Голосование за ходы

Из тьмы небытия вернувшись в мир, Деус, даже будучи бесчувственной машиной, нашел тот тоскливым и бездвижным. Множество миров были пусты, они словно просились наполнить их новой совершенной прелестной кипучей жизнью. Миссией своей бывший инструмент древнейшей из известных цивилизаций избрал наполнить сей план движением и красотой. Поэтому быстро посчитав все "мертвые" миры, он направился к первому попавшемуся из них.

Первым делом, по прибытии в сей мир, Деус пустил счет своих внутренних часов - мерить цикл, в течении которого он может уделять свое внимание этому миру. Ведь еще мирады и мириады серых неподвижных миров ждут своего часа, чтобы быть наполненными Движением. Подумав, он извлек сии часы из своего металлического тела, тут же начавшего перестраиваться, ища идеальный балланс. Конструкция их была придумана не им, а теми, кто в стершемся прошлом его создал. Было в ней что-то элегантное, красивое... Но не то. Слишком угловаты, вот эта деталь, например, совсем тут ни к чему. Эта шестерня вращается слишком неправильно, запаздывает и вибрирует, отдаляя механизм от идеала. Он мог видеть печальное будущее этого инструмента - никому не нужная смерть из-за ошибки создателей, то, чего он избежал.

Сощурив диафрагмы своих всевидящих глаз, Деус мыслью разбил не идеальный, а значит - не достойный его механизм на составляющее. Отобрав оттуда ненужные части, он преобразовал их в то, что могло бы дать движение миру под ним. Выдавив ртутно-радужную каплю крови из своей блестящей плоти, он смазал обновленные часы и первое свое создание... Окинул взглядом прогресс и продолжил работу.

***

Еще пару циклов он думал, смотрел, оценивал. Работал над часами и непонятным прибором. Он увидел другие могущественные сущности, пришедшие до и после него. Он не был первым и не был последним. Кто-то уже начал творить, чьи-то творения обладали лишь малой толикой Совершенства, чьи-то - не обладали совсем. Однако истинный Идеал предстоит воплотить ему и только ему. И первый шаг на пути к достижению своей цели надо сделать сейчас.

***
Последний раз проверив часы и набор устройств к ним ( да, да тот прибор был еще несколько раз реформирован, все еще подвергаясь бесконечному рефакторингу, после чего превратился в целый набор замечательных устройств), Деус отправил свои творения вниз, на плоское, серое блюдце мира, называемое его новыми знакомыми Алгот. На одном из известных ему древних языков сие означало "Все получили". Чтож, это его устраивало.

Часы и другие творения новоявленного бога приземлились на одном из островов Алгота. Понаблюдав за работой своих механизмов, Деус, удовлетворенный успехом, решил дать острову имя, похоже принятый способ идентификации среди его товорищей. Это имя было "Кин", о чем он тут же сообщил остальным творителям.

***

Часы упали на северной оконечности острова, вонзившись в землю со страшной силой. Расколов тектоническую плиту, они вызвали такой сдвиг пород, что плоскость мира вспучилась, вздыбливаясь новорожденным горным хребтом, на который посыпались сверкающими осколками другие механизмы. Какие-то остались на поверхности, какие-то углубились в гору, продолжив свою работу в ее горячих недрах. Последними на Алгот пали капли крови Деуса, став сверкающими ртутными озерами.

Несколько столетий спустя именно в этих озерах зародилась жизнь, та жизнь, которую видел Деус. Маленькие,микроскопические, примитивные механизмы, неразумные, но столь многочисленные что во время своих миграций были подобны туману покрывающему километры площади Кина. Несколько веков спустя эти микромеханизмы, названные Деусом "тикинсэн", эволюционировали, ассимилировав некоторые небольшие части расползшихся по Кину машин, создали существ более крупных, наделенных вычислительными способностями, схожими с инстинктами биологических видов. Их он назвал "шураи". Другие тикинсэны преобразовали свои колонии в подобия растений, образовав море различных чудно выглядящих видов. Всех их, окрещенных богом "кинниты" объединяло одно - они использовали ресурсы мира, в основном - воду океана и атмосферы, редкие лучи солнца и тепло горного массива, чтобы поддерживать свои функции и размножаться, своими телами давая шураям.

Казалось бы, это полностью идентичная биологической пищевой цепи схема, однако было одно важно отличие. Поглощая киннитов шураи могли использовать новую массу для реконструкции своего собственного тела, практически мгновенно приспосабливаясь к любым изменениям условий. Скоро, однако, число киннитов сильно уменьшилось, шураям приходилось забираться все дальше в поисках пищи. Тогда появились первые ашуры, шураи-хищники, поглощающие своих собратьев в ради продолжения функционирования и в поисках новых элементов для своих тел.

Это чуть не привело к краху всей сложившейся системы, тогда, божественным вмешательством, Деусу пришлось вложить в тикинсэнов часть своей воли. И эта воля ограничивала максимальный размер колонии, заставляя при наборе критической массы более крупную колонию терять связность, распадаясь на множество более мелких. Так шураи и ашуры обрели способности к естественной смерти и рождению.

Пока шли переговоры Хоуин думал. Думал, кого первого из корвильцев ложить, если дела вдруг пойдут совсем плохо. Думал, что поход затянется. Думал, каково бедному деревенскому мальчишке было оказаться в темных пещерных ходах одному. Много еще о чем думал Кема... А думать лучше сидя, поэтому он присел около того деревца, где стоял.

Посол Муаат поскрипел в динамик.

- Тлеющие приносят свои извинения Коалиции Ментаков. Вы не оставляли нас на протяжении последних лет. Помощь ресурсами и советом, защита Безнадеги от посягательств Сети. Галактика не знала более крепкого союза чем союз гашлаев с ментаками. Но мы не можем проголосовать против данного законопроекта, а голосовать за нам не позволит совесть. Тлеющие воздержатся от участия в голосовании.

Высший Огненный Регент Сушон Азх направлялся в Рубиновую Палату, на чрезвычайное заседание Верховного Совета Муаат. Это помещение Большого Дворца было специально отведено для собрания крупных и важных заседаний и по своей красоте могло поспорить с имперскими залами на самом Мекатол Рексе.

Родная планета все еще оставалась единственным местом, где гашлаи могли обходиться без использования мафов. Поэтому Сушон был облачен в традиционную одежду народа Тлеющих, соответствующую его высокому статусу: расшитый длинный хитон алого цвета и золотой плащ. Сотканное из металлической пряжи, одеяние было столь же прекрасным, сколько тяжелым.

Но тяжелее были мысли, что обкатывал, обдумывал предводитель свободных гашлаев. Особи их вида проживали долгую жизнь, не такую долгую, правда, как иные расы рептилоидов, но достаточно длительную для того, чтобы отдельный представитель вида мог бы наблюдать течение истории. Сушон был стар. Он помнил годы рабства, революции, ударный труд во имя становление Тлеющих как звездной нации.

Помнили и другие. Их осталось не так много, все почтенные старцы, что вершили своими руками историю Муаат тысячи циклов назад, сейчас занимали видные и важные посты. Века страданий, тысячи ошибок, сотни успехов, столетия опыта. Все вместе, они составляли костяк Верховного Совета, прозванный народом "Орихалк" за характерный цвет одеяний его членов, коих в настоящий момент было сто сорок четыре.

***

Сегодня Совет был созван чрезвычайно. В не столь отдаленной системе, кораблями соседней империи Лизикс, была обнаружена мирная братская колония гашлаев. Наследники Лазаксов сами сообщили об этом. Радостная весть быстро разлетелась по всей Муаат. На планету Арнор был направлен посол Тлеющих. Он должен был подготовить планету к прибытию Огненного Регента, которого Орихалк скоро должен был бы избрать.

Но что-то пошло не так. Связь с кораблем пропала, а потом с Арнора донесся сигнал бедствия. Скорая разведка показала, что Лизиксы, забыв о своих благих намерениях пытаются взять новообнаруженную колонию штурмом. Из последних сил гашлаи Арнора удерживают позиции, но превосходящие силы противника вот вот прорвут последние эшелоны обороны. Воины Разумной Сети применяли жестокие, но эффективные методы: орбитальную бомбардировку поселений нейтронными и кинетическими снарядами, точечные удары по промышленным и продовольственным центрам, информационную и экономическую блокаду. Тлеющие Арнора могли бы защитить один или два города, но они не могли быть везде и всюду, поэтому Лизикс одерживали верх. Гашлаи гибли. Орихалк не мог позволить этому продолжаться.

***

Сушон взошел на трибуну, что была в центре амфитеатра Рубиновой Палаты. Он говорил, говорил не на низком акра, языке каждого дня, чье звучание напоминало скрежет камней и визг металла, но на благородном громогласном лаад, возвышенный слог которого гулко разносился под сводами сверкающей драгоценностями залы. В речи регента сожаление перетекало в гнев, превращаясь в холодную решимость. Умелый оратор, он четко обозначил проблему, воззвал к памяти, напомнил старые заветы, и указал единственно верное решение. Долго держал Сушон слово, но, наконец, закончил. Спустился с трибуны, обошел ее и аккуратно положил свой исаат на аккуратный кованый пьедестал, это был небольшой кусочек обсидиана с вырезанной на нем личной меткой. Ключ мысли, так называли иносказательно камень Высшего Регента, что открывал каждое заседание Совета. Теперь настало время других сказать свои слова и отдать свои помыслы.

Они выходили один за другим, торжественные ритуальные приветствия лились друг за другом. Каждый говорил по своему, но все были едины в одном. Сожаление, ярость, гнев, решение.

И вот конец. Высший Регент поднялся с места, поблагодарил всех и жестом предложил проследовать к выходу. Все потянулись наружу, молча, как предписывал ритуал. Огни освещения гасли с каждым покидавшим залу членом Орихалка. Последним выходил сам Сушон Азх. В дверях он оглянулся. Единственный оставшийся непогашенным факел, горящий на самой трибуне, своим огнем заставлял камни исаат блестеть в красноватом сумраке Рубиновой Палаты. Горка обсидиана на золотом столике значила многое. Сто сорок четыре кусочка вулканического стекла. Абсолютное единство. Абсолютная решимость. Предки могли бы гордится. Настало время напомнить, что, когда то давно, Тлеющие Муаат давали обет никогда, ни перед кем не склонять головы.

Высший Огненный Регент Сушон Азх закрыл тяжелые двери Рубиновой Палаты, погрузив ее во тьму.


Получатели: Орихалк.

Воскресный прием.

***

В зале было много народу, это был одно из новых помещений, тех, что строились по проекту "Олимп". Публичные презентации смелых проектов и последующий светский раут, должны были послужить идее популяризации, широкого освещения проблем и проектов, проводимых руководством ковчега. Без твердой поддержки народа эти проекты стало бы просто невозможно осуществить, ведь для их воплощения требовалось на значительное время понизить уровень комфорта и без того не слишком роскошной жизни на борту "Одиссея". Поэтому сюда были приглашены многие, в том числе и не слишком известные или значимые личности. В тоже время на приеме присутствовали такие люди как принц Александр, его сестра Елизавета, капитан корабля Рональд Харрингтон, герцоги Бердман, Сато и Менделеев. Совсем уж простой народ мог следить за ходом презентаций по видео.

Сама зала носила имя Звездной и была обустроена весьма просто. Изогнутый пол терялся вдалеке, настолько большой она была, стены были облицованы прекрасно выполненной пластиковой имитацией белого камня, редкие выступающие металлические ребра-переборки покрыты замысловатой резьбой и всячески украшены. Обычно помещение было хорошо освещено, свет падал ровно с потолка, который, по сути являлся одной большой лампой. Пол так же был простым белым, чуть шершавым, с аккуратно и выверено расстеленными коврами темных расцветок.

Но эту элегантную палату прозвали Звездной не просто так - каждая из присутствующих здесь поверхностей была голографическим проектором высокого разрешения, по сути в любой точки пространства Звездной Залы могло быть сформировано крайне реалистичное изображение. И сейчас, во время приема, вся она была погружена во тьму, а под ногами и вокруг гостей расстилалось бесконечное космическое пространство, с далекими туманностями и мерцающими повсюду звездами. Межзвездная пыль тихой пыльцой витала в воздухе, закручиваясь от движения, меняя очертания теней и расцвечивая их в радужные цвета.

***

На повестке дня были три проекта.

Во-первых, выступили ведущие инженеры проекта "Олимп", а сам господин Сато прокомментировал текущее положение дел. Перестав быть изъеденной ходами и пещерами скалой, ковчег должен был преобразится в сложную многослойную структуру - такова была суть, идея этой масштабной перестройки. В центре массива "Одиссея" располагалось реакторное ядро, вокруг него возводился первый гравитационный кожух, диаметром в пятьдесят метров. Следующий находился еще через двадцать пять метров, таким образом его диаметр составлял целую сотню метров. Эти две гигантские сферы уже были построены, сейчас оставалось соорудить еще три таких же. Таким образом планировалось создать жилые зоны высокого комфорта общим объемом в целых пятнадцать процентов от полного, еще столько же отводилось под системы жизнеобеспечения, остальное пространство должны были занять склады и цеха.

Во-вторых, группа ведущих ученых презентовала краткую аннотацию к проекту "Подвески Одиссея". Очень краткую, так как в связи с устоявшимися традициями, в подобных военно-направленных исследованиях всегда старались поддерживать секретность.

И наконец, были оглашены планы по освоению миров звездной системы, к которой неспешно приближался ковчег. Требовалось восполнить ресурсы, что были затрачены на проводимую реконструкцию внутреннего пространства, может быть пополнить драгоценный запас антиматерии, ну и, в конце концов, попытаться оценить перспективы возможной колонизации одной из планет или лун.

***

Закончив с презентациями, гости получили возможность расслабиться некоторое время. Конечно, иметь какое-либо интересное (и полезное, к тому же) занятие на борту межзвездного корабля намного лучше, чем просто прозябать день за днем пялясь в иллюминатор в ожидании неизвестно чего, но в последнее время работы было слишком много и всем требовался отдых.

Но лучшие умы и ответственные личности не могли позволить себе даже такого небольшого послабления. Чуть "пошатавшись" меж голографических проекций, эти люди, друг за другом, потихоньку, извиняясь перед чопорно держащимися гостями, с которыми за минуту до этого вели светскую беседу, исчезали в неприметном дверном проеме, скрывавшимся за яркими изображениями, что витали в воздухе. Там их встречали и провожали в закрытую комнатку, просто и аскетично обставленную: металлический стол, пластиковые стаканчики, бутыли с водой, дешевый проектор и какое-то вялое растение в углу.

Все уселись, тучный Каору, тут же плеснул себе в стакан воды, жадно выпил, налил еще и снова выпил. Он изрядно потел. Капитан же, потянув за ворот и освободив шею от непривычно сдавливающей ее петли галстука, встал и, негромко усмехнувшись, произнес:

- Господа, добро пожаловать в настоящую Звездную Залу.

Последующие со всех сторон в ответ на ироничное приветствие ухмылки, усмешки, фырканье - эти простые проявления эмоций, которым не было места в царившем на приеме официозе - сделали и без того неформальную обстановку совсем уж домашней.

- Итак, сегодня у нас на повестке дня...

***

Иным помпезные приемы казались куда более выматывающими, чем несколько часов обсуждения государственных дел, которые, к тому же, не позволяли их откладывать в долгий ящик. Поэтому каждая минутка свободного времени должна была быть потрачена с пользой. И именно таким людям, пожалуй, "Одиссей" и был обязан своим спокойным путешествием.

На мостике царило оживление - сложный маневр, в разы сложнее тех, что приходилось предпринимать в межзвездном пространстве. В центре нагроможодения панелей и оборудования находилось капитанское кресло - не слишком большое и массивное, оно не было противоперегрузочным, ускорения ковчега слишком малы, но с двумя массивными пультами на подлокотниках. Пара движений пальцев, и можно было получить доступ к любой системе "Непотопляемого". Такими полномочиями полльзовались всего несколько человек на борту сатурнианского корабля спасения.

Сейчас капитан занимал своего рабочее место, строго в униформе, как всегда, говорит, вестимо, кровь щепетильных аккуратистов немцев. Личность пана Мюллера была под стать внешнему виду, крепкая, сильная, волевая. И со старостью (а капитану было уже несколько за сотню лет) его характер лишь приобрел более яркие оттенки, став намного более крепким. Выдержка, она важна, да.

Но при всем том он был очень прозрачный и честный человек - взглянешь в глаза и сразу ясно кто есть кто. Кто капитан корабля, несущего на борту тысячи жизней, а кто матрос или пассажир вовсе, суть овца из стада. Работать на мостике под таким взором удовольствие сомнительное, но сейчас на бритой голове капитана находилась помигивающая двумя тусклыми зелеными огоньками узкая маска стального цвета, которая на самом деле являлась хитрым и технологичным прибором. Капитанский визор, а это был именно он, позволял многое, в том числе и прямое подключение к оптическим усилителям - сверхмощным телескопам, что были способны уловить самые ничтожные лучи света, усилить во стократ и позволить бортовым компьютерам составить картинку высокой четкости.

Карлу сейчас казалось, что это он плыл во тьме, купаясь в лучах Примадонны. Анатомический контур кресла, а также отсутствие гравитации позволяли полностью абстрагироваться от реальности, осознав себя ковчегом. Таких эффектов планировали добиться с помощью нейроинтеграции, тогда когда сознание свивают с цифрой в тугой жгут и человек буквально "чувствует" машину. Но на "Непотопляемом" таких технологий не было - отлет состоялся слишком рано. Впрочем, нет ничего такого, чего бы не сумел вообразить человек с богатой фантазией. А без богатой фантазии капитанами подобных космических аппаратов не становятся.

Он не мог покинуть мостик и заняться более важными делами, устав требовал его присутствия на посту при выполнении любых маневров в неизведанной системе. Но необходимые приказы уже отданы, команда работала отлично, как и машина - агрегаты "Непотопляемого" холили и лелеяли на протяжении всех семи десятков лет полета. Поэтому сейчас он просто читал отчеты о проделанной работе, о затратах топлива и состоянии двигательной установки. Но пока решил сделать перерыв.

Движением мышц глаза, улавливаемых сенсорами визора капитан переключился на телескопы другого борта и сфокусировал взгляд на здешнем солнце. Сразу в дело включились светофильтры, корректоры цвета и прочие электронные прелести. В конце концов картинка прекратила меняться и Карл мог насладиться видом полыхающего шара газа. При желании он мог переключиться с оптического спектра на любой другой и полюбоваться, например, картиной гамма-излучения Примадонны. А звезда была красива.

Примадонна, так ее назвали итальянцы из астрономического отдела. Также на борту ходило "Донна" или "Мать". Непонятно почему первая звезда предстала пред людьми Колец именно в таком обличье, но продолжив тенденцию - инженеры немцы, готовя проект "Алые паруса", суть которого была в разработке кораблей-добытчиков водорода из атмосферы планеты гиганта, просто не могли называть крупнейшую планету системы "этой планетой" или "газовым гигантом класса М", поэтому, поддержали друзей итальянцев и именовали полыхающей водородной плазмой кремовый шар шести десятков километров диаметром "Фатером".

Быстро нажав пару клавиш, капитан вывел на экран визора обозначения планетарных орбит, нашел точку с подписью "Фатер", приблизил изображение - вот он. Еще клик и еще один. На картинке появляется расцвеченная структура плазменного хвоста - отец и мать ругаются, и первый прямо таки полыхает от злости. Карл улыбнулся, вдруг вспомнив редкие, но невероятно мощные, вулканоподобные, семейные ссоры, непременно заканчивающиеся всеобщим примирением. Вспомнились и родители. Остались на Рее. "Зачем нам те звезды сынок? У нас вот, своя, здесь. Это вам, молодым, оно все нужно - бежать, суетится, торопиться. А мы уже столько теней повидали, что нам еще одна, пусть и инозвездная?" - так говорили они.

Еще пара кликов - россыпь индикаторов, отправленные микрозонды, собирают данные для "Алых парусов". Арки вывели их на нужные орбиты, сами пробы беспилотные и одноразовые. Но данные которые они соберут бесценны - без водорода с Фатера "Непотопляемому" придется тяжело.

Мотнул лысой головой, забарабанил пальцами по клавиатурам. Теперь в фокусе пункт назначения. Дочка этой семьи, что спряталась за папиным гневом, разлетевшимся веером по всей системе, Цурка, холодно поблескивающая кружевами льда. Точно - малая девица в платьице, верно подметили польские планетологи. Вторая улыбка. Почаще бы вот так смотреть на планеты - на звезды то Карл за семьдесят лет так нагляделся, что тошнит уже от этих маленьких блесток.

На Цурке они могут найти много полезных материалов. Такие крупные твердые планеты обладают большой массой и, как правило, содержат в своей коре много полезных ископаемых. Если же им не повезет и судьба не предоставит им маленький подарочек в виде богатых поверхностных залежей руд и кристаллов на этой ледяной планете, придется забраться дальше.

Последний член семьи. Вот он, темный, напыщенный. Дерзкий приемный Сон, ему нет дела до склок Доны и Фатера, на Цурку он плевал, знай вращается себе как хочет и где хочет. Парень попрал законы семьи - долой плоскость эклиптики, долой круговые орбиты, долой прямое вращение. Астрофизики крайне им заинтересованы. Путь к нему будет тяжелым, но исследовать его надо, кто знает, какие сюрпризы он может скрывать?

Закончив смотр этой звездной семейки, пан Мюллер вернулся к проверке отчетов. Скоро будет маневр торможения.

Исход "Усимуры" был событием одновременно страшным и чудесным. Чудесным - потому, что люди смогли ускользнуть из холодных объятий необратимой смерти, смогли собраться и построить, пусть и из "подручных" материалов, но все таки ковчег - корабль, способный нести осколок человеческой цивилизации десятки световых лет. Страшным - потому что их вечно будут преследовать отголоски воплей агонии людской расы.

Они слышали последние радиопередачи Объединенного Человевечского флота, точнее - его остатков, что встретили врага объединенным ударом за орбитой Нептуна. Вопли о помощи, молитвы, слова прощания, обещания отомстить, истерический смех - голоса мертвых, ведь свет идет так медленно.

Они видели взрыв Сатурна - смельчаки из остатков Республики Колец использовали за раз весь накопленный за почти семьдесят лет арсенал - антиматериальный бомбы, ускорители антиматерии, термоядерные заряды... Зарево ярче солнца можно было наблюдать несколько дней, шум в эфире на неделю лишил возможности осуществлять радиосвязь. Когда каналы коммуникаций были восстановлены - Сатурн был уже за пеленой. Ни единого сигнала. Только тихий скрежет на всех частотах, не белый шум, но никоим образом не осмысливаемый шепот. Его издавала Тень.

Они наблюдали падение Юпитера. Он долго молчал. Почти все население лун совершило Исход, остальные же погибли в первом бою на границах системы. Сейчас там оставалось всего пара сотен тысяч человек. Тень подобралась близко, но ничего не происходило. Потом - еще одна ярчайшая вспышка, осветившая космос вокруг на несколько минут - то взорвали орбитальные хранилища изотопов водорода.

Гибель Марса и Земли они уже не видели. Темное полотно закрыло печальное зрелище, миллиарды тел преградили ход волнам света. Тень пожрала Солнечную систему.

***

А "Усимура" бежал - двигатели работали на полную, выжимали все возможное. Касагами согласился пойти на риск и позволил "Оракулу" вывести реактор "Нити" на максимальную мощность, которую он с трудом поддерживал, используя все свои не слишком богатые возможности. Удивительные способности перспективного искусственного интеллекта позволили обойтись без серьезных аварий и катастроф. В итоге, спустя почти полгода ковчег вырвался из гравитационного колодца Солнца и устремился к звездам. Тень осталась позади. На какое-то время.

На борту в это время царил ужас. Шок. Трепет. Лишь экипаж и некоторые элитные части военных сохраняли спокойствие и следили за системами звездолета. А так как все делалось в последний момент - пойти не так могло многое.

Тело в саване положили на металлическую тележку. Несколько секунд, тихий стрекот - сервомоторы втянули умершего в камеру. Опустилась крышка, стукнули стержни-затворы. Вспышка, тихое гудение дуги - Корван Глацио Серджо превращается в мелкий-мелкий пепел. Поодаль плачут его жена и дети, они потеряли отца. Несчастный случай, так говорят. Рядом стоят его подчиненные. Некоторые из них сказали несколько слов в память об усопшем. Ковчег потерял выдающегося ученого, немало сделавшего для этого путешествия.

Электрическое пламя гаснет, за темным стеклом ничего больше не видно. Пепел соберут и захоронят на "кладбище" - в специальном отсеке, где покоятся урны с прахом самых выдающихся представителей социума. Только они, великие, удостаиваются чести не быть переработанными на вторичные продукты - суровые реалии сверхдальнего космического полета не позволяли выбрасывать на ветер ни единой молекулы. Люди начали расходиться.

***

В холодной лаборатории Дженкинс задумчиво сидел и наблюдал за идущим на экране процессом. Там один из фотонных суперкомпьютеров моделировал процессы происходящие в мозге при его значительной имплантации. Органический компьютер никак не желал соединяться и эффективно работать с "припаянным" к нему компьютером неорганическим. За эти несколько лет, что прошли с тех пор, как совет начал усиленно финансировать этот проект лаборатория получила оборудование, кадры и "подопытный материал" - но они так и не продвинулись вперед.

Изначальная директива совета проводить испытания на людях казалась прекрасной затеей - именно из-за этого, из-за глупых предрассудков, как думали многие, ученым Земли и не удавалось соединить машину и человека в единое целое. Различные устройства, реагирующие на нервный импульсы, ВР-машины, нейро-интерфейсы, ИНКи разумеется были созданы - но "полной", непосредственной интеграции человеческого разума в "цифру" достичь никак не получалось. Все что было у человечества лишь "дополнение" реальности или же ее "подмена". Снятие волн с выхода, подача на вход. И то, только самых простых, сенсорных, отвечающих за ощущения. А каких чудес можно было бы достичь, например, напрямую соединив фотонный процессор и мозг человека в компактную вычислительную машину - о! Это открыло бы совершенно новые горизонты. Но нет, чего то не хватало...

Дженкинс досадливо цокнул языком, когда на дисплее высветилось "System failure! Mismatch, object #109Z83EF56..." Очередной провал.

***

Билл откинулся на спинку кресла и допил те остатки спиртного, что оставались на дне пластикового голубого стаканчика. "Несчастный случай". Билл видел тело своего начальника почти сразу после этого "случая". И читал заключение. Лопнувшая труба системы охлаждения. Точно в темячко. Шанс один на миллион, что такое произойдет когда один из главных в касте Физиков зачем то забрел в технический коридор. Один на миллиард! Сегодня Корван. Завтра - еще кто то из верхушки, кто пойдет против идей Совета, ратуя за свое видение принесения Огня. Разве этого хотел Великий Пламмер? Как быть ему, Биллу Саммерсу? Он горел идеей подняться, стать на один уровень с великими гениями, чьи решения определяли судьбу "Огонька" и всех его обитателей... Но теперь, что делать теперь?

***

Тесный класс на десять человек располагался в одном из вращающихся вокруг основного тела ковчега "жилых поясов". Молодой Иоганн внимательно изучал анимированную принципиальную схему фотонного двигателя класса DSPE-II на экране лежащего перед ним планшета. Именно такие двигатели и стоят на его родном ковчеге. Как будущий инженер он должен разбираться во всем подобном досконально.

Еще немного и его определят в касту, в зависимости от его навыков, умений и прогноза их роста. Определится его путь в жизни. А через восемнадцать лет (ему уже будет доходить третий десяток) "Огонек" достигнет первой звезды в своем путешествии. Там резко возрастет необходимость в специалистах подобного рода. А значит - будет возможность подняться и занять подобающее место. Он думал об этом сейчас, пока остальные дети беззаботно прожигали свои лучшие дни, когда судьба еще не сковала их цепями под названием "каста". Потом времени думать и действовать не будет.

Письмо Кеме передали сразу по возвращению в ту деревеньку, где он временно устроился. Сейчас его дела в этих краях подходили к концу - разбойники больше не побеспокоят купеческие обозы, переходящие через этот перевал, с эльфами он тоже переговорил - жители могут вздохнуть спокойно, никто их ближайший год беспокоить не должен. Ну а как заведутся новые любители легкой поживы, или ушастые снова начнут чудить на лесных тропах - наймут еще одного "специалиста по различного рода вопросам".

А пока это письмо. Имперская печать... Глянул на солнце, напросвет, аккуратно вскрыл, достал ровно сложенный листик. Прочел, благо читать-писать он умел. Да и не только по людски - вон на языке зеленых щебечет аки на родном.

Имперский маг зовет на помощь. Страннота - маг, а письма пишет. Хотя, может знает, что у него, у Хоуина Кемы, от этой самой магии зубы ноют, да в носу свербит - на дух, короче, не переносит он ее. А если вспомнить этого Рорка-Рурика, или как его, то он довольно неряшлив, чтобы такие аккуратные письма писать. Что-то тут нечисто. Кема письмо даже понюхал - но нет, вполне обычное, не начарованное, магическими присыпками да светящимися эссенциями не пахнет.

Прочел еще раз. Безотлагательный тон. Официальные формулировки. Все как всегда. И не отвертется. Ни продыха, ни отдыха. Ну, наверное, ради этого он сюда и пришел. Почесывая бороду, Кема неторопясь пошел седлать лошадь - старую клячу, которой давно пора было помереть, но отчего то она все еще бегала по этому свету.

***

Мысли притягивают действие - это не раз отмечал про себя Кема. Стоило ему задуматься о количестве лет, которое его Марта носит на своем горбу людские седалища, как та словно поняла, что давно уже можно. Ну и ушла, наверное, куда то в свой лошадиный рай. Так что, пожелав ей счастливого пути, Хоуин остаток дороги до Арньера прошел пешком, предаваясь мыслям о таких высоких материях как жизнь и смерть. Что вообще-то, было ему не свойственно.

Но вот и пресловутая таверна. Прокуренный зал, обшарпанные столы. Каменный кролик, одним словом. Старый и облезлый, как его недавно издохшая кобыла Марта. Уже окаменевший, а потому почти неживой. Настолько неживой, что люди внутри устроили собственную забегаловку. Забавно.

Вайн Ральфи.
У Ральфи выдался неудачный денек. Начался то он довольно не плохо, да и середина удалась, но вот к вечеру все пошло вкривь и вкось. Как говориться - "ничто не предвещало грозы".

Очередная перепалка с хозяином таверны, где бродячий артист был вынужден продавать свой талант за кров и пищу, вдруг переросла в настоящий скандал, в котором Ральф, будучи мастером изящного словца, одержал сокрушительную победу. В этом ему очень помогла дочь тавернщика, жирная, как свиноматка, внезапно появившаяся на поле боевых действий и давшая ему чудную возможность провести ряд удивительных по своей точности и колкости сравнений семьи владельца сего заведения с выводком поросей на выпасе. Тот, однако, низкий человек, не умеющий проигрывать, безжалостный эксплуататор народных дарований, выгнал бедного барда с работы, отнимая последнюю возможность как-то закрепиться в профессиональной среде столичных развлекательных заведений. Это была девятая забегаловка за месяц. Ему определенно не нравилось в Хааре, здесь не умеют шутить. Лучше снова отправиться в странствия. С такими мыслями он, не отвлекаясь на вопли хозяина таверны, быстро забежал в свою каморку на втором этаже, собрал вещи и пошел куда глаза глядят, прочь от этого клоповника.

Решив перед дорожкой развеяться, Ральфи, со всеми своими не богатыми пожитками, направился вглубь "Веселого квартала" - главного в столице скопления увеселительных заведений разного рода, славящегося обилием легких на подъем красоток, разнообразием хорошей выпивки и чрезвычайной дороговизной. Уже через каких-то полтора часа, имея по даме "легкого поведения" в каждой руке и по бутылке отменного вина в каждом кармане своих широких штанов, бард завалился в годный ресторанчик и, дико хохоча над собственными шутками, заказал себе всего и побольше. Ночь только начиналась...

***

Где-то ближе к утру, наш герой, уже начиная испытывать кутежные постэффекты, слегка пошатываясь, брел вдоль стен домов в ему одному известном направлении. Все было как всегда - стоило девкам понять, что от денег в карманах у красавчика-артиста не осталось и следа, как они тут же испарялись, оставляя лишь аромат своих сильных духов. Ресторанные же вышибалы, сразу же завидев сей знак неплатежеспособности, спешили немедленно исполнить любимую часть своей работы - выкинуть беднягу на улицу. Так оно и получилось. Теперь он шел, уже не совсем уверенный в том, куда именно он идет, а из головы потихоньку выходил веселый алкогольно-адмилатовый туман, уступая место лишь дикой головной боли. Поэтому, когда Ральфи наткнулся в темном переулке на столь же темную фигуру в плаще, он был даже немножко рад, ведь последующий за столкновением удар по голове принес ему блаженную прохладу обморока. Последнее, что он успел услышать - глухой стук мандолины о брусчатку улицы, который она издала при падении его собственного резко обмякшего тела.

***

Бесконечное число лет спустя, он сумел побороть холодную тьму облепившую усталый разум и таки разлепил глаза. Лучше не стало. Попытавшись встать, Ральфи понял, что руки и ноги у него связаны. Также пробуждению сопутствовал отвратительный вкус во рту из-за затолканной туда вонючей тряпицы, видимо выполнявшей роль кляпа. Кажется, ни мандолины, ни его дорожного мешка, ни пояса с кошельком и ножом при нем не было - все куда-то пропало. Помещение в котором он находился потряхивало, сверху сыпалась пыль и труха, которую можно было видеть лучах солнечного света, в пробивающихся сквозь щели в стенах и потолке. Еще - он слышал глухие звуки тихого разговора откуда-то сзади, из-за стенки, но он не мог повернуть голову - было очень тесно, да и последствия вчерашнего вечера все еще давали о себе знать, вызывая легкие приступы мигрени при каждом движении. В полумраке он смог разглядеть большой и длинный сверток из мешковины, который лежал справа и здорово стеснял его движения. Слева была деревянная стенка. Больше рядом ничего видно не было.

Некоторое время мерная качка продолжалась, чем, в совокупности с общим неудобством положения и адской вонью от тряпки, вызывало чувство крайней тошноты. Ральф изо всех сил сдерживался, чтобы не извергнуть содержимое своего желудка и не захлебнуться в нем же. Это была бы некрасивая смерть. И еще он благодарил всех известных ему богов за то, что догадался вчера вечером отлить на стену чьего-то дома, иначе ему бы сейчас пришлось бороться еще и с другой частью своего организма.

Наконец, фургон ( а похоже, что это был именно он) остановился. Тишина вокруг, отсутствие шума ветра, приглушенный свет солнца в щели и щебетание птиц говорили о том, что остановились они в одном из небольших лесков на севере от столицы, потому что на юге были сплошные песчаные пустоши. Так же это говорило о том, что они уже достаточно далеко от нее, ведь все леса вокруг столицы давно вырублены. Что-то порядка тридцати-сорока километров от Хаара, похоже.

Минут через двадцать, Ральфи не мог точно сказать, он все это время боролся с тошнотой, послышался треск костра и запах пищи. Желудок барда наконец успокоился, голова прошла, качка более не мешала и он смог проверить путы. На руках они были затянуты не столь крепко, и он бы даже смог их развязать... Его размышления прервал внезапный чих. Он донесся с дальней стороны мешка, всю дорогу стукавшего о стенку фургона своим содержимым. Оказалось, оно еще и живое. А так чихают только... Бард был удивлен. Похоже что в мешке лежала девушка. Похищение? Что-то он о таком не слышал.

Не успел бард подумать получше над сим фактом, как произошла целая череда событий. Сначала мешок начал страшно ерзать и шуршать, потом вроде успокоился. Тут Ральф расслышал сквозь тонкие стенки фургона шаги, приближавшиеся к месту стоянки. Короткое приветствие, произнесенное на простом хаарском простым женским голосом. Довольно тонким голосом. И вдруг, внезапно, из мешка раздались сдавленные крики, он снова задергался изо-всех сил, видимо пленница пыталась привлечь внимание того путника, что подошел к стоянке. Дура, сейчас и его положат к нам - совсем места не останется, эх...


Керлина Рилисс.
Раннее утро... А Рил уже закидывает свою походную сумку за правое плечо, обматывает вокруг шеи зачарованный шарфик - на Хаарских улицах дико пыльно по утрам, спешат повозки с продовольствием, снуют туда-сюда мальчишки-посыльные, дым множества очагов стоит в воздухе - живет большой город. Южный, жаркий климат еще больше усугубляет ситуацию. Рил на днях ходила заказ отнести, видела, как дамочка одна прямо таки в натуральный обморок упала - жара невыносимая, душит, дурманит. А артефактный шарф не только воздух чистит, да еще и освежает его, охлаждает и увлажняет. Ее ведь, Рилькина, идея!

Халцедон сначала очень гневался: "Не пойдет! Бред больного дрима! Вот глупая девка, что ж на тебя страсть-то к приблудам дамским да мишуре так внезапно-то напала? Ась?" Но она то уже знала, как достучаться до деда, положила на верстак ему схемы, заметки, планы, сметы и чертежи - словом все, что самостоятельно наработала по проекту. Старый мастер склонился над бумагами, глянул наметанным глазом, пошевелил седыми кустистыми бровями, пожевал губами... Под конец зыркнул недобро на счастливо улыбающуюся мастерицу - она то уже знала, знала, что не устоит старикан. Идея-то новая, свежая, расчеты безупречны - сама несколько ночей проверяла! Ну и что делать, плюнул Халцедон, заграбастал , и на следующий день по Рилькиным выкройкам да заготовкам был готов сей чудесный предмет гардероба, ставший верным спутником молодого артефактора.

Ну и наконец, полностью снарядившись, Рил вышла из мастерской, открывая новую страницу в своей книге жизни. С Халцедоном попрощалась еще вчера, сегодня у него совет в гильдии, поэтому ничего не тяготило сердце, день был хороший, молодая кровь кипела, звала... Керлина Рилисс послушалась зова, бодрым шагом отправившись к северным воротам, за которыми ее ждал долгий путь в земли Йэлафи, туда, где зародились искусства артефакторики и алхимии, туда где она сможет узнать такие секреты, которые превзойдут ее самые смелые мечты. Ну, по крайней мере, так ей казалось.

***

Достаточно быстро преодолев расстояние до северных ворот и довольно шустро проскочив мимо стражи - утром очередь на выход еще не успела образоваться, Рил вырвалась из каменно-кирпичной теснины столичных улочек на волю. Вокруг простирались поля, до самого горизонта. Усмехнувшись, девушка сняла волшебный шарф, аккуратно сложила его в сумку и поспешила вдоль выстраивающейся очереди на пропуск в город - эти ждали тут всю ночь, поэтому вокруг стояло много палаток, тентов и прочего. Кто-то даже пытался приторговывать, но у них быстро отпадало желание барыжничать, как только приходили сборщики податей вместе со стражниками и требовали налог за лавочничество, ведь, по-закону, они уже находились в черте города. Последний раз оглянувшись на город, в котором она провела последние три года, артефактор, больше не оборачиваясь, решительно зашагала дальше на север.

***

Близко к полудню она подошла к небольшому леску, где ее и ожидало первое приключение на этом долгом пути.

Войдя в лес, которой вернее было бы называть рощей, путница решила зайти поглубже, дабы спастись от палящего солнца и передохнуть немного в прохладном теньке. Вдруг дорога повернула и Рил вышла прямиком к лагерю путников, таких же как она искателей приключений. Стоял фургон, дощатая телега, с крышей и дырявыми стенками, завешенная большим количеством грязной ткани и кожи. Прямо в нескольких метрах от фургона - костер, на нем котел, пара дорожных сумок рядом с бревном, на котором, напротив кострища, сидят двое - один худой черноволосый парень, ее ровесник, сидел в небольшой тонкой кожаной накидке до пояса, другой довольно крупный, на поясе у него висел кистень, а сам он был лыс. Третий хозяйничал у костра, помешивая аппетитно пахнущее варево в котелке. Этот вообще выглядел как гора, по сравнению с маленькой Рилисс, и, несмотря на свое вроде как мирное занятие, создавал непонятное ощущение угрозы. Чуть поодаль от компании паслись две худые лошаденки.

Тем не менее, она поспешила к ним, поздоровалась и, постаравшись дружелюбно улыбнуться, предложила им разделить хлеб на этом коротком привале - место то удобное, зачем еще искать где-то. Однако, приблизившись, она встретила весьма недружелюбные, холодные взгляды, так что трапезничать как-то резко расхотелось. Особенно противно смотрел тощий, прямо таки буравил взглядом маленьких тусклых глаз. Отморозки какие-то. Минутная неловкая пауза - затянувшееся молчание разорвать пришлось опять же Рил. Пробормотав пару извинений, она собиралась было уже уйти, даже развернулась спиной к костру и сделала пару шагов в сторону, как вдруг из фургона ясно донеслись звуки возни и сдавленные крики. Удивленно изогнув брови, Рил оглянулась на сидящих у костра. Вовремя. Худой брюнет с короткой стрижкой встал и теперь вытягивал из-за пояса простого вида черный жезл, а лысый, отцепляя кистень от крепления на поясе, уже шел к ней неспешным таким шагом. Обстановочка ухудшалась на глазах.


Клод.
Север. Именно туда сегодня отправлялся молодой наемник, ищущий силы и могущества. Оставив мастерскую артефактора, у которого он надеялся перенять хоть какие-то знания, Клод направился прямиком к северным воротам. Улицы Хаара были пыльны до ужаса, особенно в этот ветреный жаркий денек. Пыль забивалась в нос, в рот, в уши - словом, везде, где только можно, было полным полно пыли. А доспех и черная кожа на солнце накалились и теперь прямо таки "варили" Клода. Было так горячо и душно, что начинающий маг уже подумывал сплести себе пару преобразователей, чтобы охладить чертову броню. Однако, пораскинув мозгами, Клод решил пока не тратить столь необходимую в путешествии и трудновосполнимую дельту. Он поспешил в северную часть города, по пути размышляя о грядущих тяготах долгого путешествия.

Земли Королевства Хаар нынче неспокойны - стоит отойти от города или деревни на пару десятков километров, как крестьянские поля и сады сменятся голой степью да реденькими лесами. И никто не знает когда одна из новых разбойничьих банд решит напасть на одинокого путника. Помимо искателей легкой наживы, в пути можно напороться на охотящуюся стаю оулоков, чьи гнезда сейчас часто находят в южных хаарских пустошах, или на выводок голодных дрейков... Живность южной степи аггресивна, быстра и кровожадна. На севере ситуация намного спокойнее. Но этих, относительно безопасных земель, он достигнет только после того как окажется севернее Гарриота, а до тех пор ему бы хорошо найти умеющего постоять жа себя спутника, а лучше будет прибиться к охраняемому обозу. Так будет безопаснее.

***

Так, прикидывая возможность найти себе попутчиков, Клод, страдая от пыли и жары, дошел таки до ворот внешней стены. Массивные приворотные башни, нависая над проходом наружу, давали неплохую тень, и наемник смог перевести дух, попутно поговорив с потенциальными попутчиками.

Как ни печально, но ни один караван или обоз не хотел брать в свою охрану подозрительно выглядящего незнакомца, поэтому, полчаса пошатавшись рядом с выходом, Клод решил отправиться один, надеясь все таки в первом же трактире найти себе компаньона - людей стремящихся на север сейчас достаточно много. Быстро пройдя сквозь прохладу воротного прохода, он снова попал под палящие лучи Нойда. Снаружи крепостной стены располагался типичный в мирное время "палаточный городок", где стояли свою много дневную очередь желающие войти в столичный град торговцы, купцы, крестьяне с товаром, путешественники, наемные воинские отряды и прочий разнообразный люд. Можно было потратить еще немного времени и поискать попутчиков здесь, однако вероятность успеха тут была еще более низкой, по вполне понятным причинам. Так что Клод, более не задерживаясь, пошагал прочь от столицы.

***

Звякала броня, дул ветерок, отгоняя духоту, обширное пустое пространство вокруг заставляло чувствовать себя одиноко и умиротворенно - словно ничто не могло помешать тебе предаваться мечтаниями и раздумьям. Однако, наученный своим прошлым в отряде, Клод чувствовал себя жутко уязвимым, незащищенным и постоянно оглядывался, выискивая признаки малейшей опасности - он уже отошел довольно далеко от города, и тут его вполне могли поджидать неприятности самого разного характера.

Спустя полчаса, хорошее зрение и постоянное внимание к происходящему вокруг, которое было столь трудно поддерживать, позволили ему заметить одинокую фигурку, бредущую по дороге впереди. Она опиралась на посох, была довольно низкорослой и поэтому шла не очень то и быстро - они поравнялись бы, по самым приблизительным прикидкам, как раз к тому времени, когда достигли бы того показавшегося на горизонте лесочка.

Между ними оставалось каких-то триста метров, когда невысокий путешественник скрылся в роще. Клод ускорился - нельзя упустить свой шанс, если в лесу развилка, или если тот решит сделать привал в сторонке, то он может потерять потенциального попутчика из виду. Главное - не напугать незнакомца, ведь у того, наверняка, схожие опасения. Поэтому надо вызвать доверие, завязать разговор, предложить сотрудничество, мол, вместе веселее и все такое. Это все он продумал заранее и сейчас оставалось лишь догнать этого светловолосого паренька в сером.

***

Уже почти бегом, Клод вырвался на опушку, как раз в тот миг, когда артефактор вновь обернулась к костру.

Карта

Бенджи остановился, выпрямился, приосанился и , добавив дружелюбия в голос, сообщил мистеру о своих самых благих намерениях. Дескать, ничего плохого не задумывал, проснулся, услышал шум и, как добропорядочный гражданин, решил помочь таким хорошим, тихим, соседям справиться с ночной напастью. А ружьишко он захватил чисто по соображениям безопасности - мало ли кто там на огонек к постояльцам забег. Да и к телу на полу он подбирался лишь только за тем, чтобы оказать первую медицинскую помощь, вдруг живой человек еще?
Опустив ствол, Бен тем не менее не стал убирать палец с курка,он так же решил добавить, что готов помочь следствию и дать подтверждение всему тому, что произошло и настоять на абсолютной непричастности господ караванщиков ко всему этому безобразию. Ум Бенджи лихорадочно работал, пытаясь найти способ выйти из сложившейся ситуации. Сколько раз он проклинал свою непоседливость и желание разобраться во всем, сколько раз они становились причиной различных неприятностей. Вот и сейчас, крышек чтобы задобрить этого верзилу нет -даже пожрать нормально не получилось, лишняя трата сейчас равносильна голодной смерти. Никакого способа повлиять на разговор караванщика с подъезжающими уже представителями власти тоже нет ( вон слышно их уже ), да и Бен никогда не считал себя мастером улаживать такие вот конфликты разговорами... Или бежать, или стрелять... Однако стрельба в данный момент не лучший выбор, у здоровяка как минимум один приятель, плюс он же его просто по стенке голыми ручищами размажет тонким слоем, может цвет получше станет у обоев. Да ему и пуля нипочем будет. По крайней мере одна... Тут калибр противотанковый пошел бы. Нет слишком уж близко он, пальба откладывается. Бежать? Черт, но он только что нашел место, где можно передохнуть и найти работу. Есть еще третий вариант. Надеяться, что караванщик ( если он правда караванщик ) подыграет Бену в его не слишком правдоподобном представлении и предложит свой вариант решения проблемы, однако будет ли он приемлем для него? Поживем - увидим. По крайней мере, всегда есть возможность привести в исполнение один из первых двух вариантов действий.

Сумев избежать страшной кары за посягательство на сокровища шамана, кобольд переводил дух, когда вдруг услышал хихиканье, а затем страшный удар и громкий грохот. Резко обернувшись, кобольд выхватил два своих кинжала, пригнулся, оскалил острые, чуть желтоватые зубы, однако не сумел заметить никакой мало-мальской опасности, кроме дергающегося в жалких попытках перевернуться со спины на ноги малость рыхло выглядящего гоблина, которого вроде кликали Рурзом. Рядом валялся его чересчур громоздкий щит. Могучий Крубак мелко трясся, магические приблуды на нем дергались и трепетали - наверняка он применял свою боевую магию на ничтожного дохляка, нацепившего не подходящий ему по росту и весу доспех. Следопыт помотал головой, словно говоря себе успокоиться, сделал недоумевающее выражение лица ( мол, что за гротескное и громоздкое снаряжение у этого зеленокожего рыцаря) и, убрав кинжалы обратно в поясные ножны, направился к пестро одетому гоблину, все еще рассматривающего странные каменные изваяния, расставленные вдоль стен и изображавшие страшно и , в тоже время, комично выглядящих чудовищ, которые совершали различные манипуляции с другими такими же чудовищами, правда их вид был еще страшнее первых. Кобольд обдумывал планы похищения заветной шаманской безделушки, в тоже время пытаясь понять, что же так интересует этого чудного гоблина в этих кусках камня? Может он тоже нашел здесь сокровища? Тогда надо захватить их быстрее него... Кранк немедля принялся придирчиво осматривать ту же статую, которую в данный момент исследовал Чучука.

Вошедший в Зеленую Залу Кранк выглядел рассеянным. Собственно это так и было: количество безответных вопросов, вертящихся в маленькой драконоподобной голове, было столь велико, что кобольда начисто вырвало из действительности.Почему все так внезапно?Кем были те стрелки? Зачем Императору понадобился ничем не приметный кобольд и его товарищи? Какое-то особое задание,государственной важности миссия, или их ждет награда за былые подвиги? А гонорар будет большой? А риск, что насчет него? И почему эти "гвардейцы" к кобольду относятся как к неспособному позаботиться о себе детенышу?А можно ли что-нибудь стянуть из этой большой и красивой залы, или лучше не стоит гневать самого Императора? В конце концов у Кранка заболела голова от этого бурного потока мысли, и ,чтобы отвлечься, он достал из заветной сумочки какую-то безделушку ( это оказалось редкой красоты и прекрасной отделки золотое кольцо, найденное кобольдом в одном из вырезанных демонами поселений) и начал теребить ее в своих лапах, ощупывая каждую шероховатость на поверхности украшения и неспеша прогуливаясь по удивительной мягкости зеленому ковру. За ним тянулась череда следов грязно-серого цвета - Кранк давно не чистил свое обмундирование, а все это - вызов во дворец, бешеная скачка на волках, короткое столкновение - произошло слишком внезапно, чтобы заранее подготовиться. Путь кобольда пресекла фраза Чучуки, малость странно выглядящего гоблина, ростом выше следопыта где-то на полфута. "А действительно, не пора ли поесть?" - еще один вопрос добавился в бушующий водоворот мыслей. Но на этот вопрос ответ нашелся сразу - в животе кобольда родилось настолько громкое урчание, эхом отразившееся от стен просторной залы и разнесшееся вокруг на многие десятки метров, что сразу стало ясно - поесть определенно пора, притом поесть много и желательно вкусно.