Голосование за ходы

Голос преподавателя был всё так же мягок, и мальчику казалось, будто он медленно плывёт по течению реки. Но с каждой новой фразой он всё меньше понимал его, и никак не мог понять, что значит "слушать растение". Чувствуя только руками, ему никак не удавалось мысленно слиться с ростком. Лукъянов пытался сосредоточиться и представить, что бамбук вдруг начинает быстро расти, но стоило ему только сделать это, как через несколько секунд видение пропадало, а на его место всплывали собственные мысли. Поговорить с ним? Сказать ласковые слова? Да это же бамбук! От мыслей он нахмурился и неуверенно произнёс, обращаясь к растению:
- Ты красивый... м... и сильный.
Услышав свой голос, Максим потерял концентрацию и открыл глаза. Но взглянув на учителя, закрыл их вновь, надеясь, что тот ничего не заметил. Но в прежнее состояние ему вернуться никак не удавалось, и он напряжённо сидел, сжимая в руках бамбук.

Заглянув в последнюю комнату, Строу опустил оружие, не обнаружив в ней ничего, кроме голых бетонных стен.
- Всё чифто! - шепелявя отрапортовал он товарищам.
И направился к ним. Выглядели они совсем хреново. Глубокие порезы, разорванная одежда, усталые лица. Рон тоже устал, но не сильно. Бывало и хуже. Он сел на спину одного из ещё не успевших остыть трупов и, отложив оружие, подобрал с пола топорик. Повертел в руках - ничего особенного. А затем со злостью всадил его промеж булок подростка. Кости хрустнули, и кровь брызнула из раны. Немного полегчало.

Он бежал одним из последних, пытаясь поспеть за убегающей вперёд группой, ориентируясь лишь по звукам и голосам, еле различая очертания людей в свете луны. Несмотря на то, что тропа в снежных сугробах была уже проделана ими, бежать было чертовски трудно. Складывалось впечатление, будто бежишь по вязкому болоту. Ноги увязали в снегу, и нижняя часть штанов была уже полностью мокрой от растаявшей воды. Всё тело покрылось горячим липким потом, волосы липли к голове и металлической маске, скрывающей лицо, а глаза обжигал жар, наращиваемый горячим дыханием внутри неё. Сердце, непривычное к таким тяжёлым нагрузкам, бешено колотилось и готово было вот-вот выпрыгнуть из груди на холодный снег. К звуку тяжёлого дыхания примешивался ещё и хрип.
Но всё это было неважно, потому что за ним гналась сама смерть, не насытившаяся убитыми в лагере людьми. Он чувствовал её дыхание на своей шее. Оно было таким же горячим, как и его собственное, и от него бежали мурашки по всему телу. И страх неминуемой гибели толкал его вперёд, не разрешая останавливаться и передохнуть. Он бежал по протоптанной в снегу тропе, иногда падая, но снова поднимаясь на ноги, игнорируя усталость.
Наконец он услышал голоса. И это были не крики, приказывающие быстрее убираться прочь. И не стоны умирающих в холодных объятиях смерти людей о помощи. Эти голоса принадлежали людям, решившим остановиться, несмотря на грозящую опасность.
Крис пробежал ещё несколько метров и упал на колени, упершись руками в холодный снег, тяжело дыша. Раз кто-то остановился, значит и он может теперь передохнуть, не боясь отстать от группы. Сейчас весь мир вокруг него слился в одно целое, а из звуков он слышал лишь собственное громкое дыхание. Хотелось упасть и пролежать целую вечность, но только чувство опасности позволяло сохранять в себе силы. Вернее ту малую часть, что от них осталась.
Он позволил себе лишь минуту пробыть в почти бессознательном состоянии, в попытке восстановить дыхание, а потом повернул голову в сторону лагеря, откуда изредка доносился леденящий душу вой, всё ещё не поднимаясь на ноги. Ему нужно было ещё немного времени, чтобы полностью придти в себя.

Темно. Холодно. Сыро. Из темноты доносятся молитвы вперемешку с матом.
Голова немного болела, мучил сушняк и противный привкус во рту. Открыв глаза, Василий Викторович приподнялся на локте, издав тихий рык раненого зверя, пытаясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Но ничего у него не получалось.
- Ох, бл*, где я? - прохрипел он, пытаясь подняться.
"Что вчера было? Пил, потом примазался к какой-то группе, потом пил уже с ними, потом... м... потом пошли в пещеру, а там... там снова пил. Бляха-муха-а-а... А потом? М... не помню... ладно, х*й с ним, потом разберёмся", пытался вспомнить дядя Вася. Голова соображала туго, мысли сбивались в кучу, хотелось пить. Не важно что.
Шорох, открылось пиво, чиркнула зажигалка, ненадолго осветив помещение, раздались голоса. Уже начиная приходить в себя, Василий Викторович приподнялся и сел.
- Э! У кого там зажигалка? Чиркани ещё, - пробасил он в темноту.

Проснувшись этим утром, Ференц Моррис Барклай-Де-Холли по обычаю почесал свои яйца, думая, а не передёрнуть ли "затвор"? Но, не обнаружив в себе боевого настроения, поднялся с кровати, собираясь позавтракать.
Повсюду были разбросаны его вещи: кое-какая одежда, книги и прочее барахло. В квартире стоял неприятный запах не стиранного белья, перемешавшийся с запахом плесени. Он снимал эту квартиру. Она была довольно мала и обшарпанна, зато в ней было всё, что нужно Ференцу: душ, в котором можно помыться, сортир, в котором, при желании, можно было отложить здоровую личинку, старый холодильник для хранения скромных запасов еды, кровать для банального сна (о сексе не могло быть и речи, потому что ни одна девушка, даже вдрызг пьяная, не захотела бы зайти к нему в гости) и пол, на котором неплохо чувствовали себя вещи. Да и хозяйка сего райского уголка не тыкала его мордой в грязное бельё и не заставляла убирать.
"Сегодня этот дебильный экзамен... Да я ж не пальцем деланный! Пройду на раз", зевая, думал он, медленно переставляя ноги по пути на кухню, и по дороге расшвыривая мешавшуюся одежду. Оказавшись там, открыл старый холодильник и, осмотрев пустые полки, закрыл обратно. А жрать хотелось. "Зайду по пути к тому вонючему повару за жратвой", решил Ференц и, взяв с плиты ржавый чайник, глотнул из него. Вместе с водой в рот попали кусочки ржавчины, откуда были перенесены мощным плевком в раковину.
"Позавтракав", Барклай-Де-Холли отправился в душ, где тщательно, насколько мог, подмылся и почистил зубы. Затем, собрав все необходимые вещи в сумку, и наконец одевшись в единственную чистую одежду, отправился в город за запасами. Вышел из дома ровно в то время, когда начался экзамен. Видя, что на улице льёт дождь, зонтик брать не стал, из-за отсутствия оного. Просто напялил капюшон.
На экзамен опоздал на полчаса, забыв о времени, когда бродил по городу в поисках еды и, купив её, уминал за обе щеки.

Когда он только подошёл на площадь, то увидел пятерых учеников, ожидающих экзаменатора под дождём. Один из них был прозрачным, но Барклай-Де-Холли не обратил внимания на его состояние - и не такое можно увидеть в этом мире, а рядом с другим стоял каменный голем.
Крикнул, маша руками:
- Здорова, хорьки! - и, сунув руки в карманы, раскованной и неспешной походкой подошёл ближе.
- Старикан, Рыжий нос, Дрыщ, "Красавчик", Ниндзё и я - Крутой Перчик! Ну и компашка здесь собралась, да? - указывая пальцем то на одного, то на другого и улыбаясь во весь рот, молвил Ференц. И, повернувшись к новым знакомым вполоборота, стал ждать.

"Ёбаный дождь! И ёбаный старик!", думал Ференц Моррис, стоя уже полтора часа под дождём. Он промок до нитки и трясся от холода, стуча зубами и даже не пытаясь прекратить этот стук. Завтрак, съеденный совсем недавно, лениво переваривался в желудке и совсем не согревал.
Когда прямо перед Ференцом появился экзаменатор, тот немного растерялся. И, не успев сообразить, что произошло, уже стоял посреди площади со свёртком в руке, впереди мерцала арка, а экзаменатор заканчивал фразу: "...ите честь Академии!". После хлопка и исчезновения старичка, Ференц Моррис снова вернулся в реальность и заметил, как Красавчик исчезает в арке.
- Быстрый, сука! - крикнул он и рванул следом.