Голосование за ходы

Первым что сделала еще не полностью пришедшая в себя Киюмэви было немедленное оказание первой помощи пострадавшим кафакси — немедленного отключения от сети, экранирования, стабилизации и восстановления оболочки(благо в базе данных была подробная информация о структуре каждой из них), распределив их по а- и квалифицированным к-еденицам. Предвидя существенные затраты, она не колеблясь открыла доступ ко всем включая экстренные запасы инструматерии, «выжималки» увеличивали свою интенсивность безжалостно сжигая сырьевые души, кафакси разбирали часть аппаратуры и даже своего поверхностные слои своих инструматериальных структур, временно переключаясь на материальные и аурные органы для поддержания сознания. Это заняло лишь считанные мгновения, но лишь когда были распределены все инструкции и указания, Прайм, а Сетью в этот момент руководила в основном она, позволила себе задуматься о произошедшем и своих ощущениях, ослабив канал связи что бы не отвлекать остальных.

То что она испытала было вне всяких сомнений самым восхитительным ощущением в ее жизни до сих пор, нечто идеально новое, невидной интенсивности и содержания, Прайм не находила сил не называть про себя планету на которую она попала «Сладчайшей».
Но прекрасный образ гнил и разваливался на глазах по мере того как приходило осознание ЧТО произошло, что сделала она.
Огромная разросшаяся по большей части Некровалле и даже частично наружу, Прайм собралась в маленьком гуманоидном теле и упала на колени, обхватив голову руками и ревя во весь голос, корчась от настоящей боли. Она тонула, задыхалась, каждый уголок ее сознания содрогался от неописуемой боли - чувства вины, ужаса и отвращения самой к себе.
Кафакси чуть не погибли по ее вине, аномалия окутывающая эту планету резонировала отвечала на ее эгоистичные желания, она предала самое дорогое что у нее было. Предала своих детей, свою семью, саму себя, все свои убеждения, все ценности, все что делало Киюмэви Киюмэви... ради какого-то мимолетного наслаждения. Ситуация когда столько ее маленьких очаровательных кафакси, могли погибнуть от ее же щупалец хорошо напомнила ей что для нее было самым ценным, что было смыслом ее существования настолько естественным что она даже не отдавала себе отчета. Да, новые ощущения были великолепны, новый мир, населяющие его существа манили хотелось хватать их, проникать внутрь, убивать... но не уничтожать, не поглощать, бессмысленно и бездумно. Боль-и-экстатическая-смерть-изнутри. Это было великолепное и правильное ощущение, именно это ощущение дарила разумным ее мать, Миюлатине. Поразительно! Именно так первая фея Киюмэви появилась на свет в стремительном каскаде смертей и возражений, именно это и было ее первым осознанным ощущениям и теперь она была счастлива дарить его другим. НО именно дарить. Брать и отдавать обратно. Совершать обмен после которого обе стороны становились больше, лучше. НЕ отбирать и оставлять себе, создавая свои бездушные копии...
Одной из причин по которой любой Киюмэви всегда становилось плохо даже от намека на мысль что она может поглотить душу к- или а-еденицы сделав ее своей идеальной копией, был тот самый неописуемый ужас одиночества. То что такие похожие и близкие существа находились рядом, но при этом не сливались в одну монолитную сущность, что она периодически отключала а-едениц, что бы пообщаться с ними, что она не подключала кафакси полностью совсем не потому что они были слишком слабые и непохожие на нее, а что бы чувствовать себя окруженной разумными - это было фундаментом, самой основой ее существования. Пожирающее окружающее его разумы существо будет обречено на медленную агонию одиночества. И сейчас Прайм, совсем недавно эталон Киюмэви, ощущала что становится чем-то чуждым, чем-то враждебным, разрушающим саму сущность Киюмэви.
«Идеальная Киюмэви?» Жестокая, печальная ирония. Она уже не Киюмэви, а лишь омерзительное чудовище-пожиратель что будет медленно терять рассудок, предатель, раковая опухоль.
Прайм слышала Сеть, других синира взволнованных ее состоянием, говорящих что по-прежнему любят ее, доверяющих ей несмотря на произошедшее.
Глупые, они пытались утешить ее говоря что осознанно прекратить свое существование ради Киюмэви, ведь все разумное смертно и такой конец возможно был бы не самым плохим. Прайм была частично... согласна. Ради Киюмэви, ради ее детей, ее сестер. Не ради нее, она была больна и искажена...
Вытирать слезы не было необходимости, они растворились в наполняющей Некровалле жидкости, Прайм распрямилась и легла на спину восстанавливая ослабленную связь с сетью. Она знала что должна сделать. Что сделает, поступить как-то по другому было невозможно. Что бы спасти пострадавших по ее вине нужно много инструматерии, придется израсходовать много душе-потенциала... а у нее как раз есть мощная и медленно становящаяся все более чуждой сети душа.
Да даже если бы, она была в полном порядке! Возраст, личная сила, все это не имело значения, то что она была «эталоном», то что она была первой и сильнейшей в Киюмэви не делала ее лучше, не делала ее более Киюмэви. Глупое, жалкое самовлюбленное существо лишь через боль утраты познавшее чем она дорожила больше всего. Она совершила непростительною ошибку и будет платить за нее. Свое, смешно было даже думать об этом имеющим так мало значения для Киюмэви концепте, могущество или жизнь это такая ничтожная и легкая жертва. Она сильна, возможно она даже выдержит процесс, но ослабнув будет представлять меньше опасности что само по себе было хорошо. А лучше если она просто исчезнет сама чем безвозвратно поглотит кого-то из своих близких. Умрет и воскреснет, станет лучше, станет правильнее, естественнее. Да! Так как ее учила ее мама. То чем ее делает этот мир не может быть верным, и если она действительно такова, если она то что сейчас медленно набирает силу внутри нее — будет лучше если она исчезнет.
- Киюмэви! Киюмэви, ты уверена ?! Пожалуйста, может не надо?! Мы не хотим потерять тебя!
Сжавшуюся в маленьком теле огромную синиру накрыли знакомые каждой фее на борту корабля фигуры двойняшек Аспекта Заботы, на этот раз лишь бездушное мясо - физический фокус части внимания Сети занятой пострадавшими кафакси, прижимаясь к ней с обоих сторон, обнимая и оплетая ее щупальцами.
- Я не Киюмэви - шепотом, словно боясь что ее «громкий голос» опять повредит окружающим, ответила Прайм. - Мне больно, страшно за всех. Мне стыдно. Я совершила непросительную ошибку и возьму на себя ответственность... потом пока что я могу с гордостью сказать, что Киюмэви поступила бы на моем месте так же. Сейчас еще не поздно все исправить.
- Но Киюмэви... мама... мама не виновата, ее изменил этот мир, она...
- Не будь нелепой. - твердо прервала синира Сеть, отодвигая волю что мешала ей перенести себя в лабораторию к нужной аппаратуре - Я верну тех кого убила, возможно угасну сама но верну. Мы знаем, Киюмэви знает, этот мир напомнил мне кто я. Показал чем я должна и чем не должна быть. Я угасну, но не стану тварью что просто жрет души ради своего удовольствия, что берет но ничего не отдает взамен.
- мама... Киюмэви понимает. Желает тебе болезненного экстаза смерти изнутри... и возвращения.
Прайм чувствовала на себе печальные взгляды всей Киюмэви, но постепенно наполняющиеся пониманием, теплотой.
- Киюмэви, сосредоточится, сейчас не время расстраиваться, нужно вернуть то что я взяла.
Действительно полегчало на душе. Прайм улыбнулась, скоро полегчает еще больше. Если это конец... это хороший, заслуженный конец, она поступает правильно. Ее части продолжат жить в Киюмэви. Если же нет и она вернется - это будет хорошим уроком смирения, заботы и осознания кто она такая на самом деле. Как всегда говорила мама «самопознание через самоуничтожение».

Транспортировав себя на "операционный стол" лаборатории, Прайм расширила входящий канал, вместе с Киюмэви проверяя статус своих дочерей. На спасении пострадавших были сосреготочены почти все обитатели Некровалле, кафакси стабилизировали оболочки пока а-еденицы выращивали восстановительные модули сверяясь с базой данных личностей. Киюмэви и все ее части никогда не делали ничего вручную, парадигма Кафу гласила - любую работу следует делать только один раз, и естественно текущая ситуация не была исключением. В памяти Киюмэви содержались схемы деталей и полноценных модулей ауроконструкций на все случаи жизни, кафакси было достаточно подобрать нужную схему на основе параметров конкретной души и воплотить ее в кафлакси-массе - черной густой обладающей легко изменяемой аурой биомассе что служила феям телами, а дальше только следить за эффективностью ее работы. Самые взрослые кафакси, а-еденицы и теперь Прайм, спешно восстановившая свои отвественные за ауропрограмирование инструматериальные контуры, собирали более сложные алгоритмы полноценного восстановления оболочки души и части личности. После сборки к автоматам было достаточно было лишь подключить каналы подачи универсальной инструматерии, часть из которых шла не на склады, а в лабораторию, где Прайм калибровала машину что должна была разобрать на детали ее собственную душу. Нараставшая вызванная искажением жажда чужой боли и смерти лишь укрепляла уверенность старшей синира. Она получит свою "боль и смерть"... свою боль и смерть.

Пришли сигналы с рецепторов забирая себе часть внимания Киюмэви. Группа разумных, сильная душа, большое существо. Попытка контакта? Агрессивные действия? Прайм с раздразжением отметила возникшие примитивные мысли "поймать-наполнить-собой-поглотить". Нет, это недопустимо, Киюмэви не будет проявлять агрессию, не будет "жрать" словно голодная безмоглая тварь. Выслать делегацию из послушных, лишенных инстинкта самосохранения друзей. Пусть говорит Киюмэви, Прайм занята. Возвращение долгов прежде всего.




Получатели: Кафу.

Опустившаяся на дно Некровалле выгнула спину колесом, ее многочисленные щупальца извивались как безумные, плоть трепетала от непередаваемого удовольствия и возбуждения, будь у космического монстра лицо - оно бы исказилось в похотливой гримасе. Монолитное внешнее бронепокрытие расходилось и разрывалось становясь чешуей, а чешуйки в свою очередь задирались выпуская наружу стремительно растущую плоть новых щупалец.
Опьяневшая от нахлынувших ощущений Киюмэви-Прайм вынырнула из глубин сети и немедленно обнаружила висевших на себе целых пять аедикси, а свою уютную овальную комнатку, выглядящую как утроба из ярко-зеленой плоти, битком младшими феями. Судя по все усиливающимся запаху разума, сюда собирались кафакси и а-еденицы со всей Некровалле.
Аедикси что сидела у нее на груди и терзала ее горло, прокусывая отверстие, проникая внутрь языком и вытаскивая его прежде чем рана зарастала, подняла голову встретившись Прайм взглядом. Неожиданно ее глаза закатились, а голова с сочным звуком раскололась надвое до самых плеч и из щели вынырнуло лицо Пандемии. Несколько других фей вокруг тоже скрючило в рвущей и извращающей тела трансформации что сопровождала одержимость Аспектами. Вся восьмерка была тут и вся смотрела на Киюмэви, вся ощупывала ее тело, ауру и разум.
- Киюмэви определенно расстроило что она не получила перед прибытием свою долю УДОВОЛЬСТВИЯ!
- А Киюмэви его заслужила.
- Ну давай-давай, я знаааю о чем думает Киюмэви!
- Все равно вся планета заметила вспышку от прыжка...
- Покажем им кто есть Киюмэви!
Половинки черепа аедикси обхватили голову Прайм, покрытое кровью лицо Пандемия было совсем рядом. Широко улыбнувшись она приникла губами к губам Киюмэви в страстном поцелуе.
- Я знаю что хочет Киюмэви. Я знаю чем она хочет побаловать себя - шептала Пандемия. - что может быть приятнее чем заразить этот девственный не знающий Кафумесовененнон мир своим семенем? Я знаю, я знаю, я хочу этого, я хочу распространиться, я хочу заполнить собой, я хочу обхватить и обволочь ВСЕ!
- Киюмэви хочет!
- Хочет!
- Истерзает себя желанием!
- Сгорает!
- Тает!
- Хочет дать волю всему скопившемуся внутри! Лопнуть! И залить все вокруг СОБОЙ!
- Да... - Прайм действительно чувствовала себя словно сгорала, таяла, плавилась в кипящем бассейне вожделения. - Да... Киюмэви... хочет! Хочет!! ХОЧЕТ!!!
- И есть только один способ по-настоящему удовлетворить это желание...
- Дааа!!! Подключаем К-Сеть! Полная синхронизация!
Некровалле забилась в неудержимых судорогах, единая как никогда, единый организм, единый разум объединившийся с одной целью — в полной мере наслаждаться происходящим с его телом. Оно менялось, ходила ходуном оболочка, плясали органы, рвалась старая и росла новая плоть. Стоны и вопли наслаждения сливались в один, наслаждение, боль и наслаждение от боли переполняли и раздували Киюмэви. И, на мгновение затихнув словно набирая полную грудь воздуха, она завопила диким визгом экстаза, все синира с идеальной синхронизацией породили одну сверхмощную сметающую сознания волну.
Некровалле взорвалась устремляющимися во все стороны потоками растущей плоти, выворачиваясь наизнанку. Биомасса кипела и перестраивалась, сжимались, складывались аурные контуры, уплотнялось бронепокрытие, сбрасывались мано-накопители и орудия. Несмотря на сопровождавшую метаморфоз титанического тела Киюмэви безумную оргию, все происходящее было спроектировано и просчитано с высочайшей точностью. И по логике феи, раз ее и так наверняка обнаружили почему бы не получить извращенное удовольствие «не стесняясь» заявив о себе миру наполненным вожделением воплем?
Уменьшившаяся почти в два раза Некровалле, все еще меняясь и оставляя за собой хвост биомассы, направилась в сторону берега сопровождаемая выпущенным наружу еще ранее флотом.
Сброшенная биомасса, несколько заводов, складов маны и приличное количество воплощенных душ послушных друзей и несколько кафакси начнут строить растущую во все стороны колонию. Которой она к тому же оставила приличное количество турелей и главный калибр из головы в качестве флагмана.
Киюмэви-Прайм пришла в себя среди груды потерявших сознания фей. Вокруг царила звенящая тишина от которой по спине синиры пробежал холодок. Она не волновалась на счет кафакси и а-едениц, их разумы не были повреждены — они вообще отключились перед воплем и сейчас медленно перезагружались. Ее волновало другое - если все части сети временно отключились, то что произошло с...
- Не волнуйся я тут и в полном порядке.
На груди феи лежала ее копия, точнее половина копии — верхняя половина... растущая из ее живота.
- О да, это именно то что Киюмэви думает, достаточно очевидно, странно что ты забыла. Как говорила мама, познавай себя через саморазрушение. Убивая себя! Временная смерть Сети ведь поставила все на свои места, верно?
- Несомненно - Прайм широко улыбнулась и нежно обняла свою сиамскую близняшку. - Киюмэви это одна чрезмерно самовлюбленная в саму себя синира.
- Но это не значит что остальные менее важны. Может они и не эталон, не оригинал но они тоже Киюмэви! А я обожаю Киюмэви.
- Киюмэви тоже. Уффф. Давно Киюмэви так не выпускала все наружу. Наконец-то удалось почувствовать себя живой.
- Живее некуда! А теперь будим остальных, у Киюмэви куча работы.

Новая голова Некровалле -

Где-то в лесу...
Стая разношерстных собакоподобных существ с прямоходящей опирающейся на костяное копье фигурой во главе беззвучно пробиралась по лесу. Большинство из них можно было отнести к различной степени мутировавшим гончим хаоса, но были и другие, пусть и похожие на них, твари. Большинство из них оборотень собрал прибыв в Драквальд, но пара гончих-гигантов была с ним еще ранее. Само путешествие из далекой Норски, от берегов моря Когтей он помнил плохо в основном потому что проделал большую его часть в звериной форме, неся свои немногочисленные вещи в сумке привязной к рогам. Не помнил он и какому маршруту он следовал, какие земли пересекал, но сны об этом наполненном энергиями хаоса лесе остались в памяти не потеряв четкости. Долгое путешествие определенно того стоило.
Шаман без всякого предупреждения остановился и лег на землю прикрыв глаза. Он таял, просачивался в почву, из нее поднимаясь по корням в траву, кусты и деревья. Его сознание растекалось по лесу, заглядывая в каждый уголок окружающей его чащи. Это место было чудесно как может быть чудесен огромный незатронутый цивилизацией, полный жизни(в контраст Лесу Теней где царил омерзительный запах гнили шаиша) лес. Но еще по жилам этого места тек тот самый темный, обжигающе горячий и гадливо-сладкий икхор что приносили северные ветра, что сочился из зеленого камня, из стадных камней зверолюдей и святилищ северян. Он был в крови и плоти прекрасных существ населяющих этот лес, которых глупые южане считали отвратительными чудовищами. Да, обычно Сердце не слишком жаловал черный цвет, но долгое путешествие по твердым и «сухим» землям юга частично изменило его мнение, насколько что теперь, лежа на земле он упивался его запахом.
Одна из трех огромных гончих-мутантов, по размерам почти достигающих его самого в звериной форме легла рядом, уткнувшись мокрым носом в голову от чего маска съехала чуть набок. Сознание оборотня вернулось в тело и он сел, сбросив маску и переместив массивную, частично покрытую шерстью, частично чешуйками, голову. Заглянул в пять расположенных на этот стороне глаз, склонился к уху мурлыча туда что-то неразборчиво-нежное. «Чешуйка», «Колючка» и «Чернилка» - особенно большие и сильно мутировавшие суки гончих хаоса были самым верными и любимыми спутниками, «невестами» оборотня. Едва понимая их язык он не имел возможности услышать рассказы южан о «северянах совокупляющихся с животными», но услышав лишь пожал бы плечами, себя он человеком не считал вообще, а подобная «тесная» связь существенно облегчала контроль над этими монструозными собаками. Северяне или даже зверолюды обращались с гончими жестоко, озлобляя их и держа впроголодь, но их собаки содержались в загонах и клетках, не им было делить с ними еду и подстилку, им не нужны были верные спутники, лишь обезумевшее от голода пушечное мясо что бы бросить на копья и мечи врагов. Сердце же наслаждался безграничной преданностью своих собак-гигантов, что впрочем не относилось к остальной стае которая была лишь сборищем случайных тварей, приманенных волшебством или следующих за огромным самцом из страха и надежды подкрепиться остатками его трапезы. Эти растерзали бы его не колеблясь, покажи он слабину, именно по этому ему были важны верные «телохранители».
Наконец решив что на данный момент с него достаточно нежностей, Сердце аккуратно отодвинул голову Чешуйки и поднялся на ноги. Стая была сыта, совсем недавно подкрепившись небольшой группой случайных унгоров, можно было продолжать путешествие. Вернув маску на место, шаман шумно втянул воздух носом принюхиваясь, прислушиваясь одновременно к обычными и магическим чувствами. Лес был огромен и полон возможностей, как впрочем и опасностей, некоторые из которых однако в свою очередь опять превращались в возможности.

… но между ними неожиданно возникла ее сестра, грубо и сильно оттолкнув Дочь Принцессы. Паарлашш уставилась на нагу, стиснув зубы смотря ей прямо в глаза. Суккубу-великианшу трясло от возбуждения, перекатывались под кожей стальные шары мышц, сочилась из вызывающе торчащих сосков и лона наполняющая воздух дурманящим ароматом жидкость.
Пашш?
Тримилиашш сама не отдавая себе отчета скользнула взглядом по телу своей сестры и остановила его на направленном на нее копье, перевитое веревками сосудов, раздувшееся и напряженное до предела щупальце торчало абсолютно прямо, капая со своего кончика белесой жидкостью. Тримилиашш с удивлением обнаружила что не может отвести взгляд, а чуть пониже живота у нее разгорается невыносимый зуд. Она, казалось уставшая и привыкшая к подобным утехам... хотела, по-настоящему хотела свою сестру?!
Пашш??
Тримилиашш понимала что происходило, Паарлашш использовала свою силу на ней и причем на всю катушку. С огромным трудом она подняла взгляд и встретилась глазами со своей сестрой.
Пашш???
Смотри! Любимая Тришш, смотри на Паарлашш! Смотри только на Паарлашш!

- Грегор Росс - подал голос взявший себя в руки посол дома Корас, так же холодно и жестко как и ранее когда разговор шел о потенциальном сражении за Санктум. - Я надеюсь барон Конрад Сатрс отдает себе отчет что своими действиями он наносит огромный финансовый ущерб его сиятельству графу Эвилину Корасу и всей Аверцеле? Я упоминал что есть черта за которой мы будет отстаивать свои интересы с оружием в руках и вы ее перешли.
- Либо дом Сатрас, следуя своим словам что он заботится о благополучии Гиганты, обеспечивает дома до этого закупавшие провизию через ОСПЧТ, по цене ниже до этого предлагаемой организацией, либо против вас организовывается коалиция к которой присоединяется дом Корас. Первый вариант так же подразумевает что вы восстанавливаете поврежденную в результате ваших варварских бомбардировок инфраструктуру, пускаете на планету наблюдателей... и все равно отвечаете перед Дэвуром за ваши преступления против правящей семьи дома Алар.

Каждое прикосновение Саары подобно крупным каплям дождя на водной глади вызывало круги наслаждения в теле Тримилиашш. Это было не то привычное и приевшееся наслаждение, а нечто совершенно новое и несоизмеримо более приятное. Для суккуб утехи плоти несомненно были приятны, но при этом порой сопровождались с большим напряжением подсознательным или в зависимости от опытности демона вполне осознанным. Еще бы, они лучше кого-либо знали насколько может быть опасно по-настоящему расслабиться во время интимного соприкосновения самих сущностей, стоит потерять инициативу, забыться, и ты отдаешь больше чем берешь, теряешь бережно накопленную энергию. Тримилиашш могла расслабиться в соитии со своими лапками или Паарлашш, но это было фактически ублажением самой себя и наскучило наге уже давно. Но теперь, здесь и сейчас, она была с кем-то, кому она полностью доверяла, вместо нарастающего жара желания было сладкое, успокаивающее умиротворение.
- Привет. - дружелюбным голосом заявило существо. - Вас провести?
- Куда? Кто ты? Что это за место? - немедленно парировала Паарлашш невозмутимо поигрывая своим «щупальцем», сжимая и разжимая в кулаке одной из нижних рук его головку. На мысли о том что бы хотя бы прикрыться крыльями у нее в голове не было и намеков.

Тримилиашш честно говоря не ожидала подобной реакции. Надеялась, но одновременно была уверена что Саара лишь мягко отстранит ее. В ощущениях не было ничего нового, но странные, непривычные чувства отвлекли ее настолько что она едва не «потеряла управление». Подсознательно хотелось забыть обо всем и сосредоточиться на них что бы не упустить ни капли, но... Тримилиашш все-таки видела что твориться вокруг глазами внешнего тела и это отбивало всякое желание расслабляться. Она ненадолго замерла, крепко обняв Саару и сосредоточившись на создании простенького разума для управления внешним телом. Жук ненадолго приземлился на один из островов, но почти сразу поднялся обратно в воздух.
Саара... тише... Саара должна расслабиться, просто расслабиться. Все хорошо. тише... Не торопясь...
Но вот сознания для голема из плоти было готово и нага могла полностью сосредоточиться на своей пассажирке. Существенная разница в росте делала всю ситуацию несколько неловкой, повернувшись к ней лицом, Саара попыталась достичь губ демоницы, но буквально утонула в ее неестественно большом бюсте. Тримилиашш наклонилась чуть вперед, отвечая на нежный поцелуй. Ее другие руки вновь пришли в движение нежно массируя плечи и грудь дочери принцессы, а основными она начала неторопливо задирать и приподнимать плащ, нарочито медленно скользя вверх по ногам девушки.
По мере приближения к вулкану у Тримилиашш возникли некоторые сомнения на счет их выбора. Тьма тьмой, но «страх и злоба» были немного не ее профилем. Зачастую инферно чутко реагировали на чувства и мысли своих обитателей и выжить в них было проще существам «совместимым». Может зеленоватая клоака разложения была бы несколько более привычной ей средой, если конечно игнорировать запахи. Ползучая Тьма была в каком-то смысле разложением, деградацией и смертью разума, в отличие от например кровожадно-агрессивной похоти наг'ар. И Тьмы неприкаянных душ стенающих об утерянном и исходящих злобной завистью. Все это впрочем были лишь догадки.
Тришш счастлива что может сделать Сааре приятно. Саара... расслабься. Тело это тело, телу приятно. Пусть тело радуется. Телу будет приятно. А Сааре... будет приятно что она не одна. Саара, это Тьма впереди. Саара чуствует ее? Это злая, пустая Тьма? Смерть и нежить? Это не худший из вариантов?

Первым делом встал вопрос об анестезии, ведь в импровизированной операционной не было ни шприцов ни тех причудливых инструментов которые девушка видела у Раама, но был неистребимый энтузиазм и гоблины. Да именно гоблины. Вопрос с анестезией решился просто, один из них по кличке Бурба Шелудивый исчез в недрах башни.
- Нии так нипадет - заявил он возвращаясь с огромной кувалдой вывалив язык от натуги лопоухий анестезист с размаху опустил молоток на голову Оверлорда и тот затих.
Решив вопрос с анестезией гоблины перешли к укладке инструментов. В идеале вокруг операционного стола должны были выстроиться сверкающие лотки с инструментами и белоснежные простыни, впрочем откуда гоблинам об этом знать, после недолгого спора гоблины решили что подстилка старого Рырка тоже сойдет, а чистые столы… ну это в общем для слабаков. Впрочем операция началась и шла своим чередом, отбросив скучные детали интересующие лишь специалистов, упомянем лишь о потерянном ручном пауке одного из ассистентов, по видимому решивший что самое теплое и безопасное место во всей мрачной башне это новенький тазовый протез Оверлорда, и неизгладимом желании ассистентов оставить себе на память кусочки их дражайшего господина...
А то что парни по рассеянности забыли в ране пару тройку скоб и пол метра марли - это так... досадные мелочи. Впрочем мелочи мелочами, а пора было зашиваться, тут и стал вопрос о так называемой комплиментарности сосудов, ведь расковыряв рану до состояния полной неузнаваемости совместить сосуды оказалось далеко не так просто, а про нервные окончания лучше уж и не вспоминать вовсе, оставалось шить все что попадалось под руку и надеяться на лучшее...
Что до лучшего, лучшим стало пост операционный тромбоз бедренной вены, гемотрансфузионный шок и стремительно нарастающая почечная недостаточность, таз же превратился в сплошную гематому стремительно набиравшую размеры и переливавшуюся всеми цветами побежалости.
Дальше стало хуже из послеоперационного жара постепенно наступал озноб, на коже оверлорда выступил холодный пот. Умирал он быстро и на удивление тихо. Единственным плюсом смерти от геморрагического шока была бы ее безболезненность

Стоило стражникам волочащим «Куртизанку Джессику» уйти, Лешпер немедленно стянула уже порядком намокшие штаны и, раздвинув нижние лапы, расслабилась позволяя горячей, а посему ослепительно белой для ее зрения, жидкости свободно вытекать наружу. Нос немедленно атаковал резкий запах, от вида горячей жидкости покидающей ее тело, по спине побежали мурашки так как она панически боялась кровотечения, однако ничего похожего на стыд она не испытывала. Предыдущее смущение было вызвано скорее испугом и удивлением, ухода стражников она ждала что бы ненароком не спровоцировать их на «дополнительную порцию», а сохранить штаны в относительной сухости она хотела лишь потому что иначе было бы просто противно. Семя тем временем продолжало бодро выливаться наружу, химеру наполнили словно бурдюк для воды, даже сквозь отвращение она удивилась подобной «популярности». Продолжая игнорировать остальных пленниц, она принялась помогать себе здоровой нижней лапой, аккуратно, что бы не пораниться когтями, расширяя отверстие. Несмотря на мерзкую на ощупь липкую жидкость, прикосновение вызвало небольшую волну гадливого удовольствия, едва отдавая себе отчет в том что делает, Лешпер улыбнувшись погрузила пальцы глубже и начала равномерно двигать ими. А потом уже было все равно. Гордости у не осталось, да и не было вообще, ни капли, она и так уже лежала на самом дне. Странно, но эти «оптимистичные» размышления, вместе с ритмично двигающимися пальцами, позволили ей наконец собраться с мыслями. Она вспомнила что рядом кто-то сидел и повернулась уставившись на нее.

… только для того что бы в следующее мгновение быть перехваченной щупальцем своей сестры и отправленной в пасть чудовища... в объятья «языка» монстра. Пасть захлопнулась.
Несколько пар глаз на морде твари бросили на дочь принцессы несколько виноватый взгляд. До этого поцеловав Сааару, Тримилиашш отпустила ее, отпрянула назад. Жар влечения спал(а может просто полностью передался ее сестре) и нага чувствовала по отношению к дочери принцессы лишь нежную привязанность. Это успокоило Тримилиашш и она впервые огляделась по сторонам своим множеством новых глаз. И задумалась над рассказом Сааары.
Задумалась над своим положением. Вторжение, Принцы, мир смертных. Все это было интересно, но Тримилиашш слегка потерялась. И расстроилась, вспомнив что весь ее багаж и новые лапки остались за порталом. И то что она возможно нажила себе страшного врага в виде Принцессы. Пусть и нашла кого-то кто отнесся к ней с пониманием...
- Что же нам теперь делать?
Прозвучал голос Тримилиашш. Не ее «язычка», не ее сестры, ее самой. Неизвестно откуда, потому что пасть монстра все еще была захлопнута. Тихий но хорошо различимый. Потерянный и немного печальный.

Для Тримилиашш путешествие через лес костей было особенно неприятным, все эти непрерывные, пусть и пока что не слишком опасные, атаки, ловушки и блеклые тоскливые краски окружающего мира утомляли ее, делали нервной и раздражительной. Ее очень волновали ее «лапки», они не только были очень уязвимы, но и явно замедляли всю группу. Приходилось непрерывно следить за каждой из них, что бы их не утащили охотники или они не попали в капканы. Что утомляло еще больше. И вот наконец чувство опасности, чувство собственной уязвимости перевесили... эстетические соображения. Последней каплей было заявление Сааары, пусть Тримилиашш еще не полностью осознала кого та сдерживала.
Тримилиашш, ее сестра, служанки, вся процессия резко остановилась. Нага аккуратно спустила «язычок» на землю. Засуетились служанки, зачем-то стягивая с себя одежды и складывая их в багаж. Подвели поближе рабов в цепях и ошейниках что до сих пор безучастно волочились за основной группой. Избавилась от ставшей серой одежды и сама Тримилиашш, вот только на ее лице не было не намека на похоть. Недовольно хмыкнув на устремленные на нее взгляды, она выскользнула из объятий На'гар и переместилась на ковер из подставленных рук обнаженных «лапок». Чуть повозившись, словно устраиваясь поудобнее, нага замерла, закрыла глаза и еще раз недовольно хмыкнула. Последующее зрелище было не для слабых желудком — по всей длине змеиной половины Тримилиашш вздувалась и лопалась плоть, из под серой как и все вокруг чешуи вырвались наружу отвратительные щупальцевидные отростки истекающие кровью и слизью. Пульсируя и извиваясь они ринулись вниз, обвивая неподвижно стоящих служанок и... погружаясь в их тела, не только залезая в рот, уши и глаза(последние с омерзительными звуками лопались или вываливались из глазниц), но буквально сливаясь с обнаженной кожей, притягивая, прижимая маленьких демониц к их госпоже. На лицах служанок было не намека на эмоции. В отличие от «язычка» они были бездушными куклами, «лапками». Они всегда были частью тела Тримилиашш. И теперь под омерзительные звуки рвущейся и срастающейся плоти, хруст костей, хлюпанье крови и слизи, они возвращались, принимали свой первоначальный облик. Помимо служанок в бульон из плоти оказались затянуты и рабы, им тоже предстояло стать частью Тримилиашш, но в несколько другом смысле. Она просто сожрала их, выпив их разум и энергию, растворив и переварив плоть.
Демоница стремительно увеличивалась в размерах, творящееся с ее нижней половиной было сложно описать словами, «человеческое» тело по-пояс торчавшее из этой груды мяса, тоже увеличилось в размерах, покрывалась мощной чешуей. На ее лице застыло прежнее раздраженное выражение, никакого удовольствия от процесса она не получала... как и неудобства впрочем тоже. Вскоре трансформация была завершена, Тримилиашш вернулась в облик чудовища называемого сциллой. Огромное туловище с множеством львиных ног, растущих отовсюду щупалец и клыкастых пастей, на верхушке которого находилась верхняя половина почти человеческого тела. Почти потому что волосы демоницы выросли в целую гриву, кожу заменял прочных мех вперемешку с чешуей, а прямо из живота рос целый ворох тонких щупалец.

Вышедшая на арену каппа выглядела несколько более "цивилизованно" чем в своих прошлых боях. Она по-прежнему отказалась от хакамы(как она поняла большинство из сражающихся на Арене были слишком "дикими" что бы следить за движениями ног и центром тяжести противника), но в замену ей и порядком истерзанном в предыдущем бою ги купила новый точно такой же "комплект", на этот раз с штанами. Портной переместил на новую одежду хвост Рококуро и искусно скопировал иероглиф. Так же Сасурай почти полностью сточила когти на руках, что бы не мешали держать оружие.
Однако ее внешние перемены ничтожны по сравнению с внутренними. Благодаря тому отвратительному поединку, едва ставшим для нее последним, каппа в полной мере осознала насколько «затупилось» ее сознание. И, сгорая от стыда, твердо решила восстановить свою «остроту». Все это время, отведенное ей для отдыха перед следующим поединком, она посвятила упражнениям. Многие мастера боевых искусств говорят о том что «взмахнувший мечем 10 тысяч раз...» станет мастером этого взмаха или обретет просветление или еще что. Сасурай махала катаной, колола копьем, повторяя все приемы что знала. Тысячи, десятки тысяч, может даже сотни тысяч раз. Она не считала. Она точила свое тело и разум. Спокойно и целеустремленно, не загоняя себя, без отчаянного рвения стать хотя бы немного сильнее для последнего боя. Упражнения придавали ей сосредоточенность и душевный покой лучше любой медитации.
Так что в очередной раз на арену вышла несколько другая Сасурай. Гораздо более соответствующая иероглифу у себя на спине. Иероглифу «сталь». В ней не осталось ни злобы или ненависти к своему противнику кем бы он не был, ни «намерения убить». Все это было не нужно. Была лишь Сталь. Холодная и безжалостная, точная, смертоносная. Сасурай не держала в руках копье - оно было частью ее тела. Как и катана и танто на поясе. Она сама была Оружием. А рукой что это оружие держала была ее несокрушимая уверенность в победе. Она победит. Она обязана победить.

Вежливый поклон сначала служителю, потом своему противнику. Трлилистник держит подмышкой, левой рукой за середину древка. В правой катана.
- Жнец.

ссылка

Каппа стоически перенесла вонзившийся в тело трезубец. Даже не моргнула, встретившись холодным взглядом с гладиатором. Все-таки было в этом взгляде «намерение убить» и немалое. Тренировки очистили всякую шелуху вроде глумливого садизма.
Сасурай показывать свою доблесть необходимости не было. На расположение зрителей ей было наплевать. Выжить? Возможно... Но скорее просто убить противника прежде чем он убьет ее. Просто убить. Убить. Убить! УБИТЬ!
И Сасурай прыгнула вперед, блеснула сталь ее катаны. Как тогда, когда трехлистник был в руках ее Врага. Вкладывая в этот выпад всю себя без остатка. Пусть лопнут от напряжения сосуды, порвутся мышцы, потрескаются кости, пусть ее проткнут насквозь, снесут голову... Но ее лезвие доберется до горла противника. Не ради нее. Плевать на себя. Только надежда. Что если она умрет хотя бы на мгновений позже этого человека, боги выполнят ЕЕ просьбу.

Сасурай села на землю, истощенная физически и душевно. Кинжал так и остался в плече торчать. И в древко копья вцепилась мертвой хваткой. Победила... Победила... Эльфийка бесноватая лежит. Сасурай передернуло. И вправду как в нее вся эта злоба помещалась? Одержимая словно. Из «этих». По кому никто плакать не будет. Во рту все еще ее кровь. Вкусная. И на лице. Но не в глазах, их Сасурай промыла уже, своими слезами. И сейчас текут, словно два ручейка. Победила... Богине павшей было не до торжества. Она же вспомнила все. Все. Ей было стыдно, чудовищно, неописуемо стыдно. За все что она сделала. У себя "дома". И тут, только что. Омерзительно. Словами сложно передать, насколько омерзительно. Она почти желала что бы ее оставили умирать, кровью истекая. Но одновременно с этим, на душе полегчало. Слезы и кровь смыли часть той гнилой мерзости. Уверенность вернулась, чувство цели. Нет, не умрет она. Не имеет права. Еще один бой остался. Но это не важно. Хотя тысяча. Она дойдет до конца. Обязательно.

И Сасурай была свой сопернице рада, по своему. Боя ее она не видела, но слышала про нее достаточно. Впервые взглядом встретившись улыбнулась даже. Потому что отпадала необходимость оправдываться перед своей совестью искусственной. Да именно «искусственной», обычно бывает так - холодный и безжалостный разум борется с сердцем добрым. А у павшей богини все наоборот — голова пытается быть благородной и милосердной, а сердце и душа — чернее черного.
Так что были соперницы очень и очень похожи. Внешне может и противоположностью казались — эльфийка бешеная, дикая, а каппа спокойная, сосредоточенная. Но внутри... Сасурай тоже жаждала крови. Даже не совсем крови, ей хотелось убивать. В бою, не в бою, достойного или беззащитного — не важно совсем. Чужая предсмертная агония. Чужая смерть, чужая боль. Пусть все вокруг страдают, как она сама. Ирония в том что сама каппа этого рассудком почти не осознавала, и бессовестно осуждала других. «Мерзкая кровожадная бездушная эльфийка. Кровопролитием она наслаждаться, тварь этакая. Чужие мечты и надежды убивает безжалостно. Не будет такой пощады. Убить ее нужно просто. Убить. Убить! Убить. Убить. Убить! Убить! Убить, убить!! Убить. Убить! Убить... убить. убить. убить. убить убить убить убить убить убить убить убить убить убитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубить...»

- Жнец — обвила каппа голосом дрогнувшим. Слюну сглотнула, еще раз на противницу взглянув. В глазах искорки безумные промелькнули.

Хохотнув в след убежавшему в дом человечку, Пааву приложилась к бутылке вина «подаренной» хасинитами. Ее прежний обладатель явно не собирался пожертвовать предводительнице Мангусов всю бутыль, но стремительно метнувшееся к желанному алкоголю щупальце было другого мнения.
Не сказать, что Пааву особо одобряла, как местных людишек лишали их запасов, но с другой стороны, если бы кто-то из хумансов осмелился «не проявить добрую волю» она сожрала бы его не сходя с места, эгоизм и прожорливость полукровки почти всегда имели более высокий приоритет, чем ее «милосердие».

Кувшин демоница сначала приняла несколько отрешенно, все еще находясь в своем рассеянно-спокойном состоянии, однако чарующий запах свежей крови сразу же достиг ее ноздрей. В следующее мгновение головные щупальца, жадно разинув свои миниатюрные пасти, устремились в кувшин, отталкивая друг друга словно каждое обладало собственным разумом. Оранжевые глаза закатились от наслаждения, когда полупрозрачные отростки покраснели от наполнявшей их крови. Щупальца судорожно пульсировали, перекачивая кровь в тело демоницы, от возбуждения постепенно раздуваясь и темнея.
- аххх… харашооо… - томно протянула она, купаясь в гуляющих по ее телу волнах возбуждения.
Чуть прейдя в себя, Пааву обнаружила что одно из ее щупалец скользнув под одежду, ползет по животу целеустремленно опускаясь все ниже, а сама она полуприкрытыми от удовольствия глазами, рассматривает нагие тела умывающихся под дождем орков. Только сейчас, с помощью вина и теплой крови, полукровка насколько же ей повезло с ее отрядом - больше трех десятков мощных, полных жизни орков, таурусов и прочих, обладая таким богатством она может нажираться до раздутого брюха каждый день. Именно «нажираться», поимо крови и свежих внутренностей, демоница питалась густым молоком и семенем, ее тело было устроено так что ее матка была, по сути, еще одним желудком переваривающим все внутри, если полукровка специально не подавляла ее активность что бы дать шанс плоду развиться. Впрочем, за всю свою жизнь, у Пааву пока что ни разу не возникало желания завести детей и поэтому она относилась к своему влагалищу как к еще одному рту, бессовестно переваривая все отданное ей семя.
В отличие от питья крови, полукровка совершенно не стыдилась подобного способа насыщения, ведь ее «жертва» оставалась жива и невредима (разве что кроме случаев когда чрезмерно демоница случайно ломала ребра или душила своего партнера). Однако прямо сейчас Пааву усилием воли подавила свой «голод», зная за собой привычку совершено терять голову единожды приступив к «трапезе». Генерал Урах вроде обещал позвать ее на военный совет, принимать участие в подобном мероприятии находясь в невменяемом состоянии было бы невероятно глупо и просто неприлично. Глубоко вздохнув, Пааву привела себя в порядок, привычно сплела из возбужденно извивающихся щупалец пару рук, а остаток плотно прижала к телу. Опять приложилась к бутылке… все же смутно понимая что это не особо способствует душевному спокойствию. Нужно было, как-то отвлечься и скоротать время до совета.

Внимание демоницы привлекли гоблины окружившие каких-то оборванных хумансов. Вернув пустой кувшин и передав рюкзак одному из орков с указанием отнести его в ее комнату, она направилась к дубу, буркнув что-то вроде «Абстраивайтесь, я щас» и уже тише «хм… хумансовое мясо прападает, непарядок».
К людишкам Пааву обычно испытывала презрение, но вид плачущей в грязи девочки, вызывал неприятное ноющие ощущение в груди. И поскольку бардак и противоречие было обычным состоянием в голове полукровки, она одновременно размышляла насколько эти оборванцы голодны - голодная кровь не слишком сытна.

Подойдя поближе, Пааву окинула гоббо презрительным взглядом.
- Харош над дитьми издиваться. Хумансы хумансами, но это хумансы Владений.
- Небось кинуть хатели, сучек на атраву мусарную да синяки на морду обминять? Хм? Сматри у меня тут.

Шагнув к людишкам, Пааву опустилась на корточки внимательно изучая их.
- Што, мелоч на совсем прадаешь? Когда кармил паследний раз? А? Дай сюда, пасмотрю.
Полукровка бесцеремонно схватила девчонку и мальчика, подтаскивая их к себе, два головных щупальца аккуратно прокусили им кожу на руках, пробуя кровь на вкус.

Пожав руку Эсквину, Сильвермун не отпустил ее, крепко держа ее в черной латной перчатке с декоративными когтями. Гигант замер. Не слышно было даже его дыхания. Из щелей в маске на Голдхорса беззвучно взирала тьма.
Несколько долгих секунд.

- …запомни этот момент – наконец произнес северянин.

- Запомни этот момент, Эсквин Голдхорс. Запомни, как ты стоишь, дважды поверженный, истекающий кровью в разбитых доспехах. Запомни что все твое умение, весь твой накопленный десятилетиями опыт, вся сила твоей веры – все это оказалось бессильно перед Истинной Кровью.

Стальная хватка разжалась, Сильвермун резко повернулся и пошел прочь, так и не сняв шлема.

Уже облаченный в доспехи, Доррэн приказал оруженосцу ненадолго оставить его одного. Тот, всеми силами избегая взгляда графа и заметно трясясь, буквально вылетел наружу. Оставшийся одиночестве Доррэн закрыл глаза, прислушиваясь частым ударам в своей груди.
Наконец-то. Наконец-то! Наконец-то!! Настоящий противник. Настоящий бой!
Открыв глаза, он посмотрел на свою ладонь в латной перчатке. Она мелко подрагивала от переполняющего его возбуждения. Именно это возбуждение превратило его обычную ухмылку в какой-то бешенный оскал именно зажгло в его глазах безумный огонь, который так испугал оруженосца.
Эсквин был для Доррэна самым сильным, самым опасным противником… самым достойным. Даже могучий Рокчестер не шел с ним ни в какой сравнение. Почему? Потому что он дошел до финала без единой царапины без единого ушиба, повергая одного врага за другим. Поэтому Логан все же получивший некоторые повреждения и не сумевший нахрапом сокрушить Андреа, был в глазах Доррэна слабее Карадона Трухерта, в схватке с которым Сильвермун выложился почти полностью. К тому же горец сражался пешим, что северянину было привычней.
А теперь ему предстояло победить Голдхорса в конном бою… Голдхорса прошедшего все предыдущие схватки невредимым. Доррэн был ему несказанно благодарен, тот позволил ему вновь испытать настоящий азарт. Вновь почувствовать, что сражается с превосходящим противником.


Как и в первый раз, выехавший на арену Доррэн, погрузил амфитеатр в гробовую тишину. Вместо ослепительно сверкающих теорских доспехов, на нем была броня, по сравнению с которой мрачные доспехи Морса и Логана Рокчестеров, казались празднично блестящими латами. Абсолютно черные, словно состоящие из самой тьмы, древние пиктские латы, идеально подогнанные, словно вторая кожа. За спиной у нег развивался, черный, словно ночь плащ с серебряными лунами герба. То, что Доррэн по-прежнему сидел на белоснежном жеребце, только добавляло контраста.

Еще большее впечатление производил глухой шлем с несколькими небольшими рогами, такой же черный как доспехи, на нем был изображен, оскалившемся в поистине демонической ухмылке, рот с ослепительно белыми клыками. Выражение же лица самого Доррэна в точности повторяло этот оскал. Подобно его схватке с хозяином турнира, он, единожды взглянув на своего соперника, уже не отпускал его взглядом, полным какого-то нечеловеческого интереса.

Так же Сильвермун сменил и другую экипировку, на место гигантской булаве пришел широкий полуторный меч, который граф все время носил на поясе. Деревянный щит сменил меньшего размера круглый, металлический.
Одев свой жутковатый шлем и отсалютовав противнику, Доррэн сразу выпрямился в седле во весь рост, уже занося копье для своего, вышвыривающего из седла противника, удара, хотя его жеребец еще только начинал разгоняться.

Не уступающий никому их присутствующих рыцарей широтой плеч граф Доррэн явно не собирался так же уступать зычностью голоса. Сильвермун высоко поднял свой меч, так что благодаря его внушительному росту поднять острие клинка выше него могли разве что громадные Рокчестеры.

- Я граф Доррэн Сильвермун, наследник истинной криви, свидетельствую! Перед Аши и королевством! Победа будет принадлежать роду Сильвермун! Мое презрение тем, кто не выразил свою уверенность в победе подобным образом!

- Свидетельствую! Десять оруженосцев моих рыцарей и моих вассалов, в том числе оруженосец моего сына Келина Сильвермуна - Мирослав Даан будут биться сегодня.

- Свидетельствую! В бугурте Я лично поведу два десятка моих рыцарей и вассалов родов Ярмор и Данн, а так же любого что считает себя достойным чести сражаться на стороне истинных наследников Теора!

- Свидетельствую! На третий день в индивидуальных схватках будут участвовать, Я сам, мой сын и его друг Филипп де Соза, а так же сильнейшие из моих рыцарей!

Наконец опустив клинок, Доррэн повернулся в сторону Рокчестеров, бросая графу Логану вызывающий взгляд, а его голос загремел еще громче.

- Я принимаю и повторяю вызов Логана Рокчестера! Любой, кому хватит мужества выступить против меня пешим, проиграв, может оставить свое снаряжение… если сам останется жив! Более того, вне зависимости от порядка поединков в последний день турниров, любой желающий может сойтись со мной в пешем бою!

- Я, граф Доррэн Сильвермун, все сказал!

-НАЗАД! ВСЕ НАЗАД!!! – рявкнул Бездушный, отшатываясь и стремительным движением надевая шлем обратно.

Беглый взгляд на стоящего воина. Перед глазами промелькнула череда картинок. Вот он, Бездушный, пятится назад, все быстрее и быстрее, увлекая за собой зверолюдов. Оказавшись на приличном расстоянии, они переводят дух и продолжают свой путь. Словно ничего и не было. А неизвестный воин остается стоять неподвижной статуей. Как он и стоял, до его появления. Постепенно отдаляясь и становясь все меньше… все дальше и дальше… пока совсем не исчезнет… словно его никогда и не было.

НЕТ.

Бездушный рванулся… вперед к застывшему воину, протягивая вперед руку. Схватить его за руки. Дернуть на себя. Тащить, волочить, взвалить огромную тушу на себя. С безумным оскалом-ухмылкой под шлемом. Ему страшно? А как же…

Он не повернется спиной и уйдет. Ясно, что пытаться сражаться с этой тварью наверняка самоубийство. Но он не уйдет с пустыми руками. Не оставит ей слугу Неделимого. Жалость, геройство здесь не причем. Ничего даже близко похожего на это. Его просто приводила в бешенство сама мысль, что он может отступить просто так, побоявшись сделать еще несколько шагов вперед. Оставить Воина высыхать неподвижной статуей. Это неправильная смерть. Это неправильно. Омерзительно. Он вытащит его, во что бы то не стало. Возможно, позже он сам и убьет его, это не совершенно важно. Важно, то, что здесь и сейчас он поступит, так как он считает правильно.

Испытание… Его, смертного именующего себя Бездушным. Испытание… не его силы, мастерства в бою. А того достоин ли он. Достоин заменить Йо, вместо него вести "войска", защищающие это святое место. Да, это важно, но не самое главное. Дело даже не в том подходит ли он для этой конкретной задачи. Самое главное – достоин ли он называться, быть настоящим чемпионом Кхорна. Не простым берсеркером, одним из безликой массы, а острием копья, представителем своего бога. Понимает ли он, какими качествами он должен обладать.

Кровавый Бог смотрел на него. Он избрал его… как один из вариантов. А может даже больше. Почему именно полуразвалившееся сознание, разрушенное Его же слугой, можно сказать Им самим. Но… разрушенное ли? Сломленное ли? Почему тело курганца не несет на себе искажающих благословлений, почему в отличие от других, переживших одержимость, он не скатился до уровня безмозглого животного, а все же сохранил в себе что-то человеческое? Может потому, что демон покинул его… не совсем по своей воле? Может быть, тогда он не проиграл, пусть и понес тяжелые потери… Может все это, было лишь частью испытания?

Он справился с этой частью. Его воля не ослабла, даже наоборот окрепла, пережив ужасающее потрясение. Что как не воля держала вместе остатки его души? Что как не воля стала медленно восстанавливать разум и сознание? На одних пальцах он висел на краю холодный бездны небытия и теперь карабкался обратно. А что до ярости… у него был самый лучший учитель, которого можно найти. И самый эффективный способ обучения.

Испытание. Кхорн испытывал его. Испытывал, сможет ли он понять, осознать, что от него требуется. Кем он должен стать. Хранитель помог ему, дал достаточно подсказок. И Бездушный понял. Не все, но кое-что, хотя бы в общих чертах. Поздно и с огромным трудом, для его интеллекта это было подвигом сравнимым победой над могучим драконом. Почему все так сложно в случае с Кровавым. Все дело в противоречии, необходимости совмещать в себе противоположности. Невероятная воля сдерживает безграничную ярость, сжимает ее не позволяя распыляться, собирает в одну точку, делая ее тонким лезвием секиры, что с такой легкостью рассекает плоть. В свою очередь ярость, безумная жажда убийства влияет на волю, давая, создавая ей цели и мотивы, что еще больше укрепляют ее. Замкнутый круг. Пока он цел, воин Кхорна становится сильнее с каждым днем. Разрушать и уничтожать, одновременно укрепляя и затачивая себя как орудие Разрушения.

Но все это лишь начало. Замкнутый цикл не должен прерываться, идеальный круг не должен деформироваться. Непрерывный бег по тонкому лезвию, стоит оступиться, и хрупкий баланс будет нарушен. Ярость поглотит тебя, развеется, затупится лезвие и рассудок. Противоположность – еще хуже, это трусость, неуверенность в своих силах, чрезмерная осторожность. Уход в глубокую защиту, потеря инициативы. Сдерживать, не давать священному пламени ярости разгореться в полную силу – величайший грех перед Богом Гнева… Совмещать несовместимое, поддерживать баланс. Разум должен быть цел, что бы насладиться безумием. Существование страха дает возможность проявить смелость. Несокрушимая воля порождает неостановимую ярость. Противоположности усиливают друг друга.

Осознать и следовать этому. Вот что требуется от настоящего Чемпиона Кхорна. Вот что требуется от него, Бездушного. И он достигнет этого. Потому что это смысл и способ его существования.
Они сражались. Сражались у подножья трона их Бога. Что доказать Ему свою верность, свою силу. Оправдать свое существование. Понимал ли это Йо? Скорее всего, нет. Как символичны были его атаки – тучи стальных игл, непредсказуемые молнии… Его круг разорван, его сила распылена. Это не делает его слабее, но он остановился на достигнутом и больше не может двигаться вперед. Но он, Бездушный – может. Он знает кем или чем нужно быть. Он совместит противоположности. Он не даст ослабнуть своей ярости, но и не позволит ей полностью контролировать его. Его сила – заточенное лезвие топора. Он сам Сила, часть силы его Бога, Его оружие. Он топор Бога Войны.

Храм Хаоса Тысячеликого. Чертово болото.

Если бы берсеркер не был занят поглощением пищи, то впал бы в ступор глубоко задумался бы. Он и раньше-то редко о чем-то задумывался, а уж после одержимости все логические рассуждения рано или поздно приводили к выводу, что нужно всех убить. Однако, даже пропустив мимо ушей большую часть сказанного Стражем, он понял, что душа все-таки нужна. А точнее признал это.

До этого дня он бахвалился, пытаясь, то ли обмануть, то ли утешить самого себя, дескать “У меня нет ничего лишнего“, “Мне нечего терять, а значит я непобедим“ или “Меня нельзя убить, я уже мертв“ и так далее... Именно это он, кстати, и бормотал себе под нос, когда оставался один. Иногда бормотал. Все оставшееся время он лишь шепотом повторял что-то вроде “холодно… холодно… пустота… как же холодно внутри…“ Бездушный и не задумывался насколько он был похож на нежить. И его ненависть к живым (для себя он называл их “жизнерадостными ублюдками“, но смысл это не меняло) и ко всему миру вообще. И даже страсть к человеческому мясу была наверняка вызвана наивной надеждой поглотить часть душ убитых и таким образом восполнить свою…

Но теперь он все же осознал это. Стало как-то тоскливо, это была совсем другая тоска, не та что вызывалась холодом и пустотой внутри. Бездушный впервые показался себе каким-то… ничтожным… бессмысленным. Навалилась целая туча сомнений и богохульных мыслей. Несокрушимая стена веры как оказалось, прогнила насквозь, часть сознания считающая себя демоном Кхорна как-то совсем легко оказалась задвинута в темный угол. А скорее просто сдулась, лопнула как проколотый пузырь. Вначале набросившийся на мясо как голодный зверь (кем он, по сути, и был) берсеркер постепенно ел все медленнее, его движения становились все более вялыми и, спустя пару минут он и вовсе остановился, куда-то пропал аппетит.

Он медленно повернулся к Стражу, взглянув туда, где должно было находиться лицо. В этот момент жалкие остатки рассудка Бездушного внезапно собрались с силами и выплыли на поверхность из глубин океана безумия, обычно искаженное ненавистью или абсолютно безжизненное лицо курганца, на мгновение стало таким… человеческим. В освобожденных от мутной пелены безумия глазах появилась надежда.

- Значит можно вернуть мою… душу?

Это было произнесено на курганском (хотя хаосит, кроме редких случаев, использовал исключительно Темное Наречье), тихим шепотом, губы неестественно дрожали, когда Бездушный произносил слово “душа“, которое прозвучало и вовсе едва слышно. К сожалению, мгновение прозрения длилось… всего мгновение и, прошептав эту фразу, берсеркер опять вернулся в состояние безжизненности. Он продолжил, но своим обычным холодным и бесстрастным голосом.

- было бы неплохо. чем то заполнить пустоту… хотя бы частично. но как именно? сделаю все. что угодно. лишь бы заполнить… пустоту…

“Не нужен Кхорну. Не нужен. Бесполезен. Не нужен Богам. Даже в храме… наверняка невидим. Неинтересен. Бесполезен. Как нежить. Нежить. Бездушное оружие“ Берсеркер бросил понимающий взгляд на лежащий на скамье топор.

- нужно… заполнить… - опять прошептал он.