается под яростным напором огненного "демона". Мерещились и ангелы, и демоны.
Обхватив худенькие коленки, Сэт чуть покачивалась из стороны в сторону. Её стеклянные глаза смотрели куда-то вперёд, в пустоту. Руки чуть дрожали.
Со стороны она была похожа на сумасшедшую.
Да и её моральное подавленное состояние было не далеко до шизофрении. Ангелы, демоны - маразм, да и только. Но мерещились. Грезили ей Адом... Не было и огня: холодный... обжигающе холодный пол. Она не заметила этого.
Удар ножа в стену. Резкий, стальной звук.
Сэт передёрнулась и очнулась, словно ото сна. Где-то слева от неё сидело некое тело - возможно, Крысёныш... Но не это было важно.
Ощупав себя и не обнаружив никаких следов ожогов, девочка облегчённо перевела дух. Но дрожь не унималась. С щёк капало что-то тёплое, солёное, а с губ сорвалось глухое и тихое "Я жива...".
Пошатываясь и дрожа, Сэт встала на ноги, всё ещё не веря, что они работают и даже в прекрасном состоянии - только мышцы болят от недавних нагрузок и беготни... Она была похожа на куклу, которая внезапно ожила и учиться ходить - голова на бок, глаза стеклянные, ноги подогнуты внутрь, руки чуть согнуты в локтях. Кукла. Но с душой. И с телом...
Впереди неё был край. Край стены. Снова высота.
Полёт...
Сэт отвернулась. Даже мысль о том, чтобы подойти и посмотреть вниз вызывала у неё некоторое отвращение.
Едва плетя подкашивающиеся ноги и держась за стенку справа, а ныне сзади, Сэт шла вперёд в поисках лестницы или чего-то наподобие её. Хотелось свалить отсюда поскорее к чёртовой матери...
Что он там говорил? "Особняк Бенуа"? Этот сукин сын хочет преподнести ещё один сюрприз?.. Интересно, что будет на этот раз... Она будет тонуть или снова шлёпнется о землю?
На её влажном лице, к щекам которого прилипли растрёпанные тёмные волосы, появилась ироничная усмешка. Хотелось упасть на землю и заржать во весь голос. Но некоторые остатки рациональности не давали ей этого сделать, напоминая, что надо идти...
Куда?
В особняк Бенуа...

Кенигу снился странный сон. Будто он оказался на капитанском мостике космического корабля. Эльдарского. Йохан понял это почти сразу. Стены зала, украшенные тёмно-синими знамёнами, поднимались вверх под небольшим углом. Вдоль них располагались статуи эльдарских воинов, мужчин и женщин. Они были сделаны из многочисленных костей, обработанных и прилаженных друг к другу столь тщательно, что без детального осмотра казалось, будто статуи цельные. Высокий потолок подпирали колонны, составленные из черепов. Не только человеческих – тут было ещё несколько явно гуманоидных существ, среди которых Кениг с уверенностью мог узнать только орков, – но какие-то и неведомые твари. Псайкер поймал себя на мысли, что не хотел бы встретиться с представителями этих видов.
В центре стояла ещё одна колонна, сделанная из камня или подобным ему материала. Массивная, около пятнадцати футов в диаметре, она была покрыта барельефом, изображавшим сцену настоящей бойни: обнажённые эльдарские девы-воительницы пронзали зазубренными клинками безоружных людей. Из ран сочилась настоящая кровь. Медленно стекала, описывая на каменной поверхности безумные узоры, и попадала в маленький, толщиной и глубиной не более дюйма, желоб, что окружал колонну. Приглядевшись к знамёнам, которые висели на стенах, Йохан обнаружил, что они не тряпичные. А сделаны из очень аккуратно и качественно сшитых между собой лоскутков кожи. Возможно, даже, человеческой.
Были здесь и многочисленны терминалы, предназначенные для управления кораблём. И темнота. Густая, непроглядная.
Страх.
Йохан понял, что боится. Это место не предназначено для людей. Статуи, колонны, барельефы и изображения на знамёнах – каждый из этих элементов был настоящим произведением искусства, но каждый был создан на смерти десятков живых существ: сколько костей и черепов понадобилось для колонн и статуй, сколько несчастных отдали свою кожу ради проклятых знамён, сколько крови потребовалось для жуткого барельефа!
Смерть. Её здесь было слишком много. Произведения кровавого искусства.

Корабль сильно тряхнуло, Йохан едва смог удержаться на ногах. И как прозрел. Он увидел, что некоторые колонны частично обвалились, статуи покрылись многочисленными трещинами, терминалы же искрят, а многие и вовсе покрыты пламенем. Едкий дым явно ощущался в помещении.
Корабль умирал. А на капитанском мостике не было ни души.
Мощный металлический грохот заставил псайкера обернуться: на двери в зал вспухла, словно волдырь, крупная вмятина. Ещё удар – появилась вторая. Третья. Четвёртая. Наконец, дверь не выдержала.
Йохан уже не боялся. Он понимал, что является невидимым зрителем этой сцены. Тем не менее, псайкеру было очень интересно, кто же столь целенаправленно желал ворваться на капитанский мостик корабля эльдар. Ждать ответа долго не пришлось. Космодесант. Лояльный, что особенно радовало в свете последних событий, пережитых Кенигом. Сине-голубые доспехи, белый символ двух скрещенных клинков на наплечниках – похоже, дочерний капитул Ультрамаринов.
Десять человек: восемь рядовых бойцов тактического отделения, огнемётчик, сержант с силовым кулаком, боевым щитом, прикреплённым к левому запястью, и комби-огнемётом. Одиннадцатый. Хоть это было всего лишь видение, Йохан сразу же почувствовал огромную псионическую силу, исходящую от этого человека. Закованный в тактическую броню дредноута эпистолярий, держащий в одной руке штурмовой щит, а в другой – психосиловой меч.
Космодесантники ворвались в помещение, молниеносно построившись в дугу вокруг двери, чтобы не перекрывать друг другу линию огня. Сквозь горящие алым визоры шлемов ощущалась праведная ярость – каждый воин был готов огнём и мечом разить врагов Империума. Но капитанский мостик оказался пуст. Лишь тьма и тишина. И одиннадцать воинов Астартес, застывших в ожидании битвы.
Эльдары появились неожиданно. В какой-то момент по всему залу открылись потайные двери и ниши: в стенах, полу и потолке. Ксеносы в буквальном смысле вылезли изо всех щелей. Немного. Около трёх десятков. Украшенные лезвиями винтовки смотрели жалами стволов на бойцов Астартес. Кениг усмехнулся. Жалкое оружие – из своего опыта псайкер знал, оно не всегда способно пробить панцирную броню, чего тогда уж говорить о силовых доспехах. Однако многие были вооружены явно более тяжёлыми пушками и массивными пистолетами, почему-то вызвавшими у Йохана ассоциацию с плазменными орудиями. Не то чтобы он был далёк от истины, но...
Появление эльдар воистину застало космодесантников врасплох, однако ксеносы не спешили нападать. А эпистолярий жестом приказал своим воинам не открывать огонь. Казалось, псайкер пришёл сюда для другой, более важной цели.
Колонна, что стояла в центре зала, чуть дрогнула. И раскрылась. Она оказалась полой внутри – там находились четыре закованных в силовую броню эльдара. Их доспехи имели абсолютно чёрную раскраску, а шлема наоборот – белые – и по форме своей напоминали черепа. Каждый из этих воинов был вооружён силовой алебардой.
Эльдары сделали несколько шагов вперёд и расступились, пропуская своего лидера. Мерная походка, гордая осанка – он не торопился, будто ощущая себя полным хозяином ситуации. Высокий, крепкий, ксенос был облачён в фиолетовые доспехи, покрывавшие почти всё тело. Лишь только шлем отсутствовал, но почему-то Кениг не мог разглядеть лица – оно казалось размытым и неясным, словно скрытое густым серым туманом. Лишь только по серебристым волосам, достигающим плеч, псайкер понял, что это эльдар из его предыдущего видения.
Крепкая фигура источала непоколебимую власть, презрение и ненависть ко всему, что творится вокруг. Ксенос изящным движением извлёк из ножен свой длинный, чуть изогнутый меч и, выставив его вперёд на вытянутой руке, направил острие в сторону эпистолярия. Это был вызов на поединок. И космодесантник его принял.
Дуэлянты сделал шаг друг к другу. Ещё один. Псайкер плашмя ударил мечом о щит, извещая противника о готовности начать.
Миг. Вспыхнув десятками искр, лезвие меча эльдара рассекло воздух, оставив за собой веерный след голубовато-белого свечения, и ударило в висок эпистолярия. Но лишь отскочило от массивного шлема. Космодесантник незамедлительно контратаковал, но ксенос увернулся в молниеносном рывке и нанёс второй удар. Астартес принял его на щит.
Началось.
Йохан Кениг думал, что Алексиэль искуснейший боец, в одиночку способный уничтожить космодесантника. Но этот эльдар мог бы справиться с целым отделением. Он превосходил девчонку во много, много раз. Клинок ксеноса со скоростью молнии обрушивался на эпистолярия раз за разом – тот едва успевал подставлять щит. И отчаянно отбивался, но с таким же успехом он мог попытаться достать мечом блоху – столь стремительным был его противник. Всё, кто присутствовал в помещении: и космодесантники, и ксеносы, и даже сам Кениг застыли, поражённые диким танцем смерти, в котором закружились двое: человек и пришелец.
Но исход битвы был предрешён – Йохан в этом не сомневался. Эльдар слишком силён. Слишком.
Эпистолярий атаковал с разворота, нанося удар наотмашь. Слишком медленно, чтобы противник не смог уклониться. И слишком сильно завёл руку со щитом назад, чтобы эльдар не смог заметить, как космодесантник открылся. И воспользоваться этим. Напоминающий катану клинок устремился к пояснице эпистолярия, грозя попросту рассечь надвое, отделив верхнюю половину тела от нижней. Когда лезвие начало рассекать адамантиевые пластины, космодесантнику оставалось лишь надеяться. На крепость терминаторской брони. На свою нечеловеческую выносливость. И на веру в Императора.
Боль. Йохан чувствовал её даже с расстояния. Невыносимая агония, столь дикая, столь ужасная, что человек просто не смог бы её вытерпеть. Но речь шла не о людях. Космодесантники превосходят их в разы. А, значит, способны вытерпеть эту боль.
Когда меч вспорол доспехи и начал вгрызаться в плоть эпистолярия, эльдар заметил его щит. Слишком поздно ксенос осознал, что противник открылся лишь для того, чтобы нанести удар кромкой. Кениг невольно улыбнулся: сейчас ублюдку настанет конец.
Удар. С яростным криком ксенос пролетел несколько футов, прокатился по полу и застыл у ног чёрных воинов, инкуби (почему-то Кениг понял, что их называют именно так). Невероятно: ловкость и реакция эльдара оказались столь огромными, что он попытался увернуться. И ему это почти удалось – уголок щита лишь чиркнул по боку. Впрочем, проведённая воином Астартес, эта атака более чем сильна. Йохан сейчас откровенно не завидовал, а, быть может, даже сочувствовал эльдару, что лежал на полу, схватившись рукой за отбитый бок и учащённо ловя ртом воздух.
Поединок решился в пользу Империума.
Эпистолярий подошёл к своему беспомощному противнику, клинок сверкал истинным светом Императора, готовый сразить врага Человечества. Инкуби были неподвижны и молчаливы.
Вдруг.
Маленький человечек прошмыгнул под ногами чёрных воинов и заслонил собой поверженного ксеноса. Миловидная девчушка лет двенадцати. Босая, одетая лишь в полупрозрачное чёрное платье, что, облегая хрупкое тело, лишь подчёркивало женственные формы. Кениг не поверил своим глазам. Это была Алексиэль…
Только здесь она гораздо моложе – совсем ещё девчонка!
Йохан застыл в исступлении. Как поведёт себя космодесантник? Перед ним ребёнок. Без оружия. Пускай псайкер – эпистолярий наверняка это понял. Но Алексиэль, похоже, не способна причинять прямого вреда своими силами. Она может лишь накладывать иллюзии и насылать мороки. К тому же, никакой псионической активности со стороны эльдарки Йохан не чувствовал.
А, всё-таки, в самом деле, как поведёт себя космодесантник? Сможет ли он ударить безоружного ребёнка, хоть и ксеноса? У девочки нет её смертоносного кинжала, и негде его спрятать. А психосилы тут бесполезны. Сейчас она никак не может защитить себя. Ребёнок, заслонивший своим телом другого эльдара. Но ЗАЧЕМ?
Так как же поступит космодесантник?
Ни секунды не колеблясь, он просто рубанёт чертовку своим мечом. Именно это и наблюдал Кениг…
Психосиловой клинок эпистолярия рассёк ткань платья, нежную кожу, податливую плоть и крепкую кость. Но Алексиэль не была бы Алексиэль. Среагировав почти молниеносно, маленькая эльдарка отскочила назад в момент удара. И рухнула на колени в пяти футах от воина Астартес. На глазах блеснули слёзы. А потом весь зал заполнилась отчаянным детским плачем. Алексиэль схватилась за левое предплечье, откуда хлестала кровь – рука девочки держалась на одной коже и сухожилиях.
Кениг вздрогнул. Он не видел лица среброволосого эльдара, но каким-то образом ощутил, какая лютая ненависть вспыхнула в его глазах. Бешеная! Всепожирающая! Дикая! Псайкера начала бить дрожь. Эмоции, столь сильные. Они были просто за гранью человеческого ощущения.
- УБЕЙТЕ ИХ! РАЗОРВИТЕ, РАЗДАВИТЕ, РАСКРОМСАЙТЕ! - заорал ксенос. Он кричал на своём языке, но Йохан понимал каждое слово.
Один из инкуби сделал молниеносный выпад вперёд. Крутанув над головой алебарду, он нанёс удар наотмашь, метя в правое плечо. У эпистолярия не было времени, чтобы вскинуть щит – ему осталось лишь подставить свой психосиловой меч для блока. Древко алебарды ударилось о клинок, но удар оказался столь сильным, что рука космодесантника, сжимающая оружие, чуть дёрнулась назад – лезвие алебарды рассекло доспех и неглубоко вонзилось в плоть, легко пройдя сквозь тяжёлый доспех.
Выстрелы. “Плазменные” орудия ксеносов исторгли чёрные лучи, направленные в сторону тактического отделения. Четверо Астартес погибли сразу. Остальные открыли ответный огонь и одним залпом уничтожили не менее полутора десятков ксеносов. А потом космодесантников настигли остальные воины и инкуби. В то время как эпистолярий стоял, глядя то на силовую “катану”, что насквозь пронзила терминаторский доспех в области живота, то в глаза своему среброволосому убийце.
Инкуби были великолепны. Пустив рядовых воинов вперёд, они работали алебардами из-за их спин. Каждое движение было преисполнено смертельной грации, каждый выпад – отработан до мелочей, и почти каждая атака несла погибель. Космодесантники были уничтожены один за другим. Последним пал сержант, своим силовым кулаком истребив с полдесятка ксеносов.

Предводитель эльдар убрал свой клинок в ножны, подошёл к всхлипывающей на полу Алексиэль. Взяв девчонку за правую руку, грубо поднял на ноги. И увёл куда-то вглубь зала. Там, у одного из работающих терминалов, находился ещё один ксенос. Ростом выше среднего, крупноват, он выглядел относительно “старым” (насколько это слово вообще применимо к эльдар) – около сорока лет по человеческим меркам. Агатово-чёрные волосы его были заплетены в десятки мелких кос.
- Мой господин, - почтительно заговорил ксенос, - тяжёлая пехота противника достигла секции трюма, где содержатся пленники.
Алексиэль уже не плакала. Только тихо всхлипывала, прилагая огромные усилия, чтобы сдержать слёзы.
- Активируй механизм самоуничтожения, - ответил среброволосый эльдар. - Пусть они сгинуть здесь. Вместе с животными, которых так надеялись спасти. Мы покидаем судно через Паутину.
***
Кениг открыл глаза. Воистину странный сон приснился. Хотя, скорее всего, это и не сон вовсе, а ещё одно из воспоминаний Алексиэль. Всё-таки там маленькая эльдарка выглядела значительно моложе, чем сейчас.
Видение оставило множество вопросов и не принесло ни одного ответа. Что такое Паутина? Кто тот среброволосый ксенос? Почему Алексиэль заслонила его своим собственным телом? И сколько пленных людей и пытавшихся спасти их космодесантников оставались на корабле в момент запуска механизма самоуничтожения? Не было сомнений, они погибли все. До единого.
Йохан встал и вышел в коридор, чувствуя себя более-менее выспавшимся и бодрым. Глянул в сторону комнаты, где спала Алексиэль. И с удивлением обнаружил, что ни эльдарки, ни малейшего намёка на её вещи там не было. Обернувшись, Кениг увидел чуть приоткрытую дверь в кладовую и направился туда. Голова псайкера была забита совсем другим. Поступок эпистолярия Астартес. Верен ли он? Имперская идеология твердит о том, что нужно уничтожать ксеносов, всех до одного. Но как можно убивать беззащитных детей? Тем более, когда они столь во многом похожи на человека…

Этот момент...
Наверное, Сэт не забудет его никогда. То, когда ноги отрываются от земли, и ты чувствуешь, как твоё тело встречается со стихией и нарушаются все балансы и силы притяжения... Ты их просто не чувствуешь. Только воздух. Только полёт. И ты застываешь в нём, словно только-только нырнул: тебя ещё тянет сила, с которой ты прыгнул в воду, а задержанный тобою воздух в твоём организме ещё не начинает поднимать тебя с глубины... Ты окунаешься в новый, неизведанный ещё тобой мир - подводный. А сейчас... Мир полёта, безграничный мир фантазий... Вот ты воображаешь, как у тебя вырастают крылья, расправляются маленькие пёстрые пёрышки... Они поднимают тебя всё выше, и выше... И нету этой грубой, жёсткой земли, на деле оказывающейся так близко, совсем рядом, что кажется - вот-вот и ты достанешь до неё ногой...
Фантазия. Полёт. Иллюзия...
Они быстро тают в твоём воображении, так же быстро, как и пришли в твою ветреную головку. Ты чувствуешь, что тяжелеешь. Твоё тело вновь обретает вес, форму, объём... Уже не чувствуешь мягких ангельских крыльев, которые так внезапно подняли тебя вверх, вот только мгновение назад. Что-то тоскливо-грустное чувствуется в этом приземлении... Не потому, что оно совершается - потому, что у тебя нет крыльев...

Кувыркнувшись вперёд, Сэт приземлилась на мягкое место. Мышцы кололо так, словно она недавно занималась спортом, а не бежала пару метров для прыжка. Её силы были истощены, и более не в физическом плане, а в моральном. Посему всё её тело было напряжено в момент прыжка, только на секунду ей удалось расслабится...
Хотелось упасть навзничь прямо на крыше, не думая даже о том, что где-то там, под ней, уже полыхает огонь, лаская старые трухлявые доски. закрыть глаза, забыться... Это было бы лучшим вариантом - она чувствовала, что ей нужно отдохнуть. Просто лечь и отдохнуть. Насрать на все эти разборки...
Но вот тебе и сюрприз!
Страж, гнавшийся за ней, прыгнул на эту же крышу совсем рядом от неё, поэтому Сэт пришлось отскочить. Сердце лихорадочно забилось в страхе. В некой надежде она посмотрела на стоящего рядом Крысёныша. Не было даже сил вспомнить, что он её бросил подыхать...
А что у неё было из оружия? Только нож? Против стражника! Велика сила!
Поджав губы, Сэт глухо застонала, осознав, что принесла дубинку в жертву ради своего спасения. Жаль. Она бы пригодилась... Но, впрочем, её бы она точно не перекинула на эту крышу, а тем более не прыгнула бы с ней сама. Слишком тяжело...
Сделав шаг назад, она встала в более оборонительную позу, чем в наступательную, но так, чтобы, если что, можно было быстро вытянуть нож из кармана и увернуться от возможной атаки. Сейчас Сэт очень жалела, что не порылась в Куче подольше...

- и знаете что он тогда сказал? ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ МОЕЙ ДЫРКИ! - Радостный гогот сотряс в очередной раз таверну. Мальчик знал достаточно баек, причём достаточно хорошо что бы выдавать некоторые из них за свои. Ну что же, теперь пришёл его черёд рассказывать. В таверне было хорошо, да и компания моряков кажется уже не такой уж и плохой. В конце-концов это они его кормят. Мальчик сделал глубокий вдох и начал
-да знаете, всё как у всех, с тех пор как меня вытурили всё пошло насмарку, знаете, почему-то никому не нужен калека? Вы представляете? Они что, думаю что раз у них есть все пальцы на руках - они круче? Впрочем дела по-тихоньку пошли на лад, я сумел обжиться более-менее, да и опыта набрался. Слышали о Ваське Кривом? Ну, о том, что рыбаков резал? Ну так у своих последних жертв он мало того что нашёл четыре залотых, так ещё и пять бутылок бухла. И что же вы думаете? Он нажрался прямо на месте, представляете морды стражников, которые нашли его, бухого в задницу, в окружении трёх трупов? Повязали конечно, однако знаете, Васёк когда прсонулся, оглядел нас мутным взглядом и произнёс:
-Чё, те три бабы, что меня связали и выебали, чё, тоже реальные были?

Стены шатра горят все жарче. Но не сгорают. Сыпят огненными искрами, прожигающими насквозь каждого, в кого попадают.
Заклинание культиста звучит все громче.
Мельфик-острослов, упав на колени в центре арены, окруженный зловещими тенями, дико завывает от боли и пытается выцарапать себе глаза, его плоть слезает с костей, а кровь пузырится в горле.
Обезумевшая толпа людей мечется в обжигающем багровом тумане. Многие уже раздавлены, многие ранены. Безумие и ужас царят в этом месте.
Черная магия и смерть.
Готфрид выглянул на арену. Его вещей не видно в охваченной безумием толпе. Соваться туда было бы неосмотрительно.

Циркачи, не зная, что делать, и истошно вереща, столпились у выхода. Цирковой силач Бяша, вращая безумными глазами, движется на них. Одна рука его пылает. Голова пробита насквозь обломком лавки, но это ему нисколько не мешает.
Несколько упавших ранее окровавленных и сожженных людей, завывая согласно с ритмом заклинания, начинают подниматься на ноги.
Музыканты, улыбаясь посиневшими и разлагающимися лицами, начинают играть на своих горящих музыкальных инструментах залихватский веселый марш.


Асмодей:
Купол цирка охвачен магическим неугасимым пламенем. Люди на площади, превратившиеся в живые факелы мечутся и дико вопят. Видишь, как от жгучей завесы отделился огромный огненный шар и с шипящим воем, отлетев, врезался в небольшой особняк неподалеку от трактира, где ты остановился.
Взрыв, обломки разлетаются по площади. Видишь городского стражника, пришпиленного к стене куском доски.
От купола цирка вверх бьет столб пламени, расцвечивая небо багрянцем.
Странно, но картина буйства магического пламени захватил тебя.
Кажется, ты уже видел раньше что-то подобное.

Пройдя рядом с Готфридом и Патриком, на сцену вышел Мельфик-острослов.
Пнул зазевавшегося клоуна, стряхнул пыль со своего желто-синего камзола и, скроив на крысином личике потешную гримаску,
Поприветствовал зал:
"Привееет паачтеннейшая публика. Готовы услышать парочку новых шуток, всемирно известного барда Мельфика-острослова! Нееслышу? Грооомче."
Зал взрывается аплодисментами.
Слышны крики:
"Даавай Мельфик! Жгии! Подъебни порезче!"
Циркач ухмыльнулся:

«А знаете, почему Император уже две тысячи лет из своей башни не выходит?
Чтоб челобитными не заебывали. Ахахаха.
А знаете сколько магов из гильдии магов нужно, чтобы поменять фитиль в масляной лампе?
Десять. Девять будут плести интриги друг против друга, а десятый закажет фитиль в гильдии наемников! Хахахаха.
А знаете, что сказал Лорд тьмы Эльфийскому Архонту на требование прекратить вырубку лесов? А вот что! (Мельфик стягивает штаны, обнажая тощую, бледную задницу и оглушительно пердит)»

Зал ликует. Хохот стоит оглушительный.

Ободренный успехом, Мельфик лихо подхваывет балалайку и гнусным голосом объявляет:
Ааа теперь, то, что вы все любите.
Чаастушкии-подъебушки. Ахахаха.
Запевает:

А как в Культе Руны сломанной,
приключилася беда.
Их священник раз проснулся,
смотрит, в заднице елда.
Совсем не охуительно.
Лучше молись Спасителю.
Оппаньки Оппаньки,
а то порвут жопаньки.

Было так приятно смотреть, как наглый заморыш рыпается. Особенно после того, как её одолела собственная кровожадность тогда, у пекарни... Может, поколотить его? И ей хорошо, и ему урок.
Сэт улыбнулась и сузила глазки.
- Ах, это шутка?.. А чё мне не смешно? - со всей дури дала ему в левое колено. - Прям обхохочешься, клоун. - пинок коленом в живот. - Если ты, скотина недорезанная, братков позовёшь, я тебя найду и урою, ясно? И вот эти тощие кости, - приподняла его запястья вверх, - я переломаю как нехуй делать. Ты меня понял?!
Последние слова были сказаны значительно громче и в самое ухо недомерка. Приятно. Очень приятно чувствовать слабость своего врага... Держать её в кулаке и делать всё, что хочешь. Выломать кости, или сломать пару рёбер, или дать хорошенько в морду, чтобы он захлебнулся собственной кровью.
А ты знаешь, что ты сильнее. Ты главнее. Ты решаешь, как поступить с ним, а не он с тобой... Это было усладой для Сэт.

Да. Да. Да. Избран. Небесами! Как раньше не догадался! Ещё раз издав звероподобный рык, Халиб в бешенстве от того, что никого из врагов поблизости нет, тяжело ступая направился в сторону зиящего входа в подземелье. Обратно. Там враги света! Чем больше их убить, тем больше награда! Убить! Всех! Они прячутся там. Трясутся за свои жалкие шкуры. Боятся. Ах, кк они боятся. Халиб чуял запах их страха даже тут. Шумно втянув воздух. Затрепетали ноздри.

Гниль. Запах гнили. Разложения.

На мгновение он снова возвращает Халиба в сознание. Совсем не туда, совсем не туда текут мысли, ой-вэй, плохо то как. Плохо. Совсем плохо. Всё настолько плохо, что... Мысли путаются. Точнее, те что говорят о битве, об убийствах, о смертях, о избранности, о будущем, если он пойдёт этой дорогой - они все ровные. Гладкие. Неестественно плано текущие для такого состояния. А вот мысли человеческие. Они путаются. Теряются. Ускользают. Нет, Халиб не может заставить себя не искать битвы. Сейчас не может. В данный момент не может. Но. Усилие воли. Упасть на колени. На колени, а не на четвереньки! На колени, Халиб, на колени. Молись. Нет. Не молись. Чего молиться, ведь всё так будет хорошо? Враги падут! Он силён! Он могуч! Прочь.

Халиб чувствовал, как состояние раздвоившегося сознания потихоньку исчезало. А когда оно станет целостным, то ярость и яд безумия сотрут в порошок остатки разума. Порошок. Сейчас бы немного порошку. Он бы успокоился. Подумал... Нет. Нельзя потакать желаниям. Человек отличается от зверя тем, что он может противиться инстинктам. А он человек, а не зверь. А он человек, а не зверь?

"Паадажди, братишка.
Эт самое, Свенище—суровый, Рыжему тоже штоль, уши резани. Он походу от потери крови уже дуба дал. И Секиру может возьмешь, хуле добру пропадать."
— Крысенышь, наскоро перематывая куском лохмотьев рану и, почему-то хромая, поспешил за Свеном, не забыв, впрочем быстро обшарить мертвецов, и подобрать их оружие, то, которое хоть как-то было на оружие похоже, конечно.
То, что он пока живой, наполняло бродягу таким неизбывным счастьем, что даже боль слабее чувствовалась.

Догнав товарища, Крысенышь весело оскалился:
"Эхх, ма, великие дела нас с тобой ждут. Мы, с моей ловкостью и твоей силой, быстро центровыми станем. Все нам сапоги лизать будут. И Бугай, мне уже тему обещал подкинуть. А я тебя в дело возьму. Ты пацан четкий".

Леннет только и успела крикнуть вслед рыбаку: - Дядя, а как вас зовут-то? - правда, не надеясь особо услышать ответ. Правда, Меченый поспешил сообщить, что рыбака зовут Джо.
Когда дети покинули морской берег, Виспервинд сказала калеке:
- Значит так. Ты как хочешь, а я пойду приводить себя в порядок. Потому что если появлюсь в таком виде перед этим Ваздоном, или как его там, он нас обоих прогонит в шею. Давай так. Встретимся здесь через два часа, хорошо?
Ни капли не интересуясь, что скажет по этому поводу Меченый, Леннет направилась обратно в сторону берега, взяв сильно правее того места, где находился рыбак. Девушка двигалась быстро, зная, что калека даже на своём новом протезе за ней не поспеет.

Минут десять пешком вдоль берега, и вот Леннет оказалась в маленькой каменистой бухте. Это было её секретное, заветное место, о котором никто не знал, даже Лиза. Сюда Виспервинд приходила в минуты скорби и искала здесь одиночество. Но сейчас цель визита была абсолютно иная.
Леннет развязала шнуровку корсета, сняла его, разулась, затем спустила штанишки и нижнее бельё, оставшись абсолютно нагой.
“Давно хотелось помыться, но что-то в последнее время всё никак подходящего случая не было,” - подумала девушка, тихонько проверяя ножкой, не слишком ли холодна вода. - "Но сначала дело.”
Перво-наперво Леннет минут десять убила на то, чтобы выстирать штанишки (тщательно смывая сажу и все пятна, какие только можно), затем уложила их сушиться на камне. Потом принялась за сапожки и корсет.
Наконец, когда с одеждой было покончено, Леннет рыбкой нырнула в море. Лёгкая прохлада охватила обнажённое тело – вода ещё не прогрелась, но девушку это мало беспокоило.
Виспервинд плавала, ныряла, плескалась, поднимая фонтаны брызг. По всей бухте разносился звонкий женский смех. А вода смывала пепел, сажу, пыль и пот с бархатной кожи и густых волос. Девушка тщательно оттирала грязь со своего тела: рук и ног, живота и спины, лица, грудей, бёдер – ей хотелось быть чистой и безупречной, показать всем свою истинную красоту.

Леннет вышла на берег и легла на песок, отдавшись ласкам морского прибоя и утреннего солнца. Девушка блаженствовала, забыв о смерти Лизы, о пожаре, разрушившем таверну “Морской Слон”. Голову посещали самые приятные мысли, воспоминания о маме, папе, сёстрах. Давно ей не было так хорошо.
Вдоволь навалявшись, Леннет нехотя встала и пошла вглубь бухты. Солнечные лучи давали отблески в каплях воды, покрывающих изящное тело, широкие округлые бёдра девушки красиво покачивались при ходьбе, полные груди колыхались от каждого шага. Неуклюже стряхнув с себя капли воды и тщательно выжав волосы, Леннет устроилась на камне, скрестив свои длинные ноги, и стала принимать солнечную ванну. Изящная и ослепительно красивая – настоящая морская нимфа, выбравшаяся на берег, чтобы понежиться в лучах утреннего солнца. Чистая, свежая, она была просто обворожительна, и в какой-то момент даже пожалела, что сейчас никто не видит чарующую красоту её хорошенького тела.

Камень, не успевший прогреться с утра, тихонько холодил попу. Леннет провела рукой по упругим грудям, тихонько ахнула, тронув себя пальцами между ног. Сделала несколько аккуратных движений вперёд-назад – на лице девушки выступил румянец, а по всему телу разлилось приятно тепло. Оно быстро переросло в настоящую волну жара, которая захлестнула с головой и сосредоточилась в низу живота. Стоило продолжить. Хоть какие-то маленькие радости в свете последних жутких событий. Только как-то это... неправильно, что ли.
Но рука сама заёрзала ТАМ. Леннет чуть дрогнула, выгнулась всем телом и издала тихий стон. Закусила губу, раздвинула ноги чуть шире, прикрыла глазки, учащённо дыша. Второй рукой сдавила правую грудь.
“Что я делаю?!” - подумала девушка, тихо всхлипнув от удовольствия. - "Если я, напару с тем калекой (как его зовут, кстати) до следующего утра не найду того, с кем должен был встретиться Альтего, нам обоим конец.”
До боли прикусив губу, Леннет попыталась отбросить грязные мысли и прекратить не менее грязные действия. Сейчас на всё это попросту нет времени. Как бы ей не хотелось…
“А-а-а, да всё равно одежда равно будет сохнуть ещё до-олго…”

Серкос:
Несешься вперед. Ломая себя, уводя тело за пределы возможностей. Чувство боли отключается вместе с эмоциями. Каждый шаг становится увереннее и крепче предыдущего.
УДАР. Головокружение. В глазах темно. От удара, твоя отрубленная рука вывалилась из бинтов, а рана начала вновь немного кровоточить.
Несколько секунд ты приходишь в себя. Понимаешь, что врезался в дерево.
Откуда оно? Что происходит?
Поворачиваешь гудящую от столкновения с твердой древесиной голову. Видишь, как вдалеке твои соратники убегают от крестьян.
Кажется ты смог войти в боевой транс и помимо своего желания включился в режим ускорения.

Каланте:
Ты застыла, разрываясь между желанием жить и невозможностью бросить того, кто стал тебе так дорог. И только когда уже вступивший в неравную схватку Морин на мгновение обернулся и заорал что есть силы - "НУ ЖЕ, КАЙЛИ, СПАСАЙСЯ!!!", ты побежала. На глазах от злости и безысходности выступили слезы.
Вперед. К лесу. Там можно спрятаться от погони.

О Тул:
Рванулся вперед. Пробежал немного и понял, что с трактирщиком на спине от погони не уйти. Крестьяне догоняют. Топот за спиной. Ближе. Ближе.

Морин Штарк:
Последний бой. Это очень важно, как именно умереть. Умереть так, что-бы на небесном суде не было стыдно перед лицом Спасителя. Не струсить. Не предать. Не сдаться.
Отдать свою жизнь для того, что-бы выжила любимая.

Улыбаясь делаешь шаг вперед. Ударом клинка сносишь голову бросившегося на тебя старика с топором. Удар. Еще один удар. Забыв про боль от ран ты пытаешься задержать врагов.
Хотя бы несколько секунд продержаться.
Дать еще немного времени тем, за кого ты отдал свою жизнь.
Ржавая мотыга задевает голову. Кровь заливает глаза.
Плевать.
Рыжий паренек лет шестнадцати, в порыве самоубийственной храбрости бросается тебе под ноги, пытаясь ударить серпом. Отрубаешь ему руку, пинком отправляя его в толпу и сшибая его телом нескольких крестьян.
Еще шаг вперед.
Убиваешь еще двоих, заносишь клинок над головой третьего...
Тупой удар в спину.
Тело не слушается почему-то.
Поворачиваешь голову.
Плюгавенький, трясущийся от ужаса мужичок всадил тебе в спину вилы.
ваши взгляды встречаются и мужичок, обмочившись, отпрыгивает.
Палка обрушивается на запястье,заставляя выронить меч.
Ты медленно опускаешься на колени.
И толпа смыкается над тобой...

Тьма. Всё тело будто покрылось инеем. А потом его облили кипятком. Затем сунули в сугроб. И швырнули в раскалённую магму.
Боль. Покалывала нежную кожу. Щипала, лизала.
Лёгкая, едва ощутимая боль.
Мерный стук сердца.
Тьма.
И голоса.
Шепчущие голоса, что раздавались в голове. Они просили, повелевали, умоляли, приказывали, жаждали, требовали, хотели. Быть с ними. Отдаться переполняющей тело слабости. Идти навстречу. Туда, далеко-далеко, но в то же время так близко. Обещали, предлагали, клялись, отдавали. Безмятежность. Спокойствие. Забвение. Сон. Вечный сон.
Тьма. Мерный стук сердца. И голоса в голове. Непрекращающийся шёпот со всех сторон. Он вонзался в мозг, рвал его на части. И снова собирал по кусочкам. Опять разрывал.
Леннет не слышала. Не внимала им, ни единому слову. Инстинкты заставали мышцы напрячься до предела и не позволяли расслабиться. Отключив разум.
- Ты сильна, Леннет, - сказала Христ.
- И вольна, словно птица, летящая над морем, - добавила Сильмерия.
- Теперь я вижу, что не зря учила тебя.
- Ты волчонок, настигший свою первую жертву.
- Ты стала взрослой.
- Ты слишком долго страдала.
- Достаточно терпеть всё это.
- Тебе, должно быть, надоели эти мучения.
- Разорви оковы.
- Вкуси слодость свободы.
- Иди вперёд, не оглядываясь.
- Стая зовёт тебя.
- Иди к нам.
- Мы так соскучились.
- Мы ждём тебя.
- Мы снова будем вместе.
- Ты, я и Сильмерия.
- Я, ты и Христ.
- Леннет, Сильмерия и я.
- Я, Христ и Леннет.
- Я, Христ и Сильмерия...

НЕТ! - воскликнула Леннет. - Я не пойду к вам!
- Но мы хотим быть с тобой, сестра.
- Мы соскучились.
- Убирайтесь!
- Не прогоняй нас! Леннет.
- Будь с нами.
- Вы не мои сёстры!
- Это я, Христ.
- Это я, Сильмерия.
- А ты – Леннет.
- Наша сестра.
- НЕПРАВДА! Христ всё ещё набирается сил. А Сильмерия скрывается от людских глаз. Вы – не они! Вы не существуете.
- Мы существуем, Леннет, - сказала мама.
- Так же реальны, как и ты, - проговорил отец.
- Я так ждала тебя, Леннет, дочь моя.
- И я ждал.
- ЛОЖЬ! Убирайтесь из моей головы!
- НО МЫ НЕ В ТВОЕЙ ГОЛОВЕ. МЫ ЗДЕСЬ, ВНИЗУ. СПУСТИСЬ К НАМ, ЛЕННЕТ.
- Моя сестра.
- Моя сестра.
- Моя дочь.
- Моя дочь.
- НАША СЕСТРА.
- НАША ДОЧЬ.
- Мама с папой умерли! Если Христ и Сильмерия тоже здесь, значит они...
- Да.
- Их больше нет.
- Ты осталась одна.
- Никого, кроме тебя.
- Неправда... Этого не может быть.
- МЫ ЗДЕСЬ. ЖДЁМ ТЕБЯ. СПУСТИСЬ К НАМ, ЛЕННЕТ. И МЫ СНОВА БУДЕМ ВМЕСТЕ. ОТЕЦ, МАТЬ, СИЛЬМЕРИЯ, ХРИСТ И ЛЕННЕТ.
- Одна счастливая семья.
- Словно потоки воды в большой реке.
- Вместе навечно.
- Неразлучны до скончания времени.
- Я не верю! Вы не мои сёстры. Не мои родители. Вы иные. Вас нет! Для меня вы не существуете! Убирайтесь из моей души! Покиньте мой разум! Чужие. Плохие. Лживые. Здесь нету отца, нету матери, Христ и Сильмерии. Здесь нет ничего, кроме тьмы.
- ОТКРОЙ ГЛАЗА И ТЫ УВИДИШЬ НАС.
- Тьма внутри. Тьма снаружи. Ничего больше. И вам не заставить меня!
- Разве ты не хочешь быть со своей семьёй?
- Вы не моя семья. Вы – ничто! Ваше существование – ложь. Имя вам – Пустота!

Боль. Мерный стук сердца. Тьма. И больше ничего.

Танцующие огни. Карнавал, десятки глаз угольков следили за Меченым из темноты. Окружали его, танцуя вокруг него причудливый хоровод. Это была смерть. Бессмысленная, но столь прекрасная. Огонь пел странную, чудную, но столь прекрасную песню. Меч хотел растворится в нём, испариться в нём, стать частью него. Казалось что он может услышать голос огня, молящий, призывающий, чего-то ожидающий. Треск дерева. Падающий брус и жалобный скрип протеза гармонично влились в эту песнь разрушения. Однако пламя было милосердно. Огонь оказал ему честь. Он разрешил присоединиться к нему, стать частью него. "Осталось всего лишь избавиться от ненужного багажа". Тело тянуло его вниз, сковывало, обременяло. И так всю жизнь. Огонь ласкал взор, и тянулся к нему. Меченый уже готов был протянуть ему руку. И отправиться в долгий путь. Вместе с пламенем. Дальше и выше. Освободится. Распахнуть крылья и взлететь... Огоньки сливались в яркий поток света и тепла. Карнавал, который продолжался только ради него. И только ради него. И тут посреди моря рыжего и алого появилась что-то иное. Нечто светлое. Ослепительно белый силуэт на фоне алого пламени. Подобно ангелу, спускающемуся в глубины ада. "Значит нельзя?" - прошептали губы Меченого. Он не хотел оставить на своей совести смерть ещё кого-то, кроме себя. Меченый дёрнул застрявший протез ещё пару раз, дабы освободится из-под завала.

Услышав грохот и вопли за спиной, Лютер решил, что время сейчас дороже знаний, он вытащил из-за пояса нож и принялся резать трубки...
Смотрите! Акушер Готто принимает роды! Стоны матери увенчались недовольным криком новорожденного - осталось только пуповину перерезать! Стерильные ножницы блестят в его руках, словно слюда на солнце, уверенное движение, и дело сделано. Довольный, он поворачивается к присутствующим, держа чадо на руках. "ААААаааа!" - завопила одна дамочка, будто ее прямо сейчас убивали, другая хлопнулась в обморок, усатый мужчина отступил на шаг и нервно воскликнул: "О мой Бог!". На руках церковника пускал слюни отвратительный зеленый гуманоид. Лютер мерзко засмеялся...

АААРРААГХХХХХРРРРРАААААААААААААРРГХХХХХХХ!!!
Издавая обиженный рев, семиметровая, приземистая туша чудовища, проломив стену, на секунду застыла, пытаясь сфокусировать на врагах взгляд своих маленьких красных глазок.
Огромная, жуткая тварь. Мерзкая пародия на человека.
Лысая, круглая голова, слишком маленькая для гигантского тела, утопленная в плечах, без малейшего намека на шею.
На лице тупое и идиотическое выражение. С широких бесформенных губ стекает слюна.
В приплюснутом носу стальное кольцо с обрывком цепи.
Жирное брюхо свисает, закрывая колени.
Зеленоватая бородавчатая шкура покрыта ранами и ожогами. Из паха тянутся множество гофрированных трубок, волочащихся по земле. Часть черепа заменена стальной пластиной с рунами культа. А на груди светится сложная магическая пентаграмма.

Помогая себе длинными, волочащимися по земле руками с уродливо перекрученными мышцами, монстр перелез через образовавший после разрушения стены завал и, смешно загребая коротенькими ножками, ринулся на воинов света.

«АА, БЛЯ. ЕБАТЬ НАХУЙ!»
— Выпучив глаза, Гидеон отскочил на шаг. После, видимо приняв какое-то решение, заорал:
«Времени нет. Я прорываюсь к хозяину всех здешних ебалайств. Остальным задержать тварь и уничтожить. Свет вас храни.»

Как-то очень ловко и быстро магистр рванулся вперед и исчез в красном тумане. Еще несколько секунд было видно приглушенное сияние его доспехов, а потом пропало и оно.

Петляя грязными переулками, между каменными и бревенчатыми домами, Рыжий шёл напрямик к корчме, где наверняка уже вовсю шла бойня. Белобрысый парень перелезал через хлюпинькие заборы, которыми владельцы своих холуп надеялись оградить себя от арсов*. Таких как он. Все таки приятно знать, что тебя боятся. Страх - это уважение. И скоро, его Рыжего будут страшится пуще стражников, уважать больше чем самого дранного императора Санаара! Это будет скоро. Сегодня ночью, им будет сделан первый шаг к этому.
Меньше чем через минуту Рыжий вышел к таверне. не было никакой необходимости прислушиваться: Матерные крики, хруст и топот, все смешалось в одном гуле.

- СУКААНАХУЙБЛЯ! ПОУБИВАЮПИДАРОВНАХУЙВСЕХ! - справа от Рыжего раздался оглушительный ор. Парень инстинктивно сделал шаг в сторону, и развернулся к опасности лицом, держа руки наготове. Как оказалось зря. Рыжий прекрасно знал этого пацанёнка. Крысёныш, его так звали практически все. Рыжий бы за такое прозвище как следует въебал бы. Отвратительная кликуха.
Крысёныш вылетел из переулка прямо в самую гущу драки, и начал безумно колотить всех своёй дубинкой.
"Что за безумный сукин сын!" - весело подумал Рыжий отступая от толкучки на пару шагов - "В самое пеклище полез, как жить надоело!"
Раздался треск. Бугай с туповатым выражением лица, вырвавшись из толкучки попытался зайти пацанам с района Рыжего за спину. Это наш герой допустить никак не мог. Сплюнув, он оглядел вокруг себя и обнаружил кусок каменной плиты, валявшийся возле полуразвалившийся стены. Подняв его, он выставил одну ногу вперед для разбега.

- Сдохни, я бен шармута*! - крикнул, он скорее для себя, дабы унять назойливое чувство страха, смешанное с волнением. И кинулся вперёд. Он обрушил этот камень на голову бычаре, успев перед этим подпрыгнуть. Удар вышел очень сильным, и тот упал как подкошенный. Он был явно вне игры.
Отбросив в сторону окровавленный камень, он, опьянённый столь неожиданным успехом, Рыжий уселся на него и принялся остервенело бить бугая по лицу. И еще. И еще.
- Ты бля че делаешь, сука?! - прозвучал риторический вопрос за спиной Рыжего. Тот попытался вытащить нож, но встать не успел. Его пинком скинули с полумертвого бандита.
- Ответишь, сукин ты сын, ответишь за всё! - Худощавый парень , лет 16-ти приближался к Рыжему. В руке у него мелькала дубинка. "И этот придурок считает себя героем"- подумал Рыжий, что бы подбодрить себя. на самом деле ему было страшно. К нему пришло понимание того, что его сейчас могут убить. И всё.
Паренёк кинулся вперёд, ударяя дубинкой вертикально. Рыжий, пытаясь уйти от удара, попытался ударить его в живот, а затем, в челюсть...

Аделина:
Магистр лениво отвесил тебе оплеуху. Шлепок его лопатообразной ладони в латной перчатке швырнул тебя на землю. В ушах звенит. Из лопнувшей губы течет кровь.
Глухо, словно сквозь толщу воды, до тебя доносится его голос:
"Отставить хуйню пороть, истеричка трахнутая. Времени нет. Надо ударить в сердце тьмы, пока они не очухались.
Гидеон поднимает тебя за шиворот и швыряет в коридор. Машинально уклоняешься от рухнувшей с потолка ржавой секиры, арбалетный болт срезает прядь твоих волос.

Возвысив голос, магистр ревет:
ДУМАТЬ НЕ НУЖНО! ПОНИМАТЬ НЕ НУЖНО! СЛУЖИ СВЕТУ И УМРИ ЗА СВЕТ!
ВПЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕРЕЕЕД!!! БЕГОООООМ, БЛЯ ВСЕ! БЫЫЫСТРА.

И воодушевленные послушники, не дожидаясь пока их швырнут вслед за Аделиной, Заорали и храбро побежали на ловушки. А че им еще оставалось делать?

Когда громила скрылся из виду, Крысеныш, неосознанно копируя его повадки, харкнул себе под ноги и поспешил на пустырь за «Горячим окороком». Позырить, че там к чему, прикинуть, куда съебнуть, ежели че. Да и просто попривыкнуть. Принюхатся, притерется, мож и тема какая всплывет.
А бывает, бухло могут перед пизделовкой отпустить бойцам, для храбрости. Или палки там раздать, если конкретное месилово планируется.
Сердце колотилось. Во рту пересохло. Мандраж. Мысли скачут:
"Че им понадобилось. Че там, за заваруха, если даже мелких припрягли. Жопой чую, гнилье будет. Ладно если отпиздят, хуй, с ним, так и пером сунуть могут, бляди такие. Суки, нахуй.
Он вытер вспотевшие ладони о штаны. Бля, с кем же заруба намечается, что такой хипеж."

Проходя мимо таверны, Крысеныш наклонился над поилкой для лошадей, глотнул теплой, вонючей воды и ускорил шаг, пока дрыном по хребтине не перетянули.
Тело начинало наливаться звенящей легкостью, как всегда бывало перед скорой дракой.
Курить хотелось, невероятно. НУ и ссыкотно было, че уж там.

А погода меж тем...
Да, похуй Крысенышу было на погоду. Тут жопу свою сохранить главное, а на остальное плевать.

Крепкая рука стальной хваткой сдавила горло, так что Леннет, хрипя, с трудом стала ловить ртом воздух. Толстые пальцы начали развязывать шнуровку корсета.
- Маленькая блядь! Думала, что подсыпешь мне в эль снотворное, подождешь когда я усну, обчистишь мои карманы, а я после этого всё забуду и стану делать вид, что ничего не произошло?
Из беззубого рта моряка веяло таким смрадом, что Леннет задержала дыхание и отвернулась.
- Я тебя сейчас так оттрахаю, потом отпизжу, потом трахну ещё разок-другой. Ну и, если от тебя после этого чего-нибудь останется, дам своим парням поразвлечься.
Ещё двое головорезов, стоявших чуть позади, похабно загыгыкали.
Леннет всхлипнула, пыталась закричать, позвать Лизу, но горло сдавили так, что едва хватало на дыхание.
- Спокойно, деточка, если расслабишься, тебе понравится. Блять, как эту херню развязать!
Пальцы мужлана запутались в шнуровке корсета Виспервинд.
- А, похуй, и так сойдёт.
Он развернул Леннет спиной к себе и спустил с девочки штаны.
- Я тебя и так трахну.
...
...
- А вот у меня другое мнение на этот счёт, - послышался грозный женский голос.
Моряки обернулись. Позади них стояла молодая воительница. Чёрные многосегментные латные доспехи, плотно облегающие крепкую стройную фигуру, открытый шлем, прямые агатовые волосы, струящиеся по плечам. Полный ненависти взгляд и алебарда в руках не предвещали ничего хорошего.
- Какого хера тебе надо, сука ты железная? - рявкнул один из моряков. - Думаешь, одела груду хлама, взяла в руки деревяшку, и теперь вся из себя такая опасная?
- Иди отсюда, не видишь, мужчины развлекаются, - добавил второй.
- Пиздуй-пиздуй, - усмехнулся третий, достав нож, - а то счас тебе железку твою на заднице прорежу и отъебу.
Все трое громко заржали. Воительница стояла спокойно, но было видно, как в её глазах вскипает ненависть.
- Отпустите девочку, - холодно проговорила она.
- Э-э-э-э, нихера, сегодня она будет нашей сучкой, - облизнувшись, сказал предводитель головорезов.
- На кой дьявол тебе эта маленькая шмара сдалась? - хмыкнул один из его парней. - Сама хочешь поразвлечься? Любишь девочек?
- Это моя сестра, - всё так же спокойно ответила воительница.
- Оу. Ну тогда мы просто обязаны трахнуть и тебя тоже. Чтобы ей одной не было скучно, - брякнул главарь и оглушительно рыгнул.
Воительница только опечаленно вздохнула в ответ.
Удар. Вертикальный рубящий. Первый моряк падает, разваленный надвое. Выпад, удар, горизонтальный рубящий, лезвие алебарды рассекает бок следующего противника. Снова выпад, древко с силой врезает в скулу третьего. Заревев, он падает, выплёвывая кашу из крови, слюней и выбитых зубов. Воительница перехватывает алебарду и направляет её лезвием вниз. Резко опускает. Наконечник вонзается в спину моряка, в область сердца.
Брезгливо оттерев оружие от крови белым платком, извлечённым из мешочка на поясе, воительница бросает взгляд на Леннет.

- Христ! - воскликнула девочка и бросилась к ней в объятия. - Христ! Не может быть! Моя Христ! Я знала. Знала, что ты вернёшься. Ты ведь здесь, чтобы забрать меня, да?
Леннет просто не верила своему счастью. Слёзы радости рекой текли из её глаз.
- Да, - ответила старшая сестра, обняв Леннет одной рукой, а в другой всё ещё держа алебарду. - Далеко же тебя занесло, мне пришлось хорошенько постараться, чтобы тебя найти. Теперь пойдём.
Христ взяла Леннет за руку и повела по тёмной улице.
- Я отомстила убийцам наших родителей, - рассказывала воительница, - теперь неприкаянные души матери и отца, наконец-то, обретут покой. Много воды утекло со времени нашего расставания. Но я стала только сильнее. Сначала была наёмницей. Потом телохранительницей у одного из вельмож. Теперь я начальник дворцовой стражи у самого короля! Его величество сказал, что разрешит тебе жить в замке. Юной принцессе нужна фрейлина.
Из темноты показались три лошади, привязанные к дереву. На одной из них сидела девочка с белокурыми волосами, чуть помладше Леннет.
- Сильмерия! - воскликнула Виспервинд.
- Да, - улыбнулась Христ. - Сильмерия теперь королевский паж. Относись к ней с почтением.
Восторгу Леннет просто не было предела. Её жизнь была сущим адом. И сейчас, в один момент всё это прекратилось. Навсегда.
- Мы все будем жить во дворце, - продолжала Христ. - Я, ты и Сильмерия. Три сестры. Снова вместе. И навсегда.


Леннет каждую ночь видела этот сон. Невероятный, чудесный, сладкий. Настолько прекрасный, что девушка, просыпаясь утром в тесной коморке, просто не верила в то, что её ждёт очередной мерзкий день, полный понуканий, тумаков и тяжёлой работы. Хотелось плакать. Просто сидеть и обливаться горькими слезами. Но работа не ждёт. А Лиза Линсуэй, тем более.

Леннет верила в вещие сны. Она знала, что когда-нибудь её видения во время ночных странствий станут явью. Просто время ещё не пришло. Христ сейчас работает телохранительницей у вельможи. И пока не нашла Сильмерию. Эх, скорее бы. Уже не терпится покинуть эту захудалую таверну и поселиться в замке.
В конце-концов, должна же оборванная девчонка, целыми днями вкалывающая в захолустной таверне, во что-нибудь верить.

Из сладких мечтаний Леннет вывел строгий голос Лизы. Хозяйка опять нашла себе работников среди дворового отребья.
Девчонка, замотанная в какие-то тряпки. Но хорошенькая. У Леннет была феноменальная способность находить красоту даже среди грязи. Ведь старый ржавый клинок, пылящийся на полке, если его отчистить и привести в порядок, может послужить хорошим оружием. Правда, подобное применимо далеко не ко всем. Например, большинство посетителей "Морского Слона" люди конченные. И такие уроды, что даже если их искупать в лесном озере и одеть в дорогие шелка, всё равно останутся уродами.
Дальше. Мальчишка неопределённого возраста. Одноглазый. Левая нога отсутствует ниже колена. Протез.
"Несчастный," - подумала Леннет, даже всхлипнув про себя.
И ещё один парень. Очень даже симпатичный, как показалось Леннет. Равно как ей показалось, будто у него кончики ушей чуть-чуть заострены, да и сами уши немного длинне, чем у человека. Может, просто игра света?

- Итак, - девушка горделиво сложила руки на груди и напустила на себя важный вид, - меня зовут Леннет Виспервинд. И я тут самая главная после хозяйки. Лизы Линсуэй. Так что, кто вздумает меня обижать, тому не поздоровится.
Она кивнула на двоих здоровенных загорелых крепышей, стоявших у двери и похожих друг на друга, как две капли воды. Только у одного была повязка на левом глазу, а у другого на правом.
- Отмыть вас, значит. Ну пошли. На заднем дворе стоит бочка. Там всё моют. И всех, - девочка похихикала над своей собственной шуткой. - И пошевеливайтесь давайте! - она повысила голос. - Если Лиза мне выговор сделает, что долго провозилась с вами, пиняйте на себя. А я буду пинять на вас.
Леннет поднялась на цыпочки и, будучи довольно высокой девушкой, посмотрела на оборванцев сверху вниз и прямо-таки властно проговорила: - Все всё поняли?
Пафосно развернувшись на каблуках, Виспервинд направилась вглубь таверны, жестом пригласив за собой детей.

Не успели они вырваться из плена, насквозь пропитавшихся культистской гнилью и ставших братской могилой для сотен людей, подземелий, как снова отправились в путь - ну и прекрасно! Быть может кому-то и приятней сидеть на одном месте, но только не ему. Уходящая вдаль дорога, лазурная синь неба над головой, встречный ветерок, приносящий свежесть бескрайних просторов и ароматы зелени, верные товарищи рядом и маячащая где-то за горизонтом цель - все это и было настоящей жизнью рейнджера королевской специальной службы Морина Штарка.
С каждым часом, с каждой пройденной лигой, восстанавливалось, утраченное было, душевное равновесие, выветривались смрад и туман Мельнских катакомб, а физические силы, что были, казалось, необратимо надорваны заключением и пытками, постепенно возвращались, как по волшебству.
Единственное, что никоим образом не получалось выбросить из головы и что гниющей занозой крепко засело в сердце следопыта, была трагическая безнадежная судьба их спутников, которым не удалось вырваться из смертельной каменной западни.
Печальная участь новоявленных соратников тяготила, но еще больше Морин терзался потерей Вардиана... Да, тот был невыносим и наверняка в соревнованиях в грубости и спеси среди самых диких варварских племен он получил бы первый приз, но все равно - Железяка был искренним и сильным человеком, который никогда бы не бросил в беде никого из них. "А я его бросил..." - до боли стискивал кулаки Морин, пытаясь заглушить ту, другую боль, что ледяными иглами пронзала его сердце. Брови сами собой хмурились и словно тень ложилась на, становящееся сразу изможденным и осунувшимся, лицо лесного воина...

Очертания уродливого храма проступают из темноты. Почерневшие стены его, багровые провалы окон и иглы шпилей, омерзительны и внушают ужас.
Ворота из черной стали скалятся демоническими харями а воздух пропитан вонью смерти и разложения.

Гидеон привстал на стременах, воздев огромный сияющий слепящим светом клинок.
От его грузной фигуры веет могуществом и силой, а голос его ввинчивается в ваши уши, гася способность размышлять и оценивать, и наполняя вас священной жаждой битвы во имя добра:

"ООООТРЯЯЯЯД ГОООТОООВСЬ!
Сейчас не время отдыхать. Тьма почувствовала нас и готовится обрушить свою нечестивую мощь на души наши.
Но превозмогем наущения диавольские и, превратив души наши в молот света сияющего, обрушим гнев праведный на врагов наших.
Они не ожидают атаки. Возьмем их тепленькими.
Пусть сердца ваши исполнятся храбрости а руки твердости.
Ебаште пидорасов, у бесов хуи сосущих. Жопы дьяволам подставляющих, тьмы и зла шестерок блядских.
Кто жизнь отдаст во славу света, тому рай небесный обещан, у Спасителя любимыми детьми будете, в блаженстве вечности пребывающими."

С фанатичными криками во славу света, бывшие заключенные, забыв про усталость и не размышляя о том, что их, фактически гонят на убой, рванулись вперед.
СВЕТ ЗАЩИТИТ... СВЕТ ДАСТ СИЛУ... Я СЛУЖУ СВЕТУ...

- Буду я ещё перед тобой отчитываться! - поднявшись на ноги, фыркнула Аделина и брезгливо отвернулась от Лютера, гордо подняв носик.
А потом она снова услышала этот голос. И увидела Вардиана…
“Это он! Невероятно… Не может быть! Я сплю. Сон. Всё вокруг – сон.”
Однако. В глубине души она верила. Верила, что это правда. Верила в то, что она и в самом деле выжила в пламени. И теперь снова встретилась с…
Аделина, словно мотылёк, порхнула к Вардиану. Крепко обняв его, прижалась щекой к массивной груди. Молчала. Мысли бешено вертелись в голове. Девушка не знала, что сказать. Но слова сами собой начали срываться с её уст:
- Я… я не знаю, что происходит. Мне… Я думала… Думала, что умерла… Мне снились кошмары… Будто надо мной надругался тот культист… А потом я попала в преисподнюю… И была обречена на вечные страдания… Но… Но теперь я знаю… Знаю, что это не более, чем сны. Страшные сны. Всё. Всё, что происходит сейчас… ты и я. Вот настоящая реальность. Реальность в том, что мы снова вместе…
Аделина моргнула. И из её глаза потекли слёзы. Слезы счастья.
- Всё, что я видела… всего лишь кошмары.
Она с надеждой посмотрела в глаза Вардиана.
- Это ведь нормально, когда человеку вдруг снятся кошмары? Такое бывает. Хорошие сны и плохие.
Аделина стала ласково тереться щекой о грудь пирата, ощущая, как с силой бьётся его сердце. Мощные удары гулко отдавались по всему телу девушки. Стук-стук. Стук-стук. Стук-стук. И она знала, что Вардиан чувствует, как бьётся сердце в её груди.
Всхлипнув, Лин проговорила:
- Мы ведь теперь будем вместе, правда? Никогда не бросим друг друга. Наши раны затянутся. Мы снова станем сильными. И ничто не сможет разлучить нас.
Девушка сладко вздохнула.
- Возможно… возможно, я и вправду умерла. Но… но боги дали мне второй шанс. То был не мой день. Несколько лет назад я потеряла всё. Друзей. Возлюбленного. Дочь. А сейчас лишилась жизни. Однако. Боги распорядились иначе. Потому, что я встретила тебя. Мне был дан второй шанс. Шанс начать новую жизнь… С тобой.
Лицо Аделины озарила сияющая улыбка. А потом девушка просто нежно уткнулась носом в грудь Вардиана.

Аделина Эсперанза:
Мерзкий церковник давно раздражал тебя.
Гнусный тип. Омерзительный. Он кричит. Он хочет причинить тебе зло. Как и те, другие...
Злобно шипишь на него

Лютер Готто:
Все стало ясно. Мир прозрачен и понятен.
Ты раскрыл происки Лазаруса, это иллюзия. Иллюзия. Иллюзия...
Та тварь, которая маскируется под Аделину, не сможет обмануть тебя.
Ты разрушишь дьявольское наваждение.
И убьешь тварь во имя света...
А потом трахнешь...

Боль. Том и не представлял, что у него есть такие места, которые сейчас болели. Губы не слушались, а палачи лишь смеялись, требовали песен и причиняли новую боль. Самым страшным же, как ни странно, оказалась не боль. Да, бардов не очень-то любят, особенно крестьяне с красивыми дочками, ведь все барды- плуты и пройдохи, конечно же... Надо следить за ними, чтоб не сперли чего... А еще лучше- гнать их метлой поганой! И это в лучшем случае. В худшем- вилами или дубиной какой... Но не настолько же их не любят, чтобы похищать и вот так вот... Без всякой цели... Мучить, не говоря ни слова. За что? За что же, черт возьми?!

Надежды нет. Не ввалится, бряцая оружием, рыцарь, сошедший со строк старинной баллады, не спасет несчастных пленников от злой судьбы... И злодеи, истязающие их, не одумаются, не раскаются и не отпустят их по доброй воле... А в голове, вмещавшей когда-то многие и многие песни, осталась лишь одна. Давно заученная, старая песня про героя, захваченного в плен. Мысли плыли и путались, а песня нет. Как будто кто-то другой решил спеть ее в голове Тома Джонса. А за персональное выступление, кстати, стоит заплатить чуть больше...

Шел герой один по лесу,
А навстречь толпа мерзавцев.
Куча мерзостных уродов,
Но герой не растерялся.

Одному с ноги в ебало,
А второму- ножик в брюхо,
Только третий зашел сзади
И дубиной дал по уху

Тут герой наш отрубился.
Ну... Со всеми же бывает...
Через некотрое время
Вновь глаза он открывает.

Боль. Снова она, беспощадная мучительница, поселившаяся во всем теле сразу. Ни за что. Просто потому что так захотелось кому-то... Том не хотел быть героем. Все, что ему было нужно- кусок хлеба, да крыша над головой. А случись что получше- он был бы только рад. Главное- чтобы была свобода. Идти куда желаешь... Делать что хочешь... По крайней мере, из камеры пыток все выглядело именно так.

Что он видит, знать хотите?
Что ж, конечно расскажу я.
Видит лес он и поляну,
А еще головку хуя

Вижу я, средь вас есть дамы...
Черт, похоже выход ясен-
Пропустить кусок из песни,
Что не очень-то прекрасен.

Тут пропустим, здесь опустим...
Вот! Они его пытали.
Отрубили 8 пальцев,
В левый глаз стрелу вогнали,
Со спины содрали кожу,
Палку в руку толщиною...
Это тоже мы пропустим...
И связали с головою

А этот кусок, насколько бард помнил, всегда исполнялся именно так. Были ли в числе слушателей дамы, не было ли их- безразлично. Да и самим слушателям было в общем-то безразлично... Ведь им давали свободу домыслить все самим... Свободу... Да, свободу... А они наверняка этого не понимали... Проклятые крестьяне...

Раскаленной железякой
Долго кожу прижигали
Дым, шипенье, запах мяса,
Крики, крики, крики... Крики?
Их они не услыхали

Разозлились те мерзавцы,
Что герой им не сдается
И добить его решили
Словно гадкого уродца.

Да, не зря я не верил в эти строки... Не кричать тут... Ага, конечно... Да и добить не очень-то стремятся... Сволочи... Как их ни умоляй...

Но герой же героичен,
Он силен, умен, вынослив,
Ловок, храбр, красив и молод
Он так просто не сдается!

Разорвал герой веревки,
От ударов увернулся,
Разогнал он всех уродов,
И живым домой вернулся.

Я тоже так хочу. Вырваться, перебить их всех и свалить подальше отсюда... Героические песни, мать их так... И как в них люди верят... Явный же бред! Но такой приятный... Хочу верить в него. Но не могу. Проклятье...

Вот такой я видел случай,
Вот такое было диво,
Это истинная правда,
Кто-нибудь, налейте пива!

Аплодисменты, монеты, пиво... Где они все? Они всегда бывают после этих строк! Поправка, бывали. Это не трактир у дороги, вовсе нет... Тут их не будет... Лишь боль. А единственное, что может здесь быть приятного- смерть...

Чувство полета, свежий воздух бьет в лицо, наполняет легкие... Несколько нескончаемо долгих секунд и вода приняла измученное тело в свои объятья. Преодолев сопротивление самой непредсказуемой из всех стихий, Каланте вынырнула на поверхность и выбралась на оказавшийся неожиданно близко берег. Тяжело дыша, она перевернулась на спину и вгляделась в ночное небо. Рядом шумно отфыркивался Морин, осыпая воительницу веерами брызг. Глядя на мерцающие вдалеке звезды, она ощущала всепоглощающее счастье, она пробовала воздух на вкус, наслаждаясь каждым вдохом, очищающим легкие от впитавшихся в них ядовитых испарений. Казалось, тело впитывало в себя энергию окружавшей их живой природы. Жизнь вливалась в каждую клетку. Не хотелось двигаться, куда то идти. Вдруг земля затряслась, как в лихорадке и все начали опасливо оглядываться. Неожиданно на месте тюрьмы возник огромный, одновременно ужасный и прекрасный огненный гриб, погребая под собой, казалось бы, нерушимую твердыню. Где в груди Каланте что то екнуло,
- Прощайте... - громко сказала она. Морин перевел на нее взгляд, в котором отразились ее чувства.
- Да, я его , конечно, не очень любил, но не желал ему смерти. Мы снова втроем. Пора двигаться дальше.
Морин встал и протянул руку завороженно глядящей на огненный гриб Каланте. Отблески огня отражались в ее глазах и казалось, что внутри воительницы пылает огонь не меньшей силы. Каланте оперлась о протянутую руку и встала, готовая двигаться дальше.
Наконец он обретет покой и встретится со своей семьей.- возникла мысль.

Громила улыбнулся, сверкнув стальными коронками. Глубоко вздохнул:
"Ну, приступим пожалуй".
— Примерился. И с оттягом всадил бронированный кулак в лицо сначала Лютеру, потом Вардиану. А потом еще разок. Повернувшись к Лютеру, прорычал:
"Эй-ты, (удар, превращающий нос в лепешку)
АУРУ БЛЯТЬ ПОГАСИЛ СВОЮ НАХУЙ СУКА БЫСТРО!!! (Еще один удар. Губы лопаются как перезрелые сливы)
Я ТЕ НЕ ГОЛОЖОПЫЙ ДИКАРЬ, ЧТОБЫ ЗАССАТЬ ПЕРЕД ЭТИМИ БАЛАГАННЫМИ ФОКУСАМИ (Удар в живот. Удар в солнечное сплетение. Удар в грудь. Хруст сломанных ребер)".

— Вытер окровавленную руку надушенным шелковым платочком и задумчиво посмотрел на героев, словно решая, кто ему больше нравится. Нахмурился,
Потом еще раз вздохнул и резко всадил кинжал в грудь Лютера. Внимательно глядя в глаза церковника, улыбнулся его дикому воплю боли и принялся проворачивать клинок в ране.

Козлорогий, обаятельно улыбаясь придвинулся поближе, откашлялся и начал пафосно вещать, красивым, убедительным голосом:
"Итак, мои дорогие человечки, собственно говоря вам конечно же интересно, что же нам надо от вас. И я сейчас удовлетворю ваше любопытство. Начну издалека, но это важно. И нужно. Уж потерпите немного, мои хорошие.
(Свиномордый особенно резко и затейливо провернул в ране Лютера клинок, вызвав серию воплей.)
Культ. Наш культ альфа и омега. Священный путь к золотым куполам Аааркхин-Шаалота. Широкие врата к радости и свету. Последняя надежда мира.
Вы думаете вы враги культа? Вы считаете, что боретесь с нами? Вы считаете себя мстителями и героями, противостоящими тьме?
Вы ошибаетесь…
Вы наши помощники и друзья. Все, что вами делалось и будет делаться впредь, идет на пользу культа. И приближает новый порядок.
Вы уже принадлежите нам. Это факт.
Всмотритесь в свою душу и поймете это. Насилие, кровь и боль, нравятся вам. Секс власть и могущество, это то, о чем вы грезите, хоть пока и не приняли эту мысль полностью.
Как вы думаете, друзья мои, как вообще становятся посвященными культа?
Наверно вы представляете зловещие и жуткие ритуалы, вливающие могущество ада в душу неофита?
Или может быт быть чтение запретных книг и употребление магических наркотиков?
А может кровавые оргии и шепот демонов, дарующих свою силу в обмен на душу?

И вы правы, конечно. Но это не главное. Это мишура и позолота. Дым и зеркала.

Стержень и суть проще. Гораздо проще.
Для посвящения в культ необходимо всего лишь пребывая в месте силы культа испытывать некоторый набор эмоций и состояний.
Боль, ярость, злоба, ненависть, страх, отчаяние и жажду мести. Наслаждение могуществом и радость от причинения страданий.
И все. Ваша душа, переполненная этими и подобными чувствами становится открыта для наших истин.
Лорды ада уже шепчут вам, также как и нам.
А убийство вами культистов. Есть лучшая жертва демонам из всех возможных.
Вы, считая, что сражаетесь с нами, всего лишь уподобляетесь нам.
Убивая нас, вы становитесь нами.
Семена тьмы уже в вас прорастают, политые вашей кровью, кровью друзей ваших и врагов ваших.
Вы же замечаете, что тела ваши стали сильнее и крепче. Что воля ваша и власть ваша растет.
И не задумывались до сих пор, почему так происходит?
Вы даже не удивляетесь, почему продолжите сражаться с такими ранами, после которых еще недавно не смогли бы даже ползать?

Свиномордый еще раз ударил Лютера кинжалом. И прорычал. Откройте, бля, уже свой ебаный разум и поймите уже нахуй, истину.

Козлорогий улыбается вам и весело произносит:
"Какие храбрые красавчики у нас в гостях. Такие очаровательные и гордые. Такие суровые и, в то же время нежные. Так приятно будет вами заняться. Хи-хи хи. Я уже предвкушаю как ваши розовые попки познакомятся с ржавыми крючьями в моей комнате развлечений. А потом уже вы мне все расскажете. Даже то, что не знаете".
— Смотрит на вас влажными, подведенными тушью глазами. облизывается.

Свиномордый раздраженно дернув щекой прерывает его:
" Бля, как ты заебал своей гомосятиной, брат Азраэль. Нахватался блять где-то всей этой эльфийской поеботины. Только ману растрачиваешь и власть теряешь.
Опять же увлечешься как всегда и прикончишь их. А они еще пользу могут принести. Потом в общем с ними повеселишься. Дела важнее ".

Неторопливо поднимается из-за стола и медленно вытягивая из ножен кинжал направляется к вам.

жижа обступила самурая со всех сторон, едва варящая после падения в жижу голова настойчиво подсказывала, что если он сейчас не всплывёт, то вполне вероятно не всплывёт никогда. Воздух... Воздух... Уподобится ветру, верно? Ну что же... посмотрим как хороши эти неожиданно появившиеся новые силы. Серкос попытался воспользоваться своей силой сверхбыстрого перемещния что бы всплыть на поверхность как можно быстрее, однако самурай отказался от подобной идеи. Под ногами не было никакой опоры. Не важно. Руки. Тело. Оно пережило многое, очень многое, обычное тело такое не способно перенести. Оно поломоное, напоминает драгоценный камень с изъяном внутри. Оно стойкое, но хрупкое, оно не сильное, оно не обладает твёрдостью других камней. Но его отличает от остальных маленькая деталь. Если обычное тело ломается, то оно больше не работает. Но это тело работает не смотря ни на что, что бы не случилось, как бы серьёзны не были повреждения оно продолжало работать, оно продолжало функционировать. Так не подведи же меня сейчас, ведь всё не может закончится так... глупо? Нелепо? Иронично? "У меня есть цель, акума вас побери, у меня есть СУДЬБА! Я не могу умереть так просто, самурай должен умереть под акомпонемент звона мечей и под хор воплей! Окровавленный, сломленный, но все ещё лелея в себе свою честь и волю!" И тут раздался едва слышный, издевательский шепоток "Бусидо - ложь."

Серкос тем временем сумел перевести дух, и поморщился, услышав вопли Вардиана и Лютера, потёр уши, а затем произнёс:
-Итак, у нас два варианта: либо мы идём в большую дверь, либо идём в люк в пыточной, при желании можно на всякий случай осмотреть остальные двери, которые ведут, вероятно, к камерам. Но вдруг и там что-нибудь найдётся?

Мощный огненный удар выбил дверь и дал им выход из смертельного зала с чудовищной тварью.
- Поспешим! - выкрикнул Морин, подхватывая Каланте под руку и устремляясь к спасительному провалу двери. Нервы натянулись до звенящего предела - каждая секунда пробежки через логово зверя, с увлекаемой за собой волшебницей, могла стать последней для обоих. Сжимая рукоять короткого меча побелевшими от напряжения пальцами, Морин, не снижая скорости, то и дело запрокидывал голову, силясь разглядеть во тьме мерзкую гадину, что убила уже двоих и, скорее всего, не собиралась на этом останавливаться. Не то, чтобы рэйнджер рассчитывал на свое оружие и ловкость - казалось чудовищу невозможно причинить вред - скорее он надеялся так среагировать на бросок, чтобы успеть оттолкнуть Каланте и самому попасть под удар. Секунды тянулись ужасно медленно, но каждый шаг приближал их к спасению...

Лютер сумел подавить в себе неистовый порыв ринуться в комнату и перебрать все пыточные инструменты, каждые клещики, щипчики и зажимы, хомуты и кляпы, шипастые цепи, тиски и тесаки. Осмотреть все приспособления и представить себе Лазаруса, сначала растянутого на дыбе, а затем заживо выпотрошенного, обязательно в сознании...



Готто шумно сглотнул и зажмурился на секунду.

Все это будет, обязательно, только немного позже. Зато здесь он, видимо, сможет взять целую коллекцию полезных вещей с позволения застрелившегося господина.

Пистолеты церковник ранее видел только на гравюрах, отчего слабо представлял себе их опасность и мощь, однако зияющая большая дыра в виске произвела на него должное впечатление.

- Кхм...кхе... на первый взгляд там уже все умерли. Я предлагаю постепенно переместиться в пыточную. Если тварь не захочет там с нами биться, мы выйдем к ней более подготовленными, чем сейчас. Кажется, эта комната содержит много загадок.

Огненный шар ударил в цель. Взрыв. Ржавые петли не выдержали, и слегка оплавленная дверь, вздрогнув, рухнула внутрь комнаты.
Присутствие магии мгновенно стало ощущаться намного слабее.

За дверью обширное помещение, освещенное пламенем, горящим в четырех железных бочках по углам. Атмосфера пропитана аурой боли, мучений и насилия. Холодно. На потолке иней.
Почти неслышный шепоток, пронесся по комнате, при вашем появлении,
С потолка, тихо покачиваясь, и издавая неприятный скрип, свисают, цепи с крючьями, запятнанными засохшей кровью
В центре стальная решетка, к которой привязан растерзанный, искалеченный мертвец.
Вдоль одной из стен дощатый стеллаж, заваленный жутко выглядящими пыточными инструментами.
У другой стены металлическая жаровня, поленница дров и железный шкаф с шипами внутри. Кажется, эту штуковину поэтично называют "железная дева"

Рядом с решеткой, простой, заваленный бумагами канцелярский стол, за ним, запрокинув голову и уставившись пустыми глазами в потолок, сидит человек в черной мантии. Рука его покоится на тяжелом, изукрашенном позолотой пистолете.
В виске мертвеца зияет жутко выглядящая рана. Стена и бумаги на столе забрызгана кровью и мозгами.
Человек полностью и бесповоротно мертв и опасности не представляет.

В дальнем углу на полу помятый и ржавый люк, запертый на тяжелый засов.

Что делать, когда в твоем маленьком личном мире наступает конец света?
Когда в одночасье ломается и рушится твоя жизнь, когда летят в мрачную ненасытную бездну обломки всех твоих надежд и радостей, а ты остаешься, раздавленный равнодушным каблуком судьбы, под грудой мусора и пыли, наедине со своей болью и мучительной пустотой внутри?
Когда каждая минута твоего существования кажется бессмысленной и бесконечной и нет впереди ничего, ради чего стоило бы жить?
Когда начинает казаться, что даже «никак» будет лучше, чем «так», когда покой небытия видится соблазнительным, и рука сама невольно тянется за спину, и твердая, холодная, хорошо смазанная смерть ложится в ладонь привычной тяжестью...
Наверное, стоит оглянуться. Вспомнить, что все это не ново и так уже бывало, и даже хуже. Что есть люди, которым пришлось куда тяжелее, чем тебе, и они все же с этим живут. Вспомнить, наконец, что тебя есть хорошие друзья, один из которых, может быть, и заплачет, а вот другой преисполнится презрения и перестанет уважать. А главное — у тебя есть замечательные, несравненные, отличные враги, которым ты конечно же не собираешься оказывать ценных услуг.
А все то, что болит, и жжет, и рвет на части, и обдирает сердце на лохмотья, — все это надо поймать и перелить в звук, вот в такой, например... Тело выгнулось дугой, а гортань исторгла звук, который по природе своей не может издать человек, визг взлетел к потолку, начали лопаться стеклянные светильники на стенах. Сила, на которой держалось мироздание требовала выхода, ломая запреты и блоки, навстречу иной, противной природе всего сущего силе... Смять, погасить, стереть с лица земли. Что для чистой силы разум какогото человека, пусть и волшебницы.

К тому времени, как герои расхватали зачарованное оружие, врата открылись.
За вратами, сквозь багровый туман, виден зал. Стены пол и потолок выложены черным камнем и изукрашены золотым рунным орнаментом. В центре у бассейна, заполненного кипящей кровью, стоит огромный ярко-красный демон. Его трехметровое, перевитое мышцами тело обнажено и вымазано жертвенной кровью а длинный, шипастый член спускается ниже колен.
Уродливая голова его увенчана парой тяжелых бычьих рогов, покрытых позолотой. Глаза сверкают мрачным багровым огнем а из клыкастой пасти исходит жар
На непропорционально больших кистях его полуметровые кривые когти
Оглушительно зловоние исходит от чудовища. Запах серы, гниющего мяса, крови и железа.

Тварь отбрасывает в сторону обглоданное женское тело, которое сжимало в могучих лапах, глумливо ухмыляется и низким, рокочущим голосом обращается к застывшим от удивления героям:
«Искатели приключений. Пришли уничтожить порождение бездны? ГЛУПЦЫ! Хоть вы и смогли каким-то образом пройти мимо стражей и моего верного слуги Лазаруса, победы не принесет вам это. Ибо оракул предсказал мне, что навеки неуязвим я буду для рожденных в Мёльнской империи. А значит сама судьба не оставляет вам шансов. НА КОЛЕНИ СМЕРТНЫЕ!!! И я дарую вам покой».

Каланте молча терпела подъем по ступенькам, иногда свистя, сквозь зубы, когда ступенька оказывалась особенно жесткой. В голове мелькали обрывки чьих то мыслей, прозвучал голос Морина, потом на некоторое время она, видимо, все таки потеряла сознание. Хаос стоит и как всегда иронично смотрит на нее : "Девочка, что же ты натворила?" Джестер, обгладывая ногу культиста:"Попробуй, вкусно!",Оруэль приподнял шляпу, молча улыбаясь. Эрик сидя вполоборота к ней счишает шкуркой с кожи культистские татуировки, морщась и шипя, сквозь стиснутые зубы. Хоровод образов нахлынул на нее и исчез. Воительница открыла глаза и увидела стоящего в отдалении Лазаруса. Чувствуя себя отвратительно, Каланте заставила себя подняться и огляделась. Вычурность помещения, в котором они оказались поражала взгляд.
- Кто же такой этот Лазарус на самом деле? Чья то пешка? - она перевела взгляд на мага, притащившего их сюда, - Да уж...

Квинси тяжело дышал - дурацкая схватка потревожила старые раны. Сплюнув, вор выпрямившись, упер обе руки в бока и саркастически усмехнулся:
- Монаха то они грохнули. Герои. А от сраного факела уже второй чуть не сдох. Мотыльки, бл*ть. Да с вашей комплекцией не на огоньки лететь, а стены лбом крушить. Капитан Свин, земля ему пухом, не зря отбирал себе парней в Стервецы. Стервецы должны быть СУРОВЫМИ!
Переведя дух, Моррис внимательно уставившись на Вааргха (а вдруг по морде дать попытается?) продолжил:
- Идти то можешь? Надо перевязать твой шашлык остатками балахона...

Из вежливости церковники съели несколько кусочков удивительно вкусной пищи. Маркус, явно переживая, что угощение не заинтересовало гостей, кивнул повару.
Довольно улыбаясь тот поднял крышку, открыв взорам роскошный шашлык на стальных шпажках, Мясо шипит и истекает соком, распространяя по таверне дивный аромат.

Внезапно лицо старика искажается бешенством. Глаза, с ненавистью смотрящие на повара, вспыхивают желтым светом. В уголках рта появляется пена а сквозь зубы доносится яростное шипение:
— Ты. Ты мясо пережарил. Ты, ничтожество посмел подать нашим уважаемым гостям некачественную пищу.
Рука старика, неуловимо мелькает в воздухе и повар, захрипев, рушится на содрогнувшийся от удара его туши пол.

Старик, с все еще белым от злости лицом, поворачивается к вам:
— Я извиняюсь перед вами за невольное неуважение, которое вам пришлось перенести по вине брата Анхаиила. За его ошибку он понесет наказание. А нам следует торопится к лорду Лазарусу.
(Обращаясь к слугам)
— Повара эээ… Распять… Вверх ногами…
(немного подумав) А оскорбительный шашлык ему в жопу засунуть. И кожу с лица содрать. Хотя нет кожу содрать со всего тела. А потом вырвать кишки и повесить рядом. А Таверну сжечь... хмм… И самим в ней сгореть.

Культист в доспехах, ехавший с вами, впервые за все время пути открывает рот, тихо буркнув:
— Повезло сволочи, легко отделается.

Спрятавшись возле генератора ты замер в любую секунду ожидая противника. Этот самый противник не заставил себя ждать. В следующую секунду из дыры в потолке грохнулось что-то массивное, размозжив доски и разметав строительный хлам в разные стороны, подняв при этом солидное облако пыли. От приземлившегося было слышно "костяное" похрустывание и изредка железный лязг.
Когда пыль слегка осела ты смог разглядеть силуэт соперника. Он был выше человеческого роста, но не особо широкий в плечах, сутулый, с висящими руками-плетями. Нервно подрагивая, как от холода, он водил головой из стороны в сторону. На правой его руке ты разглядел, длинные, но не ровные, разного размера лезвия или когти закреплённые на пальцах, а в левой он сжимал что-то вроде водопроводной трубы.
Большего ты увидеть не смог, ибо было темно и пыльно.