Голосование за ходы

- Грёза велика. Отправиться в Искание ради неё - мне кажется, это произведёт на неё большее впечатление. Ныне Амелия - только Дитя, но ты ли не узнал её за время вместе?
Смотрит на фоморского владыку.
“Ты верно заметил, что и мне известно многое. Я знаю, что она всеми силами пыталась некогда принять союз с тобой. И не смогла приказать сердцу."
Спешился.
"Теперь, когда вы оба изменились, дашь ли ты ей второй шанс?"

Помолчав, добавил негромко: "Это она неприменно оценит. Узнав, кем ты стал."

Улыбка исчезает без следа.
("Так не должно быть. Ни страшных преступлений, ни ужасного наказания, ни расправы над обвинителем, ни..
")

Смотрит в глаза Адерин - Эйлунд знал её имя. Дом вспомнил только сейчас.
Робко протягивает руку: "Роланд. Ап Эйлунд."

Ветер не только раны холодит - до костей пробирает. Ши жмётся к доброму коню, оправляет одежду.
- Хотел бы сокрушить Древнюю Тьму? - полюбопытствовал он, сам не испытывая тяги оправдать прозвание кита.
Почему он не помнит боя, в котором был ранен? Отчего он вообще вступил в бой, а не попытался взять хитростью?

Пустынные улицы Джинтауна наконец напугали его. Если все спят, то проснутся ли, потерпи четверо китейнов поражение? Каким будет мир для оставшихся?
Райский уголок станет отвратительным стоком или пандемониумом?
Роланд задумался, свидетельствует ли попытка оба зла представить, о менее ослабшей, чем казалось, его связи с Грёзой.
Восспоминание о гадостных чарах фоморов он отгоняет, вспоминая, как колдовала сестра. Улыбается, привстаёт в стременах, и не верит глазам.
(Отчего? То Банальность проклятая?..)

Ши ахнул, ощущая мощь растительной химеры.
- Чем он пахнет? - спросил он у верного спутника.
Получив ответ, Роланд чуть натянул поводья (благодаря крыльям, конь останавливался всегда мягко, а откликался - на малейшее движение).
Юноша спешился, ведомый интересом и сознанием: цветок на месте домика с гвоздиками связан с происходящим в городе. Почему ему так неспокойно?..

Роланду очень захотелось вспомнить, где же он видел цветок: на бескрайних ли просторах Грёзы, в Аркадии ли (о, как было бы славно!)

Роланд безразлично взирал на пролетающие и проползающие перед ним века...


Что? Эльсин рядом? Сейчас он вернётся домой? (В который из них, в какой жизни?)
Мало-помалу пробуждается самосознание, но вопросы, прежде животрепещущие, вызывают пока лишь ленивое любопытство. Но вот...

Поглощаемые до времени всепожирающим фоморским пламенем, этой метафизической чёрной дырой, вызванные самой этой мерзостью чувства подхватывают ши, будто волна отлива, грозя швырнуть в тот кошмарный огонь, извративший костры Самайна до противоположности: в пламя Вечной Зимы.
Ши, опалённый холодом, кричит от ужаса - лишь чуть приблизившись к леденящему пламени, он потерял - он это чувствует - связь с Грёзой. Ещё не полностью, но скоро - очень скоро! - он растворится в этом небытии, что порывается пожрать весь мир...
Всё его существо негодует, но и благородный порыв, и воля к жизни будто сгорают в противоестественном огне.


Всё застилающая чернота схлынула (это же невозможно?), оставив его, потерявшегося во времени, лежать на... Берегу? Это не галька, да и не грунт никакой...
Покрутил головой озадаченно. Больно. И темнота - лишь обычная. Что-то забыл... Ах да, глаза открыть же!
С превеликим трудом Эт заставил себя разлепить их. Свет резанул по глазам, добавляя боли. Поняв, где он, спешит закрыть глаза снова.

Аркадия?.. Огонь наоборот?.. Было ли это, или смертное тело сыграло с ним шутку?
Раз так, откуда чувство безнадёжности, боль и усталость? Этьен касается лица, ощутив, что ладонь затекла. А не всё ли равно? Свернуться на полу калачиком, не шевелиться. Ведь ясно же, что всё напрасно. Банальность разит всё и вся. Феи погибнут, а Вечную Зиму оставшиеся сочтут страшной сказкой. Люди забудут и страшные сказки, погрузившись в кошмар наяву - и надежда на то, что Вечное будет лишь Долгим, угаснет - как угаснет всякая надежда.

"Да что с тобой, Этьен?! Это не ты опустил руки! Ты ли, Роланд, примирился с гибелью мира?!
Как бы не так! Это козни фоморов!"
Не спешит открывать глаза - точней, не может заставить себя. Это совсем не похоже на юношу, но осознание этого не бодрит. Боль вместе с холодом наконец заставляют его. С трудом добравшись до кровати, кутается в одеяло. (Кровь химерическая, или пострадало и смертное тело?) Согрется у него не получается. Лихорадочно стуча зубами, поднимается, цепляясь за кровать. На ногах держится нетвёрдо. Перед глазами плывёт.
Сейчас бы оказаться у сестричек Уайтинг... Или к фонтану сперва? Доберётся?
Прекрасно понимая, что внимание как матушки, так и таинственного неприятеля, ему не нужно, ищет взглядом одежду возможно теплее, укутавшись в которую, призовёт волшебство, отводящее взгляды.

Закончив с магией, задумывается, как вырвался из плена. Кто-то позвал его! Зов тянет за душу. Кто - или что - нуждается в нём столь отчаянно?.. Как раз тогда - права Эль-из-видения - когда в нём волшебства - с мизинчик нетлы !

Монашек расплылся в улыбке от обращения по семейному имени: пусть он служил Драконом, но себя непременно Судзумэ считал.
"Думаю, добрый трактирщик сейчас уравняет наш день." - улыбнулся и Сангу. Говорил он достаточно громко, чтобы хеймин уразумел, что следует подать к столу.
Кивает Чио, головой показывает на тот столик ("сейчас подойду") но сперва подходит к Куи-Куи.
- Ремики-сан, как неожиданно-приятна встреча!
Он не был знаком с отмеченным благосклонностью множества кланов, но слава барда довольно гремела. Поклон-прощание: тот должен видеть, куда Ноаки спешит.

Возвращается к Чио, садится (благодарит Фортуны, что не на ветру). Ноги страшно устали, но улыбка только ширится.
- Не заставил ли ждать, Чио-сан? Боюсь, мы договаривались встретиться несколько раньше. - улыбка пропала.
На музыку и танец не обращает внимания, смотря за реакцией подруги детства.

Джозеф Уэйк приходил в себя медленно. Мучительно, для непривыкшего к боли, нывшая челюсть (искуссно, хвала медикам, вправленная), и непривычно-дубовая голова отвлекли на время от разбора полётов - и к лучшему. Маг был достаточно самокритичен, чтобы понимать, что его безрассудная авантюра, не кончившаяся смертью лишь чудом, была или вовсе для Пробуждённого неподобающей, или же - из тех глупостей, которые себе может позволить архимаг, но никак не недавний послушник. Не слишком отчётливо помня последнее, скоротечное противостояние Пиявкам (вот он с помощью Сферы Разума не даёт вампиру овладеть своим сознанием, а вот он уже лихорадочно призывает Основы, чтобы поразить древних предателей, и - тишина), мужчина напрягает память, стараясь понять, мог ли он что-либо изменить тогда. Да, он был обессилен, да, он не был боевым магом, и да - в попытке не вызывать лишних подозрений он пренебрёг защитными заклинаниями... Но быстрота его реакции удивляла любого, кто судил по одной только внешности, а чувство сверхъестественного не единожды спасало кабинетного, казалось бы, учёного. Будь его память чуть более цепкой, он мог бы поклясться, что готов был отразить бросок Ди Рейма, но в нынешнем состоянии он не был уверен ни в чём.
Страшно хотелось жевательного табака, его отсутствие заметно мешало сосредоточиться; так что именно на подавление привычки, а не боли, ушли его первые вернувшиеся силы. Бывший с ним запас был буквально пропитан кровью (своей собственной, одного из клыкастых, или несчастной девчонки? Судя по тому, что сказала японка, ей крепко досталось... По крайней мере, смерть от ран ей не грозила - в худшем (?) случае, сделают из неё гуля...). Опасения на этот счёт удерживали от потакания зависимости понадёжней брезгливости и даже боли.
А всё же, показав сначала себя чудовищами, готовыми вцепиться в горло (как бы ни было это приятно), Тремер его не убили. Была ли это своеобразная осторожность (едва ли им ведом современный Codex Hermeticus, запрещающий сношения с вампирами) - не прикрывают ли "одинокого" мага товарищи? - или, быть может, попытка уцепиться за остатки человечности, о которой пространно вещал в одном из трактатов древний теоретик из Ex Miscellanea? Была ли его попытка успешнее, чем могло показаться? Этот их лорд очевидно не древний герметик, сохранивший нужные познания - иначе он действовал бы осмотрительней. Эта мысль пробуждает острейшее недовольство собой (он-то был осмотрителен, Мародёры его разорви!..), да и думы о гулях ведут к неизбежному выводу - его, хоть, кажется, и не заколдовали, но просто не могли не связать Узами Крови!..
Перспектива быть зависимым от кровососов грозила пошатнуть его тимическое состояние, без того нестабильное. Уэйк успокаивал себя возможностью прибегнуть к помощи старших адептов, пытался отвлечься, но - не помогала даже медитация.
Какое-то время он занимал себя попытками просчитать мотивацию назначившей ему в записке встречу (наверняка та молочно-бледная помми, ловко оставившая его в дураках!). "Подчерковедческая экспертиза" не дала значимых результатов, несмотря на то, что он воспользовался магией. Нейт, наверное, сказала бы о писавшей записку больше, но он не был уверен, что стоит посвящать в это дело кого-то из Ордена.


Силы воли, чтоб перебороть желание вновь увидеть "любительницу называть по имени" Уэйку хватило. ("Это желание - не следствие ли клятых Уз?!"). Может быть, хватило б осторожности (чтобы не повторять ошибок), или, в крайнем случае, здравого смысла переждать, пока притяжение крови ослабнет от времени... Но добраться до посланника ООН, за которым присматривают Сверхъестественные, будет не проще, в конечном итоге, чем добраться до Альфии, а остальных разобрали давно и прочно. Терпеливо выслеживать следующего Одарённого, рискуя не прожить достаточно, чтобы его исследования увенчались успехом?.. Восхождение, может быть, и единственное, ради чего стоит рисковать жизнью, но...
Что если вампирша нашла возможность соблюсти их уговор? Что если тайна волшебства, за которой он охотился долгие годы, скрывается именно в Одарённых? "Познание и самосовершенствование равноценны"... Не углубляться в герметическую философию: время уходит!
Что если это ловушка, расчитаная на то, чтобы он выдал дорогу к капелле?.. В принципе, они могли прибегнуть к пыткам - кому, как не чудовищам (что бы ни говорил почтенный мастер) их успешно применять? Есть, правда, один-два приёма, позволяющих некоторым из чародеев ускользнуть, но едва ли вампиры имеют о них представление. А если они просто осторожны, зачем итальянец напал? Действует ли вампирша по своей инициативе, наперекор почитаемому начальству? Та ли это вампирша или другая - тихоня? Не так-то много он извлёк из анализа записки...
А всё же, что могло побудить ту красотку назначить встречу?
Сколько он понял её психологию, поиграть с жертвой та любила (как, должно быть, многие немёртвые). Настолько любит риск или же так уверена в себе, что назначает встречу только из-за этого? Едва ли.
А вот иметь в кармане козырь, позволяющий сослужить службу Торнстену, когда его исследования потерпят неудачу... Не выдаёт ли Джозеф желаемое за действительное?..

Как же хорошо... Не стоит и сопротивляться - ему, пожалуй, повезло...
Чушь.
Соберись, рохля! Не магам питать не-жизнь неупокоенных!
Наслаждение захватывало, погружало в глубины, ведомые, наверное, только Экстатикам, и не хотело - ни в какую не хотело отпускать.
Он борется с оцепенением блаженства. Вспоминает имя искусства - своё. Он... Знает, да... Даже сейчас знает, что же... Невероятно!
Смотрит на прекрасную хищницу.
...Делать.

Ветеран только хмыкнул, затягиваясь. Потрепало щенка - ну так не был бы ослом - остался б целым.
Докурив трубку, Самуэлиус оделся, и, хлопнув дока на прощание по плечу, побрёл навестить "человека-зоопарк".

- Милошевич сам спровоцировал националистические настроения, а когда запахло жареным, не придумал ничего лучше, чем вывести из дела армию... - заметил задумчиво молчавший до этого делегат. - Сильная - вероятно, совместная - армия не помешает, но... Холодную войну мы переждали вне военных блоков, пока единственной угрозой мне представляется гегемон... А сил даже всего Сообщества не хватит, чтобы ему что-либо противопоставить. Не станем же мы превращать наши страны в Албанию? - чокнутый диктатор последней построил на каждого второго-третьего жителя страны по бункеру, собираясь отражать, при необходимости, нападения с Запада и с Востока. - Развить военную промышленность, конечно, следует - ведь мы же помним, какую долю вооружений Рейх делал на мощностях "Шкоды"... - цифры были достаточно примечательные, чтобы чех, и немец представляли, о чём идёт речь.
Кинув взгляд на противостоящую свёрнутым за их спинами флагам карту, Эрих продолжил: "Потеря военных заказов расстроит и США с их военно-промышленными лоббистами, и Британию. А окажись успешной экономическая часть нашей программы - мы настроим против себя Францию, лишив надежды на первенство в Евросообществе. Готовы ли вы пойти на это, господа?"
Смотря на делегатов в поисках ответа, Штейхеле спрашивал себя, насколько далеко следует строить планы и сотрудничество расширять. "Всё более близкий союз" 'пророка ЕС' нервировал довольно многих - в том числе уже упоминавшегося гегемона - и Британию, не смотря на еврофильскую элиту. Членство в "Европейском Экономическом Сообществе" некогда навязали королевству именно американцы, опасавшиеся создания альтернативного центра силы. Разные политические вектора континента и острова должны были сдерживать интеграцию - разумно было ожидать, что и их Группа столкнётся с подобным. Вот только в каком формате?

- Укрепление экономики требует согласования политики. Возьму на себя смелость предложить дать членам Группы равный доступ к экономическим показателям и - коль скоро сотрудничество будет плодотворным - к данным разведки. Контрразведку, ясное дело, сращивать не будем, но я надеюсь на единство против внешних сил. - поглядел на представителя Германии. "С отказом от неолиберализма ФРГ столкнётся с мощнейшим противодействием. На фоне этого логично будет выглядить союзническая поддержка о которой вы говорите, герр Фассбендер. В экономике для граждан ФРГ - равно и Чешской Республики - будет введён режим наибольшего благоприятствования, с перспективой отмены всех пошлин - для этого, впрочем, нам нужно большинство в парламенте. Но думать о следующих выборах - удел политиков. Мы, государственные деятели, должны думать о следующем поколении. Поэтому я спрашиваю, господа: Какова вероятность сохранения текущего миропорядка? Насколько влиятельны в ближайшие десятилетия окажутся международные организации? Устоит ли международное право, или ему на смену придёт право сильного?" - проводит рукой напротив той же карты от СФРЮ до Руси.

Когда Вахво - наследник вождя, каким прежде был Лахме, каким всегда хотел стать Йарру - бедный маленький Йарру, что, уйдя за Черту с Тернэ, не вернулся - когда Вахво показал племени свою добычу, удачливый спутник сына вождя склонил голову. Да, ловок Вахво и счастлив в охоте! Не любил Тернэ де́ла охотников, как не любил и Древних: те и другое - одинаково недобрые. Но даже он залюбовался белезною перьев. Испросив знаком разрешения, берёт на руки панцирь.
Тяжёлый. А ведь под ним билось когда-то сердце - верно, такое же сильное, как Сердце Племени!
И задумался молодой страж, и опустил на землю тяжкий груз благоговейно, как будто кланялся Светилу.
Должно быть, был панцирный могучим воином, смертоносным - как крепко облачение его, так крепки были крылья.
И всё же сразил Вахво Древнего - и представилось Тернэ, что молодцев подобных Вахво больше, чем всех людей Племени! И поразят они лучших, сильнейших Древних, и отодвинут Черту к краю мира.
Всегда был мечтателем Тернэ. Но неведомо ему было, добрым ли будет то делом (был ли панцирный стражем или охотником?)..

Думал Страж об этом и после: переливались белые перья в лучах Светила, венчая голову вождя, и пробуждая в голове стража такие мысли. Теперь любой, кто смотрит на Вождя, увидит превосходство человека. Так будет. и когда Вождя не станет, ведь новым вождём станет Вахво - если только не станет великим охотником.

Когда же видел такое перо у сердца нестарой ещё будто женщины, сердце его наполнялось печалью. Тяжко перенесла она потерю дочери, милой маленькой Венге с веснушками на лице, Венге, что говорила с Землёй.
Часто говорили они о Венге, и часто он силился вспомнить, как они вместе с Тишью и Йарру брели по чуждым и неизведанным Дебрям. Тщетно! Помнятся треск костра, голоса, жар, и пятки маленькой собирательницы так близко от его макушки. Помнится Йарру, которого он едва не касался подошвами, Шаман, опустивший ладонь на глаза Тиши, и песня - Самая Главная Песня. Для них.

Он спрашивал Шамана о судьбе пропавших спутников. Спрашивал, что предвещают посещающие его во сне Древние. Спрашивал, и не знал, мог ли верить ответу. Ещё он спрашивал о том-кто-стал-Тишью - как товарищ по играм превратился в безмолвного спутника и о чём думал после - это Шаман уж должен знать наверняка. А как-то, увидев зелёное Око на сером рассвете, спросил страж шамана о гордости.
Долго думал он над ответом. А после долго брёл прочь от Сердечника.
За Чертой. Продирается сквозь колючие заросли. Оставляет за спиною цепь холмов. Опускается на колени перед ручьём, глядит в воду.
- Погибель. - чудится ему одинокое слово, от которого дрожь пробирает. Плещет скорей на лицо, чтоб прогнать наваждение. Капля, попавшая на язык - как слеза.

Размышляет над этим Тернэ весь долгий обратный путь. Много догадок о значении - морока? Знамения ли?- перебирает Страж. Не будет он ныне искать совета, думая - глупо? - что понял. (Если так - отчего же так горько?..)


Собирает он племя - всё Племя!
Склоняет перед ними голову и молвит: "Я, Тернэ, потерявший трёх друзей. Я, Тернэ, бывший в Дебрях больше, чем любой вернувшийся - я говорю вам: родичи, не отправляйте детей за Черту! Не делайте добычей Древних: те так не делают, и вот: у них - весь мир, у нас - малые земли.
Не киньте горький урок Тиши, Венге и Йарру - и многих и многих пред ними! Если же вдруг они вернуться, спросим у них, верно ли это! До тех же пор не оставляйте молодое племя..." - голос дрожит страшно некстати - "За Чертой.."

Тернэ позабавило разочарование чёрного. Да, тот всё же настороже - и к лучшему. Нечего сходиться с ними слишком близко.
Они всё ж не отстают - а вот мелкие... Страж оборачивается - нет, не исчезли, лишь отстали. Почему?

Он постоянно переводит взгляд с одного пернатого на другого. Что им надо от малого племени?
Серый неспокоен - страж наблюдает за ним пристальней. Вот чудище пикирует...
Да так внезапно, что Тернэ не успевает даже нацелить копьё, как чудовище запускает когти в волосы Венге!
Выругавшись (чему научился от старших стражей), Тернэ бросается на серое создание. Быстроте он не выучился. Проклятая неосторожность. Больше он этого не допустит - если они вообще выживут...

Тернэ не видел, что старик передал кинжал Тиши, но он догадывается, что это может быть. Ощупывает холодное нечто, увериваясь, что это, должно быть, кинжал. Только как бы не ошибиться? Древние хитры... Принюхивается к кинжалу, думает, как убедиться...
На его плечах - накидка Тиши. Он помнит, как та сидела на нём, но во тьме не поверить... Спросить Йарру, не отлучался ли Тишь хоть на миг? А если это - хитрость Древних, и даже амулет не настоящий? Раз уж кинжал мог быть лишь наважденьем... Скверно.
Венге всё ещё рядом - вот, точно!
- Вы, оба, скажите мне на ухо, как её называли мальчишки. Только чур говорить по одному - и покуда не скажете, чтобы не дёргались.
(А уж за тем, чтоб они не обошли их с девчонкой одновременно, страж уследить сможет.)
А что если Древний - и она тоже? Или одна лишь она? Да нет, глупости - разве они бы стали заступаться... За своих? А почему б не стали? Хитрые, неизведанные...
Выудить у девчонки торбу и проверить - а ну как её уже отобрали, а саму Венге... Жуть.
- А ты расскажи, что было прямо перед испытанием. - А вы, если и правда Тишь и Йарру - слушайте и смотрите, не ошибётся ли в чём! Древние повсюду, но к костру подходить не отважатся!

Быть трусом страшно. Всегда бояться чего-то, если не в этот миг, то в следующий. Понимать, что ты трус, а значит - обречён.
Летящая поступь Чужого ощущается не только слухом - как будто мало понимания, насколько тот уж сблизился с маленьким стражем.
Трусливый страж - что может быть позорней? Это хуже, чем объедать соплеменников даром - ты ставишь их под удар одним своим существованием. Но всего хуже осознание своей постыдной слабости...

Разве он трус? Резкий запах Чужого заполнил ноздри. Беги, малыш, не тебе биться с ним! Выходит, трус? Выходит, он так и будет испуганным мальчиком, едва прошедшим испытание? Считаться взрослым и быть им, должно быть, не одно и то же. Негодный к своему призванию, сам он не сможет уважать себя. А как на него посмотрят другие? Презрение, омерзение, жалость? Лучше бы уж ему погибнуть, навсегда оставшись за Чертой!

Дыхание того, другого уж можно почувствовать кожей - невероятно жутко!
Последний миг чтобы собраться с силами, ударить... Не выйдет - Чужой слишком близко! Мгновение хочется замереть на месте, сдаться... Борьба бессмысленна. Это даже не худший конец - быть обузой и посмешищем тяжелей, чем быть съеденным - брр!


Из последних сил Терне напрягает сухожилия, пытаясь перемахнуть бурелом, чтоб затеряться в чаще. Не всё ещё потеряно - только бы оторваться, а там оно завязнет в густоте подлеска, не сможет протиснуться в какой ни на есть тесный закуток... Если он сможет. Если сможет.

Судя по тому, как все реагировали на слова о связи пространства и времени, что-то понял один только меч. Да и тот, кажется, знал язык - но и только. Впрочем, это уже немало - надо расспросить его, откуда знает он наречие его семьи...
Но время утекает, и, если не хотят они провести следующий день в этой каюте, надо скорее разобраться с созданным им самим хитросплетением, и уходить.

Понятно, что в попытке починить корабль прямо в падении он остановил падение - последнее и было его изначальным намерением; но, видно, взявшись за два дела сразу, он переписал не те аспекты реальности, какие надо... Да, малограмотный устроитель миров - ужасная опасность...
Ему ещё чуть раньше вспомнились слова, доселе будто незнакомые - но, сколь ни мало успел он изучить Язык, это было не то, сколько он понимал... Хотя полётом тоже, по первоначальному его понятию, можно было наделить существ, но не предметы... Впрочем, учитывая, что он может натворить, переписывая "память" всего этого места... Нет, пытаться менять прошлое он просто так не будет. Это опасность для всех - и для него в первую очередь.
Но, если то, что управляло кораблём, было в какой-то степени живым, оно всё же могло и подождать - долго, как принцесса из здешней сказки, пожалуй... А паренька было всё-таки жаль. Арикс живо представил себя на его месте. Только не себя-единственного-выжившего-во-всём-мире - себя, имевшего ещё друзей, неоконченные дела - целую жизнь! И потерять её от времени будет не легче, чем под действием смертельного поветрия...
Что, что же можно сделать, чтобы оживить этого эльфа?..

Убедившись, что извинения приняты, Ронри взглянул на мага и подумал, что перед тем тоже следовало бы извиниться - девчонка ему пригодится как источник сведений о "королевских магах", так что, если у наёмника были на неё планы...
Этот парень - не дурак выпить, и, пусть не в силах фехтовальщика превратить званый обед в разгульное веселье, добавить веселящего он мог.
Послав подвернувшегося слугу в свои покои за бутылкой лучшего вина, он, до тех пор лишь слушавший магичку, рассудил, что и ей стоит развязать язык вином.

Хм, как наёмника-то... Хью... Бельт? Берт? Не стоит называть его по имени.
- Миледи! Зная, как легко для дам высшего света скрыть обиду за приятным обхождением, я возьму на себя смелость предложить, согласно древнему обычаю, испить кубок до дна, а с ним - и недовольство.
Традиция, вообще-то, Людей Кланов; если Гвен знает - будет, конечно же, негодовать, что часть культуры "этих дикарей" привносится им в благородное общество... Ничего, он может разыграть карту единства... Не настолько она опытный царедворец, чтобы отвертеться от чарки.
Вот принесли по его настоянию три здоровенных кубка. Девице объём, верно, не понравится - ну да кто её спрашивал, на самом деле? Всегда можно разыграть оскорблённого в лучших чувствах... Едва ли ей охота навлекать на "магов восточных земель" нерасположение человека принцессы.
- Почтенный мастер, я надеюсь, не откажется составить нам компанию?
Обращение к леди Глаэнт - будто из-за того, что маг втянут ими в эту историю с вызовом; на самом деле - потому, что имя дуэлянт так и не вспомнил.

- Миледи... - дуэлянту не по себе было при виде терзаний несчастной. Ещё минуты две назад он с удовольствием проткнул бы шпагой всякого, кто встанет на её защиту, а, не найдись такого и не извинись она - убил бы и её. Честь принцессы - превыше всего.
Но сам он не желал зла этой девочке. Сколько ей лет?.. Так испугалась... Испугается ли она действовать против принцессы Веснота, или лишь неотвратимость наказания её пугала? Ли'сар умна и может, когда надо, быть милостивой, так что Гвен или увязла в заговоре по уши, или... Или ни к чему не причастна, просто обижена, что её обошли, и напугана - им. Вот прекрасно...

Усыпить бдительность, успокоить, или, быть может, польстить - как она ни воспримет этот жест, что-то получится... Эх, до чего же двуличный он тип!.. Принцесса ушла, но какое это имеет значение? Кроме старомодной рыцарственности к каждой даме, мог ли он проделать это искренне для кого-либо, кроме его будущей королевы?
Заставив гордость с совестью молчать, он опустился на одно колено, произнёс:
- Прошу простить меня, миледи. Я прервал ваш разговор - клянусь, лишь потому, что мне невыносимо слышать, как имя Её Королевского Высочества упоминается столь непочтительно. Я надеюсь, вы не держите обиды на меня?..
В подобном положении ответ на её вопрос должен быть очевиден.

Нужно было послушать, что скажет эта девица; это могло дать представление, где таится крамола. Но Ронри, стоило ему услышать оскорбительные для его принцессы слова заносчивой магички, кровь ударила в голову.

Он лёгкими шагами подошёл к гордячке, коротко поклонился.
- Прошу прощения, миледи, что прерываю этот разговор, но ваша характеристика Её Высочества меня задела... Не сомневаясь в вашем даровании, я не буду, конечно, искать сатисфакции у девы - сколь угодно благородной. Поэтому осмелюсь предложить вам выбрать защитника - или же извиниться, леди Гвенлиан.

Сэр Альберт смерил Альву взглядом, в котором очень сложно было увидеть презрение. Выражение его лица не изменилось, голос был ровен: "Let me elaborate. And be assured that picking fight is utterly futile." Он нарочито медленно вытащил меч из ножен и положил на стол. Не оставить оружие - увеличить тревоги Нольвен.
Альберт встал и направился к обрыву, чтобы, остановившись у самого края, устремить взор в Туман.

Альберт вложил кристалл в руку принцессы. Он не мог без трепета смотреть на Нольвен. То, что она сказала, важнее всего - почти всего на свете. Её решимость, его запоздалая осторожность - всё было перечёркнуто. Ведьма могла явиться в любую минуту, их всё так же мог накрыть Фирхлисс, и в жилах Гвидиона ещё нитроглицерин. Взрыва раненого Альвы Альберт опасался не меньше Фирхлисса: пытаться, сражаясь с врагом, обезоружить или вывести из строя сметающего всё "союзника" - в надёжности Кормака Морье уверен не был - не менее опасно, чем противостоять шторму.
Непосредственной угрозы он не заметил, но нельзя ослаблять бдительность. Оторвав взгляд от Нольвен, вымотанной им душевно и телесно, Альберт вновь огляделся. Не время ужасно себя чувствовать: в это мгновение она избавлена от опасности, он же отдаст все силы тому, чтобы они не попали в ловушку.

- Не касайтесь ничего без крайней необходимости.
Ужасная банальность. В фонтане гламура Нольвен - источник надежды для всех них: она обещала внять его мольбам, забыть о чарах, грозящих погрузить в бедлам неизлечимый, растворить в Грёзе.
Нежелание приближать это и для себя удержало Морье от допроса химер: стоит просто расколотить их; необходимость сомнительная, если принцесса хотела бы договориться с здешней хозяйкой, но, поскольку она готовилась освобождать и защищать... Остатки пригодятся.
Сперва он выслушал ответы черепа, пытаясь определить его мотивацию и вспомнить что-нибудь. Могла ли эта Мауэз Ноз обитать здесь в старое время? Слышал ли он что-либо?

Этот Гвидион позволил себе читать ему лекции? Чёрт возьми! Не будь они обязаны Кормаку спасением принцессы, он преподал бы этому денди урок этикета.
Альберт не собирался рисковать нарушением клятвы Нольвен в ожидании того, без чего рассчитывал обойтись. Одарив Альву белоснежной улыбкой, он осторожно двинулся к бочагу.

My lady Croisier, you are so cold tonight
your lips feel like winter
your skin has turned to white...
Альберт приник ухом к груди Фионы: её сердце билось!
На этом романтика кончилась, действовать нужно было быстро и верно. Ши снял шарф и плащ Нольвен, расстегнул комзол, опустился на одно колено, уложил её низом груди на бедро. Поддерживая деву за плечо, другой рукой Морье давил на спину, чтобы лёгкие освободились от воды.
Зачем, зачем она бросилась в омут! Проклятый этот камень, по её мнению, послан судьбой? Дороги же её подарки! Похоже, это нечто вроде лунных камней Эйлунед. Все сокровища мира не стоят опастности для неё... My lady Croisier, why does it vex me so, that you are Fiona, and fear would never know?
Где был он, почему не последовал призыву Нольвен, как только химеры рассеялись, почему не помешал этому безрассудству?!

Вода толчками покидала тело. Вернись, вернись, о Нольвен! Тебя ждёт твоё прошлое, и ши, отнятый у тебя Туманами. Тебя им не отнять, о нет! Вернись!