Голосование за ходы

Значит, эффект местного тумана никуда не исчезал, начиная от морока у костра. Просто временно становился слабее... Или только казалось, что ослабевал?
Эмбер очень внимательно слушала рассказ подопечных. Изабелле послышалось что-то важное... Но ее не звали за собой огоньки? Интересно, для чего им было нужно разделять охотников... Или они вовсе не преследовали такую цель? Может быть, стоило подольше понаблюдать за ними? Скажем, не трогать оленя и посмотреть, что они сделали бы? Наверное, не начни огоньки угрожать, Эмберли так бы и поступила. Если уж они разумны, что им стоило высказать просьбу в ином тоне, не прогоняя ее?
Впрочем, уже не важно. Об этом случае нужно рассказать Арлетте и, возможно, другим охотникам. И обязательно показать всем голову оленя. Пока же уместно порадоваться, что никто не пострадал.

– Ты правильно поступил, Вильгельм, – кивнула Эмберли напряженному парню, и даже едва заметно ободряюще улыбнулась. – Изабелле в такой ситуации сопровождение было однозначно нужнее.
Она перевела взгляд на девушку, но решила не расспрашивать о том, что именно та слышала. Может быть, позже.
– А еще, кажется, ты стал единственным неподвластным этому странному туману, – в тоне Эмбер скользнуло уважение. – Мне тоже слышались в нем голоса. Хотя и не явственные, и не знакомые.

Фокус беседы наконец сместился на более материальные загадки. Хотя готовых ответов для подопечных у Эмберли и тут было не больше.
– Не вполне понимаю, что именно не поделили две эти твари, – охотница кивнула на выпотрошенные туши с разорванными глотками. – И вообще одну из них требуется еще изучить и описать... Но убили друг друга они сами.
Эмбер, вновь подняв за рог голову оленя, задумчиво заглянула ему в пасть.
– Впервые встречаю естественного врага вервольфа. Как видите, до сих пор у охотников есть шансы стать авторами новых страниц бестиариев. Чего только еще не породил этот мир... Будь мы посвободнее, имело бы смысл задержаться здесь и провести разведку получше. Но поблизости нет поселений, которым могли бы угрожать эти чудовища, и нас ожидают наши коллеги в Гримфолде.

Эмберли перехватила оленью голову поудобнее и безошибочно развернулась в сторону лагеря.
– Нужно проверить лошадей. А потом предлагаю поспать несколько часов и выдвигаться.

Эмберли с трудом проморгалась от внезапной яркой вспышки, подавив желание протереть глаза – руки все ещё были в черной крови оленя.
Да что же тут происходит? Или местные болота выделяют какой-то... не вполне обычный газ?
Впрочем, тяжелое замершее сердце на ладони было более чем материальным. Наверное, и говорящие огненные шары все же... настоящие. Хотя и о них в бестиариях Эмбер не встречала ни слова. Конечно, интересно было бы разобраться в природе этого явления...

На недовольство их и странные речи, однако, охотница обратила не слишком много внимания, едва ли не пожав плечами. Сколько раз в ее сторону уже летели проклятия? Сколько раз она чувствовала, как спину сверлят ненавидящие взгляды? Живых людей, не эфемерных огоньков. Все охотники уже прокляты – по-своему. Отчуждены. Избегаемы.

Эмберли вытерла кинжал и молча убрала сердце "древнего". Держать путь в места, при виде которых остальные бегут прочь, не разбирая дороги, – участь всех королевских охотников. Нашли, чем проклясть.

Призрачные голоса, между тем, напомнили о том, что у ее группы все еще была вполне определенная цель. Узнать на деле, зачем в Гримфолде понадобился столь необычно объемный отряд ее коллег. И что за множество темных тайн всех их там ожидает.

Хмыкнув своим мыслям, охотница неспешно повернула голову на торопливые плещущие шаги, приближающиеся из глубины тумана. Неплохо, сладкая парочка все-таки не заблудилась на болоте окончательно, и их даже никто не сожрал. Одной проблемой меньше.

– Вы двое, – от тона Эмберли водяная гладь луж вокруг, казалось, подернулась корочкой льда. – Будьте любезны поведать, что с вами стряслось. В приказе идти вслед вы услышали что-то неясное?

Шагнув к раскисшему краю островка, охотница ухватила отсеченную рогатую голову за один из ветвистых отростков и, прикинув ее вес, опустила обратно, слегка оперевшись на рог рукой, давая понять, что беглым ответом не удовлетворится.

Однако, не сводя тяжелого взгляда со взволнованных юнцов, девушка ждала именно ответа, не торопясь начинать отповедь. Рубить сплеча не стоило: возможно, юных охотников каким-то иным образом запутали огоньки, уведя в сторону. Поэтому Эмбер предоставила подопечным шанс объясниться.

Рога и когти – необычное сочетание. Добавить к этому понимание, как работает оружие, черную чудовищную кровь и в прямом смысле пламенный взор – выходило нечто в крайней степени странное.

Эмбер даже не могла бы сказать, уменьшало или усугубляло эту странность выяснившееся отсутствие прямой связи оленя с изумрудными огоньками. Да и... Отсутствие ли? Зачем-то ведь они привели ее сюда, хотя и не исчезли с его смертью, существуя, по всей видимости, самостоятельно.

И обладая некой волей.
Охотница настороженно оглянулась, вслушиваясь в звучащие из ниоткуда голоса. У огоньков явно были какие-то свои планы на тушу оленя. Единый свидетель, она поставит ящик бренди тому, кто сумеет объяснить ей происходящее.

Однако Эмберли не слишком впечатлил внезапно разлившийся в темной воде вокруг кровавый оттенок света неведомых созданий. Конечно, не трогать... Уйти, как же. И что, потом травить другим охотникам пустые байки о встреченном на болоте рогатом демоне, которого защищали телепатические огоньки? И как она посмотрела на него, зарезала и ушла? Нет уж, если обнаружен новый неизвестный вид – его нужно изучить. Арлетта со своими реактивами наверняка чего-то сможет добиться в этом. Целую тушу Эмбер, конечно, не дотащит до Гримфолда, но головы и сердца должно хватить хотя бы для части изысканий.

Вервольфья кровь странно поблескивала в потустороннем изумрудном свете роящихся огоньков. Эмбер сноровисто работала кинжалом, то и дело кидая внимательные взгляды в сторону оленя. Меч лежал рядом, под рукой, достало бы и доли мгновения, чтобы подхватить его. Однако неведомая тварь лишь недвижно наблюдала за потрошением своей добычи, не делая никаких попыток защитить ее. Наверное, этому существу в самом деле недолго осталось...

Закончив с вервольфом, Эмберли прополоскала руки в ближайшей луже, успевшей наполнить оставленные ею же в болотистой почве следы. Все больше охотница склонялась к мысли, что убившее вервольфа создание – это демон. Для призрака у него слишком острые клыки. А для монстра...
Никакая самая сильная тварь не вела бы себя столь спокойно с такими ранами. А этот олень даже не проявлял признаков боли.

Эмберли поднялась, с мечом шагнув к оленю чуть ближе. Она старалась рассмотреть его плоть сквозь рваные дыры на шее. Понять, на кого он больше похож изнутри. Если у него есть кровь... Наверное, тело его все же материально. И тогда... Он умирает, это вопрос только времени. Сидеть с ним до утра, наблюдая агонию, охотница точно не собиралась. Оставалось лишь приблизить неизбежное. Мельком подумав, что со смертью оленя, наверное, исчезнут и все огоньки, что определенно осложнит дорогу обратно, Эмбер замахнулась мечом.

В окружающей мгле со странными огоньками, кажется, незаметно растворился весь мир.
Оглянувшись в сером мареве, Эмбер осознала, что уже какое-то время не ощущает подопечных позади. Ну что за наказание с этими юнцами! Сказано ведь было – идти вслед! Куда они рассредоточились по болоту? Как их теперь собирать?! Охотница едва слышно скрипнула зубами, напропалую ругая себя за невнимательность. Не могла за столько дней привыкнуть, что за этими двоими надо следить в оба?

Густой туман хоронил надежды отыскать строптивцев быстро, а скользкая топь под ногами – незаметно и надежно. Эмбер в приступе ярости тихонько зарычала, понимая, что даже не представляет, в какую сторону направить поиски.

Надо было плюнуть на этичность и приказать им сидеть у костра? Так ведь, как пить дать, они и оттуда бы расползлись, словно слепые котята! Эмберли мысленно помянула верховного магистра очень нехорошими словами. Чтоб еще раз он сумел навязать ей такое ярмо!

Ярость, поклокотав еще немного, вдруг утихла, уступив место привычной холодной собранности. В конце концов, речь идет об инициированных охотниках, а не о парочке детишек. Если только они не прогуляли совсем уж все занятия – должны суметь хотя бы самостоятельно вернуться к костру. Попутно не попав в трясину и разобравшись, что делать, вдруг наткнувшись на какую-нибудь местную тварь. Эмберли им не наседка. А у Вильгельма есть даже фонарь!

Света вокруг тем временем стало больше – зеленые светлячки множились и будто звали куда-то, мельтеша прямо над головой. Что ж, необходимость разведки так никуда и не исчезла. Хотя здесь бы, конечно, не помешал еще кто-нибудь мозговитый – Арлетта, например – чтобы суметь получше проанализировать все свалившиеся скопом сведения и сделать уже хоть какой-нибудь вывод.

Предельно сосредоточившись на всех телесных ощущениях, чтобы в случае чего постараться не дать себе опять провалиться в забытье, накрывшее троицу охотников у костра, Эмбер осторожно продолжила движение по неверно расползающейся под ногами почве, прощупывая, проживая каждый шаг. "Леди Мария" в руке чуть опережала ее, пронзая дулом вязкую тьму.

Внезапно явившееся ее взору зрелище заставило Эмберли удивленно чуть отступить назад, словно вдавливаясь обратно в туман. Источник зеленых огней, кажется, был обнаружен. В их дрожащем свете, разбрасывающем трепещущие тени, охотница разглядывала невообразимое существо, прикидывая, как же сумела допустить настолько широкий пробел в своих знаниях содержимого бестиариев. Ничего похожего не получалось вспомнить и близко. Хотя если бы имелось хоть какое-то доказательство существования демонов, с которыми так тщательно борется инквизиция, Эмбер подумала бы, что это, очевидно... демон. Однако в любом случае перед нею, без сомнения, был очень серьезный противник. Был?..

Эта тварь убила вервольфа. Просто загрызла, разорвала. Можно представить, насколько опасна она сама... И все же интересно, кто именно за кем гнался? От этого косвенно зависит, интересуют ли этого монстра люди. Впрочем, нечего гадать. Все чудовища должны быть уничтожены. Если этот инфернальный олень даже не охотится на людей, странный морок, напавший на охотников в лагере, вполне может быть его влиянием. Необъяснимые огни на болоте появились точно из-за него.

Эмбер теперь скупо порадовалась, что Вильгельм и Белла где-то отстали. Одно дело – водить новичков на охоту на изученного василиска, от которого знаешь, чего ждать, и совсем другое – на ходу изобретать тактику затравливания твари, которой и название-то не припоминается. И лучше бы при этом не быть вынужденной распылять внимание на еще пару объектов.
Охотница медленно убрала револьвер, одновременно с тихим приглушенным туманом звоном извлекая из ножен меч. Ничего не зная о природе этого существа, она все же подозревала, что здесь больше подойдет посеребренный клинок, нежели стальные пули.

Девушка уже прикидывала, как подобраться ближе, куда бить и какие атаки, возможно, придется парировать... Но вдруг у нее мелькнула совсем другая идея. Раненая тварь вряд ли будет быстра, даже если захочет напасть. Можно немного понаблюдать за ней. Эмбер с мечом в руке неспешно направилась мимо светящегося оленя, не спуская с него глаз, к туше вервольфа на краю островка.

На лице Эмберли не дрогнул ни один мускул. Недовольство Изабеллы не стоило внимания. Такова жизнь, девочка, ничего не поделаешь. Не всегда искомые сведения будут ждать тебя на блюдечке, только задай вопрос.
Хотя Эмбер сама не отказалась бы увидеть в письме верховного магистра хоть немного конкретики... Лгать же подопечным, будто она хорошо понимает, в чем дело, было бы попросту глупо. Да и зачем? Приедут – все увидят сами. Пусть имеют в виду, что далеко не ко всем заданиям охотники могут заранее подготовиться. Не такая уж и редкая ситуация – узнать, кто именно тебя ждет, только у логова твари.

Неспешная беседа между тем успела утечь дальше, открыв во всех смыслах неожиданные факты – к коим относились и способность Беллы к спонтанной откровенности, и предполагаемые особенности ее генеалогии.
Эмберли разделила скепсис Вильгельма. О фертильных охотниках она не слышала ни разу за годы в Корпусе. Был ли такой хоть один? Да чтобы еще и внезапно покинул службу, завел себе дом...
Очевидно, сама Изабелла не помнила этих событий и рассказывала, как обстояло дело, со слов матери. Что ж, вероятнее, что женщина придумала для дочери красивую сказку, когда та впервые задала вопрос, где же ее отсутствующий папа. Наверное, милый и вежливый охотник, получивший метку, – не худший вариант ответа. Интересно только, не благодаря ли этой истории Изабелла оказалась в Корпусе. И как к этому отнеслась ее мать.
Впрочем, не интересно. Дело сделано, прошлого не воротишь – и главное, не похоже, чтобы Белла хоть немного жалела о том, как повернулась ее судьба. Ее очевидно манит охота – открывающимися... возможностями. Точкой приложения талантов этой девушки. Как удивительно порой падает охотничий жребий... Но Белла, кажется, и вправду обрела с ним свое предназначение.

Эмбер вырвалась из странной задумчивости, когда вдруг осознала, что видит перед собой пустой потрескивающий от жара огня котелок.
Что такое?.. Как они смогли настолько отрешиться от действительности? Как она сумела настолько отвлечься?!

Проклятый туман не зря пахнул угрозой. Настолько притупить бдительность сразу троих охотников мог разве что... какой-нибудь яд? Но действие его отчего прервалось...

Теперь охотница словно вынырнула из-под воды – и как мир обрушивается на ныряльщика яркостью красок и четкостью звуков, так сейчас вновь ставшая явственной реальность обволокла ее кипой пропущенных сведений.

Туман словно стал еще гуще, и звериное чутье буквально вопило сейчас об опасности, хотя и непривычно отказывалось понимать, что эта опасность из себя представляет. Не важно. Вопль с болот, все еще остававшийся неузнанным, не оставлял сомнений в чудовищности своей природы. А гнался за этой крикливой тварью... вервольф?

– Тишина! – скомандовала Эмберли отчетливым шепотом, бросив лишь мимолетный взгляд на подопечных за спиной. – Оружие к бою. Наблюдаем.

Парочка подопечных с завидным энтузиазмом после столь долгого дня принялась за обустройство лагеря. Эмбер, внимательно прослушав обстановку и не найдя к чему придраться, наконец спешилась и огладила Граната. Да, пожалуй, увести молодежь от этой полянки дальше в сгущающуюся ночь было бы непростой задачей... Впрочем, найденное место вполне подходило для ночлега, ни к чему было бы зверствовать. Особенно когда даже заботы об ужине делегированы подрастающему поколению.

Еще раз проверив всех лошадей и обойдя поляну, Эмберли установила сигнальную сеть и подсела к костру. Забавно, как меняется риторика Изабеллы, когда ей что-то нужно... Охотница не взглянула на юную смену, полагаясь для улавливания оттенков лишь на слух. Странно, что Вильгельм на этот раз не влез с уточняющими дополнениями.

По-хорошему, ей откровенно плевать было на то, какими глубокими, загадочными и выдающимися личностями мнят себя эти двое. По своей воле Эмбер даже не тратила бы на них слов.
Но чувство долга и ответственность перед Корпусом не оставляли возможности выполнить это навязанное ей дело спустя рукава. Два новых охотника – это во всех смыслах ценный ресурс, и обращаться с ним нужно бережливо. Хотя бы на первых порах. Тогда впоследствии они смогут заматереть, набравшись опыта, и стать полноценными участниками вечной битвы. Пополнить не слишком частые ряды товарищей по оружию.
Эмберли мельком взглянула на лица Вильгельма и Беллы в пляшущих отблесках пламени. Они должны пройти боевое посвящение под ее руководством и вернуться живыми. Точка.

Легко ли это дастся ей самой? Навряд ли. Искать подходы к другим людям Эмберли никогда не прельщало, всякий раз усилия в этой сфере продиктованы были острой необходимостью. И сейчас родной Корпус поставил именно перед ней не самую простую задачу. Дали бы еще хоть каких-нибудь покладистых ребят... Но нет, из всего разнообразия выпускников были словно бы выбраны самые раздражающие.

Изабелла – чрезмерно ярко выраженная одиночка. Не то чтобы редкость среди охотников, но когда выяснится, что Корпус порой совершенно не считается с такой особенностью мировоззрения и частенько направляет на задания в группах, где жизненно необходимо действовать сообща... Это может обломать ей зубки. Не все коллеги будут столь же терпеливы, как Эмберли. Наверное, все же стоит подготовить девочку к такому раскладу.

Впрочем, как бы то ни было, за Изабеллу с ее прекрасными практическими навыками Эмбер была более спокойна. Но вот Вильгельм... Как его вообще допустили до трансмутации? Почему он не стал алхимиком или дознавателем? Очевидно же, что столкновение с тварями нос к носу – не его стезя. Хотя... Дай такому педанту место ближе к магистрам – и канцелярские червоточины поползут от него во все стороны разом.
Эмбер вздохнула. На охоте опасности от него не намного меньше. Надо будет ещё постараться вернуть его в Чертоги живым и целым...

– Отряд из восьми охотников – действительно большая редкость, – Эмбер кивнула, чуть разворачиваясь на бревне к подшефным.
Кто бы на самом деле знал, что вообще может их там ожидать... Но если уж в отряд включили и дознавателя, и алхимика, дело однозначно пахнет жареным. И хорошо, если это в итоге окажется монстрятина, а не человечина. Или хотя бы будут соблюдены правильные пропорции.

– Я думаю, – едва заметно усмехнулась Эмберли, – что нам там точно не придется скучать. В Гримфолде нас ждет что-то определенно интересное. И, вероятно... разнообразное.
В мыслях у нее крутились совсем иные эпитеты, но роль наставника, по мнению охотницы, заключалась в том числе в поддержании боевого духа, а не в запугивании.
– Вам повезло, досточтимые леди и лорд! – бодро выдала девушка, точным щелчком послав в костер скомканную в пальцах сухую травинку. – Никто из ваших однокашников не удостоился чести быть отправленными на действительно серьезное задание с самого начала. Рассматривайте эту поездку как уникальный опыт.

Ей самой во главе такого отряда предстоит получить опыт не менее уникальный. С другой стороны, за время в дороге можно будет успеть немного привыкнуть к командирской роли.

– Но не забывайте, что и по пути до Гримфолда в ожидании той самой "настоящей" работы стоит поглядывать по сторонам, – тон Эмберли вновь стал обыденно сдержанным, а взгляд словно растворился в окружающей костер непроглядной тьме. – Небрежный охотник – мертвый охотник. Бдительность и соблюдение дистанции не раз спасут вам жизнь. А если ты подпустил тварь на расстояние меньше дальности выстрела, Вильгельм – еще остается меч.

Старый тракт убегал все дальше на север. Неприветливые серые облака, казалось, нарочно не пропускали весь день скудные солнечные лучи - даже закат вместо ярких красок подарил лишь тускло-кровавое марево на западном краю неба.

Обстановка вроде бы призывала быть начеку, но вместе с тем однообразием своим постепенно притупляла бдительность. Дорога оказалась скупа на приключения. Эмберли так и не определилась, хорошо это было или плохо. С одной стороны, ей не пришлось волноваться за сопровождаемых новичков чрезмерно, а с другой – жаль, что не слишком много они сумеют вынести из первой охоты. Хотя и общение Эмбер в роли наставницы с этой парочкой, кажется, грозило ощутимо затянуться... Кто знает, что ждет их теперь, после нового назначения.

Конь под ней оступился, запнувшись о какую-то ямку. Девушку ощутимо тряхнуло, отчего моментально слетела задумчивость.
Эмбер успокоительно потрепала утомившуюся за день животину по гриве, услышав в ответ довольное фырканье. Верным все-таки было этот решение. Не зря охотница пересмотрела пару десятков лошадей, прежде чем выбрала Граната – за мягкость аллюров, чтобы в долгих дорогах, подобных этой, позвоночник не грозил ссыпаться в сапоги. За покладистый нрав – с жеребцом не приходилось сражаться за главенство в критически важные моменты. А еще за отсутствие отметин на ногах, что позволяло меньше беспокоиться за его копыта.

Да уж, не хватало, чтобы еще и Гранат начал преподносить сюрпризы. Как будто мало было ей возни с юнцами. Да еще и мнящими о себе значительно больше сопоставимого с навыками. Когда Эмберли поручали этих двоих, никто не упомянул, что Вильгельм не уверен, с какого конца хвататься за револьвер. Неужели он каким-то образом умудрился прогуливать уроки стрельбы? Или... Кто же их вел у этого курса? Франтоватый Артур, неизменно обращающийся к своей "леди Марии" по имени? Мрачный Джонатан, так леденяще стреляющий взглядами из-под нависших бровей, что даже Эмбер становилось не по себе? Уже не важно. Важным оставалось лишь то, что парнишку на первой же охоте чуть не отравил василиск, а Эмберли нужно было следить не только за тварью, но и за безопасностью вверенного ей питомца Чертогов.

Впрочем, были и хорошие новости. Список имен членов формируемого отряда в письме верховного магистра не только удивил, но и порадовал Эмберли. Задержав взгляд на имени Арлетты в этом перечне, охотница тепло улыбнулась – почти незаметно, но знающему ее человеку была бы очевидна радость охотницы.
Они виделись в столице пару месяцев назад, хорошо провели время отдыха, но с тех пор Эмбер почти не слышала вестей о подруге, и порой ловила себя на мысли, что скучает по ней. Как замечательно, что их направили на это задание вместе!

Приписка в конце письма, однако, заставила девушку слегка нахмуриться. Возглавлять отряд опытных охотников? Ей не по душе было даже водить по пустошам пару юнцов, а в Гримфолде, оказывается, ее ждет работа куда более сложная.
Семь человек в подчинении. Герхард явно переоценивает Эмберли. Хорошо хоть, пятерым из них точно не придется на пальцах объяснять, почему перед охотой оружие нужно заряжать, а после – чистить.
Эмбер еще раз мысленно пробежалась по списку. Итак... Пара охотников, чьи имена почти не вызвали узнавания – отдельным удовольствием будет изучать их на ходу, напарываясь на неизбежные подводные камни.

Джозеф, дознаватель... Лично с ним Эмбер познакомиться пока не довелось, но сама его должность уже говорила достаточно. Почему командиром отряда назначен не он? Тем более, учитывая цель. Все это выглядело довольно странно.

Леви, о котором – вернее, о некоторых его склонностях – Эмбер, кажется, смутно слышала... Да, от Арлетты. Но все же его тоже смело можно было приписать к незнакомцам.

Сания, которая, будучи ровесницей Эмберли, закончила обучение гораздо раньше и в годы ученичества казалась недосягаемо талантливой... Что же она представляет из себя сейчас?

И особенно цепляющий своим наличием Ханс. Как, спрашивается, руководить человеком, который дюжину лет назад учил тебя же владеть мечом? А сам он что скажет на это?

Эмбер сдержанно вздохнула, прекрасно понимая, что несмотря ни на что обязана справиться. Раз уж так решил верховный магистр... Что ж, на его приказ остается ответить только "есть". Хотя постскриптум о назначении командования был сделан вовсе не его рукой. Впрочем, слишком мала вероятность, что послание было перехвачено и изменено, ведь правда?

Между тем подошла пора позаботиться и о более насущных на сегодня вопросах. Охотница уже некоторое время присматривалась к обочинам тракта, прикидывая, где будет удобнее остановиться. Но когда взгляд ее упал на вполне подходящее с виду место, оказалось, что подумала она об этом слишком громко.

– Вильгельм, – совершенно спокойно произнесла Эмберли, однако нечто скользнувшее в ровном ее тоне, казалось, всколыхнуло в воздухе облако снежинок, тут же начавших неспешно опадать на оставшиеся на вытоптанной поляне редкие травинки, объяв парочку подопечных почти ощутимым холодом. – Ты абсолютно прав.

Разговор этот, конечно, вполне мог бы сложиться мысленно, как зачастую и принято у охотников, работающих вместе, и Эмбер могла бы нарочито проигнорировать реплику парня, намекая на нелепость последней... Но вывести ее из себя за минувшие дни не удалось даже этой дотошной занозе с натурой кислой, словно обратившееся в уксус вино.

– Изабелла, – ничуть не изменив интонацию, Эмбер обернулась к юной охотнице. – Напомни, что следует сделать, разбивая лагерь на незнакомой местности? Помимо разведки и подготовки места для огня, которое у нас уже есть.

Она ожидала услышать перечисление обыденных дел: распределения караульных, установки сигнальной сети, устраивания лошадей и заботы об ужине и питьевой воде. Справится ли уставшая девчонка? Или в ответ со своими поправками опять влезет вездесущий занудный очкарик?

Эмбер развернула коня, чтобы хорошо видеть обоих. Спешиваться она не торопилась, несмотря на все крепнущее желание размять уже наконец ноги. Охотница внимательно прослушивала, что творится вокруг. Насколько безопасна чаща вокруг милой полянки. И что несет пахнущий тревогой туман с топей по ту сторону тракта. Чутье редко ее подводило.

Альтарина прибрала книги в фургон и устроилась на подножке козел с куском вяленого мяса в одной руке и большущим яблоком в другой. 
Она задумчиво жевала и слушала Мирри, вещающую как раз возле ее левого уха.

Пятьсот золотых... Тару фрау Генриетта нанимала вовсе не за деньги. А за сохранение дома мэтру Эстебару, если белка забыла. Деньги - это так, уравнивающее с остальными дополнение. Но, как бы то ни было, Мирри права. Тара нанята. И именно для подобных случаев... Сама же согласилась, выбор был. Да и... судя по всему, ее речь опять не возымела эффекта. Ничего удивительного в этом, в общем-то, не было, Мирри каким-то мистическим образом выходила победительницей из большинства их споров. Вот и в этот раз переубедить белку не удалось. Но как вновь отпустить ее в Гроссенвальд?
Тара поморщилась. Вот же упрямое существо. Дался ей этот эльф…
С другой стороны, правда ведь негоже бросать своих. А Герион… свой, как ни печально. Ну, считается своим. Если б это Мирри нужно было спасать, разве Тара раздумывала бы?
К тому же, караулить лагерь в одиночку… Известись же можно!
Нет, Альтарина не боялась скавенов. Она опасалась чуждого Гроссенвальда. Самого по себе. Хотя, конечно, интересно было бы глянуть, какой же он на самом деле. Потом можно статью написать… Если вернешься.
Догрызши яблоко, она приняла решение. И, наконец, ответила белке:
- Знаю. В Хофтгоре многие ее знают... Из людей, я имею в виду, - Тара протянула Мирри ладонь и, дождавшись, пока белка, вздохнув, положит на нее вылущенное ядрышко, продолжила: - В общем, если никто не против, я начну. А то вдруг вам и вправду неизвестно, почему этот лес... такой.

В Гроссенвальде, дремучем и страшном, близ Черной Реки,
Где лишь ели растут из воды ядовитых болот,
Там, где в сером тумане своей не увидишь руки,
В диком месте, где можно блуждать целый год напролет... 

Не услышишь где пения птиц, солнца луч не узришь,
Где и чудом не встретишь других на пути смельчаков...
Там, где жизнь сохранить сможет истинный хютеринг лишь,
Тайну сумрачную овевает дыханье веков.

Там под пологом темно-зеленых еловых ветвей
Сложен каменный склеп, где нашел свой последний приют
Древний Гангберт, бесстрашный и мудрый правитель людей.
Тот, кому по сей день посвященные славу поют.

Да, король Гангберт за давностью времени был не слишком известен за пределами Среднеполья. Пожалуй, помнили о нем действительно только посвященные.

Он могущественным был когда-то давно королем.
Махтфрид имя носила земля, коей Гангберт владел.
Гангберт Пятый мечтал навести в королевстве своем
Безупречный порядок. Король был достаточно смел.

Махтфрид в те времена был подобен обители зла.
Каждый житель страшился, что будет в ближайшую ночь.
Каждый ждал нападения нечисти из-за угла.
И, казалось, народу никто был не в силах помочь.

Гангберт Храбрый поклялся, в свидетели взяв пантеон,
Что от нечисти станет свободной родная земля.
Что безнравственных с трактов разбойников выживет он.
Что в веках сохранит Махтфрид имя его короля.

Основав Инквизиции орден для битвы со злом,
Солнцеликому Хютеру Гангберт его посвятил.
Лучших в Махтфриде воинов он собирал, а потом
Сам отряды вел в бой, не жалея ни жизни, ни сил.

Вот таким и должен быть настоящий герой. С детских лет Тара считала короля Гангберта образцом мужества. Эталоном стойкости. Она вспоминала о нем, когда опускались руки, когда бессмысленными казались стремления. И силы находились.

Год за годом сраженья вел орден в опасных местах,
В самых жутких чащобах, куда добрый люд не пойдет.
Истребил племена злобных троллей в Кровавых горах.
Головам мертвых монстров потерян был вскорости счет.

Орден Гангберта без сожаления с трактов убрал
Всех грабителей, махтфридский в страхе державших народ.
В битвах пел, не смолкая, мечей закаленный металл,
Приближая, пускай понемногу, победный исход.

Не один ковен ведьм был разбит королевским мечом.
Не один черной магии он оборвал ритуал.
Не один лиходей был на смерть королем обречен.
Не один чернокнижник от гнева его пострадал.

Кто скажет, что это было легко? И какой же должна была быть мотивация? Такой герой точно не отступил бы перед мифической опасностью.

Но, творя лишь добро, не нажить невозможно врагов.
Гангберт был ненавидим всей нечистью этой земли.
Гнет проклятий ее, павших на короля, был таков,
Что молитвы народа за Гангберта не помогли...

Хоть, как истинный хютеринг, жалоб он не возносил,
Хоть сам Хютер хранил от обрыва судьбы его нить,
Все ж от тяжких проклятий убавилось жизненных сил...
Только клятве король не желал все равно изменить!

Продолжал Гангберт Храбрый великую битву со злом.
И сойти не хотел он с тернистого слишком пути.
Махтфрид будет свободен! И думал король лишь о том,
Ведь поклялся богам благородное бремя нести!

Тара пела вдохновенно, позабыв о времени. Так хотелось ей донести до слушающих сокровенную суть баллады…

На глазах королевство его становилось сильней.
Не боялся народ выходить из домов по ночам.
Ждали в Махтфриде все наступления благостных дней,
Когда в схватке падет монстр последний, бессильно рыча.

Рад был Гангберт, что делу благому он может служить.
Но проклятия нечисти взяли с годами свое...
Хоть сложней из-за них было бравому Гангберту жить,
Продолжало выискивать цели меча острие.

Спать мешали осколки стрелы возле сердца в ребре.
И от боли сгибался король в день раз шесть или пять. 
Загноилась давнишняя рана на правом бедре
Так, что ногу пришлось для спасения жизни отнять.

Вся еда и вино превращались во рту его в кровь,
Холод вместо тепла все дарили ему очаги.
Только Гангберт в походы с отрядами шел вновь и вновь,
Невзирая на боли от новой железной ноги.

Здесь голос Тары чуть дрогнул. Ей всегда безмерно жаль было доблестного короля, пострадавшего из-за чужой озлобленности.

Двадцать лет и два года прошли незаметно совсем...
И, очистив от нечисти большую Махтфрида часть,
Гангберт выбрал полсотни отважнейших воинов с тем,
Чтоб вступить в Гроссенвальд, где доселе у зла была власть.

Гроссенвальд - самый жуткий и сумрачный в Махтфриде лес. 
С давних пор им пугали до слез непослушных детей.
И отряд храбрецов в Гроссенвальде бесследно исчез.
Долгих-долгих пять лет не давал о себе он вестей.

О любимом скорбел короле безутешный народ.
Да еще и престол его вздумал обманом занять
Дальний родич - старик Одельгар, злой толстяк-греховод,
Из дворца королевскую дерзко похитив печать!

Все же Хютер - всем бедам назло - жизнь монарха хранил. 
Гангберт из Гроссенвальда вернулся спустя столько лет,
Доказав, что не зря он потратил немерено сил,
Ведь исполнил им некогда данный священный обет.

О да. Цель определенно того стоила. Альтарина постаралась передать торжественность момента.

Гроссенвальд был очищен от нечисти полностью, весь!
От Безвестных на севере Гор и до Черной Реки.
Но народу несли с королем долгожданную весть
Из отряда лишь четверо... Были бои нелегки.

Только четверо из полусотни смогли уцелеть.
Да и тех, вместе с Гангбертом, было уже не узнать.
Их тела походили оттенком на старую медь,
И коростой покрыта была плотно каждая пядь.

Но, вернувшись с победой, недолго прожили они.
Через месяц сам Гангберт и воины - все, как один -
Ничего не сказав, на письмо не потратив чернил,
Ночью тайно казнили себя без понятных причин.

Благодарные жители освобожденной земли,
Королю своему отдавая последнюю честь,
В Гроссенвальде, в гранитовом склепе его погребли,
Возле Черной Реки, где и сам бы он мог предпочесть.

Одельгар стал наместником. И королем через год,
Так как Гангберт скончался бездетным по воле судьбы.
Хоть противился несправедливости этой народ,
За всем тем Одельгар занял махтфридский трон без борьбы.

Нет, это еще не все. Тара взглянула на Мирри. Вот теперь - самое главное.

А проклятья, что пали на Гангберта, гибель его
Не сумела разрушить, весьма они были сильны.
За пределы гробницы с годами - все до одного -
Расползлись, затаившись. Но мощности не лишены.

И легенда гласит, что проклятия не пощадят
Никого, в Гроссенвальд с той поры кто посмеет войти.
Так, веками отводят испуганно путники взгляд,
Выбирая, то если возможно, другие пути.

...Королевства с названием Махтфрид давно уже нет.
Да и Гангберта мало кто в памяти имя хранит.
Склеп его в Гроссенвальде стоит больше тысячи лет -
Сложен был он на совесть из крепких гранитовых плит.

И средь хютерингов храбрецов Мир немало узрел,
Кто осмелился, дав перед Хютером славный обет,
Чтоб почтить память Гангберта, страшный нарушить предел.
Но вестей никаких с тех времен ни о ком из них нет...

Альтарина грустно улыбнулась. Теперь кое-что изменилось. Похоже, в свете последних событий к балладе придется дописать по меньшей мере один куплет…
- Ну вот, если кто не знал, дело было так.

Фара оказалась очень милой - даже предупредила охотниц, что не стоит отпирать двери незнакомцам. Анабель понимающе покивала, подавив улыбку. Конечно, лучше не открывать. А еще лучше - вовсе из Лосмора уехать и фибулу от плаща отстегнуть, так наверняка будет безопаснее.
Но если тут и в самом деле неспокойно и днем - как же, интересно, город не выделил стражу для охраны безоружных монахинь? Им ведь, пожалуй, еще и устав запрещает защищаться чем-то иным кроме засова на двери. С другой стороны, ко всем стражников не приставишь...

Белль, размышляя обо всем этом, тем не менее внимательно слушала плавно текущую негромкую речь Фары. Немного странно это... Нет, все понятно, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, но все же на поиски личной встречи с местными тварями может уйти некоторое время, так почему бы хотя бы не перечислить заранее, что уже известно жителям? Впрочем, быть может, на беседы о творящемся в городе у монахинь существуют ограничения...

Ничего, настоятелю от подобных вопросов будет отвертеться сложнее - он не сможет пенять на начальственные запреты.
Улыбнувшись на прощание Фаре, Анабель цепким взглядом окинула довольно роскошную келью, особое внимание уделив попытке неприметно разглядеть полуготовый чертеж на столе.

- Святой отец, - легко кивнула охотница в ответ на приветствие настоятеля. - Анабель дю Дестан, Ирмингард фон Ашерслебен.
С основными формальностями было покончено, и девушка с нежной улыбкой приготовилась вести становившуюся далее непредсказуемой беседу.
- Не скромничайте, прошу вас. Вы, полагаю, осведомлены гораздо более нашего - мы прибыли в город чуть более полусуток назад.

Охотница словно бы поискала взглядом, куда присесть, на деле оценивая реакцию Донована на это действо - насколько он расположен вести долгий разговор, и насколько вообще заинтересован в рассказах?

- По нашим наблюдениям, охотников в городе не было относительно давно, и жители пребывают в некотором... смятении, - Белль бросила быстрый взгляд на Ирму, ожидая, что в случае необходимости та изменит взятый вектор. - Я думаю, было бы полезно - для нас, в первую очередь, но и не в последнюю для лосморцев - сообщить людям, что охотники прибыли, и опасаться нас точно не стоит.
"И хорошо бы не разбегаться от задаваемых вопросов, а оказывать посильное содействие гвардейцам".
Вслух, разумеется, Анабель лишь с завораживающей улыбкой мягко добавила:
- Видите ли, святой отец, мы уже успели столкнуться с неким... обидным непониманием. Прошу вас, убедите ваших прихожан, что мы и наши коллеги здесь с целью защитить их. И, как люди еще не вполне погрузившиеся в местный быт, нуждаемся... в подсказках. Нам были бы полезны любые сведения, которые здесь смогут нам дать - судя по всему, неприятности в Лосморе весьма и весьма разнообразны, складывается впечатление, что даже чтобы лишь познакомиться с ними, понадобится время, которого мы не можем позволить себе терять впустую - за этим стоят человеческие жизни. Так на что вы посоветуете нам обратить внимание в первую очередь?

Конечно, не охотничья башня, но в целом довольно надежно... Анабель наскоро прикинула, как можно было бы в случае необходимости штурмовать святилище - скорее, из интереса, чем всерьез предполагая такую возможность.

Тем временем Ирмингард удалось добиться ответа - и Белль поспешила к напарнице, напоследок лишь задержавшись взглядом на таком удобном балконе...
Кажется, служители здесь такие же сонные, как и сама Вероника. Не исключено, что вообще заперлись по ошибке. А отсутствие страждущих вокруг можно было бы объяснить общей малолюдностью улиц Лосмора. По предварительной, разумеется, версии. Пока не отыщется истинная.

Белль пыталась разглядеть назвавшуюся девушку. Ладно, даже если затворены церковные двери были нарочно, вряд ли это самостоятельно придумала Фара. Решение было явно не за ней.

- Добрый день! Анабель дю Дестан, Ирмингард фон Ашерслебен, гвардейцы Его Величества, - Белль с обычной своей приветливой улыбкой кивнула, на всякий случай еще и указав ладонью на фибулу на плаще. - Молитвы - это замечательно, но сейчас мы бы хотели поговорить с вашим настоятелем, уточнить, как, с его точки зрения, обстоят в городе дела по нашей части. Впрочем, если на эти вопросы сможет ответить кто-то другой, так тоже подойдет...
Охотница изобразила на лице легкое смятение, озабоченно вздохнув:
- Но все же нам был бы очень важен разговор именно с настоятелем, посодействуйте нам в этом, сделайте милость.
Отдохнет после мессы в другой раз, ничего страшного.

Анабель предприняла попытку незаметно заглянуть вглубь святилища поверх руки девушки - есть ли там кто еще вообще?
Хорошо бы, конечно, было увидеть для беседы кого-то рангом повыше, но кое о чем должна суметь поведать даже Фара.
- Отчего же двери церкви заперты, сестра? В Лосморе есть чего опасаться и днем?

Анабель понравилась идея Ирмы сопроводить водруженный на видное место в библиотеке дневник подробным письмом. Вслух восхитившись, она поставила под написанными строками и свою подпись - на случай, если среди прибывших в Лосмор коллег обнаружатся лично знакомые.

Больше в Башне охотниц пока ничего не держало, все запланированные дела, исходя из местных реалий, следовало успеть завершить до темноты, а значит, не стоило терять времени попусту.
Хорошо хоть, искать церкви обычно не составляло труда.

Впрочем, даже церковь в Лосморе, как оказалось, словно бы старалась подкинуть побольше новых загадок.
Задумчиво окинув взором каменные стены и зачем-то посчитав количество башенок, Анабель рассеянно кивнула Ирме.

- Странно, очень странно... - немного невпопад пробормотала охотница, разглядывая мерцающие наверху витражи. - Что за тайные мессы тут отправляют? Внутри ведь для кого-то горит свет!

Пройдясь взад-вперед немного, пока Ирмингард колотила в дверь, Белль пожала плечами и негромко заметила:
- А простой народ тут, судя по всему, видеть не особо желают.

Может, конечно, сегодня какой-то необычный день, праздник какой-нибудь, или что-то в этом духе... А может, у местных священников какое-то свое понятие о ценностях святой Вероники? Но внутрь попасть так или иначе было бы неплохо, а то так и останется лишь придумывать новые догадки.

- Ирма, я поищу другой вход, на всякий случай, - Анабель решительно обошла паперть, машинально поправляя карабин на плече.

Путеводный шпиль грел душу всю дорогу к цели. Анабель, не забывая внимательно смотреть и по сторонам, по пути шутила, что, может быть, еще и удастся сбежать из квартала нобилей к практически родным пенатам.
Но подтвердиться изволили недавние опасения.

Белль погрустнела, оглядывая остатки некогда явно добротной Башни. Почему Гвардия и город это допустили? Почему не торопятся восстанавливать законное пристанище охотников, если те здесь так нужны?

- Я бы тоже хотела жить здесь, - согласилась она с напарницей. - И это действительно было бы гораздо привычнее, чем соблюдать порядки призрачных хозяек.
Жаль, что собственных средств на восстановление целой Башни не хватит, даже если скинуться ввосьмером.
- И да, мне все больше нравится идея привлечь к меценатству местных богатеев... - кивнула девушка в продолжение и нынешнего, и вчерашнего разговора. - Но все равно пусть лучше занимается этим мэр. Нам, судя по всему, дел и без того найдется.

Зато чудом сохранившаяся библиотека привела Анабель в полный восторг! Пусть и не сумела ответить на главный вопрос... Тот факт, что книги здесь были рукописными, навел на мысль, что в Лосморе вполне могут быть и другие, помимо невиданного охотницами прежде загадочного тумана, очень локальные явления - и вскоре упоминания о незнакомых тварях действительно нашлись.
- Кажется, здесь вообще творится какая-то чертовщина... - пробормотала Белль, захлопывая очередной бестиарий. - Слишком много всего и сразу.

Искомые же сведения обнаружились вовсе не в библиотеке. Что могло говорить как об их относительной свежести - раз не успели никуда перекочевать из личных записок, так и об убийственной мощи тумана - раз нашлись в единственном месте у, возможно, единственно выжившего. Хотя в тексте их предшественник упоминал, что охотников оставалось несколько...

Анабель лишь молча кивнула рассуждениям Ирмингард, не найдя, что добавить.
Она старательно перечитала обнаруженные скудные записи несколько раз, тщательно запоминая. Не то чтобы эти сведения очень уж помогли, но, возможно, чуть позже удастся понять их получше. А еще хорошо бы как-то предупредить об опасности тумана коллег.

- Ирма, мы не знаем, куда расквартировали всех остальных. Но они наверняка придут сюда в ближайшее время. Надо оставить этот дневник на видном месте, чтобы другим не пришлось его искать. Как насчет конторки в библиотеке? Там и посуше вроде будет, - Белль бережно закрыла тетрадь, готовясь отнести ее к другим книгам. - А еще я думаю, нам надо начать с визита в церковь. Местные еще даже не знают, что мы уже прибыли, пусть священники им сообщат - это и их подуспокоит, и нам работу несколько облегчит.

Странный туман оставил не только телесное ощущение холода. Остаток вечера оказался пронизан довольно мерзким ощущением леденящей тревоги и непонимания.
Даже сидя в горячей воде, Белль продолжала ощущать, как по затылку и шее маршируют мурашки. Дело было явно не в обыкновенном страхе - такой давно бы уже улетучился, стоило только надежно укрыться за крепкой дверью. Нет, лосморский туман навевал потусторонний ужас, иррациональный, неподвластный объяснению.

Анабель мысленно перебирала страницы фолиантов фамильной библиотеки, бестиарии, собранные отцом, обрывки преданий, услышанных в разных местах за время службы... И не находила ничего похожего на увиденное нынешним вечером.

Выбравшись из бадьи, Белль задумчиво посмотрела на засевшую над книгами Ирму, но так и не решилась задать вертящийся на языке вопрос. Если бы напарница что-то нашла - уже сказала бы. Пока, судя по всему, рассчитывать на легкие ответы охотницам не приходилось.
Поэтому когда Ирмингард вместо глотания книжной пыли решила вдруг скрасить время до сна непринужденными разговорами, Белль охотно поддержала ее, грея пальцы над стоящей на столе свечой, чтобы еще надежнее отогнать гуляющий по коже мороз.

И все же полностью он утратил власть только утром. Анабель, выпутываясь из одеяла, вновь подумала о том, как верно Ирма настояла на ночлеге в одной комнате.
Впрочем, от вчерашних ледяных мурашек после хорошего отдыха не осталось и следа, и в как обычно приподнятом настроении Белль аккуратно сервировала стол, красиво разложив на блюдах остатки ужина, пока Ирма обходила их неожиданно безлюдное пристанище.

- Ты права, к соседям так рано идти не стоит, - бодро отозвалась Анабель на предложение напарницы. - Самое время узнать, почему поселили нас здесь, а не в Башне. Неужто местным богатеям захотелось иметь защиту прямо под боком?
Девушка усмехнулась, отставив тарелку:
- И куда, интересно, среди ночи подевалась хозяйка. Что, если и она - призрак?

Смирение с долей - вот что сквозит во всех обрывках пустых разговоров вокруг. Негласная обреченность. Кажется, Катарина, несмотря на свои советы вести себя тихо, оставалась самой живой в этом царстве уныния и безнадеги.

Кристина неспешно проходится по залу, беззастенчиво разглядывая людей. Наверное, даже хорошо, что она все это время провела в коме. Иначе давно бы уже испортила отношения с Катариной попытками сломать местные порядки. Хотя если бы она была в сознании, когда приходили за Мартой...
В какой-то момент девушке хочется закричать, просто дико завопить, лишь бы только ощущение чернушной безысходности хоть немного пошатнулось.

Как они все... Могут так быть? Уж на что Кристина не слишком-то всегда любила людей, но эта картина даже в ней сумела пробудить жалость. Брезгливую, но жалость.
Эти люди сломаны? Как будто заражены болезнью. Не той, что превращает в белое желе, а такой, что отнимает вкус к жизни и волю.

И неужели все они так и сидят прямо здесь день-деньской? А что в других помещениях? Галерея большая. Как минимум где-то должны еще лежать те, кто не пришел в себя. А где-то должны быть склады, кухня и прочее...
Девушка криво усмехается своим мыслям. Катарина ведь посоветовала узнать, как здесь все устроено. Стоит прогуляться. Тина решает пройтись по знакомым коридорам, но внимание ее вдруг привлекает ничем не занятая девица, оказавшаяся достаточно осведомленной. Значит, выйти на улицу можно беспрепятственно... И какими же пределами ограничено гетто?

- Тина, художница, - вскользь отвечает на встречный вопрос Кристина и небрежно отмахивается. - Не запоминай.
Она поднимается, теряя интерес к мимолетной собеседнице. Надо выйти на улицу.

Отбить свой багаж у Ирмы Белль не удалось, но несмотря на категоричный отказ, девушке все равно было неловко так напрягать напарницу. Ничего, в следующий раз надо быть расторопнее, только и всего. Ирмингард, наверное, думает, что Белль переломится от чемодана. Пуа!

- Я думаю, она все же видит, - так же шепотом возразила Анабель тем временем на замечание о слепоте Марты. - Иначе как поняла бы, что за письмо мы ей показали?
Впрочем, устраивать разборки точно было бы не ко времени. Да и кто знает, сколько им предстоит провести времени под этой крышей, к чему портить отношения с управляющей?

Тем более, что комната оказалась вполне уютной - во всяком случае, местные с мэром во главе явно не хотели бы, чтобы охотники простудились на сквозняке или отлежали мышцы в неудобных постелях.
- Пожалуйста! - с милой улыбкой успела добавить Анабель к указанию Ирмы о дополнительном улучшении условий их быта, надеясь, что это повысит на него шансы.

Теперь же следовало наконец получше познакомиться с окрестностями, кои при взгляде из окна кареты оставили неоднозначное впечатление.
Перед выходом на улицу Белль зарядила карабин, заняв затем оговоренную позицию в арьергарде.

Пустынность квартала и шелест дождевых капель, срывающихся с полей шляпы, старательно пытались навести на мысли о безопасности окружения... Но все же не сумели притупить бдительности охотниц. Белль тихонько фыркнула на шутку Ирмингард, добавив сожаления, что о своих планах нечисть не соизволила предупредить заранее.

Однако когда дождь оборвался совершенно внезапно, а небо очистилось словно по мановению руки, дальнейшие шутки пришлось отложить.
Белль зябко поежилась, наблюдая за странным туманом, - и замерла, из-за плеча Ирмы разглядывая призрак дерева впереди.
- А я думала, что прочла достаточно бестиариев... - еле слышно проговорила охотница, стараясь получше запомнить окружение видения. - Ты знаешь, что это, Ирма?
Такого ей видеть еще не приходилось, и сошло бы любое подходящее объяснение... Как хорошо, что оно нашлось. Мстительный дух? Бьен! Анабель не имела представления, с чего Ирма это взяла, но узнавать, кажется, времени не было. Оставалось либо поверить напарнице - либо нет.

- Поняла, - поразмыслив над этим всего мгновение, твердо прошептала девушка, бесшумным выверенным движением снимая карабин с плеча. - Попробуем отойти.

- Ты позволишь называть тебя Ирмой? - почти в самом начале пути с улыбкой поинтересовалась у спутницы Белль. - У тебя великолепное имя, Ирмингард, но слегка длинноватое. В бою может заплестись язык.

Они были знакомы и прежде - по учебному времени, по отзывам коллег, благодаря общим приятелям... Но не слишком близко. Теперь же следовало притереться получше, и желательно успеть сделать это до наступления крайней необходимости вверять друг другу жизни.

Анабель по привычке внимательно наблюдала за проплывающими за окном экипажа темными силуэтами домов нового для нее города.
- Гляди-ка! Все ставни захлопнуты, видать, не зря беспокоится местный мэр.

Но вот наконец затянувшаяся тряска на жестких рессорах прекратилась, а дверь кареты была любезно распахнута кучером.
- Мерси! - в дождливом полумраке блеснула обворожительная улыбка Белль в ответ на его щедрое предложение.
Не то чтобы она сама не могла донести свою кладь, но раз уж мужчина так любезно предлагает помощь... Надо сделать ему приятное.

- Неплохое место! Что скажешь, Ирма? - Анабель имела в виду гостиницу, вполне, на ее взгляд, уютную - уж точно не хуже многих других, где порой приходилось ночевать охотникам. - Ох, сначала я бы как следует согрелась!

Впрочем, управляющая - или кем тут была встечающая их хмурая женщина? - гостеприимной отчего-то не выглядела.
- Мы действительно охотники, - Анабель, про себя усмехнувшись проявленной педантичности, протянула ей письмо за подписью Леонарда Норвуда. - Не переживайте, мадам, мы не станем буянить и водить девиц, клятвенно обещаю!

Белль пребывала в превосходном расположении духа. Еще бы, долгая утомительная дорога наконец окончена, их встречают, вроде бы собираются кормить, предоставят ночлег... Даже багаж донесли.
Немного странно, что мэр решил поселить охотников в доходном доме, а не в их местном законном пристанище, но все, что ни делается, - к лучшему.

Шагнув вглубь заметно изменившего облик кабинета, Кристина скидывает ненужную более простыню. Катарина в своей жизни видела столько обнаженных натур, что стесняться ее просто бессмысленно.
До обоняния доносится запах пряного табачного дыма, почему-то не пробуждая никаких эмоций. Тина неспешно перебирает вешалки, вскользь осматривая обнаруженные варианты. Если уж есть выбор, можно одеться не как попало.
Интересно, откуда у пани Красной столь богатый гардероб на работе? Впрочем, нет, не интересно.

Скомбинировав наконец устроивший ее наряд, Тина принимается одеваться, пока Катарина заводит рассказ. И - застывает в одной штанине.

- Желе?..

Девушка с силой трет переносицу, пытаясь получше сосредоточиться. Даже начинает сомневаться, правильно ли поняла это чешское слово. Нет, оно слишком похоже на английское, трудно ошибиться.

Джинсы медленно подтягиваются на законное место. Черт, черт, черт... Едва ли Катарина все это сочинила, попутно ради пранка организовав из галереи подобие пост-апокалиптического убежища. Тут ведь даже дети есть!
И если услышанное хотя бы отчасти, без приукрашенных деталей, правдиво, еще неизвестно, заболевшим или здоровым повезло больше.

Пуговицы находят петли, пока в мыслях снова и снова словно эхом отдаются странные и все еще непонятые до конца слова. Так где же в тот момент была она сама? Кто был с ней рядом? Ладислав? Марта? Войтех? Незнакомцы? Наверное, и в самом деле хорошо, что она не помнит. Теперь куда большее, чем когда бы то ни было, значение будет иметь будущее, как ни иронично.

Кристина очень тщательно закатывает рукава у надетой рубашки, следя, чтобы подвороты вышли идеально одинаковой ширины - это помогает привести нервы в порядок.
Итак, все те, кто сейчас в картинном зале... Уже довольно давно... Людей искусства силовики, значит, собрались охранить... Очень интересно.

Девушка оборачивается к умолкнувшей было Катарине, но невысказанный вопрос застревает в горле.
Марта?..
На миг вспыхивает надежда, что все происходящее - просто затянувшийся глюк. И снова - надежда крошится, оставляя взамен себя тягучий отрешенный страх за собственную нормальность.
Черт возьми, если все это закончится - она бросит пить.

Катарина подносит ко рту мундштук в тонких изящных пальцах, вдруг кое о чем напоминая.
- Угостишь? - пропустив мимо ушей упоминание неизвестного ей Зденека, Тина кивком указывает на сигарету, наблюдая за свивающимся тонким жгутиком дыма.
Скорее по привычке. Потому что раньше сигареты успокаивали. Сейчас... Тяги нет. Кажется, прошло действительно немало времени.

Здесь, в тишине кабинета, можно говорить на "ты". Кристина никогда не кичилась близким знакомством с пани Красной, хотя где-то в глубине души, пожалуй, оберегала этот контакт. На людях же всегда имела место подчеркнутая вежливость при обращении к знаменитой благодетельнице студентов-художников. Катарина давно уже стала одной из немногих по-настоящему уважаемых Тиной людей.

- Ты знаешь, где Марта и Томаш? Мне казалось, я слышала их голоса.
Кристина вспоминает те обрывки бреда, что преследовали ее в темной кладовке. Не вполне ясно, как именно были собраны оказавшиеся в галерее люди, но по логике отбора эти двое вполне могли бы быть здесь. Наяву.

Бред снова накатывает какими-то волнами, будя досаду на неустойчивость собственной психики. Ну это же надо было настолько расшатать нервы... Кристина терпеливо ждет, пока голоса опять утихнут - ведь должно же это однажды закончиться? Что-что, а выжидать она умеет, если то необходимо. Главное - найти мотивацию.

Слышимые звуки наконец становятся однозначно реальнее - и Тина решает, что пора вновь попробовать подчинить себе непослушное тело. На этот раз попытка вернуть над ним контроль приносит куда более интересные последствия.
Нет, нужно обязательно вспомнить, что с чем она мешала накануне. Нелишней будет информация, какой...
Какого?!

Ей доводилось просыпаться в разных местах. В чужих квартирах, отелях, даже машинах... Но темный чулан - определенно новая локация в этом списке.
Кристина неспешно садится, откидывая ненужное более одеяло. Младенческий плач прямо за стенкой окончательно рассыпает попытавшиеся было оформиться версии. Ну не стала бы она бухать там, где есть дети. Это что-то совсем за гранью...
Да и не похоже все творящееся на похмелье. Мозги работают даже слишком хорошо, если не брать во внимание чернейший провал в воспоминаниях о событиях последнего дня.

На всякий случай предварительно скользнув пальцами по ближайшим стенам, словно чтобы убедиться, что они реальны, Кристина приподнимается, скептически оглядевшись. Резким движением срывает с матраса простынь, небрежно окутывая себя неким подобием тоги с художественной драпировкой. Не то чтобы ее очень уж смущает собственная нагота, но совершенно неизвестно, что ждет за приоткрытой дверью, и лучше бы обзавестись хоть какой-то защитой от внешнего мира. Дети, опять же... Вдруг там не только младенец?

Ладно, не сидеть же здесь вечность. Довольно гостеприимные хозяева, выделившие ей спальное место, наверное, уже заждались.

Бой с Тенью оказывается даже тяжелее, чем она себе представляла. Когда все наконец завершается, Искатель еще некоторое время опасается опустить переставший уже светиться посох сидов. Вид и звуки ожившей Башни приносят неимоверное облегчение - все было не зря.

Однако, выслушав Дагду, Искатель погружается в раздумья. Полученные от управляющего Башней ответы лишь породили новые вопросы. И главный - кому, кроме отряда андроидов, теперь она может быть нужна?..

Искатель оглядывается на заговоривших товарищей. А ведь они действительно правы.
- Согласна, Танцор. Эта планета... За столько лет и впрямь стала совершенно иной. Я думаю, у нас очень ограниченное представление о текущем положении вещей. Нельзя принимать такие решения, основываясь на устаревших сведениях.
Искатель разводит руками, в одной из которых все еще сжимает посох, о котором почти забыла.
- К тому же, если Тень пока не уничтожена полностью, эта вещь с большой вероятностью пригодится еще. И хорошо бы оставить возможность вновь воспользоваться артефактом сидов, а не похоронить его здесь.
Хотя и не ясно, стоит ли сберечь посох у себя, или отнести в поселение стриксов, чтобы вернуть Уэльшу?..
- Да и Слушатель говорит верно - Башня умеет ждать. Я за то, чтобы вначале изучить новый мир. Если мы можем принести ему пользу - нужно знать, в чем она должна заключаться.

Только сперва необходимо подлатать раненых товарищей, иначе куда они смогут уйти? Искатель задумчиво смотрит на совсем неважно выглядящего Танцора, которому досталось сильнее всех.

- Держи, - подойдя, девушка протягивает ему оставшуюся у нее батарею. - Твоих, боюсь, не хватит, чтобы восстановиться полностью.

Амелия тихо вздыхает, когда Итан напоминает ей об убийстве пожирателя - судя по выбранному аргументу, удачные примеры работы отдела в самом деле впечатляюще немногочисленны.
Да... Ее спасла интуиция Фокса. Но даже Фокс не всегда выигрывает. К тому же, сейчас его нет.

И неизвестно, когда он вернется...
Мэл немного отвлекается, задумавшись о том, чем способны помочь Эйдану патрульные на посту у его палаты. Неужели Стиллвел опасается, что твари могут явиться за Фоксом в больницу? Но тогда там разумнее было бы оставить кого-то из агентов... Хотя как теперь вырвать кого-то из них из работы? Да и... Сазерленд в одиночку не сумел противопоставить инсектоиду ровным счетом ничего.

Против воли вспоминая увиденное в доме Джеймса, Мэл абсолютно молча садится в машину, кажется, впервые в жизни забыв пристегнуть ремень.

Заснеженная дорога убегает из тихого квартала одинаковых уютных коттеджей - Амелии совершенно безразлично, куда. Девушка не пытается нарушить повисшую в салоне тишину, отрешенно глядя на переднюю панель, то и дело методично вспыхивающую в полосах света проносящихся мимо уличных фонарей.

Однако заговорившему вдруг Макрейвену удается ее... удивить. Части общей картины? Мэл даже медленно оборачивается к агенту, начиная вникать в его слова.

Джефферсон... Джефферсон...
Амелия смутно вспоминает листовку, которую Арчер позавчера вытащил из-под дворника своей машины. "Джефферсон - наш кандидат".
Мэл никогда не интересовалась политикой, сейчас даже не смогла бы назвать всех кандидатов в мэры на грядущих выборах. Твари и тут ее обошли...
Впрочем, в убийство на политической почве верится все еще с трудом. Но удастся ли в этот раз увидеть хоть немного проясняющий произошедшее отпечаток?

- Может быть, все же так сложилось, что и Форд, и Джефферсон были носителями стрейда? - Амелия осторожно пожимает плечами, поддерживая подобие мозгового штурма, раз уж Итан завел разговор. - Форд видел инсектоида еще до того, как тот напал. Хотя если бы он хорошо чувствовал тень, вряд ли поселился бы в старом отеле...

Мэл передергивает, когда она вспоминает толпы призраков в коридоре "Континенталя". И повешенную женщину прямо в номере Форда. Это место наверняка притягивает астральных монстров. Однако прежде - во всяком случае, в легко обозримом прошлом, - нападений там не было. Что же случилось именно сейчас?

- Итан, как ты думаешь... - девушка нерешительно подбирает слова, надеясь, скорее, не на ответ, а лишь на свежие мысли по этому поводу. - Тот факт, что меня мотает по времени, может как-то влиять на активность тварей? Я подозреваю, что эти скачки не проходят незамеченными в тени. Они ведь должны требовать энергии.
Амелия вздыхает, понимая, что Макрейвен в ответ, скорее всего, лишь повторит свои слова о взаимодействии вслепую с неизвестным. Но высказать эти мысли становится необходимым - Мэл начинает казаться, что это хоть немного приблизит ее к разгадке.

- Возможно, хищники что-то чувствуют? И если... - она понижает голос, уже решив, что это будет последняя гипотеза, а после совершенно точно нужно будет замолчать. - Если время нелинейно, возможно, все эти события предшествуют... какому-нибудь еще более сильному энергетическому всплеску, являясь на самом деле его следствием?

Амелия даже не вздрагивает, когда за ее спиной выстрел разрывает полотно двери. Взгляд ее неспешно спускается на долетевшие до ступеней острые белые щепки, сразу же наполовину утонувшие в пушистом снегу.
Уже ничего не исправить. Даже если проклятый стрейд перенесет ее в начало этой гребаной ночи - например, на парковку возле больницы, - даже тогда Мэл не сможет ни на что повлиять. Это уже ясно. Едва она пыталась принять прежде хоть сколько-нибудь значимое решение - видения немедленно обрывались, очередная реальность рассеивалась, вновь заставляя по крупицам мучительно собирать понимание происходящего. Похоже, вся суть этих провалов - в неизбежно нарастающем отчаянии, чтобы сделать ее саму еще более привлекательной жертвой.

Мэл не без труда вникает в слова Скотта, присевшего рядом. Как странно... Их мысли сходятся.
Девушка не отвечает куратору - у нее нет ни малейших сил хоть немного поддержать его. К черту все это... Хоть прямо сейчас.

Полицейские маячки в конце улицы мерцают тревожной гирляндой, быстро приближаясь. Что смогут сделать патрульные? Ну разве что составить рапорт об увиденном. Амелия отрешенно смотрит на прибывшие машины, чуть удивляясь, узнав среди них автомобиль Макрейвена.
Может быть, хотя бы Итан сумеет что-то понять... Его индекс высок, и он умеет мыслить критически...

Появившаяся на сцене Харпер проходит мимо Амелии, словно та всего лишь пустое место, отчетливо давая понять в который уже раз, насколько не верит в то, что Мэл может принести хоть какую-то пользу.
Наверное, Харпер вдобавок еще думает о том, что неудачи отдела стали концентрироваться именно с появлением Амелии.
А если это действительно так?
Аморфная тварь напала на Одри в день визита агентов. Фокс пострадал, когда доверился Мэл. Семья Сазерленда убита после того, как она переночевала в их доме.

Мелли вспоминает, как недовольна была Джессика ее появлением... Наверное, не случайно.
Теперь уже поздно.
А Джилл ничего не найдет. Снова. Никаких следов твари. И никто не найдет.

Примятый снег на ведущей к крыльцу дорожке вспыхивает то кроваво-алым, то мертвенно-голубым. Мэл сквозь ресницы наблюдает за неспешно падающими снежинками, невесомо ложащимися в свежие отпечатки шагов.
Сейчас она почти ждет, что ненавистный стрейд все-таки вырвет ее из этого кошмарного темного утра и перенесет куда-нибудь, где... не так тяжело.

Макрейвен, о чем-то договорившись с Арчером, вдруг уверенно направляется к будто застывшей Амелии. Что?..
Ее помощь?

- Зачем?.. - девушка наконец останавливает на Макрейвене почти безучастный взгляд. - Итан, скажи, зачем это все?
Амелия медленно поднимается и, не стряхнув налипший на одежду снег, идет к агенту - словно бы для того, чтобы, испытующе заглянув в лицо, требовать и ждать ответа.
Но вместо этого проходит мимо и, остановившись чуть поодаль, неловко пожимает плечами:
- Мы всегда либо опаздываем, либо... все равно не можем помочь. Какой вообще смысл в этой работе?!

Осекшись, она закусывает губу, пытаясь сдержать слезы, и потерянно оборачивается, глядя мимо Макрейвена в провал выбитой двери, где только что скрылась Джилл. Здесь, впрочем, Амелия уже точно бесполезна...

- Поехали, - кивает вдруг девушка словно бы своим мыслям. - Раз этого хочет шеф.
Уже у самой машины она, поколебавшись, вновь бросает на спутника осторожный взгляд:
- Не знаешь, есть новости о Фоксе?

Амелия слушает Стиллвела. Конечно же, она слушает его. Все же он работает с тенью уже несколько десятилетий. И все равно не может представить последствия...

Золотистые нити под кожей, кажется, чуть тускнеют. Странное возбуждение притухает, напоровшись на вполне прозаический факт. Мэл останавливается, когда подрагивающий от напряжения лимб ее растянутого сознания истончается, почти растворяясь в окружающей изнанке. Отчетливо ощущая это неким шестым чувством, она смотрит на встревоженного Чарльза, прикидывая, сумеет ли тот что-то предпринять, если вдруг она пойдет наперекор, попытавшись, например, стереть искажение, мерцающее в углу... силой?

Эта мысль становится почти навязчивой. Амелия с трудом отводит взгляд, притянутый дрожащим черным круговоротом.
Этого делать нельзя. Девушка вздыхает, заставляя себя смириться со словами шефа. Он прав. Он должен быть прав. Необходимо ждать. Ждать того, кто действительно поможет разобраться со всем...

Но почему специальный агент из Вашингтона будет здесь только послезавтра?.. Неужели отдел спецопераций ФБР не располагает хотя бы одним частным самолетом? Амелия вдруг ловит себя на том, что пытается заглянуть Стиллвелу прямо в голову, чтобы узнать это. Но вместо единственного ответа получает внезапно целый ворох размытых видений, сменяющих друг друга словно узоры в калейдоскопе и предсказывающих четко лишь одно.

Она избежала катастрофы. Пока что.

Ведь совсем не стоит называть катастрофой очередные неподвластные ей скачки во времени, не так ли?

Амелия бредет по нечищенному от снега неплохо знакомому уже двору, проваливаясь ботинками в мягкое рассыпчатое крошево. Все получается будто само собой - складываются в логичную картину ранний звонок, утренняя метель, автомобиль Арчера... Словно во сне, когда абсолютно все принимаешь на веру, как должное.
Только вот то видение было не сном. Мэл снова и снова вспоминает, как встретила того мальчика, который тоже мог видеть. Почему этот эпизод прежде стерся из ее памяти? Почему она даже не удержала знание о том, как видела в детстве этих людей? Ее подсознание все же пыталось блокировать первую фазу стрейда?

Из приветливо распахнувшейся двери авто доносится совсем не радостный голос куратора. Впрочем, каким ему еще быть в шесть утра?
Амелия устраивается на пассажирском сиденье, забыв поздороваться. Абсолютно машинально нащупывает пряжку ремня безопасности у правого плеча...

Очередное убийство. Конечно. Она ведь так и не сделала ничего, чтобы предотвратить охоту на людей потусторонних тварей. Потому что Стиллвел ей запретил?
Или просто удалось убедиться, что не так уж она и всесильна... По воспоминаниям ощущений, Мэл сумела бы защитить от монстров разве что пару кварталов Брайт Фоллс, но никак не весь мир. И, судя по всему, вчера ей удалось-таки это принять.
Амелия некоторое время почти безучастно гипнотизирует взглядом дату на приборной панели, пока "рено", пробуксовывая в снегу, с трудом выруливает на относительно чистую улицу.

- Скотт... - кажется, впервые она обращается к куратору по имени, но что-то подсказывает, что формальное "агент Арчер" после всего случившегося уже совсем не подойдет. - Пожалуйста, напомни, что было вчера.
Мэл старается говорить спокойно, буднично. Как будто это обычное дело - подзабыть, что было меньше суток назад. С каждым же случается, верно?
Девушка едва заметно хмурится, вглядываясь сквозь пляшущие дворники в снегопад перед лобовым стеклом. Что-то ведь вчера было... За целый день столько всего должно было успеть произойти! Наверное, вначале были эти кажущиеся бесконечными тесты и тренировки в кабинете Стиллвела. А после... Амелия вздрагивает будто от холода, несмотря на наполнивший салон жар горячего воздуха.
А если стало известно что-нибудь о Фоксе? Если он...

Осторожно обернувшись к Арчеру, Мэл уточняет:
- Почему Джеймс оставил машину возле больницы?

Видение неумолимо тает. Знакомая комната дрожит и растворяется в нигде, мамины объятия становятся все более эфемерными, и наконец Амелия понимает, что больше совсем не чувствует ее теплых рук на своей спине. Под пальцами вместо мягкой ткани маминой ночной рубашки - плетение чужого белого свитера, надетого на нее, наверное, Джессикой.

Потерянно обхватив себя за плечи, Мэл еще тщетно пытается уловить хотя бы обрывки тех чудесных ощущений, что вернулись к ней совсем ненадолго. Это была самая жестокая шутка астрала.

Теперь она снова стоит перед исполненным раздражения из-за череды ее срывов шефом, который все еще пытается не дать ей окончательно скатиться в истерику с неизвестным финалом. Мэл честно старается прислушаться к нему, осознавая, что только так сможет рассчитывать хотя бы немного сбалансировать свои метания.
Слез на ее щеках уже нет - они остались там, в ее детской комнате. Тогда.

Сейчас же ей удивительно легко удается выполнить приказ Чарльза. Как будто несколько скачков между проекциями, почти дочиста выбив эмоции, позволили наконец сосредоточиться на кажущейся самой реальной из них.
Амелия с удивлением прислушивается к себе, не ощущая больше астрал чем-то чуждым. Если прежде каждый раз, когда Стиллвел говорил о ее способностях, она в определенной мере сомневалась в его правоте, будто не желая соглашаться со своей исключительностью, теперь становится невозможным это отрицать.

Девушка медленно качает головой, словно все еще не веря Чарльзу. Однако на самом деле совершенно согласна с ним. Эта мощь - буквально трепещущая на кончиках пальцев - теперь абсолютно ощутима.
И эта ответственность...

- Похоже, если я свихнусь - этому миру не поздоровится.
Еле заметная кривая усмешка трогает ее губы. Черт возьми, она никогда не хотела быть исключительной! Почему же это все-таки случилось с ней? Почему не со Стиллвелом, не с Фоксом, которые куда лучше справились бы с этой странной силой, сумели бы ее обуздать?!

Амелия опасается пошевелиться, так и продолжая держать на весу раскрытые ладони, под кожей которых проносятся золотистые искры. Она чувствует, что в любой момент может вернуться из изнанки в реальность - просто шагнуть, словно в другую комнату. Но безумно боится совершить хотя бы легкое движение - судя по всему, эта система катастрофически нестабильна.
И что же теперь?..

- Кажется, я могу что-то сделать... - едва заметно кивнув, соглашается она с шефом, который, похоже, так непривычно для себя не владеет ситуацией полностью.

Поразительное ощущение. Она в самом деле может влиять на изнанку - и наконец-то это поняла...

- Кажется, я могу сделать все...

Амелия задумчиво обводит взглядом почти бесцветный кабинет Стиллвела, сгустки рыжеватой мглы за окном... И некоторое время смотрит в мерцающий пыльным обсидианом аморфный круговорот в углу.

Вы сделали что-​то, чего не должны были. Либо в скором времени сделаете.

Либо... В нелинейном времени она до сих пор не сделала то, что должна.

- Агент Стиллвел... - едва возникнув, еще не вполне оформившаяся жгуче пульсирующая мысль требует немедленного воплощения. - Что, если я попробую залатать барьер между изнанкой и тем... тем местом, откуда сюда приходят хищники?
Амелия уже пытается мысленно потянуться к границам видимого ею сейчас, чтобы узнать, как далеко сможет зайти.
- Возможно, у меня получится прекратить их доступ сюда? И больше никто не пострадает!
Ее захватывает эта идея. Золотистые вспышки под кожей словно становятся горячее, будоража азарт. Она сможет. Она сможет все!

Безумный забег наперегонки с наихудшим предчувствием внезапно обрывается на заметенной снегом дорожке, ведущей к знакомому крыльцу. Мэл словно налетает на невидимую стену, неожиданно теряя решимость.
Она больше не уверена в своих силах. Она больше не знает, может ли доверять себе...
Мучительно медленно девушка оборачивается на ржавый скрип за спиной. Она уже не успела...

Призрачный мальчик на старых качелях разбивает вдребезги все надежды на счастливый исход. Хоронит попытки исправить самое непоправимое опоздание в ее жизни. Внедрение - лишь бесполезная насмешка тени, так издевательски похожая на второй шанс.
Эта реальность неразрывно сплетается с тем самым сном.

Мэл, хватая ртом ледяной воздух вперемешку с обжигающими колкими снежинками, обреченно прослеживает взглядом за поднятой детской рукой. Ее дом точно так же взрывается изнутри, оставаясь нетронутым. Пожиратель, силуэт которого только что маячил в окне ее комнаты, уже оказывается рядом, нарушая все законы здравого смысла.
Скованная ирреальностным ужасом девушка наконец отчаянно кричит, растворяясь в неизбывной боли...


И тотальный кошмар рассыпается на осколки внезапно, оборачиваясь обычным сном.
Амелия широко распахнутыми глазами вглядывается в темноту, вцепившись в скомканное одеяло. В ушах все еще звенит собственный крик, сквозь который пробивается самый родной в мире голос. Знакомые шаги заставляют сердце биться еще быстрее, но уже не от ужаса. Мягкая ладонь нежно скользит по лицу, вытирая безудержно катящиеся слезы. Мерцает милый ночник-звездочка у кровати. Давясь всхлипами, Мелли судорожно перебирается на колени к маме, вдруг начиная на них помещаться.

В соседней комнате спит маленький Стив. А Фиби еще даже нет на свете!
Всего лишь пришел дурной сон, и мама сейчас обязательно его прогонит...

Мэл стискивает зубы, чтобы не разрыдаться в голос. Отчаянно борются мысли о том, сколько раз тень обманывала ее, и желание, чтобы все это просто оказалось правдой. Попытка рационального анализа всей этой чертовой ситуации - и жгучие, безудержные эмоции, переполняющие сознание через край.

- Мама, мама... - почти бессвязно шепчет Амелия, накрепко прижимаясь ко Клэр, и никакая сила, должно быть, не способна вырвать ее сейчас из ласковых материнских объятий.

Это не по-настоящему. Это все лишь очередной фантом, рвущий душу на части.
Тогда, в детстве, она не умела так мыслить. Это - очередная изводящая шутка изнанки, безумный выверт проклятого пси-потенциала.
Это иллюзия...
Амелия всхлипывает, пряча нос в так хорошо знакомой теплой ямочке у ключицы матери. Ощущает ее запах, привычный и бесконечно родной.

Господи, это ведь сейчас закончится...
Мэл вздрагивает всем телом, осознавая, как не хочет она терять это упоительное ощущение, уже раз утраченное навсегда.

- Мама, останься со мной...

Неизвестно, что хотел ответить маг Рэю. Едва Дорлион обернулся к следопыту, успев мягко улыбнуться, Петро, в котором, очевидно, взыграл голос крови приемных родителей, порывисто попытался обмануть доверие чародея, для начала стремительно покинув его кабинет.
Непонятная невидимая глазу преграда в дверном проеме, на которую Петро сходу налетел, упруго отбросила его назад на несколько шагов, отчего вся прыть археолога ушла на ловлю предательски сбежавшего равновесия. А гонорар за опасное путешествие в его руке вдруг раскалился - да так, что пришлось поспешно выронить заветный мешочек, чтобы уберечь от ожога ладонь.
- Мы не закончили разговор, - неожиданно весьма спокойно заметил Дорлион, явно вынесший что-то свое из слов Петро о наблюдении за его семьей.
Голос мага звучал куда жестче, чем до этого. Однако во взгляде его не было угрозы - лишь предельная собранность. И готовность действовать сообразно дальнейшей ситуации.
- Не вынуждайте меня применять силу, господа. Покажите мне гримуар.

Тесный и затхлый туннель, освещаемый нервно мечущимся лучиком света, и скользкая лестница под ногами, на взгляд Мины, составляли восхитительную альтернативу тьме покрытого ковровой дорожкой просторного коридора, к которому подбирались бледные безглазые существа. Даже время от времени касающаяся волос паутина не вызывала такой омерзительной дрожи, как мысль о том, как именно демоны пользуются клыками.
Девушка внимательно выслушала пояснения их неожиданного провожатого к табличкам на перепутье лабиринта катакомб, стараясь запомнить не только перечень имеющихся здесь помещений, но и само ощущение направления к ним, чтобы лучше понять расположение их в пространстве.
Значит, отсюда при необходимости можно даже сбежать в городок у подножия утеса?..

Мина абсолютно молча проследовала за соратниками, когда старик, открыв наконец едва ли не намертво запертую дверь, впустил их в комнату, представлявшую, очевидно, предмет его особой гордости.
Интересно, зачем здесь все-таки был затвор?.. Кого тут, в этих подземельях, боялись хозяева?

Впрочем, степень их подготовки к грядущему определено впечатляла. Вильгельмина пробежалась взглядом по множеству свитков, сваленных на столе, опасаясь, что именно в них придется, чихая от пыли, наскоро выискивать ответы...

Пронесшийся мимо Патрик, бросившийся примерять доспех, напомнил, что времени на раскачку у хранителей не то чтобы много. Слишком спешить все же не стоит - для начала надо хотя бы на относительно холодную голову подумать, с чем им довелось столкнуться... Но все же лучше поскорее подготовиться к неизбежному возвращению наверх.

Мина аккуратно поставила переставшую быть нужной кочергу в ближайший уголок и прошлась вдоль стоек с оружием, не торопясь ни к чему прикасаться, но придирчиво изучая заготовленный арсенал. Что ж, неплохо. Будь дело на полдесятка веков раньше - с этой коллекцией не стыдно было бы выйти и против адских исчадий.

Выходит, Эшфорды действительно были хранителями, а не сообщниками демонов? Однако враг в таком случае еще коварнее, чем можно было предположить. Почти безупречно устроить нападение на потомков рыцарей, прибывших сюда добровольно! Для этого очень многое нужно было бы знать заранее - и противник, очевидно, знал.
В то время как горстка сбитых с толку гостей - за исключением, возможно, Эйры - рисковала действовать полностью наугад.

- Напомню, вопрос об особенностях демонов все еще актуален, - Мина обернулась к старику, со всей решимостью собираясь не дать ему на этот раз уйти от ответа. - Будьте любезны, введите нас в курс дела.

Это должно быть быстрее, чем копаться в тех свитках - еще и наверняка на древнеанглийском. Главное, чтобы он не солгал...

Вильгельмина не понимала, отчего неожиданное приглашение воспользоваться замечательным и так нужным сейчас тайным ходом вызвало столь яростное сопротивление Энн. Ей что, очень хочется вновь столкнуться с безглазыми тварями?!
Мина в слепящем свете диодной лампы пораженно воззрилась на кадета, негодующе пытаясь выдернуть из ее ладони свою. Ну нет, плутать дальше в кромешной тьме, каждое мгновение рискуя быть настигнутыми бледными клыкастыми монстрами, при наличии возможности укрыться от них прямо сейчас - это просто нелепо!

Что тут, в конце концов, не так?!
Девушка наконец обратила внимание на обладателя лампы, который так не понравился Энни. Рогов и клыков нет - отлично, что еще нужно-то?! Серьезно, твари пришли в замок снаружи - и уж точно по взгляду на них не верилось, что они сумели бы воспользоваться потайным закартинным лазом.
Довод же Патрика не выдерживал критики совсем - Вильгельмина была сейчас, кажется, готова нырнуть в какую угодно дыру, лишь бы перестать маячить в пустом коридоре, вздрагивая от малейшего шороха за спиной. Хотя, конечно, пытаться скрыться, оставив в опасности остальных хранителей, было бы последним делом, а потому девушка приготовилась стоять на своем, подыскивая подтверждающие правоту незнакомца аргументы.
Между неизвестностью и демоническими клыками очевидно нужно выбирать неизвестность!

Уже собравшись выпалить эту тираду вслух, Мина вдруг сообразила, что Энн тем временем пересмотрела решение, и переубеждать ее не придется. Идти без доверия старику - да на здоровье!
Вильгельмина, не споря, даже не стала рваться вперед, как собиралась вначале, в момент оказавшись позади Эйры по плану кадета, и нащупывая свободной от кочерги рукой ладонь Патрика, который, как ей казалось, все еще сомневался.
- Идемте уже, пожалуйста! Демонов позади узнать ну очень легко!

Семейное фото перед глазами растворяется, оборачиваясь припорошенным снегом тротуаром. Рука вместо кнопок фотоаппарата оказывается на лямке рюкзака.
Амелия вздрагивает, понимая, что щеки вместо дорожек слез холодят растаявшие снежинки.
Сочельник. Проекция.

Никаким другим этот вечер быть просто не может... Но почему же она здесь? Разве тогда, до всего этого кошмара, у нее было достаточно способностей, чтобы создать астральный отпечаток? Разве не пробудились они позже, когда она увидела...

Амелия, вдруг начав задыхаться, замирает посреди пустынного тротуара. Ей нужно снова идти туда?.. Видеть?..
Снова?.. Пара вымученных крошечных шагов приближают ее к коттеджу. Нельзя влиять на прошлое. Нужно, чтобы все было как тогда. Она должна пройти по улице. Посмотреть на заскрипевшие пустые качели. Тихо открыть ключом дверь...

Девушка в подробностях вспоминает этот вечер, слишком ярко видя уже развороченную окровавленную кухню в нетронутом с виду доме. Все определенно будет так...

Мелли дрожащей рукой в белой перчатке стискивает себе рот, чтобы не закричать.
Она возвращается от Джефферсона... Сейчас - около шести. Если она продолжит идти с той же самой скоростью - вероятно, появится дома в тот же самый момент.
Стиллвел дал четкие указания. Нужно все делать так, как будто Мэл на самом деле здесь, а не управляет проекцией...
Нужно. Все делать. Так же.

Девушка, давясь рыданиями, внезапно срывается с места и, оскальзываясь на обледеневшем местами асфальте, на пределе возможностей мчится к своему дому. Если... Если она окажется там чуть раньше, чем тогда - может быть, она сможет все, абсолютно все, с самого начала предотвратить?!
Ведь в настоящем она опоздала совсем немного... Кровь еще даже не успела застыть!

Мэл начисто забывает слова Стиллвела. Все разом становится не важным. Если у нее есть шанс спасти свою семью - как можно им пренебречь?..

Тьма коридора отнюдь не казалась безжизненной. Она оживала от малейшего шороха, от складки на ковре, на которую неловко ступала нога, от дуновения сквозняка... Любая малозначительная деталь, улавливаемая взбудораженным сознанием, немедленно трансформировалась в воображении в нечто смертельно опасное. Умирать от ужаса в кажущемся бесконечном коридоре получалось почти так же эффективно, как, возможно, получилось бы это сделать при более тесном знакомстве с питомцами лорда Эшфорда... Проверять, однако, не хотелось совсем.

Разорвавший тишину скрип и шатнувшаяся назад Энн едва не убедили Мину, что попытка сбежать от безглазых тварей провалилась с таким же оглушительным треском. Девушка лишь невольно заслонилась рукой от внезапно ударившего в лицо чересчур яркого света, готовясь к мысли, что вот так бездарно все и оборвется... Но среди светлых пятен в поле зрения неожиданно возник образ искомого пути.

- Там лестница! - едва ли не радостно сдавленным шепотом воскликнула Вильгельмина, пусть и не до конца еще поверив, что альтернативный выход из проклятого замка оказался найден так быстро.
Она даже не успела толком рассмотреть предлагающего воспользоваться им человека - какая, к демонам, разница, когда за спиной, кажется, уже вот-вот возникнут эти самые демоны?

Мина все еще свободной рукой сжимала ладонь Энн, а потому машинально потянула кадета ближе к открывшемуся определенно тайному проходу, не думая больше и не сомневаясь.

- Не убежим - так хоть спрячемся! - торопливо посыпался сбивчивый шепот заметно ожившей в ожидании спасения девушки. - Ребята, ну же!

Под ледяным взглядом Стиллвела Амелия невольно сжимается в своем кресле, собирается в комочек, надеясь просто переждать неожиданную вспышку шефа.
Ничего такого она не думала и не имела в виду! У нее ведь действительно нет никакого опыта...
С каждой фразой Чарльза Мэл съеживается все больше, осознавая, что шеф, разумеется, прав - и в то же время все еще искренне не понимая, почему он просто не ответил на ее вопросы! И ведь она ничего не пыталась саботировать - почему он так говорит?! Из инструктажа ей пока не досталось ничего, кроме совета вести себя типично!

Губы начинают дрожать - когда Стиллвел напоминает о возможных рисках и неизбежности ее провалов, Амелия не выдерживает, окончательно теряя мнимый контроль над эмоциями. И уже не успевает ничего предпринять - ни возразить, ни выполнить приказ агента...

Реальность - или то, что казалось реальностью - меркнет и в считанные мгновения преображается. На этот раз переход получается настолько плавным, почти... естественным, что Мэл вопреки своим недавним намерениям не успевает даже попытаться схватиться за ускользающую явь...

Сейчас - позавчерашний вечер. Амелия почти мгновенно каким-то подспудным чувством понимает это, едва бросив растерянный взгляд вокруг себя.
Пустая и словно бы давящая со всех сторон чужая квартира. Неизбывное одиночество, которое запрещено нарушать. Стрелки часов движутся невыносимо медленно...

Амелия судорожно вздыхает, неожиданно вновь окунувшись во всю глубину тягостного ожидания последствий своего решения остаться в отделе. По щекам скатывается пара слезинок - все ровно так же, как было тогда. Как есть сейчас?..

В ее руках - фотоаппарат. На маленьком дисплее она уже целый вечер просматривает фото ужина в честь недавнего Дня благодарения. Школьной выставки Фиби. Соревнований Стива. Родителей, держащихся за руки. Снова Фиби, пальцем осторожно гладящей стоящие под наряженной елкой коробки с ее именем - ей всегда так хотелось открыть подарки раньше времени!

Снова и снова. По бессчетному кругу, машинальными движениями увеличивая последовательно каждый кадр, Амелия вглядывается в радостные лица своей семьи, испытывая боль сродни физической. И продолжает почти бездумно менять череду старых фото, которым уже никогда не суждено повториться.
День рождения Стива. Хэллоуин. Безымянный вечер, когда из-за грозы не было электричества, и отец при свечах рассказывал в тысячный, кажется, раз, как они познакомились с мамой...

Мэл отчетливо понимает, что ничего этого уже никогда вновь не будет, и все же эта мысль вонзается в мозг словно впервые, всколыхивая тупой и упрямый протест внутри. Снова.

Если бы только можно было хотя бы с кем-нибудь поделиться всем этим!..
Амелия медленно вытирает слезы, под дребезжание журнального столика невидяще вглядываясь куда-то в пустоту. Так не может продолжаться вечно.
Настойчиво вибрирующий телефон с фотографией Хлои на экране все-таки оказывается в дрожащей ладони.

Мэл гипнотизирует взглядом переливающуюся дорожку принятия вызова, пытаясь не думать о том, что чувствует сейчас Хлоя, для которой эти мгновения и есть единственное "настоящее".

Это сложно. Очень сложно. Но еще сложнее может все стать, если она не сдержится...
Амелия очень осторожно, словно от резкого движения тот готов взорваться, укладывает смартфон обратно на журнальный столик, и медленно отсаживается чуть подальше, закутываясь плотнее в плед. Она не взяла трубку тогда - нельзя брать и сейчас. Нельзя влиять на прошлое.
Девушка тихо вздыхает, сморгнув опять навернувшиеся слезы. Она оказалась неправа. Первая проекция создана раньше того проклятого вечера.

И что же ей делать теперь?
До этого Амелия проваливалась во времени совершенно спонтанно. Возможно, под воздействием эмоций, но это определенно никак не зависело от ее желания...
Стиллвел сказал просто не подавать виду и не паниковать. Значит ли это, что проекция все же способна каким-то образом самостоятельно... закончиться?

Наверное, нужно в самом деле просто вжиться в нее...
Мэл, едва дыша от волнения, вновь тянется к отложенному фотоаппарату. До конца этого дня еще несколько похожих часов.

Беспрепятственно гуляющий по брошенному дому осенний ветер раскрывает ледяные объятия, едва Эмбер лишается защищающей от холода куртки.
Девушка вздрагивает от озноба и, бросив беглый взгляд на бесполезную уже повязку, пытается прикинуть, отчего паршивый порез все еще продолжает кровить. Впрочем, едва ли ей на самом деле хотелось бы это узнать...

Эмберли не противится действиям незнакомца, резонно полагая, что ему, трезво соображающему и не валящемуся от слабости с ног, всяко виднее, что следует делать с ее животом. Она лишь, не сдержавшись, шипит сквозь сжатые зубы, когда всю ее целиком пронизывает обжигающая боль от выплеснутого прямо на рану какого-то крепкого пойла. О таком ведь надо предупреждать!
Охотница изо всех оставшихся сил вцепляется в край собственной рубахи, глотая крик - совершенно незачем хоть чем-нибудь мешать перевязке, способной, возможно, спасти ее жизнь.

Когда перед глазами рассеивается наконец нахлынувший мрак, Эмберли, осторожно пошевелившись, скользит пальцами по отчетливо ощущаемому даже сквозь ткань опустившейся обратно рубахи туго наложенному бинту, отмечая, что занялся остановкой кровотечения незнакомец отнюдь не впервые. Ей в самом деле... повезло с ним столкнуться.

Охотница с трудом сосредотачивается на словах мужчины, очень стараясь остаться в сознании. Неловко приняв щедрым жестом протянутую флягу, не поморщившись делает хороший глоток - в надежде, что это немного притупит боль.

И все же изрядно замутненная память улавливает в его речи нечто туманно знакомое...
Гримфолд. Фауст упоминал это название. И тоже не вполне лестно отзывался о городе. Говорил что-то про темноту, кажется... Или про ночь? Или про темные ночи... Странно, эта местность вроде бы не настолько северна, чтобы всегда было слишком темно...
Тогда Эмбер все это показалось горячечным бредом. Кажется, впрочем, и сейчас.
Чем она может помочь королевскому гарнизону?..

- Эмберли Найт, - не дожидаясь, пока мысли запутаются окончательно, в дань вежливости тихо отвечает охотница неожиданно представившемуся капитану.
Она не называет свою профессию - за нее об этом уже сказала инсигния. К тому же, есть подозрение, что стоит поберечь оставшиеся крохи сил, не тратя их на реверансы. Что уж там, Эмбер даже не обратила бы внимания, если бы ее случайный спаситель решил пренебречь сценой знакомства вовсе - настолько сейчас, в полушаге от смерти, безразличны ей эти условности.

Хотя благодарить его, конечно, будет лучше по имени...
- Я смогу, - как можно тверже отвечает Эмберли - больше для самой себя.
Нужно только собраться. Прямо сейчас... Встать!
Возвратив капитану флягу, девушка оставляет здоровую руку на весу - прекрасно понимая, что без помощи не сумеет даже подняться.

Легкий шелест осторожных сбивчивых шагов в темноте, очевидно, терялся на фоне свиста ветра в рамах разбитых окон и, кажется, нового хруста костей.
Совсем ничего не замечая по сторонам, остановив взгляд только на то и дело выхватываемых вспышками молний из мрака дверях зала, каждое мгновение Мина ожидала, что мало уже похожий на человека лорд вот-вот настигнет их группу, лишь чтобы играючи вырвать сердца.
Каждое мгновение она боролась с бесконечным ужасом, заставляя себя совершенно молча двигаться вслед за Энн, уверенно держащей ее за руку. В другой руке Вильгельмина сжимала кочергу - так крепко, словно именно от этого зависела ее жизнь. Ногти до крови впивались в ладонь, но девушка совсем того не ощущала. Разжать сведенные судорогой пальцы ее не заставило бы ничто на свете.
Не к этому, совсем не к этому готовил ее дед, полагавший, что столкнуться хранителям придется с материальной опасностью... Сейчас Мина очень жалела, что почти не умеет молиться. Наверное, это помогло бы противостоять сумасшедшему напряжению...

Очередная ослепительная грозовая вспышка, проникшая в замок, едва не заставила девушку увериться, что от ужаса у нее все-таки помутился рассудок.

Демоны! Ни разу не аллегоричные демоны!

Только крик Энн позволил Вильгельмине убедиться, что по меньшей мере кадет видит то же, что и она сама.
Воющие твари оказались куда более жуткими, чем можно было предположить по их голосам.

Кочерга в онемевшей руке взвилась к груди в попытке защиты - разум же лишь в последующее мгновение заключил, что защита эта будет бессмысленной, и единственно верным решением может быть только немедленное бегство!

- Не вниз! - словно со стороны услышала Вильгельмина свой голос, согласившийся с Энн.
Кадет уже тянула ее куда-то в сторону от лестницы... Господи, все равно, куда!

- Эйра, слышишь? - Мина успевала схватить за плечо только стоявшую прямо перед ней леди Невилл.
Что будет с теми, кто оказался на нижних ступенях?..
Хотя, возможно, правильнее вместо того было бы уже задуматься, что останется делать, когда инфернальные твари, всего лишь скользнув по стенам, окажутся на втором этаже?

- Должны быть другие лестницы и выходы, - в пустоту почти машинально бросила Вильгельмина, не слишком веря, что их будет легко найти в этом замке с не самой очевидной планировкой. - Для слуг! Ищем?

"Критически важно не наделать глупостей"...
Амелия отводит взгляд, которым только что буквально пронизывала Стиллвела, ожидая его вердикта. Она уже очень много их наделала. Слишком много. И теперь вновь собирается лезть в то, в чем ни черта не понимает!

Временной парадокс - почти неподвластное постижению явление, от одних мыслей о риске его создания становится не по себе.
Но ведь если попасть в проекцию себя в доме Одри вчерашним вечером, это и будет "объективным настоящим" для нее на тот момент, разве нет?

Амелия осторожно наблюдает за Стиллвелом, надеясь, что шеф все же скажет хоть что-нибудь о какой-то возможности определиться с единственно "настоящей" проекцией... Ей самой тем временем почему-то все больше кажется, что она есть именно сейчас.

- Я поняла, эта система нестабильна, - тихо произносит девушка, вновь останавливая взгляд на мельтешащих хлопьях снега за огромным окном. - Но я не собиралась пытаться изменить прошлое. Все равно первая проекция находится позже момента, когда я еще могла бы хотя бы частично предотвратить этот кошмар.

Мэл чуть качает головой, избегая смотреть на Сазерленда, который, кажется, прожигает ее взглядом насквозь.

- Если вы считаете, что мое присутствие в доме Хамильтонов опасно, хотя бы скажите мне: Фокса искали? Ищут? Будут искать?
Сердце внезапно начинает колотиться так, что заглушает внешние звуки. Амелия, пытаясь взять себя в руки, тем не менее почти кричит:
- Он в тени! Нужно идти за ним в тень!

Вцепившись в ворот чужого белого свитера на себе, девушка медленно выдыхает, поспешно стараясь совладать с эмоциями, чтобы опять не провалиться куда-нибудь в отрезок времени, в котором она уже не сможет ни на что повлиять.

С трудом разжав сжимающие шерстяное плетение пальцы, девушка вновь аккуратно укладывает руки на подлокотники кресла, пытаясь обосновать причину своего упорствования:
- Если я сейчас здесь, самой типичной моей реакцией будет как раз попытка всеми силами помочь вам в поисках Фокса.
В конце концов, все усилия по сохранению себя в этой проекции рискуют пойти прахом, если в затянувшемся ожидании страх неизвестности превысит предел!
Мэл вновь смотрит на Стиллвела, веско добавляя:
- Я обязана ему.

План Энни разваливался на глазах. Вильгельмина едва успела взмахнуть подхваченной кочергой, приноравливаясь к ее длине и весу, когда стало ясно, что подобраться к Эшфорду нечего и пытаться.
Она подавилась криком, когда Алистер - или тот, кто распоряжался его телом - без видимых усилий пронизал того мужчину со сломанной рукой насквозь. Со стеклянным взглядом Мина отступила на шаг, не желая свыкаться с мыслью, что происходящее вокруг реально. Разве для этого все они приехали сюда? Чтобы кошмарный лорд-хранитель голыми руками поочередно умертвил далеких наследников камелотских рыцарей, оказавшихся не в силах защитить даже самих себя?..

Разлетевшиеся в мгновение ока оконные стекла, выстрелы и стук падающих тел сливались в единую мешанину звуков, которую сознание пыталось отстранить от себя, заглушая звоном в ушах.
Мисс Коупленд, с младенчества знающая о пророчестве для ее семьи, не была готова к такому. Просто не была. Фехтование, стрельба, тренировки по бегу - все это оказалось абсолютно бессмысленными наивными потугами приблизиться к возможности выполнить долг, о сути которого никто, кажется, на самом деле не подозревал...

Наверное, если бы ее не окликнули - Мина так и осталась бы стоять возле погасшего камина, умирая от ужаса.
Однако кому-то еще здесь, похоже, самообладание не изменило - девушка разобрала шепот совсем рядом с собой, с трудом отреагировав на зов.
Конечно. Уйти. Тихо и незаметно в темноте уйти... Куда угодно, к воющим псам, в грозу... Подальше от Эшфорда.

Если только это еще возможно.
- Энн, он не отпустит нас... - облекая в сбивчивые слова самые страшные свои опасения, прошептала бесцветно Вильгельмина, пытаясь найти в темноте руку кадета и почти машинально двигаясь за ней. И за тем пареньком, что тоже позвал ее.
И все же нужно уйти...

Лорд Эшфорд недотерпел до полуночи. Поток оскорблений слишком уж резко перешел в поток угроз.
Вильгельмина вздрогнула, когда в зале погас свет - просто потому, что ожидала несколько более долгого вступления.

Девушка вскочила из-за стола, рывком отодвинув стул. В зале начиналась паника, и это, пожалуй, было страшнее, чем даже отчетливо приближающийся странный неопознанный лай. Лишь один из гостей решил попробовать схватиться с главным дирижером действа.

Мина проследила взглядом за тонким покачивающимся лучом смартфонного фонарика, упиравшимся в лорда.
Остаться? Бежать ли?..
Эшфорд - редкостная мразь. Но ловушка это или проверка...

- Энн, он ведь хочет, чтобы мы ушли! - в проблесках молний за окнами пытаясь увидеть лицо кадета рядом, Мина лихорадочно соображала, насколько разумнее будет не метаться по темным незнакомым коридорам замка, а запереться в зале. - Кто бы там ни был, здесь не может быть опаснее, чем снаружи.

Она окинула взглядом почти пустой стол. Столовые ножи обычно слишком тупы, чтобы представить их в роли оружия.
Вильгельмина, схватив тарелку, обрушила ее на угол спинки стула, крепко держась за край.

Он в самом деле не заметил ее во дворе...
Эмберли наблюдает за незнакомцем почти безучастно. Отстраненно отмечает метнувшуюся к оружию ладонь. С невесомой тенью удивления - офицерскую форму под неприметным плащом. Ей совсем нет дела, какое у него лицо...

Обугленный пол, покачнувшись, вдруг начинает приближаться - девушка не сразу понимает, что это она беспомощно опускается, не удержавшись даже сидя. Нет сил на то, чтобы предотвратить падение...
И все же оно обрывается. Под плечом незаметно для Эмберли возникает опора, а после - рывок вверх на мгновение выбивает все мысли из головы.

Охотница стискивает зубы, сдерживая стон, за те несколько шагов, что заставляет ее совершить вглубь дома незнакомец, едва не сойдя с ума от боли.
Чем плохо было ее место у двери?..

Чудовищно медленно девушка укладывает в голове слова категоричного заключения, веско упавшие без шанса им возразить.
- Город?.. - одними губами шепчет Эмберли, с трудом поднимая на мужчину взгляд с искрой надежды и недоверия.
Она что, шла правильно?.. И если бы не разбивающая слабость от раны - может быть, даже дошла бы...

Это не так уж важно сейчас.
Город близко, но все же до него еще предстоит добраться... От мысли о том, что придется трястись на лошади, становится разом еще больнее. Впрочем, кто поручится, что охотница переживет ночь, оставшись здесь?..

Хорошо. Терять ей все равно нечего. Если этот человек уйдет - вполне возможно, она уже не найдет достаточно сил, чтобы спустя пару часов еще хотя бы дышать.
Эмбер слабо кивает, тем не менее не торопясь подавать незнакомцу руку.
- Только рану... - проклятый порез на животе, похоже, оказался даже глубже, чем ей представлялось. - Вначале нужно перевязать.
Иначе она умрет при попытке подняться в седло.

Хмурая обстановка зала и подзатянувшееся ожидание неизвестности, очевидно, начали действовать на нервы собравшимся.
Вильгельмина наблюдала за набирающей обороты перепалкой, ничем не выдавая своих мыслей. Потому что совсем уж невежливо было бы, уступая эмоциям, поморщиться или фыркнуть, словно ее никогда не учили этикету. А заодно, возможно, такой реакцией еще и спровоцировать несдержанных мужчин.
Но право слово, им-то самим кажется, будто все в порядке вещей?
И это - потомки рыцарей Пендрагона?..

Однако когда к Мине подошла Эйра, показав текст на экране смартфона, самообладание изменило девушке. Она взглянула на леди Невилл на миг нескрываемо изумленно, немедленно, впрочем, сумев вернуть привычное благожелательно-нейтральное выражение лица.
Не то чтобы Мина совсем не рассматривала вариант, что предки собравшихся здесь противостояли демонам самым настоящим, но мысль об аллегоричности этой угрозы стала уже какой-то... привычной. Предупреждение Эйры же рушило эту гипотезу на корню.
Но почему тогда поколениями членов семьи Коупленд учили обращаться с оружием, а не запоминать молитвы?
Все это слишком странно... И явно требует коллективного обдумывания.
Мина попыталась прикинуть, как можно было бы сообщить о смене версии всем остальным, не подходя к каждому со смартфоном, однако успела лишь взглянуть на Энн, надеясь узнать ее мнение на этот счет, когда в зале появился незнакомец. В считанные мгновения давший понять, что он и есть тот самый лорд Эшфорд.

Мина не торопясь направилась к стулу, где оставила сумочку. Не столько потому, что так уж рвалась выполнить не слишком обходительную просьбу хозяина замка... Просто ей почему-то очень захотелось переложить в карман жакета ключи от машины.

Желание это, впрочем, рациональным назвать было нельзя. Хотя, возможно, точно такое же возникло в эти мгновения у Энн, и именно поэтому та приготовилась бежать на парковку. Нет, блуждать по замку в одиночестве - плохая идея. Даже если забыть о демонах и предупреждении леди Эйры, тут просто легко заблудиться...

- Энни, останься, - усаживаясь рядом за стол, едва слышно прошептала Мина кадету, не спуская взгляда с представившегося наконец лорда. - Пусть посылает слуг.

Мужчина двигается неторопливо. Не осторожно, а словно бы... изучая каждую деталь вокруг.
Эмбер наблюдает, как дверь дома поддается его усилию и с пронзительным скрежетом отворяется, выпуская наружу затхлый мрак.

Однако незнакомца это не останавливает, вопреки здравому смыслу он скрывается в глубине дома с очевидной целью - убедиться, что там действительно никого нет...

Эмберли с тихим стоном заставляет себя отделиться от стены сарая, дарящей поддержку. Пошатываясь от каждого шага, направляется к колодцу, чтобы не получить ответа ни на один вопрос. И, для чего-то коснувшись рукояти "леди Марии", которой все равно не сумела бы быстро воспользоваться, неуверенно бредет к дому, не видя больше других перспектив.

Притолока враждебно низкая. Неловкий наклон в попытке уберечь голову лишает Эмбер последних крупиц равновесия и почти переходит в падение, в последний момент превратившееся в сползание по дверному косяку.

Девушка медленно опускается на пол, останавливая помутневший взгляд на фигуре сидящего поодаль мужчины.
Так отчего же он здесь?..
Наверное, он знал Катарину, жившую здесь до пожара. Или... Это его дом?

Эмберли почти все равно.
Она больше не испытывает опасений перед незнакомцем. Она отчетливо понимает: если он и причинит ей вред - то лишь приблизит неизбежный конец. Охотница настолько измотана, что о дальнейшем движении не может идти и речи, ее путь уже завершен здесь. Сегодняшний или жизненный... Вскоре станет ясно.

И скрываться далее нет особого смысла.
- Я не хотела бы мешать Вашему горю... - ее шепот шелестит едва слышно, хриплое дыхание и то звучит громче, скрадывая слова. - Но мне очень нужно остаться здесь... В доме. На время.
Пусть в относительной защите от вервольфов и холода. Под крышей. На сухом полу.
Эмбер с усилием поворачивает голову в сторону мужчины, пытаясь увидеть его лицо.
- Позвольте мне.

Вильгельмина с сожалением отступила от великолепной картины. Пусть это полотно почти наверняка не имеет исторической ценности, никак не намекает на личность изображенного рыцаря и даже, скорее всего, откровенно вводит в заблуждение неискушенных зрителей, выдающийся талант художника заставляет простить ему все неточности.

Среди собравшихся в зале тем временем уже плодились новые гипотезы.
Мина долго молчала, внимательно слушая. Она пока не рискнула бы поддержать ни одну из идей, слишком многое еще не сходилось...
Однако обсуждение - это хорошо. Получить и дать другим чуть больше информации, чтобы, возможно, подсказать чьему-нибудь пытливому уму новые соображения...

Мина взглянула на высокого мужчину, уже успевшего начать спорить с Энн.
- Я самая младшая в семье, - кивнула она уверенно, все еще, однако, не считая, что именно возраст стал критерием отбора. - Но и объективно единственная в ней, кто мог бы хотя бы попытаться исполнить пророчество. Моему деду под восемьдесят, мой отец двадцать лет не появлялся в Англии... Думаю, лорд Эшфорд достаточно влиятелен, чтобы иметь возможность получить немало представляющих ценность сведений о нас, и при приглашении сюда были учтены очень многие обстоятельства.

Мина глубоко задумалась над словами Энн о том, что подобных этому амулетов могло быть больше одного, и отличаться они могли бы девизами. В ее семье при всей добросовестности сохранения наследственной легенды ничего схожего сквозь поколения не дошло... Можно еще поспрашивать остальных, но девушка отчего-то заранее сомневалась, что таких вещиц на свете может быть много. Слишком уж медальон... особенный.

Настойчивый стук заметно всколыхнул обстановку. Энни молниеносно распахнула дверь комнаты, позволяя ворваться долгожданным новостям.
Жаль, что мисс Морган будет не слишком уютно присутствовать на ужине в непросохшей форме, но все же хорошо, что лорд Эшфорд наконец соизволил вспомнить о приличиях.

Вильгельмина вернула амулет хозяйке и неспешно, сдерживая волнение, прошлась по комнате.
- О да, вопросов лорду в этот вечер будет не счесть... И я не уеду отсюда, пока не прозвучит ответ на последний. Идея с диктофоном отличная, Энн! А про наши возможные родственные связи, - девушка усмехнулась, обернувшись к кадету, - это весьма интересная мысль. Я бы не отказалась быть твоей дальней кузиной!
Мина вспомнила, как прежде не раз думала о том, как можно было бы отыскать потомков других рыцарей, и не находила подходящего решения...
- Мой дед говорил, что когда-то давно, не позднее конца семнадцатого века, у нашего предка еще был список семей, имеющих отношение к преданию. И погиб при пожаре. Восстановить его отчего-то не получилось, так вот и была утеряна возможность пообщаться с кем-то из них.
После отмашки о готовности Вильгельмина подхватила сумочку и первой ступила к двери, придержав ее для Энни.

В пути до обеденного зала девушка очень старалась перебороть желание прибавить шаг - если уж даже непоседливой Энн это удается, нужно просто лучше держать себя в руках.
- Пожалуй, я тоже поставлю на интересность предстоящего разговора, - с готовностью кивнула она, принимая игру. - Но вот король Артур видится мне вполне конкретной исторической фигурой. Думаю, это лучше обосновывает наши семейные легенды.

При входе в зал Мина застыла на пару мгновений, впечатлившись огромным полотном на стене.
Артур? Или предок лорда Эшфорда?..
И вполне себе не аллегоричный демон...

Стряхнув наваждение, она кивнула Энни:
- Стол делали с запасом, очевидно. Потомков у людей зачастую больше одного, да еще за столько лет вполне могла бы набраться целая армия.
Только вот что-то не набралась...
- А с белой скатертью такого размера здесь было бы недостаточно мрачно!

Вильгельмина оставила сумочку на стуле рядом с занятым Энн и вместе с кадетом подошла к картине.
Не то чтобы она хорошо разобралась в живописи, но точно помнила, что написанная маслом картина никак не может быть старше пятнадцатого века. Есть ли тут сигнатура художника?..

К радости Мины, Энни разделила ее желание устроиться вместе. Что ни говори, а приятная компания способна скрасить даже самое неприятное место. Хотя здесь, в замке Эшфордов, было вовсе не так уж плохо...
Вильгельмина ностальгически вспомнила свою частную школу, где были почти такие же комнатки на двоих-троих, узкие кровати с колючими шерстяными покрывалами, маленькие письменные столики... И, между прочим, осенью было вовсе не так тепло, как тут. Зато по вечерам после отбоя можно было уютно поболтать с подружкой-соседкой, грызя лакричные палочки или припрятанное с ужина печенье.

Мина все еще в задумчивости смотрела в окно-бойницу, когда в комнату ворвалась деятельная Энни.
Кадет все-таки потерпела неудобства от непогоды и, конечно, надо было поскорее это исправить.

- Пожалуйста, как тебе удобно, - кивнула Мина, пристраивая зонт в подставке на просушку и скидывая пальто, которое очень аккуратно затем повесила на плечики в шкаф.
Благо сама она промокнуть не успела, разве что низ идеально выглаженных брюк немного потемнел от воды.

- Располагайся! Я бы даже сказала "чувствуй себя как дома", но в этом гостеприимном замке то будет, пожалуй, не так просто, - усмехнулась Вильгельмина, поправляя волосы, успевшие слегка потерять форму от влажности.
Со стульями у хозяев действительно вышла промашка... Предполагается сидеть на кроватях?

Девушка прошлась по тесной комнатке, так и не заставив себя куда-нибудь присесть, и кивнула соседке:
- Багаж потом обязательно заберем, иначе не в чем будет спать. А пока не буду тебе мешать, пойду погляжу, кто где устроился - может, и интересное что еще узнаю.
Мина направилась к двери, собираясь встать в приоткрытом проеме, чтобы видеть коридор, чтобы Энн могла слышать, что там происходит, и чтобы никто не мог увидеть Энн.

Письмо. Если имейл не вполне определенного содержания еще можно было принять за спам, ошибку или розыгрыш, то настоящее письмо в недешевом плотном конверте с ее именем с первого взгляда показалось Вильгельмине подлинным.
Она дважды уронила нож для бумаг, когда, еще боясь поверить предчувствию, пыталась добраться до скрытой под гладкой коричневатой обложкой сути.

А потом - позабыв про учебу, вечерним поездом мчалась из оксфордского кампуса домой, чтобы как можно скорее показать послание деду.
Сэр Тэдиас Коупленд, старательно поправив очки, долго вчитывался в ровные рукописные строки, снова и снова разглаживая бумажный лист чуть дрожащими пальцами. "Я все-таки дожил до этого дня", - вот что сказал он наконец, подняв на внучку полные слез глаза. А Мина еле заметно выдохнула, осознав, что на самом деле абсолютно все было не зря - и вера ее окупится сторицей.

Девушка очень быстро собралась - по-хорошему, совершенно неизвестно было, что необходимо взять с собой, так что в багажнике серебристого "форда" оказались все те предметы, которыми она с самого детства в совершенстве училась владеть. Дед, хотя и наизусть знал семейные предания, почти не имел представления о том, с чем же придется столкнуться потомкам хранителей на деле, предполагая лишь, что не лишним окажется нечто похожее на рыцарское оружие... Вильгельмине предстояло вскоре узнать, насколько верны его догадки.

Дорога к побережью Уэльса пролетела почти незаметно. На одном кофе в придорожных забегаловках, не отвлекаясь на даже на еду, Мина сосредоточенно вела машину, как всегда безукоризненно соблюдая правила дорожного движения и скоростной режим.
Красоты пасторальных пейзажей вокруг она скорее отмечала, чем замечала.
Куда больше в дороге занимали ее мысли, кто еще, кроме нее, мог получить такое же послание. О том, что потомков у рыцарей короля Артура за пятнадцать веков должно было набраться немало, она догадывалась. Но вот много ли их семей по сей день еще помнило слова древней клятвы?..
Так просто этого было не узнать. Не бросишь же клич в соцсетях: "Хэй, правнуки хранителей от демонов, отзовитесь!" Подтянулись бы разве что двинутые ролевики...
Впрочем, при удачном раскладе очень скоро на этот вопрос должен будет ответить лорд Эшфорд.

На одном дыхании миновав заключительный этап пути - серпантин, ведущий к воротам старинного замка, - Вильгельмина, сбросив скорость до минимальной, осторожно повела "форд" по мокрой брусчатке вокруг фонтана, с радостным удивлением рассматривая уже собравшуюся на парковке компанию и направляющихся туда же людей.
Она - не одна. Крайне странным казалось, что визитеры лорда отчего-то ведут светскую беседу под дождем, а не в уютной гостиной, но судить о ситуации было все же пока преждевременно.

Воодушевления Мины не могла испортить даже испортившая себя погода, в капризах которой, впрочем, удивительного для Уэльса было мало. Да и неожиданного тоже - спасибо синоптикам.

Девушка заглушила мотор, остановившись недалеко от уже прибывших машин. Не опоздав - ни в коем случае! Просто явившись не самой первой.
Понаблюдав какое-то время за разбивающимися о лобовое стекло каплями, Мина вздохнула, накидывая приготовленное светло-бежевое пальто, и потянулась к лежащему на заднем сиденье зонту. Не хватало еще оказаться на приеме лорда Эшфорда в неподобающем виде.

Письмо, кажется, жглось даже сквозь тонко выделанную кожу сумочки, взятой на колени. Что ж. Скоро - момент истины.

Вильгельмина выскользнула из машины, одновременно привычным движением раскрывая над собой зонт.
И направилась к собравшимся и прибывающим как раз вовремя для того, чтобы услышать звонкий девичий возглас из ближайшего автомобиля.
Одинаковые письма?.. Одинаковые письма!
Мина сбавила шаг, осознав, что едва не бежит.

Приветственно кивнув сразу всем, она мысленно улыбнулась озвученному симпатичной шатенкой ее собственному вопросу.
Слова девушки, сидящей в машине, окончательно развеяли сомнения Мины.
- Добрый вечер, леди и джентльмены! - ее появление здесь определенно не напрасно. - Вильгельмина Коупленд, адресат письма.
В доказательство девушка протянула конверт собравшему экземпляры посланий мужчине. Для уточнения анализа.

Компания при ближайшем рассмотрении оказалась весьма разношерстной... И мнений о необходимости путешествия сюда, как оказалось, нашлось больше одного.
- Возможно, "демоны" - это за давностью веков расплывшаяся аллегория чего-то более материального, - довольно дружелюбно произнесла Вильгельмина, обернувшись к небогато одетому рыжеватому мужчине. - Однако в моей семье на протяжении многих поколений верили в правдивость пророчества.

Шаг, и еще шаг... Вперед. Нужно двигаться.
Пытаясь разогнать кровавый туман перед глазами, Эмберли уговаривает себя идти дальше, идти хоть куда-то, лишь бы не остаться в бездействии посреди бесконечного тумана наяву.

Пересохшие губы горят, обжигаемые сбитым дыханием. У нее жар. Может быть, средство Фауста справилось не до конца, и это дает о себе знать укус вервольфа?.. Дело в таком случае совсем дрянь...

Эмбер старается не думать о том, что оставила позади. О двух людях, жизни которых оборвали ее выстрелы. Злоиронично куда более удачные, чем выстрелы в чудовищных волков.
Пожалуй, будет почти справедливо, если после такого она сгинет в проклятом лесу среди как две капли похожих друг на друга кривых деревьев - черт возьми, среди них невозможно сориентироваться!

Неожиданно оступившись и стиснув зубы от очередной вспышки боли из-за резкого неловкого движения, девушка покрепче прижимает рукой не так чтобы хорошо наложенную на все еще кровоточащий порез повязку. Слишком долго кровит... Слишком. Если так пойдет и дальше, шансов выбраться не останется вовсе.

Шансы эти и так продолжают таять с каждым пройденным наугад десятком ярдов...
И когда туман впереди внезапно темнеет и расступается - Эмберли в первые мгновения, обессиленно привалившись к стволу дерева, лишь отрешенно наблюдает за открывшейся взору нечеткой картиной, до безумия желая и боясь поверить ей.

Еще несколько осторожных шагов - и становится ясно, что видит она вовсе не мираж. И весь этот путь, кажется, был проделан не зря...
Откуда-то берутся силы - охотница, чуть спотыкаясь, в отчаянной спешке устремляется по хоженой тропе, дороге, настоящей дороге!

И только дойдя до искомого людского жилья, только коснувшись ладонью рамы выбитого окна, медленно свыкается с мыслью, что это был лишь мираж спасения.
На глаза наворачиваются слезы. Надежда отыскать людей разбивается окончательно.
Это финал. Идти дальше нет сил.

Цокот копыт на границе слуха не сразу привлекает внимание Эмберли. Какое-то время она почти игнорирует новый звук, погруженная в тягостное разочарование... Однако затем медленно оборачивается.

От надламливающей, невыносимой усталости почти без эмоций наблюдает за возникшим из ниоткуда всадником.
На нем не красный мундир конфедерата, при нем не видно приготовленного оружия... И все же Эмбер машинально вскользь касается пальцами рукояти револьвера в кобуре.

Что может высматривать этот человек на заброшенном хуторе?.. Кого?
Девушка медленно оглядывается, поверив вдруг в то, что здесь в самом деле может быть кто-то еще. Кто-то третий. Точно так же, как она сама, намеренно скрывающийся от взора всадника. И вполне возможно, помощь "леди Марии" вскоре понадобится вновь.

Уж лучше бы здесь совсем никого не было! Эмберли кривится, с сухим стуком касаясь затылком почерневшей от времени замшелой стены сарая. Ее удача закончилась еще вчера.

Однако слишком крепко вбитые в Корпусе охотничьи навыки даже в шаге от гибели продолжают господствовать над сознанием.
Эмбер - совсем не так ловко, как обычно - отступает вдоль бревенчатой стены, стараясь понадежнее укрыться в тени полуразрушенной постройки. Она не может объяснить себе, отчего так не желает попасться на глаза всаднику. Разве не стоило бы сейчас выйти к единственному, кажется, на много миль окрест человеку?..

Остается надеяться, что он не слишком хорошо умеет читать следы.

Защита. Это была защита.
Эмберли, осознав, что совсем забыла дышать, медленно опускает дымящийся револьвер, остекленело глядя на безжизненное тело Беатрис, утопающее в грязи.
Это была вынужденная защита. Никак иначе ей не удалось бы остановить Уинтеров.

Охотница стискивает зубы, пытаясь унять дрожь. Выбор у нее все-таки был... Рискнуть сделать невозможное. Встать под удар. Или сбежать...
Но она выбрала обменять свою жизнь на жизни двух обезумевших людей.
Пусть осудит ее тот, кто хотя бы раз вставал перед такой же дилеммой.

Эмбер судорожно выдыхает, привычным отточенным движением убирая оружие. Невозможно предсказать, как она сама воспримет свой поступок потом, когда схлынет напряжение этих минут и растает вездесущий туман...
Это будет когда-нибудь после.

Скривившись от крепнущей боли, девушка оглядывается по сторонам, прикидывая, что угроз жизни вокруг все еще предостаточно. И, как бы ни цинично это звучало, досадно будет погибнуть, так дорого только что заплатив за эту жизнь.

Эмберли опускает взгляд, наблюдая за будто совсем не собирающимся униматься потоком крови из глубокого пореза, уже пропитавшим штанину. Неизвестно, что еще может быть дальше, но умереть прямо здесь после всего будет глупо втройне.

Вероятно, при других обстоятельствах следовало бы хотя бы озаботиться погребением тел убитых ею людей. И Бернарда, к смерти которого Эмбер тоже имеет некоторое отношение... Но болезненный туман перед глазами, смешивающийся с туманом вокруг, отчетливо дает понять, что тел после этого станет четыре.

Зажмурившись на пару мгновений, Эмберли заставляет себя выбросить из головы эти мысли, заместив их убеждением, что исправить уже ничего не получится, и худшим вариантом сейчас будет остаться здесь.
Прижав здоровой рукой куртку к кровоточащему порезу, охотница, слегка пошатываясь, направляется к перевернутой карете, где на запятках среди багажа Уинтеров примостился ее небольшой саквояж. Нужно хотя бы перевязать рану.

Поврежденная рука почти отказывается участвовать в этом действе, туры бинта ложатся довольно криво... Остаются надежды на силу целебной мази, которой Эмбер всегда снабжал знакомый ей еще со времен учебы в Корпусе столичный аптекарь.

Прикинув казавшийся прежде совсем небольшим вес саквояжа, охотница задумывается, стоит ли брать его с собой. С другой стороны, ей, при удачном раскладе, еще не раз понадобятся перевязки и даже, возможно, сухая одежда...
Эмбер вздыхает. Ничего, если станет совсем тяжело - можно будет оставить на дороге.

До которой тоже еще нужно добраться.
Охотница сосредотачивается, стараясь вспомнить, в каком направлении, по словам Фауста, стоит идти...
Туман со всех сторон абсолютно одинаков. Эмбер пытается найти поблизости костерок, рядом с которым пришла в себя, надеясь, что по следам возле него сумеет восстановить в памяти всю картину...
Или придется полагаться на интуицию.

Лорд и леди определенно не в себе. Возможно, лекарь смог бы определить и глубину помешательства, и его прогноз... Эмбер - не лекарь. Она не берется даже утверждать, что верно поняла причину поведения Уинтеров. И все же... Внезапно подступившее безумие могло бы его объяснить.
Взгляд Вильгельма, точно так же, как только что взгляд Беатрис, убеждает, что обращенные к нему слова сейчас не способны достигнуть цели. А что способно?

Охотница отступает на полшага, лихорадочно пытаясь сообразить, сумеет ли справиться с ситуацией с наименьшими потерями для всех сторон.
Ну и что же ей полагается сделать?! Скрутить обоих и доставить до ближайшей лечебницы?

Эмберли стискивает зубы, привычно для знакомого состояния предельной собранности сдерживая внешнее проявление эмоций.
Нянчиться со спятившими нанимателями - это уж точно не похоже на охотничьи обязанности. А еще... ни один контракт на ее памяти не включал пункта, предусматривающего нападение ждущих ее защиты на нее саму.

Пропустив замечание лорда мимо ушей, охотница крепче сжимает рукоять "леди Марии", продолжая попытки договориться с совестью. По-хорошему, она не обязана рисковать жизнью, если нет прямой опасности для нанимателя. То есть, опасность сейчас как раз есть...
Угораздило же ее попасть в такую дилемму!
Ну нет. Вполне можно считать, что Вильгельм первым нарушил договоренность. Их контракт так или иначе будет разорван прямо сейчас...

Колеблясь в сомнениях, Эмбер отвлекается всего на миг - а в следующее мгновение только что безучастная к происходящему леди Уинтер неожиданно оживает.
Охотница, ахнув, едва не разряжает в девушку револьвер, вместо того лишь оттолкнув ее.

Бросив почти недоуменный взгляд на побежавшие по коже куртки ручейки крови, Эмберли медленно выдыхает, морщась от боли в порезанном животе и уже не выпуская из поля зрения Беатрис.
Теперь у нее точно развязаны руки.

Намерения четы Уинтеров, пусть и продиктованные недугом, вполне очевидны. Справиться с ними обоими охотница в текущем положении не сумеет. Безропотно дать убить себя - это попросту глупо. Это... непрофессионально, в конце концов!

Уверенная тяжесть вскинутой наконец "леди Марии" в ладони отсекает пути отступления. Прицел револьвера скользит с поднимающейся со вполне ясной целью Беатрис на ее супруга.
Эмбер впервые вынуждена выстрелить в безоружного человека... Некстати вспыхнувшие эмоции с огромным трудом приходится гасить отчаянной попыткой холодного расчета за отведенные на него мгновения.

Вильгельм... просто сильнее. Если Эмбер и удастся удержать кого-то из Уинтеров, то вряд ли его.

Треск помех вместо голоса Джеймса из динамика телефона до предела обостряет колотящий ужас, сжимая мир до крохотного закоулка напротив начавшего мерцать уличного фонаря.

Амелия, уже почти крича, продолжает сбивчиво пересказывать обстановку, упрямо не желая смиряться с пронизывающей мыслью, что Сазерленд не услышит ее. Может быть, дойдет хотя бы часть слов... Во всяком случае, агент теперь знает адрес творящегося кошмара.
Мэл не берется представить, чем и как он сможет помочь, чем и как может закончиться эта ночь для нее и десятков других людей... Сообщит ли Сазерленд о ее звонке другим агентам, как отнесется к такой выходке Фокс, что обо всем этом скажет Стиллвел - эти нюансы становятся вдруг совсем не так важны...
Когда гаснет фонарь, который Амелия до последнего удерживала взглядом.

Она не успевает получить от Джеймса хотя бы какие-нибудь инструкции - да и, наверное, любые из них уже вряд ли сумели бы что-то изменить.
Изнанка наступает, поглощая реальность. Ее порождение - и есть сам астрал...
Амелия застывает, прижав к груди бесполезный теперь смартфон, обессиленно наблюдая, как подползает к ней тьма. Она лишь мучительно медленно отшатывается от стены, к которой только что прижималась, когда крошащиеся от времени кирпичи начинают прорастать черным мхом. Пара неловких шагов в сторону, беспомощный взгляд назад - становится ясно, что тварь сумела замкнуть ловушку, безошибочно отыскав в спящем квартале стрейд.

Это существо несет чистый, незамутненный другими эмоциями ужас. Амелия, словно во сне, медленно поднимает голову, скользя взглядом вдоль сотканного из мрака ирреальностного щупальца, приближающегося к ней. Аморфная тварь обретает форму, оказываясь страшнее, чем пожиратель, хуже, чем инсектоид из отеля. Вид монстра способен свести с ума, и Мэл в какое-то мгновение даже надеется, что причина видения ею этой картины - в безумии, а на деле он попросту не способен существовать...

Что... что... что же случилось в кафе?!
Амелия, задыхаясь от страха, отчаянно пытается вспомнить, что смогло завершить ее встречу с пожирателем. Кажется, тогда она каким-то чудом нашла в себе силы сопротивляться, идя до конца.
Кажется... Кажется...

Рассудок грозит пошатнуться.
Свивающиеся бесконечные щупальца уходят во мрак, где таится невозможное существо. Оно там... Там, во тьме! Оно именно там, невидимое, знаемое.
Сжавшись от пронизывающего ужаса, Амелия вскидывает руки перед собой, пытаясь ощупью включить фонарик в смартфоне и заслониться от твари хотя бы тонким лучом света.

- Уходи!!!

На удивление легко удается Амелии миновать общую прихожую, заполненную людьми. Кажется, расчет оказался верным. Никто не предпринял попытки задержать ее, никто открыто не выступил с яростными обвинениями.
Девушка торопливо сбегает с крыльца, все еще подспудно ожидая, что вот-вот за нею бросится кто-нибудь из опомнившихся соседей Хамильтонов, опустится на плечо тяжелая чужая рука, срывая попытку скрыться...

Уже на припорошенной снегом дорожке, ведущей к тротуару, Мэл начинает колотить дрожь. Не только от словно бы еще усилившегося ночного холода, пронизывающего почти до костей - сиротливый вид медленно погребаемой снегопадом машины Фокса, так и оставшейся стоять неподалеку, вдребезги разбивает надежды на то, что Эйдан с Одри успели оказаться в безопасности.

Амелия почти срывается на бег, ныряя в ближайший проулок, чтобы поскорее уйти из возможной зоны видимости мчащихся сюда копов. Сбитое дыхание переходит во всхлипы, девушка размазывает по лицу катящиеся из глаз слезы, даже не замечая, как остро обжигают мокрые щеки порывы ледяного ветра.

Где же может быть Фокс?..
Его фото на экране нашедшегося наконец в кармане смартфона сквозь слезы то и дело превращается в расплывчатое светящееся пятно. Кратковременное возбуждение, которым озарился выход из астрала, постепенно угасает, сменяясь мерзкой подавленностью - тем быстрее, чем больше Мэл отдаляется от квартиры Хамильтонов.
Неожиданно споткнувшись о какой-то мусор под ногами, девушка невольно сбавляет шаг и поспешно вытирает глаза краешком шарфа, чтобы хотя бы видеть, куда же идет.

Бесстрастный механический вердикт из динамика телефона заставляет Мэл и вовсе остановиться в растерянности. Как... быть теперь?
Девушка потрясенно смотрит на фото улыбающегося Эйдана, пока экран на ладони не гаснет, блокируясь. Почему он не отвечает?

Самые страшные предположения немедленно атакуют со всех сторон. Амелия судорожно вздыхает, оглядываясь назад, в сторону покинутого ею только что дома.
А что, если Фокс и Одри остались в астрале?.. Что, если их голоса там были настоящими? Что, если Мэл не должна была уходить?!

А теперь... уже поздно. Она не сможет вернуться, не сможет узнать, нужна ли им сейчас!
Амелия бросает взгляд вдоль незнакомой пустынной улицы, терзаясь мыслью, что Эйдан, возможно, рассчитывал на нее, а она этого даже не поняла...
И неожиданно холодеет - не от очередного порыва колючего ветра. От слишком хорошо знакомого вида цепочки гаснущих фонарей.

Ну нет, только не снова! Амелия почти кричит это вслух. Сколько же можно, всего за один день!
В отчаянии вцепившись зубами в ладонь, Мэл едва не рыдает от отчетливого понимания, что сейчас ее уже никто не спасет. Очередная тварь на этот раз уже точно сожрет ее, привлеченная проклятым стрейдом, перешедшим во вторую фазу!

Или нет?.. Беспомощно оглянувшись, девушка вспоминает вдруг, что жертвы астральных монстров должны бы перед нападением начинать видеть их... А если улица для нее все еще выглядит пустой - может быть, тварь пройдет мимо?

Амелия осторожно отступает, стараясь попасть в уже знакомый проулок, в надежде укрыться от потустороннего существа. Что же ей удалось сделать несколько дней назад в кафе, когда она отпугнула пожирателя?..
И еще... есть последний, наверное, вариант. Сохраненный в памяти телефона номер Сазерленда.

Вместо ожидаемой нестерпимой боли, в клочья разрывающей мир, не наступает... ничего.
Сердце, не разнесенное пулей, пропускает удар. Амелия ощущает, как немеют от ужаса губы, как сводит пальцы, сомкнувшиеся на рукояти пистолета.
Патронов все-таки больше нет?..

Уже успев представить, насколько чудовищна будет участь застрять в астрале, не имея возможности даже застрелиться, Мелли открывает глаза - и едва не теряет сознание от неистовой радости, которая в первые же мгновения сменяется бесконечным страхом очередного навязанного тенью видения и моментально возвращается вновь.
Совершенно не важно, как это произошло, выстрел или эмоции стали причиной - она вернулась, вернулась по-настоящему, вернулась в реальность из вбирающего в себя астрального кошмара!

Скользя пальцами по знакомой облезлой стене, будто не решаясь оторваться от нее, Амелия бросается в комнату Одри, получив наконец возможность после стольких помех добраться туда.
Отсутствие девочки сбивает с толку не хуже, чем миражи изнанки.

Мэл срывает на пол смятое одеяло, отдергивает шторы, падает на колени, заглядывая под кровать... Вскочив, кидается к распахнутому шкафу, выдернув из его нутра несколько вешалок с разноцветной одеждой.
Где же?..
В том, что вокруг - ее реальность, девушка абсолютно уверена. Путешествий в астрал было уже вполне достаточно, чтобы начать узнавать его признаки...
Но где тогда Одри? Следов огромного бесформенного монстра в доме тоже нет...

Возможно, Фокс увез девочку?.. Как увез Амелию из того злополучного кафе. Возможно, так надо - увозить подальше от места появления тварей тех, за кем эти твари пришли...

Мэл выскакивает из детской, походя распахивает двери других комнат, мчится на кухню, где, подавившись ужасом, обнаруживает труп Лизы, о котором почти успела забыть.

Девушка отчетливо вспоминает сделанные Эйданом выстрелы и стук упавшего тела. И понимает, что слышала все это точно не она одна...

Голоса из общей прихожей привлекают внимание, заставляют подойти ближе.
Тихонько ахнув от неожиданности, Амелия отшатывается от луча фонаря, вновь вдруг скользнувшего по внутренностям квартиры Хамильтонов. Не стоит светиться...

Девушка очень осторожно старается выглянуть в коридор, не выдав при этом себя. Кто же там?..
Какие-то люди - очевидно, соседи. Сколько их? Как они настроены? Мэл совершенно не хочется показываться им на глаза. Но, возможно, они могли видеть Фокса или Одри?.. Что же делать? Пойти и спросить?..

Амелия вздрагивает, понимая, как может быть истолковано ее появление из чужой квартиры после взлома двери и выстрелов. А еще ее наверняка помнит в лицо та пожилая женщина...

Мэл отступает на пару шагов, прячась за перегораживающий прихожую Хамильтонов огромный шкаф. Интересно, если ее застанет здесь полиция - удастся Бюро потом спустить дело на тормозах? А станет ли Бюро этим заниматься?..

Отчаянным шепотом выругавшись, Амелия судорожно проверяет карманы куртки, ища, куда же могла запихнуть смартфон.
Надо позвонить Эйдану. Срочно, срочно, прямо сейчас! А если он не ответит?.. Звонить другим агентам? Фокс не хотел, чтобы кто-нибудь знал, куда они сунулись...

Мэл холодеет, понимая вдруг, что у нее все равно нет номеров телефонов больше никого, кроме Сазерленда. Даже Арчера - за целый день она так и не спросила у него номер! Даже Стиллвела! Хотя шефу звонить вот уж точно не стоит, пока не начнет рушиться мир. Иначе Фоксу совсем не поздоровится...

Да где же смартфон?!
Довольно давно уже звучащие на фоне сирены отчетливо приближаются, в окна вот-вот ударят красно-синие лучи маячков - и тогда уже все...
Амелия почти слышит лязг наручников, что сомкнутся на ее запястьях, если она прямо сейчас не найдет решение.
Как хорошо, что исчез пистолет... По крайней мере, ее задержат без оружия.

Девушка кидает затравленный взгляд в сторону залитой кровью Лизы Хамильтон кухни, отчетливо понимая, что ровным счетом ничего не сумеет объяснить копам. Значит, единственный вариант - избежать необходимости объяснять.

Мэл выдыхает, собираясь до предела. У нее будет ровно одна попытка.
Все находящиеся в прихожей люди совершенно точно растеряны и испуганы. Должна быть возможность просто сыграть на неожиданности...
Стараясь предельно незаметно подобраться к выходу из квартиры, Амелия готовится вырваться на улицу любой ценой.

Оглушающие, бьющие по ушам раскаты неожиданно отрезвляют. Жгучая ярость находит выход, растворяясь в окружающем сумраке, где за пределами видимости все еще стучат о стены отголоски эха безнадежных выстрелов.

Ей на смену внезапно является острый страх.
Астрал неуловимо изменился, став, кажется, еще более иным. Если только такое возможно...
Амелия почти обреченно смотрит на отодвинувшийся в темноту потолок, глотая выступившие слезы.
Клубы пара от собственного сбившегося дыхания наводят ее на мысль, что изнанка хотя бы чем-то стала походить на ту реальность, что помнит Мэл. Там сейчас тоже должно быть холодно...
Впрочем, на этом сходство заканчивается.

Давясь всхлипами, Амелия медленно оборачивается, вновь пытаясь увидеть, что скрывают запутанные рукава невозможного коридора. Еще и еще раз - уже в панической спешке, осознавая, что успела окончательно потерять всякое подобие направления, и ни за что не возьмется сказать, откуда хотя бы слышались только что голоса Фокса и Одри!

Теперь вокруг царит тишина. Астральный лабиринт словно расплавляет сознание, лишая надежды, что оставшись здесь хотя бы немного дольше, удастся сохранить себя.
Воспоминание о пятне крови на стене вызывает теперь совсем другие эмоции. Однако мысль о том, как можно использовать все еще тяжело лежащий в руке пистолет, кажется столь же невыносимой.

Амелия невидяще смотрит прямо перед собой, не найдя, на чем в темной пустоте остановить взгляд.
А как это удалось Фоксу?
Как он сумел?! Если только то была не очередная злая шутка астрала - возможно, агент в самом деле прибегнул к единственно возможному выходу? Хорошо понимая, что делает... Но даже в этом случае - как ему удалось выстрелить без малейших колебаний? Может, он занимается этим каждую неделю, вот и привык?!

Девушка медленно выдыхает, пытаясь совладать с эмоциями. Сложно назвать здравым решение выстрелить в себя. Особенно без уверенности, что обоснованием стало не болезненное видение.

Опустив голову, Амелия подносит пистолет к груди, внимательно следя, куда упрется дуло. Она очень хорошо представляет, где находится сердце - она столько раз видела анатомические плакаты в кабинете отца...
Неизвестно только, не опустела ли обойма.

Мэл закрывает глаза, обещая себе, что на третьем выдохе обязательно выстрелит. Что бы ни случилось.
Раз... Два...

Амелия сквозь раздражающие щелчки метронома пытается уловить смысл, когда Адам вновь начинает говорить. Пытается понять, насколько важны слова о стекле, за которым люди не видят его. Наверное, так же, как она не видит его глаз...

Черная пыль поглощает пространство. Джефферсон приближается. Давит. Пугает. Амелия сжимается в кресле, стараясь отстраниться от доктора.
Почему он хочет помощи?! В кошмарах нет ничего странного! Почему она способна помочь?!

Вдохнув для крика, Мэл стремится вывернуться со своего места, спастись от расплывающейся реальности - и неожиданно это удается ей.

Девушка поднимается на ноги, хватая воздух и
судорожно стряхивая с руки ошметки астральной паутины. Она... справилась?
Реальность больше не плывет, мысли почти не путаются - чего нельзя сказать об ответвлениях изменившегося до неузнаваемости пустого коридора вокруг.

Тяжесть пистолета в ладони внезапно в подробностях напоминает о том, что предшествовало череде сюрреалистичных кошмаров. Неясно лишь, откуда вести отсчет...

С какого момента изнанке нельзя доверять?
Амелия напряженно оглядывается, ища пятно крови на стене. Почему тело Фокса исчезло, а его пистолет все еще оттягивает руку, словно существует на деле?

Был ли вообще здесь Фокс?!
Его крик в ответ неожиданно разрывает тягучую тишину тени, заставляя на мгновения забыть обо всех предосторожностях.
Девушка вздрагивает, оглядываясь вновь, пытаясь убедиться, что верно определила направление, и бросается к левому ответвлению лабиринта. Чтобы через пару шагов отшатнуться от закручивающегося в никуда прохода.
Если Эйдан там... Почему сам не нашел ее?

Последующий зов Одри переворачивает разом все, Амелия остро вспоминает, ради чего должна была попасть сюда. Отыскать девочку раньше астрального монстра!
Торопливые шаги вглубь изнанки обрываются настолько резко, что Мэл едва не теряет равновесие.
Одри неоткуда знать, что они с Эйданом приехали к ней. Разве стала бы она звать Амелию?..

Девушка в отчаянии прячет в ладонях лицо, пытаясь хотя бы немного отгородиться от происходящего.
Это все ненастоящее! Здесь нет ни Фокса, ни Одри. Здесь вообще ничего нет!
Нужно уйти отсюда. Не утонуть в астральном лабиринте, а вырваться в реальность!

Мэл бросает взгляд на пистолет в левой руке. Что, если в самом деле Фокс именно так сумел вернуться? Что, если это вообще единственный путь?.. Ни о каком другом ей все еще не известно - никто не предполагал, что она против всех запретов окажется в изнанке одна.

Пытаясь сдержать дрожь, Амелия медленно поднимает оружие, заглядывает в бездонное темное дуло. Просто выстрелить. Это ведь должно быть просто?
Как Эйдан. В голову.
Мэл подносит пистолет к подбородку, придерживая свободной рукой. Ствол выписывает дерганные восьмерки, никак не желая приникать к телу.

А что, если она промахнется?.. Что будет, если пуля ранит, а не убьет ее?
Амелия выдыхает сквозь зубы, опуская пистолет.
Истекая кровью корчиться от боли в астрале уже без надежды спастись - определенно незавидная перпектива...

Наверное, будет больше шансов, если выстрелить в висок.
Зажмурившись от ужаса, Мэл заставляет себя поднести оружие к лицу, ощущая прикосновение к коже ледяного металла.
Палец неловко нащупывает спусковой крючок. Просто нажать его. Просто нажать. И все...

Черт возьми, это невозможно!

Амелия распахивает глаза, с ненавистью окидывая взглядом заплесневелые стены.
Должен, должен, должен быть другой способ!
Злость на изнанку и на себя саму переполняет девушку, требует выхода. Сквозь сжатые зубы вырывается сдавленное рычание. Вскинув пистолет, Мэл в отчаянии бездумно несколько раз палит в потолок.

Осколок в изящной бледной руке наконец замирает, прекращая свое черное дело.
Эмбер встречается взглядом с Беатрис - и чуть отшатывается, от неожиданности выпустив ее предплечье. В глазах юной леди - бездна, о существовании которой охотница даже не подозревала. Бездна, не дающая лишних надежд на благополучное возвращение.

Эмберли потрясенно отводит взор, с горькой досадой признавая, что единственный ее промах сумел привести к еще более тяжелым, чем показалось вначале, последствиям.
И не сразу - лишь после, вновь заставив себя заглянуть в болезненно безучастное лицо девушки, - замечает, что и эта оценка совсем не полна.

Помимо отсутствующего потухшего взгляда Беатрис внимание теперь приковывают змеящиеся по шее и вискам странного вида набухшие вены. Откуда они?
Эмбер всматривается в темные канаты сосудов под бледной кожей. Что-то похожее бывает с человеческим телом, когда нехорошие раны начинают гнить... Разве успели бы стать причиной этого свежие порезы?

Ее отвлекает от этих мыслей великолепно знакомый звук.
Чуть удивленно Эмберли оборачивается, предполагая, что все же встретится лицом к лицу с кем-то из конфедератов. Однако направить на нее револьвер пришло в голову совсем не одному из бесчеловечных ублюдков.

Охотница пружинисто взмывает на ноги, игнорируя взглядом оружие в руке Вильгельма. Она не сводит глаз с окровавленного лица мужчины, лишь на долю мгновения метнув взор в сторону Беатрис.
Сюрпризы не закончились?
Бесполезные металлические щелчки, разрывающие напряженное безмолвие, позволяют убедиться, что Эмбер недооценила и состояние лорда.
Черт возьми, все еще хуже, чем можно было представить!
Получится ли как-то на это повлиять?..

- Лорд Уинтер! - жестко и отрывисто бросает Эмберли, повысив голос.
Вильгельм определенно не в себе - его невидящий взгляд не позволяет надеяться, что он воспринимает действительность хоть сколь-нибудь адекватно. Но, возможно, удастся привести его в чувство, встряхнув напоминанием об имени? Или что там еще бывает ценного у аристократов?

Не прекращая наблюдать за мужчиной, охотница медленно тянется к "леди Марии" - на самый крайний случай, если все вдруг стремительно перевернется. Стрелять в человека, которого долг призывает защищать, - это нечто из разряда профессиональных кошмаров. Кажется, такая ситуация даже не разбиралась во время обучения...

Ну а как ей следует поступить?!
Будь у нее две здоровые руки - стоило бы попробовать отнять у Уинтера револьвер, пусть даже пустой. Не то чтобы Эмбер умело боролась с людьми - охотничьи навыки подразумевали все как-то больше противодействие тварям, - однако вымуштрованной в Корпусе ловкости вполне должно было бы хватить для этой нетривиальной задачи.
Только сейчас о таком извороте не может идти и речи. Но и добровольно дать напасть на себя до сих пор не входило в планы Эмберли...

- Придите в себя наконец! - все еще пытается охотница решить проблему резко падающими словами.

Амелия, пересиливая страх, пристально всматривается в темноту астрального коридора.
Пистолет в вытянутой руке, против ожиданий, совсем не придает уверенности. Если Мэл встретит ту бесформенную тварь - кажется, сможет лишь попытаться напугать ее видом оружия.
Осторожно отведя дуло в сторону, девушка понимает, что имеет весьма и весьма смутное представление о том, как пользоваться этой вещью. Кажется, где-то на корпусе должен быть предохранитель... Или с предохранителя пистолет уже снят? Фокс ведь как-то выстрелил...

За этими размышлениями Мелли теряет момент, когда имеющаяся вокруг реальность неожиданно начинает таять, уступая место совсем другим, непреодолимо поглощающим ее полностью ощущениям.

Что?.. Так это... Так все это был один только сон?
Амелия вперемешку со всхлипами судорожно глотает воздух, дрожащими пальцами ощупывая такую знакомую, привычную постель вокруг себя.
Всего несколько мгновений требуется для того, чтобы безгранично поверить в действительность происходящего.
Лишь где-то в самых глубинах памяти мелькает воспоминание о напутствии Фокса, о необходимости противиться чуждому внедрению в подсознание.
Да и было ли оно, это напутствие?..

Темноту ее комнаты рассекают золотые лучи, пропущенные приоткрывшейся дверью. И еще до того, как вслед за тихими шагами звучит родной голос, Мэл отчего-то уже представляет, что именно услышит сейчас.
Так часто ее утра начинались с этих слов...

Только успокоившееся было сердце подскакивает вновь.
Мелли вглядывается в лицо стоящей на пороге матери, кривовато несмело улыбаясь. Все хорошо, все же на самом деле хорошо, правда?
Правда ведь?..

Что-то не так, что-то в облике миссис Лэнгфорд нерешительно царапает сознание. Амелия отметает зачатки странного беспокойства, утопая вдруг в отчаянной, болезненной надежде.
Просто после пробуждения от страшного сна очень сложно мыслить аналитически...

- Мама!

Так и не выключив уже во всю мощь вопящий будильник, Мэл срывается с кровати и, путаясь в скинутом на пол одеяле, босиком в темноте бросается к закрывшейся двери.
За этой дверью - спасение. Яркий свет, способный бесследно развеять остатки кошмара. Мамина улыбка, самая чудесная на свете. Ее руки, что вытрут град слез с лица и обнимут так крепко, так нежно, что самая лютая беда съежится и отступит.

- Мама, постой! Пожалуйста...

Амелия с замиранием сердца наблюдает за реакцией Эйдана на ее слова. Он... еще не понял, что именно произошло? Не знает, что делать?..

Эхо дробящегося о стены бесконечного коридора ее собственного крика все еще режет слух, множащиеся отголоски усиливают панику. Если уж Фокс озадачен случившимся, на что вообще можно надеяться самой Мэл?!

А значит ли это, что агент хотя бы не мерещится ей? В ее галлюцинации он наверняка знал бы все ответы! Но если его образ создан астралом - вполне могла быть представлена и такая картина...
Как бы то ни было, совет сопротивляться увиденному выглядит вполне здраво.

Только собравшаяся было окончательно поверить в реальность присутствия Фокса девушка вскрикивает вновь, отшатываясь от внезапно расцветшего вспышкой алого фонтана.
Ну нет... Этого уж точно никак не может быть!
Мэл качает головой, неверяще отступая, пытаясь собрать осколки самообладания, разбитого вдребезги горячими брызгами крови на лице.

Не доверять увиденному. Вот оно. Не доверять увиденному - прямо сейчас! Жаль, что Фокс не успел сказать больше...
Зачем же нужна была пуля? Может быть, агент таким образом покинул астрал? Но отчего тогда не выстрелил и в Амелию? Как же бредово это звучит...
Или Фокса не было здесь вовсе, а предупреждение о необходимости сопротивляться выдало ее подсознание?

Амелия отрешенно вскидывает руки к лицу, посылая луч фонарика хаотично метаться по стенам. Где, где же хоть малейшее доказательство, что она не сходит с ума?!

Впрочем, если все-таки не сходит... Ей нужно найти Одри. Пока еще есть шанс опередить тварь.

Девушка потерянно оглядывается по сторонам, с содроганием пытаясь предположить, что способен скрывать убегающий во тьму подернутый паутиной нескончаемый коридор. Она до сих пор не представляет, как выбраться из изнанки. Значит, единственный вариант - попробовать добраться до Одри здесь.

Решительно выдохнув, Амелия заставляет себя подойти к неподвижному телу, лежащему в окровавленной пыли. Шаг, еще один. В любой момент она готова отскочить, если произойдет нечто непредвиденное.
Ей так мало известно о возможности воздействия на монстров в разных слоях реальности... Но попытаться все-таки стоит.

Стараясь не смотреть на столь правдоподобно развороченную выстрелом голову Фокса, Мэл медленно наклоняется, осторожно потянувшись к пистолету в его руке.

Осторожные шаги становятся все пружинистее и напряженнее. Эмбер привычно собирается до предела, теряясь в догадках, что предстоит увидеть у опрокинутой кареты.
"Леди Мария" все еще готова быть пущенной в дело в любой миг.

Перед внутренним взором проносится вереница тварей, с которыми довелось столкнуться за годы охоты. В памяти шелестят страницы бестиариев, проштудированных на учебной скамье Корпуса.
Ничего похожего... Эмберли не известны монстры, способные издавать плач.

Однако настоящий ответ на занимающий все мысли вопрос оказывается нисколько не утешителен. Картина произошедшего в недавние часы здесь, в паре десятков шагов от разведенного чумным доктором костерка, постепенно проявляется, наполняя сознание отвратительной горечью.
Неужели в потомках мятежников не осталось ровным счетом ничего человеческого?.. Даже ненавистью конфедератов к Короне невозможно это оправдать.

Тяжело вздохнув, Эмберли убирает револьвер в кобуру. Пару мгновений она безмолвно смотрит куда-то в туман, едва сдерживаясь от того, чтобы не закричать от опоздавшей, бессильной ярости.
В последнюю очередь охотница могла предположить, что защитить нанимателей понадобится не от монстров, а от людей. Равно как и то, что останется почти невредимой, в то время как жизнь Уинтеров в охраняемом ею путешествии окажется непоправимо сломанной.

Треск ветки под тяжелой поступью в тумане обрывает ее размышления.
Вид лорда Уинтера вызывает опасений не меньше, чем состояние его супруги. Эмбер уже готовится заговорить с мужчиной и выслушать поток проклятий в свой адрес, как вдруг понимает, что ему сейчас не до реального положения вещей...

Все обстоит довольно скверно. Хуже, чем можно было предполагать. Впрочем, как можно было надеяться на порядочность конфедератов? Что вообще нашло на Эмбер, когда она вообразила, что те соизволят оказать помощь случайно избавленным ими от вервольфов путникам?
Но почему же чудом возникший здесь после чумной доктор, спасший охотницу, ничего не сделал для Уинтеров? Это загадка...
Что ж, ответственность за их жизнь - все еще прерогатива Эмберли. Никто не расторгал с нею контракт.

Девушка вновь переводит исполненный сострадания взгляд на леди Уинтер. И, устало наклонившись, старается перехватить запястье Беатрис и отнять у нее осколок.
- Не сейчас, миледи. Прошу, просто не сейчас.

Убедить юную аристократку в том, что делать этого не стоит вовсе - пожалуй, невозможно. А вот слегка переместить фокус внимания, хотя бы немного сбить, заставить отвлечься... Это может сработать.

Голос Эмберли достаточно тверд - и, возможно, сумеет достичь искаженного непереносимой болью сознания леди. Если же нет... Что понадобится сделать еще? Крикнуть на нее? Ударить? Охотница, огорченно выдохнув, опускается на колено возле Беатрис, надеясь, что до этого не дойдет.

Единственная мысль - поскорее добраться до Одри - занимает сознание Амелии, не давая сразу понять, что же вокруг не так.
Только шарахнувшись от огромного паука на стене, девушка вдруг замечает, как именно изменилась квартира.
Этого ведь не может быть... Она не пыталась соприкоснуться!
Вся эта черная пыль и завеси паутины, которых совершенно точно не было здесь днем, - только мерещатся ей?.. И искаженный, словно в дурном сне, путь в детскую определенно был короче...

Уверенность в собственном душевном здоровье, внушенная было обстоятельствами, разделяющими сочельник и сегодняшний вечер, вновь заметно пошатывается. В какой-то момент Мэл пронзает паническая мысль, что очнуться от этого сюрреалистичного кошмара она вдруг может на больничной койке...
Девушка останавливается, за поворотом обнаружив внезапно бесконечный теряющийся в непоницаемой мгле коридор.
Это либо галлюцинация... Либо все же астрал.

Амелия резко оборачивается, надеясь, что сбитое с толку подсознание не успеет нарисовать иллюзорную картину, и за спиной удастся увидеть реальность, какой бы та ни была.
Дрожащий луч фонарика выхватывает из пыльного мрака фигуру Фокса - больше всего на свете Мэл хочется верить сейчас, что это действительно он.
Как это определить?.. Заговорить с ним?

Неровные шаги взбивают вездесущую пыль. Эйдан приближается, даже не собираясь, кажется, упоминать о случайно свершившемся переходе.
Итак, заговорить?..
Растерянно глядя на агента, Мелли боится спросить, не ранен ли он. Боится спросить о Лизе.
А когда наконец Фокс задает вопрос сам - холодеет от несоответствия его тона ожиданиям.

- Эйдан, я не знаю, как оказалась здесь... - убийственное спокойствие агента пугает еще больше. Ни слова о том, что произошло сейчас. Ни жеста недовольства тем, что Мэл все же нырнула в изнанку. - Не знаю, как попасть обратно...
Она внезапно срывается почти в истерику, делая к Фоксу шаг и тут же отшатываясь назад.
- И я не знаю, где Одри! - в отчаянии выкрикивает девушка, судорожно оглядываясь по сторонам. - Что это за проекция, если здесь сотни гребаных дверей?!

Мэл холодеет, глядя, как на хлипкую преграду для спасения Одри обрушиваются все новые удары. Значит, цепочка погасших фонарей не указывает путь твари?.. Все гораздо сложнее.
И оно сейчас внутри! Прямо сейчас!

Дверь наконец распахивается - удивительно, что всего одна дверь. Амелии казалось, на произведенный Фоксом шум должны были бы сбежаться жители всех окрестных домов.
Вслед за агентом оказавшись в темном коридоре, стараясь ни на шаг не отставать, девушка машинально извиняется перед пожилой соседкой Хамильтонов, ошарашенно отступившей с их пути.

Неожиданный выстрел заставляет Мэл вскрикнуть, моментальная вспышка в веере щепок на мгновение ослепляет, однако сквозь звон в ушах пробивается голос Фокса со вполне четкими указаниями ей.
Не раздумывая, Амелия ощупью выхватывает из кармана телефон, спешно включая фонарик, и позволяет себе оглянуться на перепуганную старушку, оставшуюся в общем холле. Только бы той не стало плохо с сердцем...

Фокс уверенно движется вглубь квартиры - Мэл надеется хоть немного облегчить ему путь, стараясь светить ближе к уровню его глаз.
Только откуда он знал, куда идти?.. Или увидел при соприкосновении?

Эти вопросы моментально отходят на второй план, когда напряжение ожидания внезапно увенчивается некоторым успехом.
Мэл свободной ладонью поспешно зажимает себе рот, за спиной Эйдана подавившись вскриком изумления от картины на кухне.
Что происходит?.. Лиза - сомнамбула? Или у нее тоже стрейд? Или паразит? Или что это вообще?!
И почему Эйдан сосредоточился на ней, а не идет к Одри?

Еще больший страх накатывает на Амелию от осознания, что она совершенно ничего не понимает. Реальность словно размывается, так много возможных вариантов ответов взрывают сознание.
Почему Фокс зашел именно сюда?!

- Эйдан, в видении монстр был в комнате девочки! Он приходит из ее шкафа, - громким шепотом торопливо сообщает Мэл агенту, едва удерживаясь о того, чтобы рвануть в указанном направлении самой - взведенный Фокс в таком случае наверняка не станет дожидаться, чем закончится подобное своеволие, а пристрелит ее сам.
И все же... Амелия не вполне поняла, что агент говорил про перемещение тварей в слоях астрала, но тратить время на разговоры с мисс Хамильтон, явно пребывающей не в ясном сознании, ей кажется непозволительным расточительством.
- Зачем тебе Лиза?

Успокаивающее тепло огня расслабляет, внушает обманчивое в подобной обстановке чувство защищенности. Невероятно велик соблазн уступить никак не отпускающей слабости и прилечь у костра. Эмбер понимает, что такое ее решение, скорее всего, станет последним. Как бы ни было сложно, нужно выдвигаться. Заставить тело жить. Заставить кровь разнести по венам лечебное средство, и надеяться, что оно все же сумеет одолеть заразу вервольфьего укуса...

Эмберли не знает, сколько времени уже находится здесь. По побелевшему, но так и не рассеявшемуся туману может только предположить, что благополучно минула ночь, и в ближайшие часы должно стать светлее.

Охотница осматривается, внимательно цепляясь взглядом за каждую примятую травинку, сломанную ветку, разбитые комья земли - мелкие детали, кому-то другому, возможно, не сказавшие бы ровным счетом ничего. Но даже для нее детали произошедшего здесь после нападения вервольфов остаются загадкой.
Живы ли ее наниматели?

Опираясь на здоровую руку, Эмберли поднимается, пару мгновений ловя равновесие и пытась избавиться от мельтешащих перед глазами черных пятен. Пока ее ведет первая цель - "леди Мария", призывно сверкнувшая среди лесной грязи. Следы чудовищ вокруг вновь остро напоминают о пережитом кошмаре, Эмбер замирает, стараясь пересилить накативший вновь страх...
Раненое предплечье вновь вспыхивает утихнувшей было болью, но Эмберли, сжав зубы, наклоняется за оружием. Ничего. Если она выживет - постарается вернуться к охоте любой ценой.

Неловко отерев одной рукой барабан револьвера о безнадежно испорченную одежду, Эмбер проверяет, как работают подвижные части. Все понадобится перебрать и смазать... Состояние любимой "леди Марии" тоже приносит почти реальную боль. Ей даже внезапно кажется, что револьвер в руках застонал... Или это просто звенит в ушах от накатывающей волнами слабости?

Эмберли вздрагивает, понимая, что повторившийся звук не почудился ей. Медленно оборачивается, останавливая взгляд на поблескивающем среди клочьев тумана позолоченном гербе.
Несколько мгновений уходят на то, чтобы окончательно поверить слуху.
Не убирая револьвер, охотница осторожно движется к карете, ступая по рыхлой земле по привычке бесшумно.
Ну и кто вообще может там быть?.. Не Уинтеры же просидели в перевернутом экипаже столько времени?

Амелия выбирается из машины, в первые мгновения вздрагивая от контрастирующего с уютом салона ночного холода. Уже знакомая улица на удивление пустынна и тиха, однако Мэл не покидает ощущение, что это спокойствие абсолютно обманчиво и грозит рассыпаться вдребезги в любой момент.
Зябко кутаясь в шарф, девушка вслед за Фоксом шагает по занесенной снегом дорожке к старому крыльцу с облупленной краской.

Внешне Эйдан излучает уверенность, однако его замечание вдруг наводит на мысль, что агент все же сомневается, не напрасно ли вообще они сейчас явились сюда. Ничего, главное, что удалось не опоздать. И еще - очень хорошо, что Эйдан сам убедится в опасности этого места.

Амелия терпеливо ждет, пока он осмотрится, не желая мешать, и вскользь отмечает, насколько легче, чем Арчеру, ему это дается. И легче, чем это происходило днем у нее.
Сама она предпочла бы не прикасаться к изнанке без крайней нужды, даже если бы Фокс не запретил ей этого.

Замигавшее за спиной уличное освещение заставляет Амелию похолодеть. Девушка резко оборачивается, вглядываясь сквозь мельтешащие снежинки в пятна темноты под внезапно погасшими фонарями и вспоминая слова Эйдана о том, что хищника сможет увидеть лишь выбранная им жертва.

Голос Фокса в реальности раздается еще более неожиданно. Мэл вздрагивает и отшатывается, опешив, когда трель сразу нескольких звонков разрывает тишину за входной дверью.
Ей казалось, Фокс собирался попасть к Хамильтонам немного тише. То есть... Ему, конечно, виднее, как правильно врываться в дома...
И что же, он больше не считает, что они приехали преждевременно? Ну да, теперь уже очевидно, что-то определенно не так...

Расползающийся по улице электрический треск и мерцание света невероятно действуют на нервы.
- Эйдан, фонари... - не выдерживает Амелия, пытаясь сдержать дрожь в голосе. - Оно правда близко! Но еще не внутри?.. Как его увидеть?!

"Разве что ты попросишь сама..." Амелия пораженно чуть качает головой, словно не веря слуху.
Он опять не сказал прямо! Что вообще такого запретного в желании быть или не быть куратором?! Почему на выбор стажера нельзя влиять, если смена наставника при необходимости все равно такое простое дело?..
Мэл медленно выдыхает, вспоминая, что это далеко не первое из не вполне очевидных правил отдела, с которыми ей уже довелось столкнуться. Возможно, причины его станут ясны позднее, как, например, случилось с рекомендацией не жить в своем прежнем доме...

Ну хорошо, на отрицательный ответ замечание Эйдана не походит тоже. Значит, завтра, если Стиллвел действительно решит закрепить ее за кем-то другим, можно будет сказать о своем желании учиться у безответственного Фокса. Если, конечно, вообще имеет смысл строить все эти планы...

Амелия слабо усмехается, снова вспоминая предсказание Одри. Совсем не просто оказалось выбросить его из головы. И ближайшая неделя, похоже, будет наполнена мыслями о нем. Если вообще будет.

Девушка вновь приходит к размышлениям о том, что их ждет в старом доме, пропитанном дыханием изнанки, за мгновение до того, как Эйдан возвращается к первоначальной теме.
Мэл пытается собраться. С усилием проводит ладонью по лицу, разгоняя странную наползающую понемногу вялость, в которой повинен, вероятно, виски.
Она сосредотачивается изо всех сил, серьезно глядя на Эйдана.

- Это ясно... - кивнув агенту, Мелли не выдерживает и прячет взор.
...Но днем переход в астрал случился у нее сам собой. Стоит ли сказать об этом сейчас? Или тогда Фокс ее с собой не возьмет?..
Амелия кусает губы, теряясь в вариантах, однако дальнейшие вопросы Эйдана внезапно лишают ее мук выбора. Она сможет понадобиться там!

- Девочка...
Мэл подбирается, вновь обернувшись к Фоксу, намеренная рассказать абсолютно все, что знает, в надежде, что это сумеет помочь.
- Одри Хамильтон, одиннадцать лет. Я... я еще не видела таких несчастных детей, Эйдан, - эмоции все же прорываются в собиравшийся стать четким и сдержанным ответ.
Амелия хмурится, стараясь все же уложить сумбурно скачущие мысли в ясные фразы:
- Ее родители давно в разводе, про отца мне ничего не известно. Мать, Лиза Хамильтон, не понимает и боится ее. А бабушка умерла - я не знаю, когда - и приходит к ней в виде призрака. Девочке она нравится.

Мелли вздрагивает от мысли, что это, наверное, вообще единственное, что Одри нравится в ее состоянии, и что позволило ей все еще не сойти с ума.

- Одри постоянно чувствует астрал, пытается отгородиться от него - и не может. Из-за этого - проблемы с общением с другими людьми, вечный страх... И к ней приходит этот монстр.
Мэл вглядывается в метель за окнами, тревожно переплетя руки на коленях.
- Я не запомнила его в точности... - девушка виновато пожимает плечами, честно стараясь вытащить из памяти хотя бы какие-то подробности. - Вид пожирателя я тоже долгое время не могла запомнить, когда он являлся в кошмарах. Но это существо было... огромным. Заняло собой почти всю комнату. И... бесформенным. Словно бы растекалось в пространстве. Оно приходило к Одри раньше, но никогда не трогало, а сегодня... сегодня что-то не так!
Амелия почти кричит, вспоминая собственный ужас в видении.
- Кажется, оно все же решило напасть, - вдруг неожиданно тихо шепчет она, ловя взгляд агента, пытаясь понять, о чем он думает в эти мгновения.
- Ты знаешь о таких монстрах, Эйдан?

Захлопнув дверь, Амелия резким движением тянет ремень безопасности, предполагая, что поведет Фокс в своей обычной манере, - и неожиданно с удивлением обнаруживает, что агент вроде бы даже не особо спешит...

Девушка теряется на мгновение, когда он вдруг сообщает о странности проявлений ее стрейда. Значит, есть сомнения в достоверности видений внедрения?.. Мэл тревожно оборачивается к Эйдану, испугавшись, что он все-таки не захочет проверять.
Но опасения быстро рассеиваются, уступая место неловкости из-за упущения очевидных деталей. Спохватившись, Мелли выпаливает адрес, который хорошо запомнила днем. Добавив даже цвет дома и номер этажа.

Однако и после этого Фокс не срывается с места, а необычно плавно начинает движение.
Осознавая, что торопить даже его на такой сложной дороге никак нельзя, Мэл сидит как на иголках, сквозь мелькающие по залепленному мокрым снегом стеклу дворники невидяще гипнотизируя капот "кадиллака".

Меньше всего она ожидала, что речь в таких обстоятельствах зайдет о ней.
Слова Эйдана вновь подкрепляют прежние сомнения в том, что Амелия способна хорошо справиться с этой работой. И раз уж он завел такой разговор прямо сейчас - это, вероятно, действительно важно.
Выходит, с ней что-то не так?.. Мэл смотрит на скомканный в ладони платок с пятнами крови. Даже среди отмеченных стрейдом она... не такая, как надо? Как бы попроще можно было это узнать?..
Наверное, простого пути нет, если даже Эйдан не может найти некоторые ответы.

Когда Фокс внезапно тянется к радио, Мелли поражается, что он вообще вспомнил о музыке в такой момент. Хотя для него-то, пожалуй, ситуация целиком более чем обыденная... Или нет?
Амелия бросает взгляд на светло вспыхивающий в мелькающих полосах фонарного света бинт на его руке. Что-то у него не особо получается справляться самостоятельно...
Девушка молча кивает в ответ, показывая, что больше не собирается лезть в это дело. Все равно ничего не выйдет. Очевидно, что Фокс не намерен делиться подробностями этой истории ни с кем.

За окном меняется облик города - приближается нужный район. Мелли вслушивается в слова заполнившей салон "кадиллака" песни, размышляя о том, могли ли оказаться пустыми те отголоски странного предчувствия, что посетили ее днем возле того злополучного шкафа в детской комнате?

Однако кое-что в словах Эйдана все-таки заставляет Амелию основательно отвлечься от мыслей о том, что же предстоит им вскоре увидеть в доме у Одри. Смена куратора.
Почему Итан?..
Не то чтобы она имеет что-то против Макрейвена, но уверенность, с которой Фокс назвал именно его, поневоле привлекает внимание.
И опять - совершенно не понятно, хотел ли бы Эйдан как-то на это повлиять...

Амелия мимолетно вспоминает разговор со Стиллвелом в день Рождества. Тогда шеф сказал, что куратора выбирает стажер...

- А может, ты возьмешься за наставничество? - неожиданно для самой себя вдруг негромко интересуется Мэл, быстро взглянув на Фокса. - Агент Арчер сказал, в отделе только у тебя бывает внедрение. Ну и, возможно, у шефа.

Она хорошо помнит разочарование Эйдана от ее первого выбора, но за эти несколько дней многое могло поменяться. Не хватало еще навязываться, если ему это совершенно не нужно.

Амелия чуть пожимает плечами, осторожно добавляя:
- Ты ведь тоже через это прошел. Я хочу понять, как... не спешить.

Фокс соглашается. Просто соглашается, без лишних вопросов поверив ей. Мэл почти с облегчением выдыхает при мысли о том, что ей не придется ни уговаривать Эйдана, ни искать кого-то еще из агентов, ни рваться к Одри в одиночку, так мало зная о хищниках и из оружия располагая лишь пилочкой для ногтей.
Может быть, Фокс даже уже вполне понимает, с чем им придется столкнуться там...

Следуя за ним, на ходу Амелия наспех натягивает куртку, едва попадая в рукава. Атмосфера в пабе, кажется, определенно изменилась... Больше всего Мэл занимает беспокойство об Одри, однако чрезмерное любопытство со всех сторон и насмешливое фырканье за спиной не уходят от ее внимания.
Даже интересно, что же такое она кричала в момент внедрения, что от нее все никак не могут отлипнуть косые взгляды?..
Девушка торопливо проходит к выходу, не поднимая головы, чтобы хоть немного скрыть от посетителей паба свой вид. На пальцах, пробежавшихся по лицу, - снова кровь. Это мелочи... Это как раз поправимо.

Вздрогнув от уличной стужи, моментально пробравшейся под распахнутую куртку, Мэл молча берет предложенный Фоксом платок, невольно потратив несколько мгновений на приведение себя в относительный порядок - ледяной колкий ветер впивается в мокрое от слез лицо, вызывая неодолимое желание хоть немного защититься от холода.

Чуть отвернувшись от порывов метели, Мелли неожиданно замечает, что не все агенты разъехались по домам, и бросает удивленный взгляд на Эйдана. Он ведь тоже видел Макрейвена и Харпер... Почему же не захотел поделиться с ними имеющимися сведениями?
Впрочем, может быть, это и правильно. Вдруг внедрение подвело Амелию, и поездка окажется напрасной?

Внезапное осознание, как предстоит провести эту самую поездку, слишком поздно пронзает Мэл.
- Ты поведешь?.. - девушка прикусывает язык, провожая агента растерянным взглядом.
Конечно, он поведет. Вряд ли найдется довод, способный убедить Эйдана Фокса, что ему не стоит находиться за рулем.

Амелия, с мимолетным сомнением посмотрев вновь на стоящих поодаль коллег, твердо направляется к пассажирской двери "кадиллака", опасаясь даже думать о том, сколько выпил только что Фокс в пересчете на допустимые для водителей в Штатах пару пинт пива.

При других обстоятельствах Мэл трижды подумала бы, прежде чем садиться в машину на таких условиях. Но сейчас времени на это нет совсем, а главное - нет подходящей альтернативы. Ни трезвых агентов рядом, ни возможности объяснить важность бешеной спешки этим непогожим вечером таксисту.
Хотя, возможно, именно из-за этого ее теперешнего решения Одри и видела тех "мух"...
Плевать. Промедление точно так же способно обернуться катастрофой, а Эйдан водит лучше любого известного ей водителя.

Через силу допитая медленными глотками странная жидкость на удивление не приносит никаких новых ощущений. В представлении Эмберли столь сильное лекарство, способное спасти от заражения крови, должно было бы быть невыносимо отвратительным на вкус... Неужели это пресное средство поможет ей?

Охотница чуть изумленно смотрит на доктора, понаблюдав, как скрывается за пазухой еще одна склянка. Его уверенность в благоприятности исхода все же передается Эмберли.
Однако утихающая боль понемногу гасит и сознание, призывая не вполне уместный, но так трудно одолимый сон.
Девушка пытается удержать в памяти слова Фауста, запомнить направление, которое он указал ей для будущего пути... Сложно, очень сложно. Мысли путаются, туман вокруг сгущается до предела, становясь непроницаемо-черным, а воронья голова на набалдашнике мелькнувшей перед лицом трости, кажется, насмешливо щелкает клювом, намекая, что Эмбер все еще не спасена...

Видение в темноте, в которую вскоре помимо воли все-таки проваливается охотница, ощущается несравнимо более реальным, чем все остальное. И именно свет иллюзорного маяка сквозь грозу невероятным образом заставляет ее вернуться.

В глаза вместо ослепительного света прожектора бьют лишь слабые отблески небольшого костра. Видимо, именно их подсознание превратило в указующий обратную дорогу спасительный луч.
Долгие мгновения Эмберли с тихим хрипом медленно втягивает влажный туманный воздух, снова и снова, постепенно опять привыкая к мысли, что каждый вздох не грозит стать последним...
И наконец решается неспешно подняться.

Фауста нет. Возможно, Эмбер и не поверила бы в его недавнее присутствие рядом... Если бы не появившаяся повязка на раненой руке и... костерок. Доктор ушел не очень давно, если пламя еще не погасло. А Эмберли даже не успела поблагодарить его...

Охотница осторожно достает пробирку с неизвестным снадобьем из потайного кармана и, задумчиво посмотрев загадочное содержимое на просвет, бережно убирает вновь. Назначение этого средства понятно ей не вполне, но слова доктора о том, что в склянке ровно одна доза, Эмбер запомнила хорошо.

Вздрогнув от других воспоминаний, машинальным движением она проверяет кобуру "серебряного" револьвера. Так и есть... Взгляд немедленно бросается на поиски упущенной "леди Марии" поблизости, и лишь потом девушка всматривается в туман в указанной на прощание Фаустом стороне. Город там... Далеко ли? Может быть, Эмбер даже удастся добраться до людей.

О том, что будет дальше, ей пока не хочется думать. Работа для охотника найдется везде, но будет ли Эмберли способна с нею справиться после случившегося?..
Девушка невольно вспоминает разговор с Беатрис. А ведь и правда, чем, кроме как охотой, она смогла бы обеспечить себя? Впрочем, размышлять об этом не ко времени. Для начала надо хотя бы благополучно попасть к людям, сумев миновать вервольфьи угодья.

Эмберли осторожно подбирается ближе к костерку и, устроившись возле него, протягивает к приветливо трепещущему пламени здоровую руку.
Еще немного - и нужно будет идти.

Ужас - один на двоих с Одри - полностью захватывает Амелию. Мягкое одеяло на голове против ожиданий совсем не укрывает от этого ощущения.
В своих кошмарах Мэл прежде уже испытывала нечто подобное, однако сейчас все происходит наяву. К Одри потусторонние твари являются совсем беспрепятственно?..

Отчаянные попытки девочки защититься и прогнать существо очевидно бессмысленны. Ненадежно спасительный кокон одеяла внезапно слетает с нее, и Амелия вновь впрямую встречается с порождением изнанки - точно так же, как в том самом кафе. И точно так же, как тогда, страх от видения иррационального существа парализует ее, пытаясь пробиться наружу придушенным криком...

Паб так внезапно оказывается вокруг Мэл, что девушка от неожиданности хватается за стойку, удерживаясь от падения и возвращая веру в реальность.

- Нет... - окинув потерянным отрешенным взглядом наблюдающих за нею людей, отвечает она невесть откуда возникшему Фоксу.
В глазах ее все еще плещется пережитый ужас, Мелли вцепляется в рукав мужчины, будто надеясь, что так вновь не окажется не здесь.

- Мы с Арчером, - от волнения она даже забывает добавить перед фамилией Скотта обращение "агент", - были сегодня у девочки с невероятно сильным стрейдом. Я видела ее сейчас, к ней пришел какой-то чертов монстр!
Последние слова Мэл почти выкрикивает, и тут же, вновь мельком оглянувшись по сторонам, переходит на сдавленный шепот, стараясь не привлечь еще больше лишнего внимания.

- Это хищник, я уверена, - торопливо добавляет девушка, спрыгивая со стула. - Не пожиратель. Другой. Огромный!
Амелия не сводит с Фокса напряженного взгляда, надеясь, что из ее путаных объяснений он сумеет понять, что к чему.
- Эйдан, нужно ехать туда! - требовательно убеждает она агента, готовая, кажется, потащить его силой, если он найдет отговорку. - Пока опять не стало слишком поздно!

Вначале Эмберли не понимает, к чему ведет доктор. Ей странно слышать о возможности нарушения договоренности - контракты охотников зачастую устные. Но дискутировать нет ни сил, ни желания.

Девушка вздрагивает от ослепительной вспышки боли, пронесшейся от потревоженного раненого предплечья до самого сердца.
Что он собирается делать?.. Когда Фауст достает нож - на мгновение Эмбер ошеломительно пугает мысль, что ценой жизни все-таки станет рука.
Однако изогнутое лезвие скользит сперва по чужой ладони, принося медленное осознание последующего действа.

Фауст совсем не прост... В самом деле, перед лицом смерти люди способны пообещать все что угодно в обмен на лишь призрачную надежду спастись. Сделка на крови, вероятно, призвана отрезвить от отчаяния и напомнить о ценности данного слова. Эмбер слабо усмехается одним уголком губ, когда нож рассекает и ее ладонь.
Она не собиралась лгать.

Ее лишь слегка удивляет фаталистичная вера доктора в то, что ответная услуга сможет быть оказана. Хорошо, пусть так... Если уж каким-то чудом он оказался рядом, когда был так нужен, возможно, удастся и вернуть ему помощь однажды... Особенно если предложенное средство и правда способно спасти от укуса вервольфа.

В любом случае, Эмберли больше нечем рисковать. Безмолвно сжав едва пальцы Фауста, охотница силится кивнуть и тянется к заветной склянке, ощущая, что вот-вот потеряет сознание.

Амелия не успевает заметить, в какой момент что-то неуловимо изменилось. Все ведь, кажется, было в порядке... И когда Мэл уже почти расслабилась, поверив, что Эйдан не против этого разговора, оказалось, что она все же задела больную струну.
Какой же из ее вопросов все испортил?..

Девушка вздрагивает от звука, с которым пустой бокал встречается со столешницей. Чувство вины за нетактичность вмешательства противоречиво перемежается некоторой обидой. Он ведь сам хотел узнать про видение!
Амелия молча наблюдает, как Фокс с виду равнодушно натягивает пальто. Почему она вообще решила, что сможет чем-то помочь агенту ФБР? В конце концов, он взрослый человек, и куда лучше, чем Мэл, уже знаком с астралом. Разберется и сам.
Теперь зато он наверняка думает, что ей интересны сплетни.

Девушка не замечает, как начинает нервно постукивать пальцами по стойке, мысленно ругая себя и за то, что полезла с неприятной беседой, и за то, что молчит сейчас, не пытаясь оправдаться. Впрочем, нет, оправдания не помогут. А если способны помочь - Эйдан и так их найдет ей... Потом.

Однако настроение вечера безвозвратно сломано. Мелли, оглядев паб и не увидя других агентов, уже подумывает о том, чтобы вызвать такси и отправиться в служебную квартиру - сказать про это место "домой" пока не получается даже мысленно.
Лицо ощутимо горит - неужели она все-таки перестаралась с выпитым?.. Точно нужно поскорее уехать.

Оставив на стойке купюру на чай бармену, Мэл тянется за телефоном в кармане, вспоминая номер такси...

Яркое изображение на вспыхнувшем прямо перед глазами экране планшета в первые мгновения безмерно удивляет ее. Однако почти сразу сознание заполняют совсем другие эмоции - чужие. Это ощущение уже знакомо ей, и все же Мелли с изумлением наблюдает в очередной раз за тем, как пришлые мысли становятся частью ее собственных, и в какой-то момент их уже довольно сложно становится разделить.

И все же некая грань восприятия Мэл остается занята ее личным вполне определенным вопросом. Отчего сейчас Одри потянулась к ней?.. Из-за ее обещания помочь, ставшего для девочки... особенным?
Отчетливо размышлять об этом непросто.
Амелия понимает, что все больше растворяется в сознании Одри, их эмоции перемешиваются, и уже нельзя точно понять, где чьи...

Впервые она ощущает, что способна не только бездеятельно наблюдать. Что прямо сейчас ее решение - или это будет решение Одри? - сумеет повлиять на что-то впереди.
Липкий страх, сжимающий изнутри, мешает обдумать это яснее. Амелия неотрывно смотрит чужими глазами в скрипящую темноту шкафа напротив, пытаясь сопротивляться захлестывающему ужасу и все же не потерять себя.

Она обещала помочь Одри. Вот что и нужно сделать прямо сейчас... Подсказать девочке, что следует предпринять.
Кто же там, в шкафу?.. Что, если все-таки хищник? Бежать из комнаты к матери бессмысленно - у нее, скорее всего, не найдется оружия...
Нужно просто исчезнуть, спрятаться, притвориться, что в детской никого нет...
Уже почти не отдавая себе отчета, что делает, Амелия сжимается в комок и натягивает на голову одеяло, вспомнив вдруг, что в этом доме есть существо, к которому можно обратиться за помощью.
- Бабушка!..

Подобрав полы плаща, решившего было пожить собственной жизнью из-за дикого ветра, Эвия шагает на своем месте рядом с наставником, по пути вновь удивляясь, насколько успели состариться башня с порталом и этот внушительный мост всего за десятилетие. Или, возможно, в нарисованном мире и время течет иначе?.. Это была бы неплохая гипотеза, способная вдобавок объяснить скорость поедания ржавчиной оружия легионеров и даже видимую безлюдность города - с натяжкой.

На ходу, осторожно двигаясь вдоль кромки особенно большого провала в полотне моста, Эвия заглядывает вниз, всматривается в клубящийся внизу туман, памятуя об эксперименте с камушком, в ходе которого так и не услышала, когда он достиг дна. И достиг ли вообще?.. Интересно, на чем же тогда стоят опоры?

Неожиданно в мысли врывается свист кожистых крыльев - Эвия, смотрящая в пропасть, возможно, позже всех вновь замечает дракона. Уже не с завороженным испугом, а с ужасом наблюдает она за его стремительным приближением, внезапно вспомнив, что не так давно изучила подходящее заклинание... Малое копье души, конечно, не сумело бы убить дракона, но если ударить ящера на лету - это, вероятно, вынудило бы его изменить траекторию и помешало бы сразу напасть.

Однако наставник, судя по всему, видит ситуацию иначе. Получив наглядно подкрепленные указания, Эвия все же недоуменно оглядывается на учителя, вдруг понимая, что не может оставить его. Что бы там ни делали Клинки...
- Ну уж нет!
Она редко перечит Ульфреду, но сейчас подчиниться совершенно невозможно. Припав на колено для устойчивости - и чтобы дракону было сложнее зацепить ее при атаке - Эвия готовится ударить сама, если по какой-то причине заклинания наставника окажется недостаточно.

Приглушенный маской голос незнакомца перечисляет расплывчатые варианты, неординарностью ответа цепко удерживая внимание Эмберли. Почти растворяясь в терзающей раненую руку боли, сквозь лихорадочный жар в голове охотница через силу вслушивается в эти странные речи, стараясь не потерять нить.

Шелестяще падающие слова будто окутывают ее разом со всех сторон, вдруг убеждая, что единственно верная отгадка в самом деле не имеет значения.
Слух Эмберли непривычно царапают совсем иные слова.
Дама в беде?.. Она с некоторых пор не могла и предположить, что однажды окажется в подобном образе. Как быстро все способно измениться... Всего пара неудачных выстрелов - и вот привычно ощущаемую ловкость тела сменяет почти полная беспомощность.

Эмбер, то и дело на мгновения окунаясь в болезненное забытье, все-таки невольно пытается понять, кто же скрывается за птичьим клювом маски, опустившейся почти к самому ее лицу, и непроглядными линзами.
Фауст. Без титула, без фамилии. Чуть более чем ничего способное поведать имя...
Друг или враг?.. Решить это слишком сложно сейчас.
Однако он прав. В его словах важным оказалось совсем другое...

Этот человек не оставил ее. На что только надеется он сам?
Эмберли лишь с тихим хрипом выдыхает одними губами, не в силах сейчас рассмеяться. Ее услуги тоже недешевы... Были раньше. А теперь... Теперь ей нечего терять. Либо все закончится слишком скоро, либо...

- Помоги...

Эмбер никогда не задумывалась, в каком обличье придет за нею смерть. Сталкиваясь с самыми разными тварями, никогда всерьез не примеряла на себя возможные последствия этих встреч. Даже когда ее ранила гарпия, и лишь с огромным трудом затем удалось вытравить из крови яд страшных когтей, Эмберли не верила полностью, что умрет.

Но сейчас... Даже самые безумные надежды обречены рассыпаться в прах. Это конец?..
Охотница отчаянным усилием стремится вывернуться из несокрушимой хватки чудовища, разумом уже понимая, что все эти жалкие попытки бессмысленны. Рык сквозь сжатые на ее предплечье клыки едва достигает сознания. Лишенные воздуха легкие мучительно горят, а перед глазами вместо страшной оскаленной морды плывет ставший багровым туман, перемежаясь образами десятилетней давности, когда на обочине лесной дороги Эмбер нашла знакомую разбитую вдребезги окровавленную повозку.
Ей долгие годы удавалось за это мстить...
И после всего - как и ее семья, погибнуть от клыков вервольфа?!

Грохот выстрелов, едва добирающийся до слуха, кажется лишь иллюзией, однако стальной хват зубов на руке неожиданно ослабевает. Черной тенью перемахнувшее через нее чудовище исчезает в наступающей зыбкой мгле.
Чуть приподнявшись, Эмбер неверяще смотрит ему вслед, борясь с дурнотой, и медленно, болезненно медленно осознает, как выглядят те, кто обратил в бегство вервольфа.
Они могут не понять, что она не одна...

С хрипом втянув наконец такой желанный воздух, охотница еле разборчиво выдыхает, прежде чем снова упасть:
- В карете... люди...
Лорд Уинтер на поверку оказался отнюдь не изнеженным дворянином, и в критической ситуации сумел действовать на зависть многим здраво. Не так уж и необходима ему будет, пожалуй, чья-то помощь сейчас. И все же Эмбер продолжает чувствовать ответственность за него и Беатрис.
Хотя что бы стало и с ними, и с самой охотницей, если бы вервольфов не спугнул взявшийся из ниоткуда конный отряд?

Девушка внезапно судорожно вздрагивает от совсем другой мысли. А что могли делать здесь драгуны Конфедерации, если это, конечно, они?.. И как они отнесутся к тому, что спасли пару аристократов, преданных, несомненно, Короне?
Нет, сейчас это не так важно. Вильгельм, как выяснилось, вполне способен постоять за себя...

Эмберли обессиленно откидывается на мерзлую землю, здоровой рукой машинально пытаясь нащупать поблизости упущенный револьвер.
Охотница с инсигнией...
Ей ведь обязательно зададут вопрос, какого, собственно, черта она смела пообещать в одиночку защитить покой четы Уинтеров на северном тракте.

Плавая на границе реальности и небытия, каждое мгновение рискуя не вернуться, Эмбер тихо стонет сквозь зубы от мысли о том, как зря дала это слово.
Она пока не думает о том, что, возможно, потеряла руку; о том, что после такого ранения будет очень сложно вернуться к охоте; о том, в конце концов, что с большой вероятностью просто вскоре сгорит от заражения крови.
А может быть, это уже началась горячка?.. Может быть, это на самом деле финал.

Реакция Фокса смущает Амелию. Понаблюдав за выражением его лица и растерянностью в глазах, она уже почти жалеет, что ввязалась в это дело, совсем ничего не зная о нем.
Однако агент очень быстро берет себя в руки - и вот уже замешательство во взгляде сменяется столь знакомой пытливостью. Конечно, он хочет знать подробности. Мэл на его месте тоже бы захотела.
Насколько вообще правильно было лезть в чужую душу?.. Может быть, Эйдан вполне способен разобраться во всем сам?

Подошедшему Джо девушка отрицательно качает головой, накрывая бокал ладонью. Хватит на сегодня, еще предстоит многое обдумать. Сейчас очень понадобится хотя бы относительная ясность мыслей.

Мелли не сводит взгляда с Фокса, готовая уловить любые признаки раздражения. Тогда этот разговор прекратится. Однако ее огульное любопытство, кажется, все же не вызвало злости...
- Не многое, - Мэл успокоительно мягко взмахивает рукой, сразу желая рассеять опасения Эйдана, что слишком глубоко знакома с его тайной. - Призрак девушки в зеркале, твои эмоции и то, как ты это зеркало разбил. Думаю, это было сегодня днем.
Мелли умолкает на время, вспоминая подробности видения. И так отчетливо ощутимую в нем, полностью захватившую ее тогда панику Фокса, что удивила, наверное, больше всего...
- Ты видел ее не в первый раз, да? - молчание наконец обрывается.
Амелия очень осторожно подбирает слова, боясь причинить боль, но ей отчего-то все больше кажется, что Фокс сам как будто тянется к обсуждению.
Удерживать его могут много причин, но одну из них Мэл вполне способна рассеять.

- Эйдан, от меня об этом никто не узнает, обещаю.
Девушка прямо смотрит агенту в глаза, не давая усомниться в своих словах. Вряд ли она - по крайней мере, сейчас - чем-то кроме этих слов сумеет поддержать его, и лучше бы подвести к тому, чтобы он сам захотел что-то сделать...
- Но, может быть, эта проблема решаема? Почему ты не обратился за помощью к шефу?
Стиллвел уж точно нашел бы ответ. Отчего же Эйдан пытается вынести все в одиночку?..
- Ты знаешь, почему видишь ее?

Внезапное откровение неожиданно догоняет Амелию, уже понадеявшуюся, что милая беседа окончена. Девушка замирает, изучая древесный узор столешницы перед собой.
Вот как?.. Дело действительно в этом, или Джилл просто не упустила возможности оставить за собой последнее слово?
Мэл слишком, кажется, яростно гоняет между рук по гладкой стойке опустевший бокал.

Может быть, Харпер права, и Мелли оказалась чересчур вежливой, совершенно напрасно? Но ведь... Она только стажер, неужто в отделе совсем не действует субординация? Да и никому больше это вроде бы не мешало... Иначе бы просто сказали, наверное. Как Эйдан.

Задумавшись, Амелия даже не сразу замечает подсевшего Фокса и удивленно оборачивается к нему.
О, так Харпер, оказывается, бывает в духе?
Впрочем, не суть.
И правда, Мэл ведь ничего не знает о ней. Может быть, это причина или последствия активации стрейда повлияли на нее так, что она все еще не может отойти? В самом деле, ожидаемо, что агенты могут реагировать на происходящее с ними по-разному. Кто-то вот бьет зеркала...

Мэл чуть качает головой своим мыслям, внимательно взглянув на Фокса.
- Он был насыщенным, - слегка усмехается девушка в ответ, нисколько не преувеличив.
Калейдоскоп сегодняшних событий определенно впечатляющ. А сколько вопросов он принес! А сколько метаний...
Однако с некоторых пор Мелли начала убеждаться в том, что откладывание чего бы то ни было на неопределенный срок может оказаться не самой хорошей идеей. И что вместо ожидания подходящего момента можно для разнообразия попробовать воспользоваться имеющимся...

И раз уж Эйдан сам не против поговорить, да к тому же сейчас никто не должен помешать им...
Покусав в сомнениях губы, Амелия все же решается перейти к теме, которая уже полдня занимает ее наравне с мыслями о предсказании Одри.

- Агент Арчер сказал, что внедрение не поддается контролю, - несколько издалека начинает она, задумчиво постучав легонько кончиками ногтей по толстой стенке бокала. И считает нужным сразу предупредить: - Так что вины я за собой не ощущаю!
Это важное, на ее взгляд, уточнение - ведь неизвестно, какой реакции ждать.
- Но так уж вышло, что... Я знаю, откуда у тебя это, - Амелия беглым жестом указывает на повязку на руке Фокса, и тут же отводит взгляд. - Возможно, я лезу не в свое дело... Да даже наверняка не в свое!
Только обратного пути уже нет.
Мэл заставляет себя посмотреть на Фокса, совсем тихо добавив:
- Но мне не все равно, Эйдан, поверь. Хочешь поговорить?

Второй выстрел находит цель. Не в последнюю очередь потому, что вервольф в этот миг не смотрел на Эмберли, увлеченный забавой с каретой.
Впрочем, теперь он определенно исправит это упущение...

Уже не суть. Отвлечь его от Уинтеров удалось.
Но следить теперь вновь придется за тремя тварями.
Охотница резко оборачивается к двум другим, что отчего-то медлят с атакой - возможно, оказались способны понять, что это будет не так уж просто...
Эмбер тоже предпочла бы не рисковать, впустую расходуя пули, однако подпустить тварь на расстояние абсолютно успешного выстрела - риск зачастую не меньший.
Смертельный танец в таких условиях грозит затянуться... И тогда исход его решит тот, кто лучше владеет собой.

Внезапное взвывание подранка за спиной все-таки выбивает ее из колеи. Эмберли вздрагивает, едва не выронив револьвер. Весь ее охотничий опыт словно испаряется в одно мгновение, натянутые до предела нервы не выдерживают, привычный решительный настрой дает трещину...
Самое мерзкое, что только есть в вервольфах, - их вой! Пробирающий ужасом до костей и парализующий волю, извлекающий из глубин подсознания древний почти животный страх, с которым так сложно бороться...
Хаотично мечущийся ствол "леди Марии" выдает состояние Эмберли. Удачно выстрелить сейчас она вряд ли сумела бы даже в упор, однако две твари перед нею об этом не знают.

Лишь оборвавший наконец кошмарный вой чужой выстрел позволяет ей вновь прийти в себя. Еще ничто не кончено.
Охотница смещается в сторону, надеясь хотя бы немного затруднить возможную атаку, и снова вскидывает револьвер, ориентируясь на неясные силуэты, успевшие утонуть в вездесущем тумане.
Их всего два - а кажется, будто вервольфы со всех сторон! Окружают, сжимают смертельное кольцо...

Эмберли до предела напрягает слух - и в первое мгновение боится, что ослышалась, что сознание лишь обманулось несуществующими спасительными образами. Однако топот копыт поодаль раздается все явственнее - кто бы это ни был, для фантомов они слишком вещественны.
Неужели...

На доли мгновения безумная надежда завладевает Эмберли - и гаснет, когда прямо перед нею из тумана в прыжке возникает вервольф.
Обычно подобная картина становится последним, что видят в своей жизни их жертвы... Эмбер отчетливо понимает, что увернуться ей уже не удастся.
Издав нечто среднее между криком и рычанием, охотница инстинктивно заслоняется свободной рукой и в отчаянии палит прямо в распахнутую клыкастую пасть перед собой.

Эмбер неслышно вздыхает, почти привычно ловя на себе недоверчиво-оценивающий взгляд. Вырвавшийся у Беатрис вопрос она едва ли не дословно слышала множество раз.
Да, действительно зарабатывает. Да, убивая чудовищ. Поразительно верное умозаключение, если начистоту.

Охотница, конечно, может понять людей, которым сложно это представить, но подобные вопросы давно уже нагоняют на нее скуку. Доказывать кому-то что-либо словами ей изрядно поднадоело - Эмбер предпочитает делом подтверждать, что не зря носит инсигнию на груди.

Девушка пожимает плечами, возобновив наблюдение за густым серым туманом, в котором плывет карета.
- Так уж сложилось, - нейтрально отзывается она на удивление Беатрис, не горя желанием давать более пространный ответ.

В голове помимо воли проносится дальнеший возможный сценарий беседы.
Нет, не страшно. Нет, не хотелось бросить. Да, платят обычно неплохо - на жизнь хватает вполне.
Что там еще?.. Ах да.
Нет, вечные разъезды не утомляют. Да, Эмберли все это нравится. И нет, она не хотела бы пробовать заниматься чем-то другим.
Охотница возвращает внимательный взгляд к изумленной девушке. Леди Уинтер отнюдь не первая...

Все мысли обрывает внезапно прокатившийся вдоль спины холодок. Все верно, это должно было рано или поздно случиться. Путешествие слишком долго грозило выдаться чересчур спокойным. Неестественно.
Испуганное ржание лошадей и дикая тряска кареты почти не становятся для успевшей еще сильнее подобраться Эмбер неожиданностью.
Однако прилетевший в плечо удар и падение экипажа все же лишают ее невозмутимости и откровенно злят.

Крепко выругавшись, позабыв о высоте общества, в котором находится, Эмберли одним гибким слаженным движением взмывает на ноги, совсем не думая о комфорте Вильгельма, о которого пришлось опереться.

- Оставайтесь здесь! - безо всякого пиетета резко бросает охотница благородным лорду и леди, распахивая оказавшуюся наверху дверцу кареты.
И, легко подтянувшись, выныривает в непроглядный туман, припав на колено на ставшей крышей боковой стенке - незачем маячить в полный рост.
- Бернард, ты цел? - негромкий вопрос утопает во влажной крадущей звуки мгле.
Пальцы отточенным движением находят в кобуре у бедра рукоять "леди Марии" - той, что заряжена серебром. В том, что с большой вероятностью понадобится именно серебро, у Эмберли нет сомнений.
Напрягая все чувства, включая шестое, охотница пытается обнаружить в тумане главный ответ. Так что это за тварь?

Вечер течет замечательно непринужденно. Амелия незаметно выдыхает с облегчением, когда выясняется, что бармену нет дела до ее возраста - будь этот парень попринципиальнее, запомниться сегодняшняя встреча могла бы совершенно не тем, чем хотелось бы.

А так - есть шанс наконец полностью отвлечься от всех проблем хотя бы на время...
- Не сегодня, агент Макрейвен, - в ответ на замечание Итана усмехается Мэл, кивком показывая бармену, что сдачу тоже следует пустить в дело.
Проставляться - так проставляться, в конце концов!

Девушка пригубливает виски, наблюдая за агентами, неожиданно увлеченно возобновившими недавний спор о политической подоплеке смерти Энтони Форда. Интересно, может ли вообще хоть что-нибудь заставить их целиком забыть о работе? Просто интересно...

Качнув головой своим мыслям, Мэл обращает все внимание на рассказ Скотта, невольно застывая с бокалом в руке.
Арчер в отделе всего шесть лет?.. Выходит, стрейд может проявиться даже у такого взрослого человека? Или, скорее, развиться до такой степени, чтобы начать мешать в обычной жизни.
А может, всему виной была трагедия... Похожая на ее собственную. Трагедия, ставшая причиной, причиной, а не следствием. Фокс ведь говорил, что катализировать активацию стрейда способен сильный стресс...
Мэл пытается поддержать разговор с Арчером, вставив пару ничего не значащих замечаний о том, как представляет себе работу техников обычного сервиса, надеясь, что это чем-то поможет агенту пробалансировать, не сорвавшись в воспоминания, которые лучше не трогать. Нельзя понять, удалось ли ей это...

Арчер уходит, а Мелли, оставшись одна, вдруг осознает, что несмотря на нахлынувшие было безответные размышления, удивительно расслабленно чувствует себя здесь. Как будто ее интеграция в отдел все же оказалась успешно завершена.

Все уже успели заказать по нескольку порций спиртного.
Амелия держит в руках всего второй бокал, опустевший едва ли наполовину. Первый она, к собственному удивлению, все-таки осилила, хотя и в несколько подходов.
Мелли сложно судить, каковы должны быть теперь ее ощущения, и когда ей все же нужно будет остановиться - сравнивать почти не с чем. Осторожно глотнув еще немного, она прислушивается к себе, и вдруг замечает взгляд Джилл.
Без труда, как ей кажется, прочтя в нем мысли девушки, Амелия задумывается о том, что за недолгое время их знакомства содержание этого взгляда оставалось почти неизменным. С самой первой встречи. Почему?..

Жар виски играет внутри, рождая странную браваду. Без него Мэл, может, и не решилась бы задать подобный вопрос...
Ситуация, конечно, неловче некуда, но что ей вообще терять? Да и как ни крути, хуже стать уже точно не может.

- Агент Харпер...
С легкой располагающей улыбкой Амелия чуть наклоняется к Джилл, доверительно поинтересовавшись:
- Почему я вам не нравлюсь?

Новое дело. Ничуть не хуже других.
И вполне полноценное - может, кто иной на ее месте к исходу четвертого монотонного дня и снизил бы бдительность, однако Эмберли, несмотря на кажущееся спокойствие дороги, честно отрабатывает обещанную плату.
Охотница прекрасно понимает, что иллюзорная безмятежность пути абсолютно обманчива. Они едут на север - а на севере в последнее время очень не хватает блеска инсигний.

Даже если бы не подвернулся этот крайне удачный заказ, Эмбер все равно вскоре отправилась бы туда в одиночку. Правда, тогда бы уже ей самой потребовалось оплатить извоз. И скорее всего, даже не удалось бы найти экипаж, в котором можно было бы проделать весь путь - добираться пришлось бы на перекладных. Вряд ли в королевстве много безумцев, в это время года желающих предпринимать столь долгие вояжи, да еще и в северную сторону.
Охотница неслышно хмыкает своим мыслям, продолжая скользить взглядом сквозь серый комковатый туман за стеклом кареты. А чета Уинтеров ведь направляется в эти места в надежде обрести жизнь более спокойную, чем в столице...

То есть... Наверное, в надежде. Что там себе думает Вильгельм, Эмберли даже не пытается угадать. По его лицу понять что-либо почти невозможно - ну разве только предположить, что в этом определенно увлекательном манускрипте, ради которого лорд уже четвертый день рискует зрением, содержится по меньшей мере ответ на вопрос, как в случае чего обезопасить свою семью от северных тварей.

Охотница всего на секунду отвлекается на созерцания тумана, чтобы взглянуть на Беатрис. С ее лицом все несколько проще. Не похоже, чтобы леди вообще хоть сколько-нибудь волновалась в поездке - беспокоит ее, скорее, разве что скука. Но точно не тревожные ожидания.
О чем она думает все эти дни, интересно? О чем вообще думают девушки во время свадебного путешествия?.. Эмбер не знает.

Вопрос Беатрис, который та готовила, похоже, довольно давно, заставляет ее улыбнуться краешком губ.
Знак...
Можно было бы опустить голову, бросив на инсигнию хотя бы беглый взгляд, однако Эмберли остается неподвижной. Она и так хорошо знает, как выглядит ее цеховой символ.
А еще - какие чувства он внушает окружающим. Но в данном случае все, кажется, не столь просто.

Мельком посмотрев на лорда Уинтера, занятого трактатом, - не помешает ли ему негромкая беседа? - охотница прикидывает, какие подробности можно было бы открыть Беатрис.

- Верно, - спокойно и терпеливо, словно ребенку, после краткой паузы отвечает Эмберли, внимательно взглянув леди Уинтер в глаза. - Инсигния означает, что я способна справиться с... некоторыми видами работы чуть лучше тех, кто отношения к Корпусу не имеет.

Беатрис и есть, пожалуй, все равно что ребенок. Эмбер в который уже раз удивляется ее чистой непосредственности и удивительному для дамы высшего света простодушию. Боже, неужели в этом мире можно быть настолько наивной?..

- Собственно, потому я эту работу и выполняю, - позволяет себе охотница легкую усмешку, продолжив. - Приятно ведь осознавать себя... трудно заменимой.
Нет, узнать о том, что охота есть вся ее жизнь, а вся ее жизнь есть бесконечная месть за переломанную судьбу, юной леди, пожалуй, не стоит. Кто их знает, этих рафинированных аристократок, свалится еще в нервной горячке от услышанной мрачной истории... Вот уж рад будет молодой супруг.

- Впрочем, после обучения в Корпусе у меня не было особого выбора, - тихим смехом разбавив некоторый накал рассказа, старается Эмбер перевести все в мирную шутку. - Я, признаться, и не умею ничего другого.

Любопытно, как же сама себе объяснила леди Уинтер присутствие Эмберли в этом экипаже? Кажется, милой барышне даже и не приходило в голову, отчего в северных провинциях многие очень дорого дали бы за участие охотника в своем путешествии...

Вначале все складывается вполне привычно - по пальцам ожидаемо течет знакомая энергия, первое прикосновение к потрескивающим языкам пламени похоже на самое обыкновенное взаимодействие с огнем.
И все же не совсем...
Этот огонь ведет себя иначе.

Еще не до конца понимая, в чем дело, Эвия вглядывается в жаркие вихри, обнимающие ладони. Их танец постепенно складывается в нечто невероятное, исподволь рождая все крепнущую тревогу в душе.
Странные и плохо объяснимые видения полностью захватывают девушку, впервые огонь вызывает панический страх. Кровь колотится в висках, перебивая мучительно скачущие мысли.
Это прошлое?.. Или будущее?..

Ученица мага силится вспомнить, что было со Стормхолдом в то время, когда столицу держал в ужасе тот самый дракон и осаждали ледяные гиганты. Подобных этим картин память не сохранила, однако Эвия тогда была слишком мала, чтобы хорошо понимать все творящееся.

Так все же... Явь это или нет? Пожары и ритуальные костры, смерти в огне и отчаяние снежной ночи - все это реально? Или Пламя Церкви лишь предъявляет свою возможную мощь?.. Показывает посмевшим к нему прикоснуться, чего способно достичь? Живо говорит о приносимых ему жертвах? И о том, что на самом деле может забрать...

Собственный крик эхом отдается в сознании.
Тяжело дыша, Эвия отшатывается от огненной чаши, с трудом подавляя желание немедленно убежать прочь.
Ей нет дела до того, что думает об этом понтифик. Ей даже уже нет дела до того, достойна ли была она прикасаться к Первому Пламени.

Ученица чародея отступает на пару шагов, судорожно хватая ртом обжигающий раскаленный воздух и горький дым. Лицо горит от жара огня - а в памяти вновь возникает виденный образ ее собственной тлеющей кожи.
Эвия дрожащими пальцами прикасается к щеке, убеждаясь, что на деле там нет ожога.

Что же она должна была понять?..
Гулкие шаги Монро за спиной приводят ее в себя. Его бесстрастный вердикт звенит в воздухе, не задевая, но и не помогая ничем.
Эта встреча окончена.

Эхо неспешных шагов понтифика переплетается с эхом его полновесно падающих фраз. Под сводами зала летят чередой безусловные постулаты храмовников.
Эвия слушает - она привыкла слушать.

Ни взглядом, ни жестом, ни тем более словом старается не выдать она, в какую почву суждено попасть этой долгой тираде. Понтифик так уверен в нерушимости своей правоты... Однако до Эвии его речи доходят сквозь призму изрядного скептицизма.

У нее самой несколько иное отношение к огню, иное видение его сути.
Огонь... понятен и честен. Он берет лишь то, что ему позволено взять. Пусть и порой - позволено по неосторожности. Огонь подобен наивному дитя - от малых детей тоже следует убирать то, что не ко времени дать им в руки. Только сила ярости огня, в отличие от детской, может оказаться куда более разрушительной.

Эвию всегда влекло соприкосновение с этой силой, не принимаемое многими. Ульфред никогда ее за это не осуждал. Пиромантию наставник видел как... инструмент, требующий труда и терпения, а вовсе не слепой веры. Его ученица уже успела очень хорошо понять, что именно такое восприятие способно позволить действительно управлять стихией, а не ждать ее милостей как чуда.
Впрочем, переубедить огнепоклонников едва ли представляется возможным. Их вера позволяет им даже ратовать за сожжение зараженных скверной людей.

Понтифик обходит ее - Эвия напрягает волю, чтобы не обернуться за ним, смотрит ровно перед собой. Ни к чему показывать, как жалит ее этот оценивающий взгляд.
Ученица чародея впервые встретилась с Реймондом Монро так близко и один на один. О нем ходит так много слухов... Столь противоречивых! Мрачных и подобострастных, восторженных и зловещих... И все же кое-что однозначно.
Ей не нравится этот человек.

Наставник предупреждал Эвию, что Монро захочет внушить ей, будто лишь вера храмовников есть единственно истинная основа взаимодействия с пламенем. Она не сомневалась в правильности этого напутствия прежде, но теперь видит и сама, насколько точным оно оказалось.

Девушка смотрит на танец Первого Пламени в жаровне перед собой - и бесконечно различный, и неизменно простой. Лица Эвии касаются потоки теплого воздуха, словно огонь посылает невесомые поцелуи.
Такой знакомый ей огонь...
Считает ли она себя достойной заглянуть в его сердце?

Ученица мага отводит взор от мощного, почти неудержимого столпа пламени в каменной чаше, теперь прямо смотря на понтифика.
- Да, - она выдерживает его взгляд. В ее голосе звенят ноты вызова. - Считаю.

Так и не дождавшись приглашения, Амелия все же входит в комнату. И, встретившись взглядом с ее маленькой обитательницей, чуть смущенно стучит пару раз по открытой двери уже изнутри.
Впрочем, Одри, похоже, совсем не против гостей.

- Привет, - мягко улыбается девочке Мелли, тут же раскованно присаживаясь на ковер напротив нее - не слишком близко, чтобы это не выглядело вторжением, и не слишком далеко, чтобы не помешать появлению доверия. - Меня зовут Амелия. А ты, я знаю, Одри. Может быть, мама говорила тебе, что я приду.
Это проще всего объяснило бы реакцию Одри на появление Мэл - девочка словно бы ждала, что кто-то заглянет к ней, и не особо тому удивилась.

Те скудные подробности "инцидента в школе", в которые Арчер посвятил Амелию - явно не совсем то, о чем нужно прямо разговаривать с Одри. Неплохо бы сперва узнать, как она сама оценивает случившееся. Но сходу набрасываться на нее с расспросами точно не стоит.
С чего бы начать?..

- Мы со Скоттом... - вновь улыбнувшись, Амелия кивает на закрытую дверь за спиной - за которой, конечно, нельзя увидеть сидящего на кухне агента, но дети проще воспринимают такие условности. - Друзья доктора Хармса, он нам рассказывал о тебе.

Девушка стягивает с головы цветную шапку и шутливо встряхивает ее в руках, мимолетно вспомнив, что шапку эту выбрала вместе с Фиби в прошлом году, и сестренка была в восторге от яркого помпона.

- Он говорил, что тебя кто-то недавно обидел или испугал. Так быть не должно, мы хотим помочь тебе и все исправить.

Только бы это была не мать... Амелия слегка качает головой, подумав о том, что судя по детской комнате, контрастирующей с остальной квартирой, Лиза старается дать дочери все, что может. И маловероятно, что синяки, о которых говорил Скотту доктор Хармс, - дело ее рук. Но откуда же они?
Дело в стрейде? Девушка вспоминает то немногое, что ей уже известно. А-объекты не должны причинять физический вред, хищники действовали бы совсем иначе. Амелия еще не знакома с паразитами... Может быть, это они могут оставлять такие следы? Возможно, для ответа на эти вопросы стоило бы заглянуть в тень, однако Мэл не рискнула бы сделать это в отсутствие куратора.

- А у тебя есть друзья, Одри? - слегка меняет она тему, понадеявшись, что именно смещение фокуса внимания подтолкнет девочку все же осветить главную проблему. - Я была бы не против завести новых, вот интересно узнать, как это можно сделать. Проще всего в школе, наверное, да?
Мэл исподволь изучает лицо девочки, делая вид, что куда больше интересует ее пушистый помпон в руках.
- Тебе нравится в школе?

"Внедрение". Амелия внимательно слушает Арчера, разочарованно хмыкнув на словах о невозможности обрести контроль над таким существенным подспорьем в работе агентов. Что ж, очень жаль...

В задумчивости она садится в машину, оживая вновь лишь когда благодарит Скотта за кофе.
Его вопрос будит воспоминания о невольно подслушанном разговоре Фокса и Сазерленда. Такое бывало...
- Да, - честно кивает Мелли куратору, не видя оснований скрывать этот факт. - Один раз.
И почему-то поспешно добавляет:
- Без таких важных подробностей. Просто... бытовая сцена.
Хотя, наверное, в том отрывке более значительную роль сыграли эмоции Эйдана при встрече с пожирателем, а не разочарование от безучастия напарника.

Мелли высыпает в кофе три пакетика сахара. Чуть подумав, добавляет четвертый. Нужно прийти в себя и многое уложить в голове, сахар не повредит.

Блокнот Скотта удобно устраивается на коленях. Сделав несколько беглых набросков в разных ракурсах, Амелия принимается прорисовывать детали одного из них. Образ астрального чудовища прочно отпечатался в памяти, и теперь без труда переносится на бумагу.

Мэл переходит ко второму наброску, изображающему непосредственно момент нападения существа, когда Арчер рассказывает о своем неотложном деле. И отчего-то она уже заранее проникается сочувствием к этой незнакомой девочке.
Правда, узнать, как должно происходить определение стрейда в подобных случаях, ей было бы весьма интересно. Очевидно, это все же возможно... Вот и Харпер с Макрейвеном отправились сегодня смотреть взрослого человека с подозрением на стрейд... Выходит, для этого даже не нужен тот стимулирующий прибор?

Амелия уже собирается спросить об этом куратора, но его голос внезапно заглушается звоном в ушах...

А спустя невероятно долгие мгновения Мелли выныривает из тягучего слишком реального видения.
От неожиданности карандаш выскальзывает из руки, в воцарившейся тишине отчетливо стукнув о резиновый коврик на полу.
Не ее ужас все еще держит Амелию, сердце колотится, словно пытаясь выломиться из грудной клетки.

Девушка пытается понять, что же именно могла видеть. Из прошлого, настоящего или будущего был вырван стрейдом этот фрагмент?
Фокс в зеркале не выглядел ни моложе, ни старше. Но поверить в то, что теперешний Фокс может бояться призраков, оказывается почти невозможно.
Амелия рассеянно проводит дрожащими пальцами по лицу, уже готовая снова увидеть на ладони кровь.
И почему, черт возьми, Эйдан?!

Стараясь совладать наконец с пронизавшими ее чужими эмоциями, Амелия сосредотачивается на логической стороне вопроса. Среди трех эпизодов внедрения последний явно выбивается... Арчер объяснил условия считывания астральных образов. И до сих пор она не видела противоречий этому объяснению. Тогда, в тени, Форд... Да, кажется, это сам Форд хотел рассказать, что произошло. Мэл вспоминает, как ей показалось, что труп мужчины в астрале повернул к ней голову. Это, в таком случае, понятно. А Фокс-то здесь при чем? Ну хорошо, на парковке у кафе он наблюдал за Амелией - вполне подходит определение "тянулся". Но сейчас?.. Почему?

- Я?.. Думаю?.. - Мэл осознает, что уже какое-то время игнорирует участливый вопрос Арчера, неподвижно уставившись прямо перед собой.
Передернувшись, она оборачивается к агенту, кажется, так и не стерев выражение крайнего испуга с лица.
- Скажите, каков может быть диапазон времени у видений внедрения?
Ее все же не отпускают сомнения в том, что Эйдан Фокс мог бы бояться просто так.
- А еще... Имеют ли какую-то связь с астралом зеркала?

Это свершилось... Кажется, до последнего момента, до самого последнего шага в неизвестность Эвия опасалась, что ее ожидания разобьются, и по какой-то невероятной причине ей не удастся попасть в нарисованный мир.
Теперь же она восхищенно выдыхает, пробежав пальцами по старой каменной кладке за спиной, оставшейся на месте закрывшегося портала.
Потрясающе...

Ученица чародея оглядывает другой зал, уделяя особое внимание притягивающим в полумраке взгляд красочным витражам удивительной работы. Неужели они здесь только для красоты?.. А может, и нет.
Несколько легких шагов в сторону - Эвия, по пути вскользь оценив свойства пыли под ногами в надежде наскоро определить ее природу, подбегает к ближайшему окну. В пустом зале, конечно, тоже можно найти немало занятного, но ей не терпится взглянуть на целый созданный Адрианом мир, раскинувшийся за пределами этих стен.

Принц тем временем собирает внимание отряда, и даже находит возможным подойти и обратиться непосредственно к Эвии, чем обычно высокородные господа даже не думают обременять себя, предпочитая делать вид, будто не замечают наличие ученицы Ульфреда Айстверна рядом с ним.
- Да, Ваше высочество, - весьма учтиво откликается девушка, от неожиданности даже изобразив нечто вроде легкого книксена, но уже в следующее мгновение теряет интерес к реакции Эдмунда и возвращается к попыткам выглянуть наружу сквозь витражное стекло.

Голос наставника заставляет ее отвлечься, Эвия замирает, поняв, что Ульфред, кажется, по истечении некоторого времени собирается получить от нее конспект своих слов. Который она предоставить, совершенно очевидно, не сможет.

Девушка беспечно пожимает плечами, факт возможного недовольства учителя не способен перебить эйфории от мыслей о том, что вокруг нее - тот самый кристальный мир, наполненный загадками и чудесами, буквально состоящий из них.
Вообще-то она сознательно не захватила тетрадь. Потому что куда интереснее - а зачастую, и полезнее - смотреть по сторонам, чем пытаться зафиксировать все на бумаге, не поднимая носа от поспешно набрасываемых строк. К тому же, Эвия почему-то была убеждена, что никаких тетрадей не хватит, чтобы уместить описание всех чудес кристального мира. Да и в возможностях собственной памяти была более чем уверена.

- Я запомню, учитель, - кивает она Ульфреду, моментально укладывая в голове цепочку его рассуждений. Все логично, нет никаких противоречий известным ей магическим законам.
Разве что, действительно, несколько удивляет видимое отсутствие следов магии, даже прямо рядом с порталом в другую реальность, пусть и неактивным сейчас. А то, что все вокруг кажется сугубо настоящим... Эвия и прежде не сомневалась в могуществе Адриана. Ему, вероятно, вполне было бы по силам воплотить свой собственный мир.

Ульфред, похоже, намерен пуститься в исследования прямо не сходя с места, для начала немного изменив первичные условия.
- Нужно больше света? Конечно, - не без сожаления отходя от окна, девушка направляется к факелу на стене, собираясь воспользоваться самым расхожим заклинанием высекания искры из воздуха.
Взглянув вслед рыцарю, первым двинувшемуся к узорчатым воротам, она ускоряет шаг. Свет наверняка понадобится и чтобы выйти из зала.

Вслед за наставником - как обычно, всегда вслед за ним - Эвия проходит в затейливо убранный главный зал хранящей лучшее творение Адриана твердыни.
Кристальная башня выглядит совсем не так, как в ее фантазиях. Ничего чудесного. Тела павших воинов среди сияющих хрустальных осколков и кровь повсюду - ей никогда не приходилось прежде видеть разом столько крови.
Эвия тихонько вздыхает, отгоняя мысли о том, как высока была цена возможности прикоснуться к тайне магии Адриана. Впрочем, эта цена уже уплачена, и надо сделать все, чтобы она оказалась уплачена не напрасно.

Завороженно глядя на волшебное полотно на дальней стене, девушка напоминает себе, ради чего было затеяно все это действо. Не изучение нарисованного мира, а спасение Стормхолда от скверны. Хотя ее мнение в этом вопросе определенно совпадает с мнением наставника. Кто бы еще запретил чародеям начать исследовать новое, едва они окажутся по ту сторону портала. То есть, основная задача не менее важна... И для ее решения Эвия также готова приложить все необходимые силы. Хотя, наверное, у многих здесь имеются сомнения в том, что недоучившаяся магичка может быть на это способна.

Конечно, ученица чародея видела, как посмотрела на нее напоследок великая Исенна - очевидно, пребывая в убеждении, что седьмым возможным членом отряда обязан был быть кто-то другой.
Впрочем, Эвия давно привыкла к не самым приязненным взглядам в свою сторону.
Снисходительным - архимагов, коллег учителя, на чьи собрания он брал ее и оставлял в неприметном уголке, предоставляя возможность внимать. Настороженным - прохожих на улице, которым она, наверное, напоминала беспризорницу, а может, и воровку. Порой даже брезгливым - придворных во дворце, куда вообще-то приглашали Ульфреда, но Эвия таскалась за наставником хвостом абсолютно везде, и никто не смел ему возразить.
Теперь вот девушка улавливает легкое недоумение во взгляде командира Клинков... И краткая речь принца оставляет послевкусие его сомнений в ее состоятельности.

Все это не слишком волнует Эвию. Она концентрируется на мысли о том, что находится именно здесь и сейчас, что ей выпал необыкновенный шанс попасть в кристальный мир.
Девушка переводит взгляд на наставника, в который уже раз убеждаясь, как сказочно ей повезло обратить на себя внимание Ульфреда Айстверна годы назад. Что-то он ведь разглядел в ней, безродной сироте, раз уж перевернул ее жизнь, вызволив из приюта и введя в собственную семью. Дал сразу все: тепло дома, заботу близких, ощущение нужности и... возможность учиться и обуздать внутреннюю силу.
А теперь она стоит по правую руку от него, наблюдая, как подчиняясь колоссальной силе магов Круга открываются заветные врата.

Эвия улыбается краешком губ. Как бы то ни было, она не может сдержать жгучего восторга при мысли о том, что ей выпала невероятная честь оказаться в числе первых получивших за долгие годы возможность пройти сквозь запечатанный Адрианом портал.

- Да, учитель! - отзывается она сразу на оба вопроса наставника, возможно, чересчур пылко, но полностью приглушить возбуждение в такой момент решительно невозможно.
Конечно, конечно, она будет послушной, только бы Ульфред не передумал брать ее с собой! Никаких выходок! Наверное...
Эвия огромным усилием воли сдерживает рвущееся наружу ликование, вслед за наставником шагая к подрагивающей проекции кристального города.

Мэл провожает взглядом "кадиллак" Фокса, почти тут же исчезнувший за поворотом и, оставшись в полном одиночестве в безлюдном заснеженном дворе, вздыхает, нащупывая в кармане выданную Стиллвелом связку ключей.
Знакомиться с соседями она, пожалуй, не будет.

Квартира встречает ее оглушительной тишиной. Дома так не бывало почти никогда.
Амелия медленно обходит комнаты, убеждаясь, что в них наличествует самое необходимое, и наконец стягивает куртку, уговаривая себя, что здесь - наилучшее место для того, чтобы подождать, пока уладятся юридические проволочки.
Девушка все еще пытается мысленно отыскать компромисс между сохранением своего дома и прекращением общения со всеми прежними знакомыми, пока не желая признавать его абсурдность.
Но ближайшие дни, так или иначе, ей предстоит провести здесь - хотя бы этот факт уже прочно улегся в сознании.

Амелия, в который уже раз вздохнув, присаживается за кухонный стол и, сохранив в памяти телефона номера Фокса с его визитки и Сазерленда из списка пропущенных вызовов, решительно переходит к наведению порядка со старыми контактами.
Вначале - самое простое. Написать доктору Джефферсону о прекращении сеансов. Если смотреть правде в глаза, Мэл хотела бы сделать это уже давно, и сейчас наконец приступает к сочинению текста сообщения даже с некоторым облегчением. Это не сложно - нет нужды объяснять причины, достаточно расплывчатого "больше не чувствую необходимости". Он же сам говорил, что если Амелия захочет уйти - дверь открыта в любое время.

Затем - электронное письмо в колледж о том, что после каникул она намерена забрать документы. Это уже не так легко... Амелия на какое-то время замирает в нерешительности, гипнотизируя взглядом кнопку "Отправить". Ничего не поделать. Ее любимое дело, к которому она шла с десяти лет, вложив столько труда, тоже останется в прошлом - вряд ли все ее навыки потребуются, чтобы снимать трупы пожирателей. Отказываясь от прежней жизни, придется расстаться и с прежними мечтами... Мелли уже не пригодится приготовленный Фиби ей в подарок тот самый фотоальбом, все еще лежащий дома под елкой.

И наконец... Амелия откладывает телефон, для начала вновь пройдясь по пустой квартире, чтобы справиться с горечью.
Как следует обдумав слова Фокса о разных мирах и смертельной опасности, она приходит к выводу, что все равно придется сделать это. Не сегодня - так завтра, если Хлоя будет напрасно ждать ее на катке и обязательно позвонит...
Мэл пишет подруге, что в порядке, но вынуждена переехать на неопределенный срок, так что видеться они больше не смогут - да, все очень быстро решилось... Амелия добавляет обнимающий смайлик и просит Хлою не скучать, из-за слез в глазах уже не различая буквы на экране.
А после, отключив телефон, долго-долго в абсолютной тишине смотрит на пустую стену перед собой, стараясь не думать совсем ни о чем, пока за окном понемногу темнеет.

Выходные становятся, без преувеличения, самыми тоскливыми выходными в ее жизни. Мэл, впервые оказавшаяся на целых несколько дней совершенно одна, к вечеру воскресенья ловит себя на мысли, что ей просто необходимо поговорить хоть с кем-нибудь. За все это время девушка не общалась ни с кем, если не считать будничного диалога с кассиром в ближайшем супермаркете, куда она заглянула вскоре после приезда, чтобы купить немного еды на первое время. Так ведь ей скоро по-настоящему понадобится психотерапевт...

Но наконец настает понедельник. Наверное, еще никогда Мелли так не ждала понедельника. Она даже вскакивает еще до звонка будильника и куда больше, чем обычно, времени уделяет утренней разминке, стараясь хоть так заглушить волнение.
Сообщению Фокса Мэл почти облегченно улыбается, отправив в ответ одинокий восклицательный знак.

Амелия приветственно взмахивает рукой, садясь в машину, и внимательно выслушивает ожидающий и ее теперь распорядок понедельников.
- Нервничаю? Да не особо, - чуть удивившись проницательности агента, довольно беспечно откликается она, тщательно проверяя ремень безопасности. - Я раньше без труда вливалась в коллектив.
Даже ей самой сложно представить, насколько важно здесь слово "раньше". Ну ничего, если получилось у всех остальных - получится и у нее. Наверное, даже с Харпер может удаться найти общий язык, если держаться не слишком близко.

Амелия наблюдает за убегающей под колеса заснеженной дорогой, прикидывая, дежурным ли был вопрос про выходные, или Фоксу действительно это небезразлично.
- Прошли... - Мелли слабо улыбается, стараясь придать голосу воодушевления. - Хорошо, что прошли.
Наверное, потом станет легче. Когда все утрясется и войдет в колею. Когда боль утраты хоть немного утихнет и непривычное пока одиночество перестанет так терзать...
- Пыталась обжиться, - решает девушка все же добавить пояснения, чтобы все это прозвучало не совсем уж кисло, и даже усмехается: - Ну и пыли было - горы, пришлось побороться.
За пару дней она успела до блеска отмыть квартиру - все равно заняться было больше особо нечем - и немного прогулялась по окрестностям, с трудом борясь с искушением поймать такси и оправиться в родной квартал, чтобы хотя бы издали взглянуть на свой дом. Большого смысла в том, понятно, не было, и именно этот факт помог пересилить отчаянное желание, хотя совсем оно так и не исчезло.
- А ты как проводишь свои выходные обычно, Эйдан? Ну, раз уж не рекомендуется близко общаться с другими людьми. Надо найти интровертное хобби?

Мелли до сих пор не задумывалась в деталях о возвращении домой. О том, что увидит там снова. О том, как встретят ее пустые комнаты. О том, в конце концов, что от бесконечных напоминаний тоже можно сойти с ума.
Она вдруг отчетливо понимает, почему Стиллвел переспросил.

Но... это же ее дом. Амелия жила там с рождения - и так плохо представляет, как можно расстаться с ним!
Мамины картины. Ель во дворе, посаженная отцом. Фигурки оригами, запрятанные Фиби в самых неожиданных местах. Узорчатые полки в гостиной, которые выпилил Стив, - пару лет назад он увлекался резьбой по дереву... Просто лишиться всего этого?

- Я... не знаю, сэр. Вероятно, вы правы, - Амелии удается довольно твердо это произнести, хотя губы начинают предательски подрагивать. - Но я пока не могу принять это решение.
Впрочем, у нее для этого точно должно быть еще несколько дней. Возможно, к тому времени кое-что станет понятнее.
- Однако если расследование продолжается... - Мэл старается говорить ровно, не выплескивая эмоций - что удается, если не спешить. - В этом случае мне все же нужно служебное жилье. По крайней мере, до середины следующей недели.
А дальше... Может быть, стажировка немного сместит фокус внимания, и станет чуть легче. Занимание мыслей чем-то новым, наверное, способно помочь.

- Благодарю вас, сэр, - Амелия поднимается вслед за Стиллвелом и пожимает его руку. - Всего доброго.

Едва щелкает за спиной дверь его кабинета - Мэл ощущает некоторое тепло, ловя искренне заинтересованные взоры агентов. Они ждали ее...
- Да, - просто отвечает она Фоксу, заново оглядывая офис, где ей предстоит стать своей.
Стажировка вряд ли будет простым временем, но ожидаемый результат стоит многого.
- Я остаюсь. Мне нравится вот этот стол! - Амелия уверенно указывает на один из свободных и для обозначения серьезности своих намерений присаживается на его край на манер Эйдана.

Понемногу настраиваясь на новые неизбежные перемены, она поочередно смотрит на новых коллег и чуть тише доверительно добавляет:
- Надеюсь, я справлюсь.
Она будет стараться. Куратору не придется за нее краснеть.
- Агент Арчер, - с вежливой улыбкой обращается Мэл к Скотту, пока не сообщая ему еще одну новость. - Наш шеф приглашает вас к себе в кабинет.

Оборвать все связи... Возможно, так было бы даже легче - разом отсечь абсолютно все, что связывает с прежней жизнью. Но решиться на этот шаг очень тяжело. Амелия беспокойно подергивает прядь волос, не без признательности поглядывая на Стиллвела. Все-таки хорошо, что это не обязательное требование.

- Да, я... понимаю необходимость сохранения тайны, - тем не менее кивает Мэл, прикидывая, что рассказывать о переменах ей даже особо и некому.
Разве что Хлое, но подругу вполне устроят обтекаемые формулировки; если создать достаточный флер загадочности - она прекрасно сама додумает какую-нибудь подходящую версию, останется только согласиться.
Молчание - это совсем не самое сложное.

Мэл возвращается мыслями к более приземленным вещам, детально обдумывая вопросы Стиллвела.
- У меня есть... был... дом. Там вчера работала полиция. Если он не опечатан, и мне будет можно вернуться туда... Тогда служебная квартира мне не нужна. И аванс не понадобится.
Амелия знает код от отцовского сейфа, хотя, конечно, ни разу не прикасалась к нему без разрешения. Сколько-то денег там должно быть...
- И машина... - продолжает девушка негромко, наблюдая, как ее ответы переносятся в ноутбук. - Возможно, я унаследую ее.
Она сосредоточенно хмурится, вспоминая, что ей вообще известно о том, как это происходит по закону.
- Но я не знаю, были ли у родителей завещания, - Амелия растерянно поднимает на Стиллвела взгляд и наконец сдается: - Кажется, мне нужна помощь юриста.

Ничего, Бюро наверняка сумеет вместо нее со всем этим разобраться.
Мэл вдруг гораздо больше занимает мысль о том, что подчиненным Стиллвела предоставляется, похоже, немало свободы. На возможность выбора куратора девушка даже не рассчитывала, полагая, что это попросту решит приказ шефа. Но раз тут так принято...

Она основательно задумывается, собирая воедино имеющиеся у нее сведения. Кто же?
Только не Харпер... Мелли едва заметно вздрагивает, вспоминая ядовитое приветствие Джилл. Месяц в ее компании? Стресса и так хватает.
Сазерленд тоже не в восторге от Амелии, он еще вчера дал это понять.
Фокс... Он знаком с ее предысторией. К нему Мелли даже уже начала привыкать. Он хорошо объясняет, но никак не показал, что заинтересован в наставничестве. И сказал, что ничего не знает о пожирателях - значит, все равно многое придется спрашивать у кого-то другого.
Макрейвена Мэл не видела в глаза - неизвестно, какой он, и обрадуется ли вообще перспективе возиться с еще одним новичком... Да еще и навязанной за спиной.
Арчер? Возможно. Его порекомендовал Стиллвел - наверное, уже видел прежние результаты. И Фокс сказал, что Арчер хороший. И, между прочим, он оказался именно на рабочем месте в выходной.

- Я хотела бы учиться у агента Арчера, если он согласится.
При местной демократичности право выбора наверняка есть и у потенциального куратора. А если он не захочет работать со стажером - ее определят к отсутствующему Макрейвену?
Еще немного подумав, Амелия добавляет на этот случай:
- Или у агента Фокса, если агент Арчер откажется.
Фокс, конечно, тоже может отказаться, но тогда уже выбор не будет иметь значения.

Мэл недоверчиво смотрит на Фокса. Как это - ничего не знает? Если из всех тварей, приходящих из тени, именно пожиратели наиболее опасны.
Наверное, у него все-таки другая специализация. Как у отца, блестящего кардиолога, который в той же психиатрии разбирается... разбирался довольно поверхностно.

В любом случае, очевидно, говорить с нею сейчас он не настроен и рад бы уже отправиться спать.
Амелия молча кивает агенту, показывая, что поняла инструкции, а когда тот уходит - поднимается, чтобы все-таки найти в кухонном шкафчике стакан. И долго пьет воду из-под крана, даже не думая о других напитках.

Постепенно отступает жажда, которую Мэл все это время совсем не замечала. Ей кажется, что стало чуточку легче...

Но в ванной она едва не шарахается от отражения в зеркале, с трудом узнав себя из-за припухших век и размазанным по щекам потекам крови со светлыми дорожками слез. Девушка словно срывается и, бросившись к раковине, яростно скребет кожу с мылом, стремясь избавиться от напоминающих о произошедшем хотя бы внешних следов.
Вода снова помогает - пусть лишь отчасти, но какую-то долю неизбывной горечи ей удается унести прочь.

Немного подумав, Амелия все-таки гасит лампу в гостиной, рассудив, что ее преследователь мертв, и бояться уже нечего. К тому же, темноту разбавляют огоньки неспящих дисплеев кухонной техники, да и с улицы через окно проникает городской свет.
Девушка медленно вздыхает, поправляя подушку. И наконец забирается под выданный плед, устраиваясь на скользком диване, не предназначенном для ночного сна.

Сон ожидаемо не идет.
Амелия безучастно смотрит в темный потолок, плохо представляя, насколько это вообще возможно - заснуть после подобного дня.
Раньше такие проблемы решились куда проще. Когда Мэл была совсем маленькой, ей тоже не всяким вечером удавалось сразу заснуть. Тогда можно было позвать маму. Она обязательно приходила и пела колыбельную. Стив всегда засыпал моментально безо всяких ухищрений, но с Мелли маме порой приходилось подолгу сидеть, ласково гладя ее по волосам и напевая про мерцающую ночную звездочку или про пересмешника и колечко...
Это было давно. Так давно, что даже Фиби еще не было.
Но уже тогда время от времени Амелии снился тот самый кошмар.

Что же явилось причиной, а что следствием? Пожиратель ли внушил ей эти видения, чтобы, как сказал Фокс, разбудить ее? Или стрейду было суждено перейти во вторую фазу, и именно это привлекло пожирателя, как запах крови привлекает хищников?
Как же много вопросов...

Амелия снова и снова прокручивает в памяти долгий сегодняшний день. В мельчайших подробностях вспоминает утро, когда она не могла даже представить, что видит свою семью в самый последний раз. И время возвращения. Совсем недолго спустя после того, как собрались все.
А если бы не этот дурацкий никому не нужный сеанс у доктора Джефферсона? Если бы Мэл раньше вернулась домой? Могло ли все сложиться иначе?
На этот вопрос ей вряд ли ответят даже в самой секретной штаб-квартире.

Амелия ощущает, как слезы бегут по вискам. Точно известно только одно. Никогда и ничего уже не будет как прежде.
А еще она вряд ли когда-нибудь снова станет праздновать Рождество.

Амелия втискивается спиной в ножку стола, в бесконечном смятении наблюдая за тварью, теперь ничуть не скрывающейся от людей. Вздрагивая от ужаса, девушка зажимает ладонями уши, пытаясь спастись от кошмарного воя - и все равно он пронизывает ее до костей, пока не оказывается оборван первым выстрелом.

Почему-то Мелли была уверена, что оставивший ее монстр с легкостью растворится в темноте, не допустив, чтобы его увидел кто-то еще. Что могло бы ему помешать в пару мгновений оказаться далеко отсюда, размытой тенью мелькнув мимо полицейских, тогда еще не успевших заметить его?

Но выстрелы, сопровождающие слепящие вспышки, гремят один за другим. И существо, как совсем не положено болезненному видению, поддается им... Умирая?

Амелия щурится на режуще-яркий луч фонарного света, то и дело выхватывающий из тьмы высокую дергающуюся от выстрелов фигуру, и внезапно совершенно отчетливо осознает: она не чокнутая. Она не чокнутая! Жгучий восторг от этой мысли разительно контрастирует с удушающим ужасом.

А когда затихает в ушах звон от последнего выстрела, Амелия с замиранием сердца вслушивается в вердикт полицейского, вдруг понимая, что ей знаком его голос. Не может быть...

Мэл бросает невидимый в темноте виноватый взгляд в сторону Оливера, который в этот вечер должен был быть где угодно, но только не здесь, не представляя, что скажет ему после...
Однако ее собственный вопрос звучит куда менее сдержанно:
- Какого черта?! - Амелия, цепляясь за стол, пытается встать, и наконец ей это удается, пусть и колени ощутимо дрожат.
Ощупью вытерев с лица кровь, она идет на слепящий луч фонаря, совершенно не видя за ним скрытого во тьме Фокса - идет с таким выражением лица, словно собирается наброситься на детектива с кулаками.
- Вы что, знали о нем?!!

Оливер вскакивает, поверив ей: нельзя не поверить - так убедительно все вокруг...
Но поздно. Слишком поздно.
Невообразимо растянувшиеся мгновения Амелия бессильно наблюдает, как неведомый монстр без труда подчиняет реальность своей воле.

Мэл кажется, что она кричит, но на деле перехваченное спазмом горло не позволяет ей даже дышать. Терзающий слух треск электронных помех, достигнув апогея, разрывается оглушительным звоном осколков.
Амелии не хватает сил удивиться, как ни один из них не задевает ее саму.
Застыв от ужаса, она наблюдает за своим воплотившимся кошмаром, убеждаясь, как милосердно было ее подсознание, ни разу не позволившее этому образу запечатлеться в памяти.
Иначе бы она точно сошла с ума.

Но теперь это все уже не важно. Монстр отыскал Амелию - наверное, он стремился к этому все те годы, что она видела его во сне. Алые демонические глаза немедленно разгораются ярче, подтверждая ее догадки.
Абсолютно нет смысла противиться неизбежному... С ней будет то же, что с этими несчастными людьми, случайно оказавшимися рядом. Зачем только она втянула в это Оливера...

Но вот сам Оливер, похоже, совсем не собирается смиряться с судьбой. Совершенно неожиданно Амелия видит его вставшим перед собой, заслонившим ее от монстра - и, остраненно удивляясь, как ему хватило на это силы духа, осознает вдруг, что и сама теперь способна на что-то подобное.
Воздух с хрипом обжигает гортань, наконец прорываясь к легким. Даже страх отступает, а его место немедленно занимает безумное желание спастись.
Значит... Не смотреть. Не смотреть. Только не смотреть на него снова!

Первый порыв Амелии все еще всецело прост. Сбежать. Крепко схватить Оливера за куртку и потянуть за собой - куда угодно, прочь из этого проклятого места, так далеко, как только удастся...
Мелли вскакивает, делает шаг к другу - и внезапно понимает, насколько бессмысленной будет эта попытка. Даже если им удастся вырваться из кафе, не поскользнувшись на политом кровью полу, даже если сквозь снежную бурю на темной парковке они доберутся до оставленного "форда"... Эта тварь безумно быстра.

Амелия, уже занесшая руку, чтоб схватить Оливера, вдруг с силой толкает его в сторону, надеясь, что парень, чтобы не упасть, отступит и окажется подальше от твари.
Прикрыв ладонью глаза и опустив голову, искоса она пытается высмотреть в ближайшем из уцелевших бездонно-черных оконных стекол размытое отражение монстра.
И, вдохнув поглубже отвратительно пахнущий кровью воздух, отчаянно кричит:
- Что тебе нужно?!

Гостиную не узнать. Криминалистические таблички окончательно исказили ее облик, сделав непонятным и чужим. Амелии больше нет здесь места - теперь она понимает, о чем говорил Фокс. Даже если бы ей позволено было остаться в доме - она бы... не смогла.

Мгновение помедлив на пороге, Мелли зачем-то кивает в ответ сержанту Байерсу и спускается с крыльца, оставляя дом в полном распоряжении криминалистов. Невероятно странное ощущение - уходить, чтобы ждать, пока чужие люди не разрешат ей вернуться.

От снежной крупы в лицо слезятся глаза. Мэл, чуть пошатываясь из-за порывов ледяного ветра, торопливо шагает по едва заметной под слоем наметенного снега дорожке, ища взглядом машину Оливера. Увидев друга, она с огромным трудом подавляет желание обнять его и наконец разрыдаться. Так нельзя, не выслушивать же истерики он приехал к ней.
Только вскользь прикоснувшись к его руке, Амелия поспешно кивает, отводя взгляд.

Оказавшись в таком уютном после снежной бури снаружи салоне "форда", она запрокидывает голову на подголовник сиденья, надеясь, что так слезы побыстрее остановятся. Но их слишком много. Сдержать их уже невозможно.
- Я не знаю, что случилось, - медленно, чтобы не подвел голос, сообщает Амелия, осторожно пристраивая рюкзак в ногах. - И полиция пока не знает.
Девушка комкает в руках шарф, который в спешке не успела надеть, кончиком его пытаясь вытереть лицо.
- Они все пропали, Оливер. Были дома - и словно исчезли!

Мэл молчит пару мгновений, невидяще глядя сквозь заносимое снегом лобовое стекло. И вдруг оборачивается к другу, будто сорвавшись, взахлеб рассказывает ему про пустой дом, окровавленную кухню, прибытие полиции, разговор с Фоксом... Или правильнее сказать, допрос?
- Я даже не знаю, что делать теперь...
Слезы опять подступают и душат, мешая говорить, меняют до неузнаваемости подрагивающий голос.
- Я думала, мне можно будет остаться там, но одна оставаться боялась. Позвала тебя... Я так благодарна, что ты приехал, Оливер! Но даже не представляю, насколько все это может затянуться. Что ты сказал дома?

Амелия молча принимает визитку Фокса, надежно убирая в карман.
Она ведь действительно его не поняла, посчитав, что он беспокоится лишь за ее состояние после ночи в опустевшем доме. А все гораздо сложнее... Даже остаться в собственной комнате будет нельзя. Но, наверное, рюкзак с фотоаппаратом взять будет все-таки можно, его ведь тут не было, когда все случилось...

Мелли, задумавшись, вовсе не собирается подслушивать разговор за дверью, но удивленный возглас Фокса невольно приковывает ее внимание. О чем он?.. Какова их версия?
Конечно, никто ей этого не скажет сейчас. Девушка вздыхает, бросая взгляд за окно, где за этот вечер совсем ничего не изменилось...
И холодеет от всепоглощающего ужаса, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники кресла.
Возможно, она закричала бы, не окажись горло вдруг стиснуто судорогой. Но вместо этого Мэл лишь напряженно всматривается в высокую темную фигуру, не в силах даже моргнуть...
Это иллюзия, обман зрения, галлюцинация... Что угодно, но только не явь! Такого не бывает...

Совершенно неожиданно безумная идея пронзает мозг: стоит выяснить, что смогут в этом увидеть другие люди...
Внезапно для самой себя подскочив и схватив телефон, Амелия стремительно привычным движением активирует камеру, и, направив объектив в сторону окна, ощупью делает серию снимков в разном масштабе, следя лишь за странной фигурой, а в следующие мгновения - за погасшим над ней фонарем...
Впрочем, взглянуть на экран она не успевает, едва не вскрикивая от неожиданности, когда прямо за спиной раздается голос Фокса.

Амелия резко оборачивается, прижимая к груди телефон. Ей требуется немного времени, чтобы понять, о чем говорить детектив.
- Спасибо, нет, - наконец вспоминает она слова. - Я дождусь друга здесь. Это ведь не помешает криминалистам?
Да и куда, если подумать, они могли бы ее отвезти... Нет, ей действительно это не нужно.
- И да, пожалуйста, если что-то станет известно...
Запнувшись, Мэл смаргивает слезы, которые, оказывается, так долго удавалось сдержать.
Впрочем, сказать детективу ей больше нечего.

Сержант Байерс уходит от ответа. Понятно, он тоже растерян. И не хочет в одиночку брать на себя ответственность за объяснение происходящего.
Амелия кивает, отводя взгляд. Поспешные выводы действительно ни к чему.
У вернувшейся Харпер она уже не спрашивает совсем ничего, так же молча реагируя на появление множества их коллег. Надо подождать, ответы появятся.

Почти сразу перестав всматриваться в мелькающие чужие лица, Амелия отрешенно присаживается на подлокотник дивана в гостиной, оказываясь будто в неподвижном центре, вокруг которого беспрерывно снуют, выполняя свою работу, полицейские.
Им нужно выяснить причины, найти улики, раскрыть дело... Сопереживать - не их работа.
Мелли вдруг задумывается, сколько же людей оказалось на дежурстве в этот вечер... Что на это повлияло, жребий? Или благородный порыв дать возможность коллегам встретить праздник с семьями? Или кто-то из них так отбывает наказание за проступки? Неважно. Вряд ли хоть кто-нибудь в этот момент думает что-то хорошее об Амелии. Встречать Рождество даже в офисе всяко лучше, чем в чужом окровавленном доме.

От этих мыслей ее отвлекает неожиданный сигнал сообщения. Мелли выхватывает из кармана звякнувший телефон, едва не уронив. Кто это? Мама?!
Нет.
Но хоть где-то сейчас все в порядке. Звучит музыка, а не сирены, и мерцает елочная гирлянда, а не маяк полицейской машины за окнами.
Мэл смотрит на счастливые лица, мельком отмечая, как удачно кадрировано фото. Оливер и... его сестра. Точно, сестра, они похожи. Она не знакома с этой девушкой. Стыдно, но даже имени ее не вспомнит. Оливер как-то говорил пару раз... Давно.
Мэл вздыхает, раздумывая, что же ответить другу, чтобы и не солгать ему, и не испортить праздник, напугав.
Конечно, селфи посылать не стоит...
"Не так, как обычно", - собирается написать Амелия, чтобы почти бесследно растворить в обтекаемой фразе свою горечь и гнетущее отчаяние.
"Не так", - успевает набрать она, прежде чем случайно, промахнувшись, нажимает кнопку "Отправить".
Ну да. Совсем не так, как сейчас у Оливера, если судить по фото.
Пару мгновений Мелли вглядывается в экран на ладони, пытаясь представить, на сколько еще ей хватит подобия выдержки. И насколько ужасно было бы испортить Рождество еще и Клаудам. И как ей нужно, чтобы рядом оказался кто-то близкий, а не только полицейский отдел в почти полном составе.
Наконец, едва попадая по нужным буквам, она все же решается набить странное приглашение, одновременно желая, и чтобы друг принял его, и чтобы отверг.
"Ты смог бы приехать?"

Мэл не успевает написать причину этого вопроса, вздрагивая, неожиданно услышав свое имя.
Подошедшие к ней двое мужчин совсем не похожи на остальных... Это те, кого ждал сержант Байерс? Отдел расследований?
Впрочем, куда больше Амелию удивляет, что кого-то здесь интересует ее мнение. Она пожимает плечами. Фокс? Сазерленд? Смит? Браун? Ей абсолютно все равно, кто это будет.
Мелли вскользь оглядывает второго мужчину, медленно кивает обратившемуся к ней, вставая.
- Детектив Фокс, я готова рассказать вам все, что знаю.

Нет других совпадений с кошмаром - улица пуста, ярко горят фонари, и в окне ее комнаты, конечно же, не маячит рогатая тень... Но ощущение тревоги, колючими холодными шариками перекатывающееся где-то внутри, никак не желает отступать.
Амелия, смахнув на крыльце пласт мокрого снега с шапки, тихо открывает дверь, стараясь не нашуметь раньше времени, чтобы не выдать своего возвращения - не хочется показывать семье неуместное смятение, сперва надо бы хоть немного прийти в себя.
Скинув куртку и выпутавшись из шарфа, она аккуратно пристраивает рюкзак на пуфике в прихожей, чтобы об него никто не споткнулся - это вряд ли понравилось бы фотоаппарату, а за годы общения с ним Мэл привыкла считаться с его интересами. Но, уже собираясь с улыбкой появиться в гостиной, девушка вдруг понимает, что и в доме что-то не так...

Елочная гирлянда озорно подсвечивает катастрофу на полу.
Еще не желая до конца верить увиденному, Амелия в спешке вновь натягивает ботинки, не отрывая взгляда от осколков аквариума вперемешку с трупиками рыбок перед собой. Как этого до сих пор никто не заметил?
Лихорадочно вертятся в голове попытки найти объяснение.
Это розыгрыш... Стив подбил родителей! Шальная мысль проносится, тут же растворяясь бесследно: ни за что мама не стала бы участвовать в такой затее. Тогда что же?..

Кровь на стенах уже никак не получается объяснить. Так и не рискнувшая войти на разгромленную кухню Мелли замирает, взглянув под ноги. Как будто если она нечаянно коснется этой окровавленной воды на полу - случится нечто окончательно непоправимое.
Отступая спиной, девушка проводит дрожащей ладонью по лицу, будто надеясь, что сумеет таким образом стереть представшую перед ней картину... Как вдруг, не выдерживая, с криком бросается вглубь дома.
- Мама? Папа? - с разбегу ворвавшись в спальню родителей, она натыкается на пустоту.
Не может быть...
- Стив?!
Оступаясь на лестнице, Мэл мчится наверх в комнату брата, нащупывая в кармане джинсов телефон, чтобы... Что? Позвонить вначале родителями, или сразу девять-один-один?
Кровать Стивена не убрана, на письменном столе привычный беспорядок, но самого его нет!

Дверь в комнату Фиби с кривовато прилепленной надписью цветными карандашами "Не входить без печенек!" чуть приоткрыта - Амелия с размаху распахивает ее, заставляя жалобно скрипнуть от удара о стену, влетает внутрь, тут же увязая в раскиданных на полу как обычно мягких игрушках. И здесь - никого...
Да что же происходит?!
Мэл, задыхаясь от подступающих рыданий, падает на колени, судорожно пытаясь разблокировать экран смартфона. Сенсор не сразу отзывается на взмокшие от волнения пальцы...
Служба спасения?! Нет, все же сначала - позвонить отцу...

Амелия словно не слышит доктора Джефферсона. Она пропускает мимо ушей его невозмутимые фразы, вздрагивая от удивления, лишь когда он уже недовольно указывает ей на дверь.

Но занимают ее мысли вовсе не о том, что она ведет себя крайне невежливо. Мэл пристально, до боли в глазах, вглядывается сквозь начинающее синеть в преддверии сумерек оконное стекло в то место на тротуаре, где только что видела странный силуэт.
Галлюцинация? Еще не хватало... Или нет, это все падающий снег и освещение на улице - ей просто показалось, что необычно выглядит обычный человек... Ничего больше с такого расстояния разглядеть попросту невозможно! Это метель исказила пропорции той фигуры. А будто горящие багровым глаза - лишь отражение стоп-сигналов машин в мельтешащих снежинках.

Однако Амелии почему-то совсем не хочется идти на улицу прямо сейчас. Проходить мимо той самой автобусной остановки, оглядываться в страхе обнаружить нечто подобное вблизи...
Рюкзак медленно сползает с плеча, опускается на пол у ног - по привычке бережно, чтобы не повредить фотоаппарат внутри.
Амелия обессиленно прислоняется к дверному косяку, стукнувшись затылком о безучастную деревянную планку.
Ей точно нужно лечиться. Не поздно ли еще?..

Осторожно, будто стеклянную, повернув в пазу ручку, Амелия тихо закрывает дверь, так и оставшись в кабинете.
Она вновь опускается в кресло, будто только что ничего не произошло.
И, глядя куда-то мимо Адама, без предисловий негромко начинает:
- Зимний вечер. Около Рождества, как сейчас. Моя улица. Мой дом. Незнакомый ребенок. Это он указывает мне на то, что сама я вначале не вижу. В моей комнате - это видно через окно - находится тот самый монстр с горящими красным глазами.
Девушка замирает, напряженно стиснув руки на коленях - так, что на ладонях останутся следы от ногтей. Она ощущает себя как перед прыжком в холодную воду. Когда чем дольше стоишь - тем меньше вероятность, что все же отважишься. Нельзя тянуть, пока не пропали остатки решимости.
И слова наконец падают, оставляя вместо себя пустоту, которую так долго заполняли. Пустоту на месте страшной тайны, которую Мэл так берегла, надеясь, что сможет тем самым оставить сон не более чем сном...
- А после - дом взрывается. Потому что этого хочет монстр. Взрыв в моем доме не рушит, но уничтожает его. И, конечно, уничтожает всех, кто внутри. Я не вижу этого во сне, но ведь иначе быть не может. А монстр - он не погибает. Он исчезает там и оказывается рядом со мной.
Амелия устало качает головой, наконец решаясь посмотреть на доктора Джефферсона.
- Это все. Я не знаю, что это значит. Стоит ли вообще искать скрытый смысл?

Затаившая дыхание Амелия краснеет вновь, делая вид, что жутко заинтересована красочной светящейся витриной торгового центра, вдоль которого движется "ниссан".
Искоса поглядывая на отца, она обдумывает его слова, прикидывая, для чего бы ему могло понадобиться очное знакомство с Оливером. Они бы наверняка понравились друг другу... Но о своей семье Оливер совсем не упоминает в разговорах, почти незаметно обходя эту тему, и Амелии ничуть не хочется навязывать ему общение с ее родителями, чтобы не показалось, будто она стремится таким образом вызнать что-то лишнее.
Хотя как здорово было бы пригласить Оливера, например, сегодня! Только вот Стиву мама не позволила пригласить Аманду. К тому же, у Оливера дома, конечно, будет точно такое же празднество, никуда он бы и не пошел в этот день...

***
Колледж, холл и коридоры которого украшены гирляндами и венками из омелы, гудит разговорами и смехом. Амелия появилась чуть раньше обычного - все же автомобиль быстрее автобуса. Она поджидает Оливера в аудитории, предвкушая его радость от подарка, до поры спрятанного в рюкзаке. Он ведь несколько раз говорил о таком штативе! Ему точно понравится.

У преподавателей настроение тоже предпраздничное. Даже лекции прерываются шутками. Профессор Макгрегор, рассказывая о фотографическом искусстве времен Войны Севера и Юга, неожиданно исполняет мощным баритоном куплет известного рождественского гимна, чем срывает восторженные овации студентов.

Амелия, так и не обмолвившись об ужине, на прощание приглашает Оливера пойти на каток послезавтра - Хлоя собирает небольшую компанию, должно быть весело...
Впрочем, до всего этого, до начала долгожданных рождественских каникул, остается одно неприятное дело.

***
Еще на подходе к кабинету психотерапевта Амелия внутренне собирается, настраиваясь на очередной тонкий словесный фарс, ровно как собиралась перед важными спектаклями в школе. Снова нужно отыграть безупречно.
Выдохнув, она поворачивает ручку двери.

- Добрый день, доктор Джефферсон, - довольно приветливо кивнув, девушка устраивается в ставшем уже привычном кресле, пытаясь принять по возможности непринужденную позу.
Все как обычно. Не скрещивать руки на груди. Не смотреть вправо от собеседника. Не прикасаться к лицу. Несложные правила, соблюдение которых позволит усложнить распознавание ее лжи и нежелания находиться здесь. Во всяком случае, Амелия на это надеется. Вполне возможно, что опыт доктора Джефферсона позволяет ему определить эти наивные махинации и даже не подать виду при этом, но Мелли нравится думать, что она все же способна хотя бы немного обезопасить правду от узнавания.

Нельзя сказать, что ее это полностью устраивает... Мэл совершенно не уверена, что поступает правильно, раз за разом отказываясь признать, что ее проблема способна решиться после подобного разговора. Но почему она продолжает упорствовать?
Так ведь нельзя - врать доктору. Намеренно вводить в заблуждение человека, желающего помочь. Так делают только глупцы или отпетые негодяи. К какой категории относится Амелия?

Девушка тихо, почти неслышно вздыхает, поднимая наконец на психотерапевта взгляд.
Что ему рассказать на этот раз? Раздуть вчерашнюю ссору со Стивом из-за того, чья была очередь пылесосить в гостиной, чтобы это сошло за достойное внимания событие? Или сообщить о переживаниях из-за учебного проекта, который она никак не успевает подготовить вовремя?

- А знаете, все прекрасно! Да, давно не было такого хорошего дня! - вдруг прорывается сквозь панцирь мнимой собранности очередная ложь, не успевшая даже толком обдуматься.
Амелия, похоже, пытается почему-то перейти в нападение. Будто тот факт, что она сумеет вывести доктора Джефферсона из себя, что-то решит.
- Завтра Рождество. Елка, подарки, следы Санты на крыльце, теплый эггног... Какие тут могут быть проблемы? Разве только выбрать, как одеться на вечеринку. Я даже думаю, что...

Мэл осекается. Словно что-то ломается вдруг в шестеренках уверенно текущей речи. Совсем позабыв обо всех психологических приемах, что так старалась держать в голове, с полминуты девушка отрешенно смотрит на мерно щелкающий на столе Адама метроном.
Эта ложь бессмысленна. Она вообще. Ничего. Не изменит.
Кажется, в клетке, из которой нет выхода, начал опускаться потолок.

- Сегодня мне снова снился кошмар, доктор Джефферсон, - теперь она говорит тише, слова совсем не так легко складываются во фразы. Смотреть на Адама ей становится парадоксально сложнее. - И я вынуждена признать... что... он имеет повторяющийся сюжет.
Амелия отчетливо понимает, что только что порушила так тщательно возводимый ею на протяжении двух месяцев песочный замок уверток и недоговорок. Но ей почему-то все равно, как это выглядит в глазах психотерапевта. Чувствует ли он триумф, или просто внутренне облегченно вздыхает. Или не ощущает ничего, индифферентно воспринимая это лишь как еще один случай в своей практике, дополнение к одной из тех папок, что занимают в этом кабинете все полки вдоль стен.
Мэл, с оглушительным звоном разбившая наконец оказавшуюся такой хрупкой столь оберегаемую ею тайну, не видит пути назад.
- Мне снится некий ирреальностный монстр. С определенно недобрыми намерениями.

Поразительно, этот человек и в таком состоянии все еще способен держать слушателей. Даже их, игнийцев. Неудивительно, что за ним шла эскалонская армия...

Нитаэль останавливается в нескольких шагах.
При ближайшем рассмотрении становится ясно, что раны Маршала попросту не позволят пленить его... Что ж, в каком-то смысле ему повезло.
Без малейшей жалости Искра наблюдает, с каким трудом дается предводителю захватчиков каждая фраза, каждый вздох. И все же - помимо воли внимает его словам, не торопясь совершить что должно.

Ее удивляет то безразличие, с которым Маршал говорит о знамени - святыне своего войска. Или это блеф?.. Весьма дерзкий в таком случае. Впрочем, в чем-то он прав: его армии больше не существует, и ее символ теперь можно считать всего лишь обычным полотнищем.

Однако прочая исповедь изумляет Нитаэль еще больше.
Так вот как все это выглядело с эскалонской стороны... Четкие пророчества, множество уверенных в себе Искр, всесильная магия... Право, даже лестно слышать такое об армии Лесного Союза. Неужели Маршал не понимает, что существуй это все на деле - его войско даже не вошло бы в вечный лес? Нет, глядя правде в глаза, игнийцам отнюдь не легко далась эта победа... Нитаэль вновь вспоминает вчерашние слова Галахада о том, что они просто... должны были остановить Эскалон.

Впрочем, едва ли стоит принимать сказанное Маршалом настолько всерьез. Его речь, кажется, становится все менее осознанной...
Конечно, Нитаэль неоткуда знать, о чем он говорит. И существует ли на самом деле та сила, что способна затмить для эскалонцев веру в их Канцлера.
Это похоже на бред умирающего, на отчаянно-бессильные угрозы поверженного, на бессмысленные речи безумца... Искра не верит ни единому слову пророчества Маршала.

- Игнии не станет, только когда не станет последнего игнийца, готового отдать за нее жизнь, - негромко, но абсолютно отчетливо произносит Нитаэль, все так же прямо глядя в глаза человеку, которого она вот уже несколько месяцев истово ненавидит. - С чем бы мы ни столкнулись... Даже со слепым фанатизмом железной истины.

Ее ладонь ложится на рукоять чужого меча в привычных ножнах. Невелика честь - добивать смертельно раненного противника. Отдавать такой приказ кому-то другому - хуже вдвойне. Возможно, оставить этого человека умирать от ран было бы самым простым решением... Однако уйти, не убедившись, что Железный Маршал, символ этой проклятой войны, кровный враг тысяч игнийцев, мертв... Непростительная беспечность. Неуместное милосердие. Меллидан, наверное, не оценил бы такого поступка...

Искра медлит мгновение, все еще не отводя взора от стальных глаз, в которых упрямо горит безграничная вера в эскалонские постулаты.
И точным движением вгоняет клинок Маршалу между ключиц.

Дом изнутри оказался самым обычным. Эмберли не была уверена, что именно ожидала увидеть в гримфолдском жилище - решетки на окнах или оружие в каждой комнате, - но столь... обыкновенная его обстановка невольно ободрила ее. Если не знать, что происходит за входной дверью, можно было бы подумать, что охотники оказались в коттедже в столичных предместьях или в любом благополучном городке объединенного королевства...
Еще Эмбер несколько удивило поведение пса, чересчур, казалось бы, дружелюбное. Почему-то ей думалось, что в Гримфолде уцелевшие собаки должны быть насторожены по отношению ко всему... Очевидно, дом Джеймса большие несчастья обходили стороной.
Стараясь не разочаровать бульдога, охотница отступила на шаг, спасая обмусоленную штанину, и дала псу обнюхать ладонь, завершая знакомство.

Расположившись на табурете на восхитительно уютной после дождливой улицы кухне, она улыбнулась Эмили, снова походя отметив все ту же некую апатию и быстрое исчезновение внимания к пришедшим... Странно, дети в этом возрасте обычно куда любопытнее. Неужто девочка каждый день видит новых гостей, чтобы даже не заинтересоваться?.. Или в Гримфолде вот такие дети?

Впрочем, от этих мыслей очень быстро увел тянущийся по кухне аромат, неумолимо напоминающий, что последний раз охотники ели почти сутки назад в безымянном поселковом трактире по пути в Гримфолд. Эмберли всеми силами старалась не отвлекаться на попытки угадать, что же такое кипит в котелке, и сосредоточиться на беседе.
Обещание Джеймса приглашать постояльцев к столу вполне было бы способно определить исход сделки, если бы на самом деле она не была мнимой. А так... Интересно, в какой момент Элиас собирается остановиться? Не хочет же он в самом деле поселиться вне убежища? Помимо традиций Корпуса, есть ведь еще и риск подвергнуть этим опасности семью Джеймса. Ради чего?..

В любом случае, смешивать коллеге карты не стоило. Хотя, если начистоту... Эмбер ничего не имела против импровизации как таковой, но все же она предпочла бы, чтобы напарник сперва посвятил ее в свой план, а уж потом надеялся на содействие. По крайней мере, пока они не сработались получше.
Сейчас же ей оставалось только догадываться об истинных мотивах Элиаса, и была опасность случайно сломать ему игру.

Разговор между тем завязывался довольно располагающий. Эмберли отдельно отметила, что во второй раз Элиас при упоминании причин визита сослался на рядового гвардейца, а не на капитана. Это хорошо. С простыми людьми, если от них что-то нужно, проще общаться без привлечения чинов. Надежнее будет результат.

- Джеймс, - мягко обратилась охотница к хозяину дома, поддерживая заданный благожелательный тон. - Найти Германа в самом деле очень важно для нас. Но, признаться, меня волнует кое-что еще.
На случай, если кузнец не сумеет помочь им с основной задачей, хорошо бы предоставить ему возможность рассказать что-то другое - почему бы и нет, людям зачастую нравится ощущать себя носителями ценных сведений и делиться ими.
- Вы давно живете в этом кошмаре. Уверена, Вы и сами кое в чем могли бы помочь нам. Здесь, в вашем квартале... Каких тварей Вы видели? На какие ограничения приходится идти местным жителям, чтобы избежать встреч с ними?
Помимо прочего, ответы на эти вопросы могли бы помочь понять, как может быть скрыто убежище Германа от посторонних глаз. Ну и, если они с Элиасом все же не найдут охотника сегодня, это не отменит погружения всего отряда в работу уже с завтрашнего дня - и лучше бы им всем представлять, кто кроме гарпий ожидает их в городе.

Снова этот сон. Ну почему?!
Амелия утыкается лицом в колени, ощущая, как дрожит всем телом. Сердце колотится разом в груди, в горле, в ушах... Она опять кричала во сне. Мама волнуется... Наверное, это уже ненормально. Не помогает ромашковый чай, не помогают дыхательные упражнения...
Может, пора рассказать отцу, как все есть на самом деле?.. Он ведь врач. Возможно, сумеет помочь.

- Да, мам, - откликается Мелли разом на все, отрешенно наблюдая, как сужается и исчезает полоса света из закрывающейся двери.

Может, пора... Раз за разом Амелия откладывала уже этот разговор по самым разным причинам. А кошмар между тем повторялся все чаще...
Нужно что-то делать с этим. Да, для начала рассказать отцу... Нет, только не сегодня, сегодня ему точно не до этого. Потом. Как-нибудь после...

Девушка выключает наконец надрывающийся будильник, оборвав песню на полуслове. Вот ведь как... Даже случайная песня намекает, что хватит бездействовать.

Глубоко вздохнув, Амелия сползает с кровати, включает в комнате свет поярче, чтобы поскорее прогнать колючие осколки кошмара, прячущиеся по углам. Все, он закончился. Впереди - день. А о том, что будет следующей ночью, думать слишком рано.
Несколько минут привычной утренней гимнастики помогают окончательно проснуться, перестроиться на дневной лад.

Уже почти успокоившаяся, в коридоре Амелия сталкивается с заспанной сестренкой в пижамке с медвежатами, что не особо охотно плетется умываться, на ходу протирая глаза.
- Меня папа ждет! - выдвигает Мэл железобетонный аргумент, юркнув в ванную прямо перед нерасторопной со сна Фиби, пока та не успела сообразить, что завтракать Лэнгфорды все равно будут все вместе, и порядок принятия отпрысками водных процедур не сможет на это повлиять.

Вообще-то Амелия обычно не обижает младших и честно соблюдает правила утренней очереди, но именно сегодня ей очень нужно поскорее попасть к воде. Вода всегда помогает отвлечься, уносит с собой переживания, дарит чистоту мыслям... Может даже смыть остатки кошмара, будто оставившего на коже липкий налет.

Шустро щелкнув щеколдой, чтобы Фиби не восстановила справедливость, Мелли изучает свое отражение в зеркале над раковиной. Никаких внешних изменений. Никто не догадается, что с ней происходит, если она не расскажет сама.
Да, да, она обязательно все расскажет родителям. Если... Если сон повторится. В следующий раз - уже точно. И они выслушают, они будут знать, что делать, они непременно помогут! Ей ведь можно помочь?..

Шумит вода, заполняя этим звуком все вокруг. Даже если сестренка возмущается за дверью ванной - ее не слышно. Но Амелия не собирается заставлять Фиби ждать слишком долго, это было бы совсем неправильно. Поскорее покончив с утренними ритуалами, она извиняющеся улыбается сестре и ускользает в комнату одеваться.
А прежде чем спускаться к завтраку - берет кое-что с письменного стола.

Амелия легко сбегает с лестницы, возле самой кухни ловя за руку как раз направляющегося туда доктора Лэнгфорда.
- Папа! - обнимает она отца и целует в свежевыбритую щеку. - Кто сегодня будет очень храбрым? Кем мы все будем гордиться?
Из-за спины девушка выуживает сложенного из сиреневой бумаги чуточку помятого кролика.
- Держи! Это Фиби вчера сделала. Классный, да? Думаю, его зовут Брейви. Возьми-ка с собой в кармане!

Наитие ведет ее. На удивление легко черно-зеленое месиво на переправе раскладывается в сознании в предельно ясную картину. Ее место - здесь. Необходимые действия очевидны.
Нитаэль идет почти по пояс в воде, даже не замечая ее холода, снова и снова воздевая меч с неизменным результатом. Горячая кровь из смертельных ран эскалонцев стекает по лезвию, окропляет броню. Не останавливаться!

Она не знает, что у нее с лицом. Но, наверное, выражение на нем таково, что заставляет эскалонских солдат забывать эскалонские клятвы.
Черные варвары расступаются перед ней, стремительно теряя самоуверенность. А позади смыкаются, сливаются в едином порыве ликующие голоса игнийцев - и клич этот слаще музыки!
Дрогнула и сдвинулась граница битвы. Нитаэль ощущает за собой всколыхнувшуюся волну надежды. Слышит усилившийся плеск Лелиан - соратники идут следом!

Чужая ладонь опускается на плечо. Изумленный взгляд Искры, брошенный за спину, немедленно твердеет вновь.
- Я нужна здесь! - кратко кидает она военачальнику. И отсекает: - Не спорь, Гиллиан.
Ее тон не допускает сомнений.

А в следующий миг ворвавшаяся в краткое затишье чужеродная речь завладевает ее вниманием всецело.
Это... Железный Маршал?
Нитаэль замирает на мгновение, пораженно вглядываясь в эскалонского офицера. Так странно... Она ни разу не задумывалась, каков Маршал на самом деле без неизменного доспеха.
Безумно непривычно видеть вместо глухого черного шлема живое человеческое лицо. Только ненависть в его глазах - совсем не человеческая.
Это он.
Перед нею стоит воплощение игнийского горя, игнийской трагедии. Тот самый легендарный военачальник, что раз за разом отдавал приказы убивать ее соотечественников. Тот, из-за кого Клириан попал в Цитадель. Тот, кто казнил Меллидана. Тот, кто не остановится ни перед чем... Если его не остановить.

Вот он, в нескольких шагах!
Нет больше ничего и никого вокруг. Померкло боковое зрение, не давая отвлечься. Слух игнорирует все лишнее.
Один-единственный противник - прямо перед ней. И он не сторонится ее подобно своим солдатам.
Нитаэль уже казалось прежде, что его взгляд из прорезей крылатого шлема бывал направлен именно на нее. Теперь - не кажется.
Она делает к нему шаг, намереваясь сразиться немедленно, напоить клинок его кровью, обернуть его войско вспять - и все же он успевает отдать приказ, вновь бросая в приостановившуюся было битву черных солдат.
Вскипает кругом ледяная вода, взбитая латными сапогами.

Тиссае ла воррен.

- За Игнию! За Сердце! В бой!!! - Искра кричит, срывая голос, кричит так, что звенит в ее собственных ушах. Чтобы рассеять малейшие колебания тех, кто стоит за ее спиной. Чтобы ее услышал каждый игниец в этой битве.
"Всего лишь один человек"?.. Как бы не так! Нитаэль ощущает, сколь мощная сила готова пойти за ней сейчас, стоит только повести.

Ослепительно сверкнув на солнце, ее клинок, разбрасывая розовые от крови брызги воды, вскидывается к небесам, подкрепляя громогласный приказ, в то время как пронзительный взгляд в глаза того самого противника не оставляет сомнений в том, куда она намерена его опустить.
И больше не медля, Искра бросается сквозь эскалонский строй, неистово орудуя мечом - по наитию, не успевая задуматься о каждом новом ударе. У нее единственная цель.

- Знаток... - как-то невесело еле слышно выдохнула Эмбер, невольно потерев левое плечо.
Может быть, и так. Ей довелось сталкиваться с этими тварями на трех охотах - словно проклятье какое-то! - в то время как иные из ее коллег утверждали, что гарпии полностью истреблены.

Впервые - зимой под Уилтгемом. Эмберли тогда попала третьей в давно сложившуюся пару.
Эдриан и Кассандра. Они были супругами. Детей из-за своего ремесла завести не могли, и видели свое призвание в натаскивании молодых охотников. В общем-то, у них отлично получалось... Сколько дали всего несколько месяцев в их компании! Эмбер долго потом вспоминала совершенно особую теплую атмосферу в этой группе. Как будто... она снова жила в семье.
А когда ее ранила гарпия, вдобавок смертельно напугав, - Кэсси отпоила эликсирами, вытравив яд, и усердно утешала: мол, пройдено боевое крещение, и вообще, что за охотник без десятка-другого шрамов...

- Пойдем, наверное, чтобы не терять времени? - конечно, Элиасу нужны были совсем не эти подробности.
Смахнув лишние воспоминания, охотница продолжила:
- Гарпий я последний раз видела в трехстах милях к северо-востоку от столицы. Два года назад. Кстати, там мы с тобой и могли познакомиться, если хочешь, - она иронично усмехнулась, представив, как Герман примется расспрашивать их об обстоятельствах первой встречи. - Тогда не удалось полностью зачистить их гнездо, к сожалению. Часть удрала...
На ходу Эмбер сжато, но обстоятельно поведала напарнику об особенностях гнездования мерзких недоптиц, о привычках в нападении и страхе серебра, о свойствах их ядовитых клювов и когтей, не преминув упомянуть, что без имеющегося противоядия риск охоты стремится к безумству.
- Резюмируя... На гарпий нужно идти стрелкам, Элиас. Рапира будет почти бесполезна, даже в руках такого мастера, как ты. Эти твари невероятно маневренны и быстры в воздухе. Быстрее - только пули и болты. И я бы не полезла к ним в одиночку...

Что, уже?.. На самом деле, Эмберли думала, что это произойдет через несколько дней. Самое большее через несколько дней, притеревшись, охотники в свежих парах и тройках начинали обращаться друг к другу по именам. В целях удобства не в последнюю очередь, но еще это негласно означало и повышение уровня доверия.
При посторонних, разумеется, продолжалось соблюдение политеса - нельзя же бить в грязь лицом перед чужими людьми. Но напарники с этого времени окончательно становились своими.
Эмбер неоднократно грешила тем, что намеренно форсировала приближение этого момента. А в этот раз - надо же - граф ее опередил. Ну, тем лучше. Сама бы она дождалась, по крайней мере, первого вечера в убежище.
Но если уж с Элиасом получилось так легко - с остальными и вовсе не должно возникнуть проблем.

- Тогда уж Эмберли. Можно и Эмбер.
Чуть улыбнувшись, она беспечно пожала плечами: теперь нет никакой разницы.
В бою многие напарники вовсе сокращали ее имя до "Эм!" - ничего, шляпа не свалилась ни разу.

На мрачной улице будто стало немного светлее...
О нет, вот это уж точно обманчивое ощущение!
Охотница моментально собралась, взгляд ее снова затвердел, цепко окинув близлежащие дома, чуть задержавшись на крышах, и вновь вернувшись к графу. Он, похоже, вовсе не терял бдительности, удивительно расслабленным тоном говоря столь здравые вещи...

- Верно.
Эмберли отстегнула с груди инсигнию и убрала в карман, покосившись на узнаваемую "леди Марию": не выдаст ли цеховое оружие принадлежность к Корпусу?
Только что уж волноваться раньше времени, вначале нужно хотя бы отыскать Германа. Ей все еще казалось, что это будет отнюдь не просто.
Местные? Местные... Местные до сих пор как-то не особо были расположены помочь охотникам их спасти. Хотя, казалось бы, в их интересах предоставить любые сведения по первому требованию.
И все же это была хорошая мысль.

- Ну что, попробуем найти кого-нибудь разговорчивого? Может, стоит просто постучаться в дом, где нет паутины на двери? - это была полушутка, но на деле Эмберли плохо представляла, на что, кроме удачи, тут можно было бы рассчитывать.
Мелиссу они встретили абсолютно случайно.

Запели игнийские стрелы - почти каждая без труда нашла свою цель. Рухнули тут и там закованные в черный металл их справедливые жертвы. Сразу десятки искуснейших лучников в едином слаженном движении вновь потянулись к колчанам...
Но и эскалонцы не дали забыть, отчего их называют сильнейшей армией континента.
Выросшие из-за надежных щитов арбалетчики, не дрогнув, послали смерть игнийцам в ответ. Не менее легко отыскав цели...
Потому что она промедлила с приказом?.. Потому что ее солдаты оказались в неподходящем для боя строю? Как ни боролась Нитаэль с мешающими трезво мыслить в такой важный момент чувствами - они нахлынивали, путали, забирали внимание. Невозможно смотреть, как гибнут вверенные ей люди. Невозможно не думать о том, как страдает каждый из них!

Однако в тот самый момент, когда казалось, что вся ее решимость пошла прахом, а звания игнийского офицера она удостоилась совершенно напрасно...
Вспышка. Озарение. Наитие!
Нитаэль вздрогнула от неведомого доселе ощущения. Все это было будто бы не с ней...
Так вот как это происходит... Вот как на самом деле действовал Иссирон... Вот что он чувствовал! Вот отчего мог отдавать приказы целой игнийской армии.
Искра с замиранием сердца прислушалась к себе, неверяще осознавая, что действительно ощущает наконец то самое, неведомое, невероятное, неподвластное восприятию - то, что на самом деле всегда было ее частью, даже когда она смела кощунственно в том сомневаться!
Ее искра вспыхнула. Теперь было совершенно ясно, что следует предпринять. Совершенно точно она поняла, как следует поступить именно сейчас!

Но только... Словно споткнувшись на бегу, Нитаэль похолодела в ожидании падения.
Что она скажет своим воинам? Как это объяснит? Непогрешимость решений Искр уже не воспринимается игнийцами абсолютной - это Нитаэль с некоторых пор знала очень хорошо.
И все же... Если она права - триумф ждет Игнию!
А если... Если у нее ничего не выйдет, и все, чего она добьется - погубит вверенное ей войско и навеки покроет свое имя позором?! Если она зря сравнила себя с Иссироном, и все это - лишь глупая отчаянная шутка не желающего смиряться с неизбежным поражением подсознания?

Время будто замедлилось... А затем вдвое быстрее помчалось вновь!


- Роллан! - Нитаэль хватает адъютанта за плечи, разворачивает к себе, ловит растерянный голубой взор. - Послушай меня! Ты, ты сейчас возьмешь на себя командование резервом!
Торопливые слова срываются с губ - путанные, странные...
- Их мало, меньше, чем нас! Вы выстоите! Но... без меня. Я буду на переправе. Так надо. Пожалуйста, верь мне, Роллан!
Теперь она почти кричит, совсем не замечая этого:
- Командуй наступление! Прямо сейчас! Бригада смерти будет разбита!

Не дождавшись ответа, Нитаэль срывается с места, ныряет в густую зелень вечного игнийского леса. Что есть сил она мчится обратно, к оставленной переправе через Лелиан, подхватив ножны с мечом, чтобы не колотили по бедру.

Итак, лавки ремесленников - на севере. Уже что-то. Хотя без ориентиров найти их будет непросто, если там кто-то и есть, вряд ли они громко заявляют о своем присутствии. Капитан вот, похоже, совсем не верит, что в рабочих кварталах могут еще жить гримфолдцы. Но не вытягивать же из него подробности...

Мысли Эмберли сейчас больше занимало уже гнездовье гарпий в плавильне. Они ведь должны где-то искать пищу - значит, неизбежно появляются над гримфолдскими улицами. Следует быть еще осторожнее, особенно рапиристам.
Хотя оставалось и кое-что другое, и вот тут уже совсем не хотелось бы позволить Максимиллиану уйти от ответа.

- Что ж, Вы нам очень помогли, капитан Кромвель. Наверное, последний вопрос... Тварь. Чем вы приманили ее на площадь? Рано или поздно это придется сделать и нам.

Много лет назад родители учили маленькую Эмбер: "Не спеши осуждать людей. Ты ведь не знаешь наверняка, какая буря прямо сейчас творится у каждого в душе".
Не сказать, правда, чтобы она с тех пор всегда следовала этому завету... Но все же неоднократно убеждалась в его верности.
Вот и сейчас по мере рассказа капитана становилось понятнее, как же на самом деле непросто пришлось ему после вступления на этот пост. В его жестких словах сквозило отчание и страх за вверенных его защите людей...
Не то чтобы Эмберли от этого вдруг прониклась к нему симпатией, но, во всяком случае, просто дерзить Максимиллиану напропалую уже не хотелось.

Интересно, что же было в письмах, отправленных мэром Гримфолда в Корпус? Ровно то же, что рассказал капитан? Почему же тогда руководство так затянуло с направлением охотников сюда? Вряд ли дело только в последней войне - на другие задания даже в то время их коллег отправляли. Загадки, очевидно, скрывались повсюду...

Элиас между тем мастерски сгладил напряжение, с самого начала сквозившее в каждой брошенной с обеих сторон фразе. Словом граф определенно владел не хуже, чем рапирой.
Не выбиваясь теперь из заданного им благожелательного собранного тона, Эмберли только дополнила его вопросы:
- Капитан, сколько в людей в периметре, сколько гвардейцев? Можете ли Вы сказать что-то и об упомянутом тумане? И где в городе мы могли бы при необходимости пополнить боезапас?

Война?.. Не слишком ли громкое слово для череды стычек с тварями, пусть даже и частых? Или... офицер прав, и Корпус действительно чего-то им недоговорил? Верить в это совсем не хотелось: как же так, после лет их верной службы руководство что-то скрыло от них?
Нет, наверняка это очередная шпилька в их адрес. Однако срываться раньше времени определенно не стоило.

- Леди Эмберли Найт, - весьма ровно охотница представилась вторично, не давая прорваться в голос неприязни.
Быть может, Максимиллиан в момент знакомства был слишком взволнован и действительно что-то упустил?
- Потрудитесь запомнить, капитан Кромвель, это не последняя наша встреча.

Сдерживаться между тем становилось все сложнее. На памяти Эмбер еще никто и никогда не брал на себя смелость указывать королевским охотникам границы перемещения. И уж не намекает ли капитан на конвой?..

Элиас, впрочем, тем временем выразил ее точку зрения. На самом деле, Эмберли не взялась бы настаивать прямо сейчас, чтобы не натягивать еще больше и так не слишком гладко складывающиеся отношения. Но в таком случае альтернатива самостоятельной разведке должна быть стоящей.

- Прогулку действительно можно было бы на некоторое время отложить. Однако извольте тогда уж приоткрыть завесу таинственности не затягивая, чтобы у нас не было резона выискивать сведения на стороне. Вы ведь определенно осведомлены обо всем, что творится в Гримфолде, капитан?
Эмберли взяла краткую паузу, заметив, что голос зазвучал язвительнее, чем стоило бы.
- Знакомства с территорией периметра это, впрочем, никоим образом не отменит, граф Норфолк абсолютно прав.

Пыльные неухоженные мостовые...
Тогда, бесконечно давно, в другой жизни почти так же выглядели улицы ее родного городка, едва ли не целиком сожранного чумой.
Невероятно быстро наступало запустение, противопоставить которому оставшиеся жители ничего не могли. И дома без людей так быстро начинали умирать... Еще тогда Эмберли удивлялась, как мало нужно времени, чтобы потерявшие хозяев уютные прежде жилища превратились в бездушные одноликие постройки. И ставни вскоре начинали скрипеть на ветру, и стены мшеть...

Трущобы же Гримфолда, и так не слишком приветливые, еще и больше всего напоминали намеренно созданный лабиринт. Эмбер не переставая осматривалась по сторонам, прикидывая, не плутают ли здесь сами местные. Идея градостроителей была не вполне ясна: стояло ли целью воспитать у жителей пространственное чутье, или возвести препоны на пути возможного неприятеля?..

Сменялись кварталы, понемногу становясь становясь чуть живее. Кажется, люди стали почаще появляться на улицах по мере приближения к морю. Отчего?..
Впрочем, это вскоре могло выясниться - должен же был быть о причинах сего явления осведомлен мэр.
Стоило лишь добраться до цели.
Эмберли шагала за спутниками, готовая в любой момент выхватить револьвер, старательно запоминая переплетения незнакомых улиц, впечатывая в память приметные ориентиры - необычные дома, кривые деревья, цветные вывески... Как знать, при каких обстоятельствах доведется оказаться здесь в другой раз.
Ну а сейчас истории Черити, придумываемые на ходу, оживляли обстановку, помогая оставлять зацепки в воспоминаниях.

Но вот наконец бесспорно увлекательный путь был почти завершен.
Эмберли не сбавила шага, пока гвардейцы не обступили охотников. Интересно здесь встречают гостей.
Вслед за представившейся Черити она назвалась, довольно учтиво кивнув, пока не собираясь вмешиваться в беседу. Настроение капитана было не вполне понятно. В его голосе звучало... недовольство?
Запрос из Гримфолда действительно был отправлен несколько лет назад? Это что, столько шло письмо мэра?! Почта Объединенного Королевства порой преподносила сюрпризы, но чтобы послание, адресованное Корпусу, посмело задержаться в пути?..
И все же... Прибывшие исполнители приказа могли бы рассчитывать на несколько иной прием.
Или здесь за давностью времени успели позабыть, чем отличаются королевские охотники от солдат?
- Такая армия, как Ваша, капитан Кромвель? - не удержалась Эмберли, не сумев стерпеть "молодых леди в коже".
Ничего личного. Ей претило высокомерие просящих о помощи.

Хорошо, что пешая прогулка до Гримфолда вышла не такой уж и долгой. Хотя легкой ее все равно назвать было нельзя. Пусть и бремя багажа приняли на себя напарники покрепче, Эмберли, несшая только свой саквояж, непрерывно вслушивалась в малейшие шорохи вокруг и подвывания ветра, так и не решившись убрать "леди Марию" в кобуру. Это тоже выматывало.

Впрочем, воспоминания о вервольфах прекрасно помогали и сохранять бдительность, и держать темп. Эмбер шагала рядом с Кэролайн, обдумывая ее слова. Кое-чего из услышанного охотница не знала, и поблагодарила беловолосую рапиристку за сведения, могущие оказаться столь важными.

Но вот остались позади городские ворота, и стало понятно, что Гримфолд ничуть не живее своих окрестностей. Эмберли недоумевала: сколько же могло бы понадобиться нечисти, чтобы вот таким предстал перед ними целый город? Не одна ведь вервольфья стая...
Черити озвучила ее мысли. Не может ли быть, что письмо в Корпус шло слишком... долго?

Как бы то ни было, теперь они явились сюда с вполне определенными намерениями. И приступить к выполнению обязанностей следовало как можно скорее.

Граф Норфолк, похоже, разделял привычку не откладывать дела до времени, которое может не наступить. Вот только с кем же он раньше работал?..
"Устали с дороги". Эмберли мысленно хмыкнула. Для кого-то из охотников усталость была причиной не выполнять свой долг? Такие наверняка не задерживались в их рядах. Во всех смыслах.
- Разумеется, я с вами, - уверенно кивнула Эмбер графу и девушкам. - Хотелось бы вначале осмотреть город, прежде чем обустраиваться.
Не узнать, что окружает убежище, - чересчур неосмотрительный ход. Да и не познакомиться сразу с градоначальником... неправильно. Все же именно он обязан пролить охотникам свет на все творящееся в Гримфолде.

И снова в путь. Всего пара дней отдыха после предыдущей охоты - и вновь убегают под колеса черного корпусного экипажа мили неприветливой дороги.
Впрочем, жаловаться было не на что. Этих пары дней как раз хватило, чтобы отпраздновать с прежним напарником успешное завершение дела, собрать столичные новости и навестить знакомого оружейника в цеху Корпуса, что давно обещал поколдовать над ее любимой "леди Марией", да все не находилось времени. А на удивление приятный гонорар позволил наконец-то обновить броню - прежний охотничий костюм успел заметно поистрепаться в передрягах. На этом подготовка к грядущему оказалась закончена.
Впереди ждало новое задание, на этот раз еще и окутанное флером загадочности. Может быть, оно даже будет не таким рутинным, как крайнее...
То, что выполнять это таинственное поручение придется в команде с почти незнакомцами, Эмберли не особо волновало. Этим людям доверяет Корпус. Значит, им бесспорно можно доверять. Да и разве не доводилось ей раньше искать общий язык с партнерами уже по пути к месту назначения? Корпус обширен, охотников в нем немало... А складывающиеся пары и тройки порой распадаются - по самым разным причинам.

***
Однако в этот раз все с самого начала - еще когда в компании их по неясным причинам оказалось семеро - пошло как-то не так. Эксцессы в дороге начались рановато.
Эмберли моментально проснулась, едва карету тряхнуло на кочке, а затем перестало качать вовсе. Сон слетел, будто его и не было, еще до того, как в мирное тепло ворвалась ледяная предутренняя мгла из распахнувшейся двери.
Вслед за спутниками бесшумно выскользнув из кареты, не скрипнув подножкой, охотница пристально огляделась по сторонам.
Ничего хорошего увиденное не сулило. Хотя что уж там, добраться до нужного места без приключений ей прежде удавалось едва ли в половине случаев...

Понаблюдав пару мгновений за с трудом угадывающейся в густом тумане схваткой кучера с будто взбесившимися лошадьми, Эмберли неуловимым движением поправила выбившуюся из-под шляпы темно-медную прядь. Она была полностью согласна с Бернардом. Лошадям лучше бы доверять... Животные чутче людей. Чутче даже некоторых охотников.
Затянутые в кожу перчатки пальцы неслышно отбили рваный ритм по рукояти револьвера на поясе.
Мгновение поразмыслив, Эмберли извлекла оружие и жестом показала успевшим оказаться снаружи спутникам, что собирается обойти карету.

Железный Маршал все говорил и говорил, и все крепли сомнения в том, что это лишь пустое бахвальство, а не по-настоящему выверенный маневр. Нитаэль отчаянно пыталась понять, для чего эскалонцам могло понадобиться устраивать такое действо на самом виду.
К содержанию же речи придраться было невозможно...
- Настраивает своих солдат на победу, - коротко перевела Нитаэль Роллану суть, опустив подробности про остроухих ублюдков и величие Эскалона. - Ничего важного.

Зажечь сердца воинов - это правильный ход. Нужно напомнить им, зачем они идут убивать. Возможно, и самой Нитаэль следовало бы надеяться не только на верность стоящих за нею Игнии. И больше уделить внимания вдохновлению своих людей.
И все же она считала, что ее войско сумеет обойтись без лишних, пусть и очень сильных слов.
У игнийцев есть неоспоримое преимущество. Они защищают свой дом. И будут защищать его даже без высокопарных речей.
"Нам есть за что сражаться и за что умирать", - пронзительно верно сказал вчера Галахад. А еще... невозможно представить, чтобы все то, что они уже сделали, оказалось напрасным, чтобы отданное пропало впустую.

Нитаэль прикрыла на несколько мгновений глаза, вспоминая, как все начиналось. Первые бои на границе вечного леса. Первые поражения. Тягостные приказы Иссирона отступать - приказы, которые еще никто не смел оспаривать...
Перед внутренним взором из темноты выступали лица сокурсников, с кем уже не встать плечом к плечу. Нитаэль видела их так ясно... Какими запомнила до войны. Своих ровесников, которые никогда не станут старше.
Эрион, обожавший на занятиях задавать наставникам множество вопросов, неизменно втягивая в жаркие диспуты абсолютно всех вокруг.
Всегда серьезный и предельно собранный Тариал. Великолепно знающий историю. Блестящий для своих лет тактик. Его могло бы ждать большое будущее...
Белокурая красавица Мирэль, которой даже среди парней не было равных в стрельбе из лука и метании ножей. Неунывающая и острая на язычок. А как замечательно она пела!
За каждого из них, за всех павших товарищей поднимут сегодня оружие игнийцы.

Вынырнув из воспоминаний, Нитаэль против воли тихонько ахнула, неожиданно узрев среди эскалонцев избитого закованного Меллидана. Маршал, очевидно, намеревался перейти всяческие границы... Теперь она уже была уверена, что зрелище показательной казни предназначалось исключительно для игнийцев.
Но, словно завороженная, никак не могла отвести взгляд от фигуры Меллидана, не отпуская жгучей мысли о том, что оказался в плену он по ее вине. Ей вовсе не хотелось наблюдать его смерть, но где-то в глубине души теплилась глупая надежда, что Маршал отчего-то не сумеет исполнить сказанное, а после...
К реальности ее вернул оклик незнакомой разведчицы - наверное, к счастью не позволивший увидеть картину, способную еще долго являться в кошмарных снах.

Вот для чего выступал на виду у игнийцев Маршал. Это действительно была просчитанная уловка.
Эскалонцы успели оказаться по эту сторону Лелиан.
Но как?.. Как они сумели переправиться незаметно для игнийской разведки? И когда?.. И...
Нитаэль неожиданно вспомнила, что нужно следить за мимикой. Не хватало, чтобы по ее лицу можно было прочесть, как она растеряна.
- Сколько их?! - кажется, слишком торопливо вырвалось у нее.
Впрочем, не так важно... Сколько бы ни было.
Вот и наступил момент, которого не предвидела Вивиан.
Все планы пошли прахом! А решение придется принять немедленно.

Поспешно совладав с волнением, Нитаэль очень четко проговорила, глядя разведчице в лицо:
- Беги к лорду Гиллиану. Скажи ему, что эскалонцы опередили нас. Резерв выдвинется им навстречу и примет бой. И, возможно, вскоре мы попросим помощи.
Это шло вразрез с замыслами военачальника, что были вынесены на обсуждение перед рассветом. Но если ждать его ответа, если тратить время на передвижение его войска... И переправа! Нельзя оставлять переправу.
Хотя противнику, похоже, откуда-то известно, где и зачем стоят игнийцы...

Столб черного дыма в совсем небольшом отдалении рвался к небесам, тая на головокружительной высоте, издевательски обозначая, что железные варвары снова обошли их на несколько шагов.
- Роллан... - Нитаэль взглянула на адъютанта, все слышавшего. - Похоже, теперь мы не резерв.
Даже если неприятелю откуда-то известно слишком многое, все еще есть шансы сыграть на непредсказуемости. К тому же, вокруг был родной игнийцам и чуждый захватчикам лес.
- Мы немедленно идем на запад. Но осторожно и не спеша. Нам нельзя раньше времени выдать себя и ни к чему слишком удаляться от основных войск и от магов. Готовимся к ближнему бою. Нужно постараться успеть найти и занять удобное для обороны место и встретить эскалонцев там. И да, все это мы делаем тихо.

Эта ночь была особенной. Определенно выделялась среди других. Словно ей суждено было стать неким незримым рубежом, важной вехой в тысячах жизней.
В жизни Нитаэль таковой она уже стала.
События последних часов были слишком удивительны. Мир успел измениться - еще сильнее, чем за месяцы войны.
Нитаэль, рутинно готовясь к очередному бою, ничего не могла поделать с собой, то и дело возвращаясь мыслями к Галахаду. Даже когда Гиллиан перед рассветом вновь собрал офицеров в штабном шатре, чтобы обговорить план сражения, от удачности которого, возможно, зависели судьбы сотен их соотечественников, если не всей Игнии, она заставляла себя сосредоточиться на словах военачальника ценой ощутимых усилий. Нет, разумеется, она очень внимательно слушала все, что говорил Гиллиан, и даже вовремя отвечала ему, но воспринималось все это теперь отчего-то через призму мыслей о том, что сталось на лунном берегу Лелиан этой дивной ночью. Взгляд Нитаэль то и дело скользил мимо тактической карты, будто невзначай задерживаясь на лице Галахада.
Теперь становилось понятно, что она слишком мало сказала ему. Так и не выразила что-то невероятно важное.
Подарит ли ей судьба такую возможность вновь?

***
В лагере между тем никто не догадывался о ее думах. Огни множества костров разгоняли предутренний мрак, вместе с тем собирая вокруг себя все растущее напряжение.
Нитаэль, как, наверное, и все рядом с ней, вслушивалась в мелодичные слова древней баллады. Отшлифованные временем до искристого блеска, бережно хранимые памятью каждого игнийца слова великой легенды, веками вдохновляющие сердца.
Первой Искре тоже было непросто... Никто не знает, какие ее одолевали терзания и страхи, сомнения и тревоги. Однако несмотря ни на что она сумела вспыхнуть вовремя.

У баллады финал был счастливым. Только вновь услышать его этим утром никому так и не довелось.
Вдруг умолкла на полуслове девушка-менестрель - спугнул ее песню разорвавший чарующий мотив неумолимый ритм боевых барабанов. В холодном росистом воздухе еще будто дрожали еле слышно переливы струн, но лютнистка тонкими пальцами уже пробовала смертоносную тетиву.

Вот оно...
Железные легионы все же решились форсировать Лелиан. Значило ли это, что так горячо обсуждаемая вчера, поддержанная самой Нитаэль затея Меллидана провалилась? Маршал, по всей видимости, был все еще жив - иначе наступления бы не было.
Однако Эскалон наступал. Начали сбываться пророчества Вивиан.

Нитаэль на пару мгновений прикрыла глаза, собираясь с духом. Не терять голову. Только не терять голову. Держать нервы в узде. Не сметь отвлекаться на чувства. Нужен только холодный расчет!
Вдох и медленный выдох...
Это первое сражение, в котором под ее началом будет столько людей. Столько верящих ей людей, видящих в ней предсказанную века назад ту самую новую Искру. Почему именно в ней? Нитаэль ощущала себя едва ли не самозванкой. Как эта искра должна вспыхнуть, когда? Что для этого необходимо сделать?..

Вчерашняя выпускница Академии окинула взором готовое к битве войско, выхватывая отдельные лица - вдохновенные и полные суровой решимости. Ее войско... Она отвечает за каждого из этих людей.
Резерв понадобился так скоро...
Неужели все настолько плохо?.. Что же там сейчас, на берегу Лелиан?
Впрочем, Нитаэль полностью доверяла чутью Гиллиана - его опыт не мог подвести. И уж во всяком случае ему на передовой было виднее, как распорядиться личным составом.
- Да, - она уверенно и внешне спокойно кивнула взбудораженному Роллану, стараясь погасить этим его и свою тревогу.
Ее приказ звонко разлетелся по огромной поляне, без труда перекрывая бряцание оружия и доспехов вокруг:
- Перестроиться! Мы выдвигаемся!
Пока же солдаты готовились, Нитаэль жестом подозвала гонца ближе к себе и вполголоса вопросила:
- Что-нибудь известно об отряде лорда Меллидана?

И Петро внял словам напарника. С сожалением извлек гримуар из рюкзака и вручил Дорлиону.
Маг бережно принял книгу и, осторожно уложив на стол, пролистнул несколько страниц. А потом, молча удовлетворенно кивнув, вручил Рэю два оставшиеся мешочка с монетами.
- Я даже не думал, что эта книга ценна настолько... - будто сам себе произнес он, и вдруг, словно опомнившись, чуть отрешенно взглянул на следопыта. - Да, вы сможете приходить, чтобы работать с ней. Но имейте в виду, что следующая подобная попытка, - недвусмысленный кивок в сторону Петро пояснил его слова, - станет последней. Как бы ни был я вам благодарен...

***
Гримуар действительно помог исцелить супругу Дорлиона, полностью восстановив ее рассудок. Как узнали впоследствии парни, это был долгий и непростой процесс, занявший почти седмицу.
Что ж, в эту седмицу они и сами не теряли времени даром.

Петро удалось сбыть большую часть позаимствованного в Туде. Некоторые книги приобрел Дорлион, другие - владельцы венкирских книжных лавок. За кое-какие алхимические ингредиенты маг и его знакомый лекарь отдали археологу маленькое состояние... В общем, этот поход явно был пройден не зря.

Петро теперь вполне мог бы отправиться домой, триумфально явиться пред очи приемных родителей и наконец приступить к задуманному благому делу - возрождению графства Стоунмосс.
Однако вначале он предпочел еще раз посетить замок Редерина Хладнобородого. И добрался до цели он во второй раз почти без приключений... Только на входе в Туд его ждала уже другая загадка - не с пятью, а с семью дверьми.

Рэю немало сил пришлось посвятить приучению Ирты к огромному, как ей казалось, страшному и непонятному городу, прежде чем она осмелилась ходить по улицам, не вцепившись в рукав спутника, а глядя наконец по сторонам с любопытством.
Хотя торопиться было особо некуда, он ведь не сразу решил точно, как распорядиться полученной от мага богатой наградой. Вариантов было множество, каждый по-своему привлекателен...

Рэй еще не знал, что после, когда он все-таки решится навестить отца в родовом замке, тот примет его бесконечно тепло без слов и доказательств, моментально узнав по глазам - глазам его матери.
У следопыта, как выяснится, пять единокровных сестер - и ни единого брата. А значит, унаследовать титул его знатного отца впоследствии будет некому. Или было бы некому...
От графа Рэй узнает, что родился он вовсе не бастардом - его родители успели стать супругами перед лицом Всевидящего. И, таким образом, он мог бы сделаться законным преемником графского трона, если бы дал на это свое согласие.
Однако все это Рэй смог бы узнать лишь позже. Вначале ему предстояло, как он и обещал, отвести Ирту в Кострище к ее родителям, чтобы там...
Но это уже совсем другая история.

Допоздна, пока совсем не погас закат, просидели Рэй с ученицей у воды. Все рассказывал и рассказывал следопыт, что о большом мире знал. Ирта слушала, не перебив ни разу, только иногда посматривала на парня с удивлением и переспрашивала, чего не могла сразу понять. Казалось, ей интересно вообще все. И видно было, какую радость приносит обретенная возможность узнавать новое без боли.
А когда Рэй о том, что на душе лежало, поведал, ответила спокойно, плечами пожав:
- Да я ведь знаю, что ты не только воровал. Я же видела... Но не это важно, а то, ради чего ты так делал. Белое - не всегда добро ведь. А зло - не всегда черное.

***
Утром Ирта, стараясь скрыть волнение, пекла деду хлеб на несколько дней вперед да помогала уложить скарб так, чтобы сподручнее было увезти его домой, в Кострище, когда приедет отец.
Ушла в работу, не решаясь спросить, когда же спутники надумают выдвигаться.
Она давно собралась, хотя по-прежнему большую часть ее мешка занимали те несколько книг, что выдал ей нести Петро. Вещей попросту больше не было. Даже одежки сменной - посетовала девчонка, что из платья, какое было, выросла, и придется в люди как есть, парнем одетой, выходить. Но волосы собрала в косу, став сразу на девицу похожей, а не на взъерошенного бесполого подростка. Прежде-то ей приходилось растрепой ходить, потому как от этого боль была поменьше.
На предложение Петро почитать гримуар Ирта испуганно помотала головой, и даже руки за спину спрятала:
- Нет! А вдруг вернется проклятие? Это же книга его сняла! Пусть лучше меня Рэй научит.

Сам Петро теперь уже с осторожностью окунался в бескрайнюю глубь хранящихся в гримуаре сведений, понимая, что может и захлебнуться. И как знать, что его в таком случае ждет. Хвороба? Безумие? Смерть?
Долго сидел он над изукрашенными страницами, вглядываясь в запутанные узоры. Но так и не нашел простого искомого рецепта. Ни травы, ни заклинания, ни алхимические снадобья тут, как оказалось, не помогли бы. Перебирал Петро разные варианты увидеть способный понравиться ответ... Но ясным получалось лишь одно: для исцеления от душевного недуга супруге Дорлиона нужно прочесть гримуар. Самой.
По всему выходило, что чтобы слово сдержать, нужно было вернуться к нанимателю, давшему им задаток. Ну, а дальше - как Всевидящий даст...
А вот о ценности взятого в Туде книга совсем ничего не ответила. И так и этак мысленно строил Петро вопросы - ничего не получалось. Как будто не понимал гримуар, чего хочет археолог. Или уж тема эта была ему совершенно чужда...

Удивительно, как мало нужно сознанию, чтобы обмануться. Как легко поверить в желаемое, только позволив фантазиям заместить реальность...
Безмятежная тишина спящего леса - точно такая же, как до войны - приветливо окутывала, успокаивающе обнимала, словно ласково шепча на ухо: "Прямо сейчас - все хорошо..." И будто бы не было только что тяжелого выбора и жаркого спора в штабном шатре. И будто не ждала впереди долгая трудная ночь, исполненная неизбежной тревоги.
Как упоительно приятно оказалось хотя бы ненадолго вынырнуть из водоворота событий последних недель! Немного отвлечься от постоянных мыслей о будущем Игнии. Забыть на малое время о неудачах на поле боя...
Нитаэль была благодарна Галахаду за эту прогулку, на которую вряд ли сегодня ночью отправилась бы сама, - это оказалось действительно тем, что нужно. Чуть развеяться, проветрить голову, самую малость отдохнуть от волнений - чтобы потом с новыми силами вернуться к исполнению долга.

О котором, разумеется, забыть нельзя было ни на минуту. Да и не получилось бы... Не тому их учили в офицерской академии.
Вместе с Галахадом Нитаэль смотрела на неудержимые воды Лелиан, на бегу играющие друг с другом лунными бликами. На безмолвный лес на том берегу - взятый в плен их родной лес, который уже успел пострадать от пыток эскалонскими топорами.
Завтра игнийская армия будет стоять за то, чтобы ничего больше не отдать Эскалону. Ни земли, ни реки, ни самого маленького деревца.
Тиссае ла воррен.
Битва за Игнию будет продолжаться, пока Игния существует. Пока существуют игнийцы.

Молчаливо соглашаясь с каждым словом Галахада о грядущей битве, Нитаэль неожиданно поняла, что смотрит он на нее, а не на чарующие волны прекрасной Лелиан. И вдруг оказался слишком близко.
Так... вот оно что...
Она взглянула на юношу с удивлением - но удивляясь, скорее, тому, насколько его жест оказался непредвиденным для нее.
Почему она не замечала этого раньше?.. Или, может быть, замечала, но не придавала значения, беспечно отмахиваясь от слабо мелькающих догадок, не допуская их до сознания, где они могли бы оформиться в полноценные мысли? А что могло бы быть, если бы она обратила на них внимание вовремя?..
И почему он вдруг решился на это именно сейчас? Нет, только не из-за того, что сказала Вивиан...
Кажется, теперь все стало еще сложнее, чем ей казалось до сего момента.
Нитаэль не имела представления, что с этим делать. И смогла ли бы она дать Галахаду то, чего он ждет. И вправе ли она в таком случае дать ему надежду. И не будет ли эта надежда ложной...
Чертовски сложная ситуация!
А с другой стороны... Если она сейчас молча развернется и уйдет - каково ему будет завтра идти в бой с разбитым сердцем?
Если бы только было время как следует об этом подумать... Но такой роскоши нет, а завтра и вовсе, возможно, для кого-то из них время уже не будет играть никакой роли...

К тому же, Нитаэль вдруг поймала себя на мысли, что ей вовсе не хочется молча уходить. Что-то крепко удерживало ее от этого шага.
Галахад, скорее всего, не догадывался о ее терзаниях. Он просто ждал.
Его глаза сияли в лунном свете - завораживающе сияли, и Нитаэль не смогла бы отвести взор, даже если бы захотела.
Она вдруг взглянула на Галахада совсем иначе. Таким она почему-то не видела его прежде. За последние месяцы войны он изменился больше, чем за пять лет Академии - а она даже не заметила, каким он вдруг стал. Каким... необыкновенным.
Его жест в один момент перестал ей казаться безрассудным. И уже не хотелось думать ни об условностях, ни о сложностях...
Их разделяло всего полшага. Нужно уже было на что-то решиться.
Она поцеловала его. Нежно и коротко.
Словно бросилась в омут.

Ночь была удивительно тиха и прекрасна. В другое время можно было бы полюбоваться серебряными переливами лунных лучей, послушать, как опускается ночная роса, вдохнуть с наслаждением аромат листвы сонных деревьев...
Но сегодня лунный свет казался каким-то... неблагосклонным, даже чужим. Как сложно будет Меллидану и его отряду в полнолуние переправиться незамеченными... Пожалуй, тут не поможет даже опыт - понадобится чистая удача. Нитаэль взглянула на рваные тучи, прикидывая, сумеют ли те стать плотнее за пару часов. Меллидану должно повезти! Его риск оправдан и благороден. Про такие поступки слагают баллады, о них долго потом говорят с уважительным восхищением. И даже Вивиан не предостерегла его... Или, может, просто не успела?
Нитаэль помрачнела, вновь раздумывая над последними словами чародейки. Понятно, что завтрашний бой не обойдется без жертв... Но кто именно не вернется - это еще не может быть точно решено!
Она взглянула на Галахада, пытаясь угадать, думает ли он о том, что услышал от Вивиан? Если бы она решилась заговорить об этом с ним - посоветовала бы выбросить предсказание из головы. Но завести такой разговор - рисковое дело. Можно только навредить, зацепив на его предмете ненужное внимание, которое, возможно, до того и не было на него обращено.
А так ведь, похоже, и есть...

- Брось, Гал, - криво усмехнулась Нитаэль в ответ на холодное и официозное "миледи", неописуемо странно звучащее из его уст. - Я бы вовсе не хотела это слышать... Тем более от тебя.
Однако над прочими его словами девушка задумалась.
- Несколько лет назад... - она ответила абсолютно откровенно, вдруг получив возможность поделиться тем, что на самом деле ее гнело: - Я не могла подумать, что Игния окажется втянута в войну с Эскалоном так скоро. Я надеялась, что к тому времени, как это произойдет, мы успеем стать опытными офицерами. И все будет... не так сложно. Но судьба бросила нам вызов - и мы уже приняли его. Как иначе?..

Галахад словно угадал ее мысли.
- Да, пойдем, - охотно согласилась Нитаэль, соступая с тропинки.
Ей и самой хотелось пройтись по ночному лесу. Насладиться пусть обманчивой, но тишиной. Хотя бы на отдельные мгновения представить, что нет никакой войны. Что на том берегу Лелиан не притаились безликие эскалонские варвары. Что сама Лелиан - безраздельно игнийская и не может принадлежать больше никому. А они с Галахадом просто гуляют, а вовсе не несут в лесной лагерь решение военачальника.
Ничего не случится, если они немного задержатся с оповещением... И правда, пусть люди поспят чуть подольше. Нитаэль знала, насколько важной может быть даже лишняя четверть часа сна - тем более, перед таким ответственным днем, как завтрашний.
Они все успеют... Игнийские воины готовы принять бой. Им по душе придется известие, что завтра предстоит наконец-то сражаться, а не отступать.

Чудесное средство от обморока так и не помогло Аурелии. У самой Гвинивел уже слезились глаза от резкого аромата, но дочь звездочета, перед лицом которой графиня с упорством водила спасительным флакончиком, никак не показала, что это ее хоть сколько-то трогает...
Пора было признать поражение. Или попробовать другой способ...
Поразмыслить над этим Гвинивел не удалось. Она вскинула голову на голос Оскара и, замерев в ужасе, наблюдала будто во сне, как беспрецедентно рыцарь оскорбил августейшую особу - и, судя по всему, даже не понял сам, что натворил!
Это... Этому даже названия подходящего нет!
Просто невероятно... Случилось ли это в самом деле, или всему виной искажающие восприятие витающие в хижине отголоски колдовства? Все же, вероятно, первое... Гвинивел в полной мере разделяла возмущение Элоизы, жалея лишь о том, что донести истину до рыцаря словами вряд ли удастся. По-хорошему, за такие выходки следовало бы сечь!
Но все же цели своей Оскар добился, и ко всем сложностям добавился еще и праведный гнев очнувшейся принцессы. А вот это уже, как ни крути, могло всерьез помешать.
Наступив на горло собственному негодованию, Гвинивел ожгла рыцаря взглядом и, оставив Аурелию, приблизилась к принцессе, надеясь таким образом успокоить и поддержать ее. Не то чтобы она хорошо владела этим искусством, но попробовать однозначно стоило, пока Лиодамия окончательно не разъярилась. Иначе туго придется всем.
- Ваше Высочество, не волнуйтесь, прошу Вас! Сэр Оскар верен короне. Мы все верны короне! Это... было не покушение, поверьте! В монастырях... используют своеобразные лекарские ухищрения. Сэр Оскар применил знакомый ему метод из лучших побуждений!

Петро не обнаружил возле стола ничего опасного. Спокоен был и защитный амулет на груди. Впрочем, подсказок стол тоже никаких не дал, предоставив путникам догадываться самим или импровизировать на свой страх и риск.
- Это проклятие, а не дар, Рэй, - устало отозвалась Ирта, задумчиво наблюдавшая за действиями Петро. Она выглядела какой-то нерадостной и даже растерянной. - И я не понимаю... Мы ведь уже в Туде... А я все еще... Почему?..
Она шагнула ближе, взволнованно разглядывая рисунок.
- Может быть, правда загадка ваша поможет? Рэй, погоди, вот уже полдень! - Ирта указала на окошко в потолке, солнечные лучи из которого задевали уже голубой каменный стол, медленно подползая к рисунку в центре. Кажется, оставалось совсем немного времени. По линиям, составляющим рисунок, едва их коснулись теплые лучики, вдруг потекло золотистое сияние, наполняя светом загадочный узор в центре круга.
Трое, как к тому призывала подсказка, крепко сцепили правые руки на неталом льду...
Несколько мгновений звенящей напряженной тишины едва не лишили Петро и Рэя надежды, что они сделали все правильно.
Но вот - узор на голубом камне ослепительно полыхнул, окутав их теплым светом... Рэй неожиданно понял, что правая рука, которую он оцарапал, выламывая дверь в замок, совсем не саднит, как будто враз затянулись все ранки.
Стол, задрожав, медленно раскололся на три части, никого при этом не задев, и откуда-то из глубин под ним поднялся резной деревянный пюпитр с лежащим на нем фолиантом в простом потемневшем и потертом от частого использования кожаном переплете без надписей и рисунков... Это и был гримуар?
Рэй, не удержавшись, открыл книгу и успел перевернуть несколько страниц, как вдруг на очередном развороте всеобщее внимание привлек огромный красочный рисунок из множества хитро переплетающихся линий, который, чем дольше покорители Туда смотрели на него, тем сильнее привлекал их. Узор постепенно стал казаться объемным, а после... Каждый ощутил, что уже не в силах отвести взгляд, а нарисованные линии затягивают, вызывая ощущение падения - или полета - сквозь их сплетение.
Тайны, что мучили Рэя с детства, вдруг начали таять... Он отчетливо вспомнил то, чему не мог быть свидетелем, - и понял наконец, чьи лица годами являлись ему во снах.
Петро среди завораживающего переплетения цветных линий увидел старинный особняк четы Стоунмосс. И своих родителей - или тех, кого он всю жизнь считал таковыми. Ему открылось, как, несмотря на свою природу, на самом деле они любят его по сей день и как были бы рады хоть раз увидеть его снова, пусть и преодолеть пропасть между ними - до поры - не удастся.
И, быть может, парни так и стояли бы, застыв над книгой, медленно свыкаясь с увиденным или вовсе не веря ему, но привел их в чувство тихий девичий смех.
- Я не слышу... - потрясенно прошептала Ирта, раскинув руки в восторге, и вдруг завопила что было мочи: - Я не слышу вас!!!
Эхо метнулось под высоким потолком, подхватывая ее радостный клич. Она разрыдалась от счастья, будто неверяще отступая от каменного стола, а потом кинулась обратно - радостно обнять стоящего ближе Рэя, впервые обнять кого-то без боли... Но, случайно задев рукой его затылок, неожиданно взвизгнула, отскакивая назад. Теперь в ее глазах читался неподдельный ужас, она настороженно разглядывала следопыта, пока вновь не решилась подойти.
- Я ведь не слышу... - будто уговаривая себя, тихонько дрожащим голосом произнесла она, снова поднимая руку. - Прости, Рэй, мне нужно...
Она прикоснулась к его голове - теперь уже намеренно - и замерла, будто привыкая к ощущениям.
- А вот так - слышу. Только это не больно... Совсем не больно, Рэй!
Ирта отняла руку, изумленно вытирая слезы.
- Туд все-таки помог... Спасибо вам! Я ведь теперь смогу... Жить как все...

Они все же ждут от нее слишком многого...
Даже Гиллиан - бесконечно опытный военачальник - почему-то склонен видеть в ней то, чего, кажется, вовсе нет. Во всяком случае, сама Нитаэль разглядеть это не в силах. Боевой дух солдат должно поддерживать ожидание победы - и затем ее вкус! А Искра сама по себе, прозябающая в резерве вместо того чтобы идти в бой в первых рядах, - кого она может вдохновить? Даже светлый образ Иссирона уже чуть ли не начал меркнуть - в том числе по схожей причине.
К тому же, помимо всего прочего... Командовать резервом - ответственность едва ли не большая, чем вести солдат в сражение в авангарде. Сколько надежд будет завтра связано с ней...
Нитаэль предпочла бы оказаться на передовой, где все куда яснее. Повести людей за собой, имея четкий приказ и зная общий план.
Предстоит же ей, помимо того, что вначале придется наблюдать за битвой со стороны, не имея возможности вмешаться раньше времени, еще и наверняка принимать молниеносные решения - не обговоренные заранее в штабном шатре, потому что едва ли даже Вивиан сумеет предвидеть все возможные варианты... Выполнить несравнимо более расплывчатую задачу в условиях, которые способны то и дело меняться.
Выходит, завтра ей нужно будет показать все, что успели вложить в ее голову наставники в Академии. Но если этим она действительно сможет лучше послужить Игнии? Кто-то ведь должен взять на себя командование резервом.
Нитаэль взглянула на Галахада, поддержавшего военачальника. Конечно, его-то сразу отправили в бой, ему завтра действовать, а не терзаться. Неудивительно, что он считает такое решение верным...
Доли мгновения помедлив, Нитаэль твердо ответила, открыто глядя в уцелевшее око Гиллиана:
- Да, ты прав. Переломить исход. Я сделаю для этого все.

Однако вновь вступившая Вивиан все же заставила ее чуть дрогнуть. Насколько четкими были видимые ею образы?.. И не потому ли они явились провидице, что Гиллиан именно так распределил командование? Впрочем, нет, причиной, скорее, послужил сам отказ отдать Эскалону последнее преимущество.
- А предсказания о том, что будет, если мы сдадим им Сердце Леса, еще не готовы? - не выдержала Нитаэль в ответ на плохо завуалированный укол чародейки. - Я скажу тебе, что будет, Вивиан. Привычная нам Игния перестанет существовать. И будет совершенно неважно, кто из нас сумеет остаться в живых. Потому что обречены будут все.
Она медленно выдохнула, восстанавливая хотя бы видимость спокойствия. Не пристало игнийскому офицеру так остро реагировать на противоположные мнения. Пусть даже это мнение одареннейшей чародейки, считающей, что они приняли провальное решение, рискнув тысячами жизней.
- Иду, - кивнув Галахаду, Нитаэль вслед за ним выскользнула из-под полога шатра.

Ветки, угрожающие качающиеся в воздухе, стараясь дотянуться к путникам шипами, неумолимо приближались все с тем же суховатым деревянным треском, вовсе не собираясь ждать, пока их жертвы поймут, что к чему...
Рэй, которому не пришлось сгонять остатки сна, сориентировался первым. На коварный кустарник обрушились удары стали, полетели в стороны порубленные стебли, соря мелкими листьями. Но оступать хищные растения и не подумали, выбрасывая вперед новые, целые ветви в попытке обвить меч, заставить его увязнуть в их гуще, вырвать клинок из рук следопыта. По счастью, им не хватало гибкости. Рэй каждый раз ловко высвобождал оружие, не забывая при этом сечь колючие веточки, трупиков которых рядом с ним набралась уже приличная кучка.

Да и Петро наконец опомнился, разом прекратив суету. В мгновения созрел план!
Тяжелый щит с треском обломал ветви, проламывая было в них проход на волю, который тут же попытались закрыть новые удивительно быстро растущие побеги - и, похоже, они даже совсем не против были, чтобы в их гуще все-таки оказалось живое существо. Так и остаться бы археологу в плену нахального кустарника, нанизанным на длинные колючки...
Спасла кольчуга. Хорошая все-таки вещь, особенно если на себе носить. Шипы, что попытались воткнуться в Петро, потерпели сокрушительную во всех смыслах неудачу, брызнув щепками и досадливо заскрипев.
Еще несколько рывков - и археолог наконец пробился, с шумом вывалился на неширокую площадку у пещеры. Лишний шаг - и натянувшаяся веревка на поясе едва не отбросила его назад, в объятия колких ветвей: рюкзак на другом ее конце прочно увяз в воинственных кустах, не давая и Петро двинуться дальше. Впрочем, разбегаться особо было негде: до выходящего на реку обрыва оставалось не больше трех шагов.

Ирта наконец отмерла, сообразив, чего хотел Рэй, и кинулась к костру, выудив из огня подходящую горящую ветку. Несколько неуверенных тычков в колышущуюся зеленую стену - и стало ясно, что следопыт не ошибся. Как ни хорохорились кусты против стали, от живого пламени скукожились сразу - не сгорели, а именно скукожились, безопасно для себя обратно уменьшившись в размерах, лишь слегка подпалив ветки. Ирта не остановилась, пока кустарнику не стало некуда отступать, пока он не вернулся на прежнее место.
Стих деревянный треск...
Кое-где местами тлели ветки и листья, щедро угощенные огнем, но в целом... Кустики снова сделались хиленькими и несчастными на вид. Хоть пожури их да отправляйся досыпать в пещеру.

Вновь наступила тишина. Безмолвные скалы вокруг, камни всевозможных размеров, жесткая травка под ногами да раскинувшееся над головой звездное небо - кому из них было шуметь?..
Амулеты перестали дрожать и медленно остывали, даря теперь уже приятное тепло.
Зато дрожала Ирта, все еще не решаясь опустить горящую ветку, в свете которой прекрасно видно было ее побледневшее лицо с глазами-блюдцами.

Горечь отравляла существование в последние дни. Неизбывная горечь от бесконечных потерь и осознания того, что Игнии может грозить в дальнейшем, если наконец не наступит долгожданный перелом.
Чудесный родной лес даже будто бы поблек... Игния страдала - страдала прямо сейчас. Горела, как Риндевальд. Сдавалась захватчикам, как Астория. Нитаэль буквально ощущала эти страдания, сквозь живой шепот леса невольно вслушиваясь в неслаженный звон топоров на том берегу Лелиан, гнетущим эхом далеко разносившийся над водой. Каждый их удар напоминал о том, что Канцлер хочет сделать с ее страной.
Железные варвары!
Как, как они смеют посягать на то, что принадлежит Игнии? Что и есть - Игния?..
Сегодня гибли деревья, не люди, но и их смерти отзывались жгучей болью в душе. А что будет дальше? Что принесет и кого отнимет следующий бой? Каким он будет?.. Это беспокойство все росло день ото дня.
Так быстро все поменялось...
Бравада и беспечность, царившие в рядах молодых офицеров в первое время, рассеялись, уступив место задумчивой осторожности, а то и тревоге.
Теперь Нитаэль уже не хотелось безумствовать, с мечом наперевес кидаясь на наступающую стену безликих шлемов. Она поняла, что наскоком атаку железных легионов не отбить.
Она не трусила, вовсе нет. Если бы эта тактика была верна - Нитаэль готова была бы снова и снова выходить против войска Железного Маршала, всеми силами стараясь умалить его. Но теперь, когда на ее глазах погибло столько игнийцев, ее близких, ее друзей по Академии, а о судьбе попавших в плен было жутко даже помыслить, становилось ясно, что допустить столь страшную, неистовую бойню вновь - преступление.
Как ее можно было избежать?..

С этими мыслями Нитаэль нырнула в штабной шатер - кажется, все еще не веря, что ей предстоит участвовать в военном совете. Не в разборе учебной задачи, не в обсуждении описанного в трактате - а в чересчур реальном военном совете, призванном положить конец тягостной неизвестности...
Ее ждали, но прервать горячий спор офицеры и Вивиан все же не смогли. Пользуясь этим, девушка вначале постояла в стороне, внимательно прислушиваясь к выдвигаемым доводам.
И попутно легонько кивнула Галахаду, поймав его взгляд, - очевидно, парню тоже все еще было не по себе, когда старшие по возрасту офицеры и военачальники вот так запросто приглашали его обсудить судьбу целой армии. А ведь промолчать сегодня не удастся... Точно не уд...
Против воли она вздрогнула, встретившись взглядом с Гиллианом, так уверенно парировавшим крайне весомый аргумент чародейки.
Искра...
Нитаэль опустила глаза. Они ждут слишком многого. Почему от нее? Как будто одной крови достаточно, чтобы неожиданно стать талантом. Как будто кровь сама по себе способна принять правильное решение.
Все, что у нее есть - пять лет Академии да крошечный опыт настоящего боя. Это так мало! А речь идет о судьбе Игнии.
"Кто я такая, чтобы оспаривать приказ Иссирона? Он гениальный полководец, и не мне, вчерашней ученице, судить о его мотивах. Его план неизвестен нам, но, несомненно, хитроумен и продуман до мелочей. Что будет, если мы сорвем этот план?.." - собралась уже было сказать Нитаэль.
Но вместо того услышала вдруг свой голос, уверенно произносящий:
- Если мы отдадим им Лелиан... У нас больше не будет возможности их сдерживать. Никакой. Они сомнут нас. Больше нет стратегических рубежей.
Страшные слова сорвались с уст - и их было уже не вернуть. Однако... Разве оказались они не обдуманными? Разве не сплетали они в себе ее - и не только ее - истинные чаяния последних дней? Нитаэль взглянула было на Гиллиана, но не надеясь, что теперь он вновь переймет инициативу, а лишь чтобы убедиться, что военачальник в самом деле внимает ее словам - подтверждение этого удивительного факта дало ей решимости продолжить.
Она тут же обернулась к Вивиан, невольно заговорив горячее:
- Сколько их еще? А сколько нас? Сдержим ли мы их на прямом пути к Сердцу?! Река дает хоть какую-то защиту. Они медлят. Они не рискуют переправляться, потому что знают, как мы сможем встретить их здесь, на Лелиан. Если мы отступим сейчас, и они окажутся на этом берегу... Их уже не остановит ничто.
Нитаэль покачала головой, неотрывно глядя чародейке в глаза:
- Нет, Вивиан. Мы должны обороняться здесь. Иссирон... - после краткой паузы она все же договорила кощунственную мысль. - Рискует не суметь прийти... вовремя.

Гвин не ощущала уколов совести, когда, осторожно извернув руку, чтобы избежать уколов кустарника, добралась меж шипастых ветвей до оружия и сумки того паренька.
Это - для благого дела.
Самым ценным из взятого у неизвестного мертвеца был лук. Гвинивел сразу почувствовала себя увереннее, пристраивая колчан со стрелами у бедра. Теперь их отряд сложнее будет застать врасплох. А еще будет проще в лесу не умереть с голоду.
Все - для того, чтобы отомстить ведьме!

Пока прогорала колдовская преграда, графиня укрыла бледную Аурелию чьим-то взятым среди колючек теплым плащом. Бывшему хозяину он все равно больше не нужен, а вот потерявшей столько крови девушке... Гвин знала по рассказам отца, что раненые на поле боя воины пусть и не сразу, но говорили, что их знобит - от потери крови и вынужденной неподвижности. К тому же, у хорошо согретых кровь сворачивалась быстрее. Пусть Аурелии будет хоть немного полегче.

Проход в колючей изгороди манил на свободу. Пускай пока неясно было, что следует предпринять прямо сейчас, уже одно только появление благодаря находчивости Оскара возможности выбраться из ведьминской западни сумело воодушевить!
Однако когда графиня вновь бросила взгляд в сторону просвета в зарослях - ее сковали сомнения в том, что изгнанная из тела Аурелии ведьма ослабла и потеряла возможность наблюдать за ними.
Этот пугающий темноволосый мужчина, по невероятному совпадению оказавшийся прямо на их пути... Он не был похож на желающего нанизаться на шипы изгороди - ни ради наживы, ни ради спасения короля. Тогда для чего он здесь?
А если он пособник ведьмы?
Целитель очень, очень нужен Аурелии... Но что, если это ловушка?
Гвинивел встала так, чтобы заслонить от взгляда этого странного человека принцессу, и прикоснулась к рукояти меча.
- Кто Вы? И почему мы должны Вам верить?

Оскар не понял ее. Гвин только хотела сказать, что надо попытаться обратить действия ведьмы против нее самой - силам света это наверняка подвластно... Суметь ранить врага его собственным оружием - этого ведь гадина точно не ждет.
Но не убивать же ни в чем не повинную Аурелию! Кособокая в таком случае получается благость...
Однако суждения рыцаря были чересчур однозначны. Наверное, он все же был прав... Гвинивел слишком плохо в этом разбиралась. Да что там - не разбиралась вообще! А храмовник, вероятно, с самого начала знал, что говорил.
Особенно поверила в это графиня, с содроганием глядя на проводимый им обряд.
Прежде она как-то не задумывалась всерьез о практиках инквизиции - знала только, что рыцарские ордены стоят на страже добра. А теперь... Неприглядная правда обнаруживала себя, внушая совсем не священный трепет, а животный ужас. Если так это и происходит всегда... Что же это за люди - храмовники?

Графиня сразу не нашла в себе сил приблизиться к окровавленной Аурелии. Слишком велико оказалось потрясение, и так сложно было заставить себя еще глубже окунуться сознанием в творящуюся жуть...
Но когда Кристиан понес девушку прочь, кажется, даже не имея плана, Гвинивел отмерла.
- Сэр Оскар... - осторожно, подбирая слова, обратилась она к рыцарю. - Может быть, есть молитва об исцелении? Может быть, можно принести жертву Всевышнему? Аурелия очищена от скверны, он не должен отвернуться от нее! Она жива, еще не поздно! Если Вы способны были изгнать ведьму из ее души - неужели не сумеете спасти тело? Вы... мы можем сделать хоть что-то?!

Гвинивел предпочитала думать, что распри между их королевствами остались в прошлом. Что сейчас, после преподанного последней войной страшного урока, никто в здравом уме не взялся бы за оружие. Потому, хотя и взрощена она была на воспоминаниях отца и дяди об этом тяжелом времени, казавшемся ей таким далеким, к нынешним вейлонцам относилась лишь слегка настороженно, веря, что они поумнели, получив свое.
Однако заносчивость принца даже по отношению к аристократам Нисалона несколько выводила Гвинивел из себя. Воспитание не позволяло ей прямо указать на это, хотя хотелось того все больше. С другой стороны, от поединка с Вертраном Маркус все же отказался, и даже Аурелию перестал обвинять, так что лезть сейчас с дерзкими речами не казалось хорошей идеей.

- Вейлонцы... - рассказывал граф Дарглит своим сыновьям. Ну и Гвинивел, раз уж она хотела ни в чем не отставать от братьев. - Они из тех же плоти и крови, что и мы. Да только вот души у них нет.
Маленькая Гвин не понимала. Как это - нет души?..
- Тансквитии не повезло оказаться слишком близко к границе. До сей поры мы пожинаем последствия разорения. До сей поры у нас мало людей - а откуда им взяться, если вейлонские солдаты вместо того, чтобы сражаться с нашими воинами, вздевали на копья крестьянских детей?

И вот теперь до нее, кажется, стал доходить смысл отцовских слов. Доверять вейлонцам нельзя. Нужно поддерживать мир, можно сидеть за одним столом. Но всегда стоит помнить об их подлом нраве.

Впрочем, вместе с тем предстояло решить судьбу Ее Высочества. Уж точно нельзя подвергать ее опасности, вынося за пределы дворца, что бы там и как ни предлагал принц.
Графиня и бровью не повела на реплику Оскара. Хотя вообще-то стоило бы осадить его: "Леди Гвинивел и леди Валетт".
- Да, Ваше сиятельство, - предельно учтиво кивнула она Кристиану.
Пусть вейлонский принц знает, за кем пойдут нисалонцы!
- Леди Валетт, я готова проследовать за Вами. Укажите путь к комнате, которую считаете безопасной.

Гвинивел какое-то время недоуменно смотрела на покачивающийся край скатерти, за которой укрылся шут.
И вдруг пронзительно вскрикнула, в ужасе отскакивая прочь.
Словно пелену сдернули с глаз... Теперь она вновь в полной мере владела собственными желаниями. А еще... Она помнила, что произошло, она помнила, как хотела спасти шута, она помнила, что это казалось ей самым важным делом! Но внезапно перестала понимать, какие мотивы только что вели ее. Страшная опустошительная оторопь, надежда, что все, все это было нереальным, и жестокое осознание - нет, это именно она только что поступила... вот так, рвущее сущность на части озарение, обжигающее желание отречься от самой себя!
Наверное, то же испытывают умалишенные в моменты просветления.
Дрожащей рукой графиня провела по лицу, словно сгоняя навеянную муть. Она поняла, что это было колдовство. Герцога Кристиана гнусная старуха заставила взять корону, а ее - оставить короля, подвергнуть его смертельной опасности! Это колдовство! Черное, мерзкое колдовство! Не могло быть другого способа заставить Гвинивел Леоторис отойти от Его Величества! Конечно, будь Гвинивел рядом - никто не пробился бы к монарху, она бы костьми легла, но отстояла его!
А теперь... Графиня опустила голову. Губы задрожали, на глаза навернулись горячие колкие слезы. Отец проклянет ее, когда узнает, что она могла, могла бы защитить короля - и не сумела. Мало того... Столько людей видели, что она покинула Его Величество, предпочтя священному долгу оборону какого-то простолюдина. Всем и каждому не объяснишь, что то была не ее воля... Безупречная репутация Леоторисов в эти мгновения неудержимо рассыпалась в прах прямо на глазах.
Гвинивел крепче сжала рукоять чужого меча, внутренне застонав. С содроганием она поискала глазами Кристиана. Ей было очень страшно встретиться с ним. Ведь это она предложила младшему Вертрану запереть двери. Это она подкинула ему идею отойти от короля. И он отошел, поверив, что Гвинивел справится... А теперь она стоит здесь без единой царапины, а их монарх, за которого она должна была отдать жизнь, стал упокоенной нежитью!
Зловещий, неестественный смех медноволосой девушки терзал слух. Гвин не видела, что именно она умертвила Его Величество, и теперь только отстраненно подумала, что их общая трагедия нашла самые разные отклики. Разбитая горем, графиня не сопоставила факты.
Но когда заговорил принц Маркус... Где-то глубоко в душе крохотным огоньком затеплилась неуверенная надежда. Да. Принцесса... То есть, королева. Если это только еще возможно после случившегося - Гвинивел сделает все, чтобы спасти ее. А еще - чтобы отомстить. Она обелит имя своей семьи. Она выкупит бесчестие кровью! Кровью своей - или ведьмы!
За Нисалон!

Гвинивел, подрезанная тяжелым блюдом, с ходу рухнула на колени, выронив меч и хватаясь обеими руками за живот. Боль на пару мгновений заставила забыть об обворожительном шуте, и графиня, неожиданно бросив взгляд в сторону королевского трона, замерла, позабыв, как дышать.
Будто во сне наблюдала она, как их, ее убитый король медленно поднимался со своего места - властно и неудержимо... Гвин закричала бы, если бы могла хотя бы вдохнуть.
Как, как это вышло?!
Понимание никак не могло просочиться, едва-едва ощущаясь на границе сознания словно звук сквозь толщу воды.
Почему... Почему Гвин ничего не сделала?.. Почему она была не рядом с Его Величеством?..

Как вдруг горечь и отчаяние растворились в лавандовом аромате.
Ах вот же почему!
Она должна была отстоять королевского шута! Защитить его от восставшего мертвеца! И... все получилось. Мертвый стражник оставил свои намерения, юноше больше ничто не угрожало! Во всяком случае, пока...
С наслаждением вдыхая колдовской аромат, Гвинивел поднялась и потянулась рукой, мечтая прикоснуться к шуту и задержав затуманенный взор на его губах. Она слышала зов фрейлины Ее Высочества, и теперь абсолютно точно знала, как следует поступить!
- Уходи... те, - графиня хотела взять его за руку.
Шут, конечно, был простолюдином... Но разве можно небрежно тыкать столь бесподобному юноше? Это грубо...
- Прошу Вас.
Поспешно подобрав меч, Гвин попыталась увлечь шута к указанному фрейлиной ходу, возле которого не было мертвецов.
- Я останусь здесь, Вы сможете выбраться!

Закусив губу, Гвинивел наблюдала за плачущей баронессой. Она могла представить, что та сейчас испытывает. Гвин слишком хорошо помнила, что чувствовала, когда ей сообщили о смерти матери. И пусть со временем боль понемногу улеглась - сейчас она снова вспыхнула, остро терзая сердце. Гвин даже представить страшно было, как вела бы себя она сама, случись такое с ее отцом...

Однако когда мертвец шевельнулся - графиня вначале не поверила глазам - стало понятно, что коварство гнусной ведьмы не ограничилось наведением колдовского сна. Она хотела еще и поглумиться, убив затем беззащитных гостей праздника с помощью зловредной магии! Этому не бывать!
Гвинивел услышала принца Вейлонского, но следовать его словам собиралась не вполне.
Прежде чем встать ближе к нему, она огляделась, попытавшись прикинуть сложность задачи, и решительно вынула меч из ножен похрапывающего рядом аристократа. Ей он сейчас нужнее.
Меч оказался не по руке, тяжеловат и с колючей из-за вычурной инкрустации мелкими драгоценными камнями рукоятью. И все же это было оружие, с которым уже можно было дать отпор мерзкому колдовству!
Теперь она сможет защитить короля, как призывает священный патриотический долг! И, может быть, и отца тоже сможет...
Гвин с дрогнувшим сердцем взглянула на спящего графа Тансквитийского. Как бы ей хотелось встать сейчас с мечом около него! Но Дарглит Леоторис никогда бы ей этого не простил. Он сам не задумываясь отдал бы жизнь за короля, если бы сейчас мог принимать решения. Значит, дочь примет верное решение за него.

Неожиданное предложение только что горевавшей баронессы изумило ее.
Бежать? И забрать лишь принцессу?..
- Мой отец присягал Его Величеству. И если он сейчас не может встать на его защиту - это сделаю я!

Принцесса будет в безопасности! Мельком оглянувшись на принца Вейлонского, Гвинивел убедилась, что тот намерен защитить наследницу Нисалона, и вновь сосредоточила свое внимание на обороне Его Величества. Едва бы любой из мертвецов посмел приблизиться к монарху - его встретила бы честная сталь!
Но пока что Гвин наблюдала за потугами барона фон Гризили встать, готовая в любой момент отсечь мертвецу и вторую руку...

Тонкий аромат лаванды легонько коснулся обоняния. В наполненном самой различной вонью зале этот невероятно нежный шлейф, следующий за... Да, вот за тем юношей, что возник столь неожиданно и грациозно...
Гвинивел ласково и мечтательно улыбнулась, глядя на шута. Удивительно, как смог он даже в такой обстановке привнести нечто праздничное, радостное, как украсил собой этот смердящий зал! Пожалуй, нужно спросить его, как ему это удается... И, может быть, найдется повод даже прикоснуться к нему?.. Он... наверняка совершенно чудесный на ощупь!
Графиня, позабыв о короле за спиной, сделала пару шагов к влекущей цели.
О, как он ловок и мужественен! Как бесстрашно бросился с клинком на мертвеца! Как... Гвинивел зарделась, поняв, почему шут вдруг скорчился, прерывая бой...
Ничего. Ему необязательно все делать самому! Она поспешит ему на помощь, заступит его от мертвого стражника, а после...
Мысли о том, что она предпримет после, вновь заставили щечки графини заалеть.
Однако все это будет лишь позже... Теперь же необходимо выручить этого славного юношу, чтобы живой мертвец ни в коем случае не посмел обидеть его!

Беспечно оставив спящего короля, даже не вспомнив о фамильной чести Леоторисов, не обратив внимания на лежащую без чувств баронессу фон Визен, влекомая колдовским ароматом лаванды Гвинивел уверенно направилась к шуту, на ходу занося меч по широкой дуге.

- Просто «далеко»?.. – бард усмехнулся по-доброму, понимающе кивая на слова Бёрнера. – Нет, не хотите – не говорите, конечно...
Но вдруг он прыснул в кулак:
- Все равно ж я увижу, куда повернете, - и сразу вскинул ладони в примиряющем жесте, даже отступая на шаг: - Ладно, ладно... Раз уж то есть тайна великая – не стану я вас расспрашивать!
Он открыто и крепко пожал руку Петро, а на замечание археолога лишь улыбнулся:
- Меня-то лютня и кормит, и одевает, справляется. Но конь ведь горбушкой хлеба сыт не будет. И не токмо кормить его надобно. Следить еще за ним, ковать вовремя. Да мне ж и не к спеху по селениям-то носиться, пешочком идучи – мир получше разглядишь. Ну и что вы, сами не знаете: по идерийским-то дорогам, не в Чаще если, полно люда ездит, авось кто-нибудь и подвезет иной раз.

***
Дальше они пошли вчетвером. За беседой дорога, всем известно, короче становится. И Дагнар – вероятно, в благодарность за то, что парни его приняли, - всеми силами стремился эту дорогу сократить по меньшей мере втрое. Он болтал без умолку. Почти не затыкался. Как и обещал, не спрашивал парней ни о чем, но говорил, говорил и говорил.
Рассказал, что попросился с ними, потому что побаивается идти один, но не людей боится, а зверья лесного. Часто оно тут на дорогу выходило раньше. Иногда белки с косулями, а иногда волки с кабанами. А оружия у него при себе – только ножик, хлеб да мясо за обедом резать.
Рассказал, что прежде дважды в год жители деревень по этому тракту непременно друг к другу в гости наведывались, чтобы, значится, соседей своих не забывать, а с кем-то и родниться. А как нынче дело обстоит, он уж не знает...
Рассказал, какие тут, в Чаще, в середине лета и в середине зимы праздники устраивают, чтобы Всевидящего прославить.
Много чего рассказал...
И рассказы его не шли вразрез с тем, что услышали парни накануне в таверне. А ведь чего только на расспросы Рэя не поведали им местные за эльной кружкой.
Что духи в Чаще порой безобразничают, и непременно надо оберег от них с собой носить. Другие возражали, что чушь все это, и нечего духов бояться, свои есть дела у них, а в людские они не вмешиваются. Кто-то бил себя в грудь, утверждая, что третьего дня за ним из лесу наблюдали олени, провожали будто бы даже. А кто-то фыркал, говоря, что на охоте, когда за ним нарочно идешь, оленя выследить еще надобно, не дурни ж они сами к людям идти. Один мужик, загадочно улыбаясь, подсел к парням за столик и предложил купить у него карту, что будто бы к зарытому в чащобе сокровищу приведет. Но его тут же подняли на смех сами местные. Хотя подтвердили, что кладов в окрестностях зарыто немерено, только никто не знает, где.
- Я ж, братцы, местный, чащинский, - продолжал между тем Дагнар. – Из Выселок родом. Только уже лет восемь там не был.
Бард неожиданно примолк, и веселенький мотив, что он негромко наигрывал, вдруг – кажется, незаметно даже для самого музыканта – превратился в тревожный.
- К нам тогда в деревню торговец приехал, всякой всячины привез. И лютню. Нет, не эту, - любовно похлопал по выпуклому бочку бард красавицу с изогнутым грифом. - Старую совсем, треснутую да заклеенную. Сам не знаю, почему я тогда у отца монет выпросил да купил ее. Бренчать кое-как научился. Потом лучше и лучше стало получаться... И взбрело мне в голову, что негоже всю жизнь в Выселках просидеть. Тогда-то я из дому и сбежал. Усы еще не проклюнулись – а ведь решил, что всех лучше знаю, как быть на этом свете.
Теперь он говорил уже не так гладко, как будто даже через силу:
- Всю Идерию исходил, да и не только ее. В каждом кабаке побывал, людей узнал – уйму. Песен сложил столько же, да что толку? - и чуть отстраненно, словно сам для себя, а не для слушателей, продолжал: - С тех самых пор не был дома. Не знаю даже, может, и прокляли меня отец с матерью... Страшно возвращаться. Ой как страшно. А тянет! Песни вон даже про то получаются... Ничего поделать с собой не могу – уже год лишь о том и думаю, чтобы в дом родительский вернуться. Как они там? Живы ли?..

***
Ближе к полудню парни заметили убегающую в сторону от их пути широкую тропинку с установленной перед нею покосившейся табличкой, на которой некогда белой краской были выведены кривоватые буквы: «Дупки. Сем с палавинаю милей». Выцветшая стрелочка под надписью отсекала последние сомнения, где стоит эти «Дупки» искать. И все же они остались неизведанными. Будь селение поближе, можно было бы зайти туда да спросить горячий обед. Однако давать пятнадцатимильный крюк дураков не было.
Зато на перекрестке лесных дорог кто-то – уже, судя по всему, довольно давно – установил грубо вытесанный деревянный стол с парой скамей. Кое-где замшелые, но весьма крепкие на вид, они, кажется, встретили здесь не одну зиму. Может быть, сюда приходили жители «Дупков»?
Как бы то ни было, сидеть за столом на скамьях всяко интереснее, чем расположиться для отдыха на земле. Так что привал решено было устроить тут.
Достав из сумы вяленое мясо, сыр и несколько некрупных луковиц, Дагнар кивнул на снедь попутчикам – мол, берите, - и впился зубами в краюху хлеба, наконец-то надежно умолкнув.
Достали припасы и его попутчики, в ушах у которых все еще продолжало слегка звенеть. Нехитрая провизия, однако, сумела поднять настроение. А еще... Вода во флягах сегодня казалась удивительно вкусной. Наверное, хорошим колодцем пользовались в таверне Криницы.

Водяные духи настороженно наблюдали за переговорами парней, растерянно перелетая с места на место. Может быть, они понимали, о чем речь, может быть, просто надеялись на любую помощь... Но никак не вмешивались.
Наконец, приготовления оказались окончены. Крепкая веревка обняла петлей ствол мертвой осины, натянулась до упора... Мощный дружный рывок по команде – и дерево, треснув обламывающимися ветвями, сдвинулось сразу на несколько шагов. Под ногами парней зачавкала грязная жижа несчастного ручья. Следовало вступить на надежный берег, чтобы дернуть вновь, и перехватить провисшую веревку. Еще одно усилие на пределе – и крона осины легла в развороченное русло. Между веточек и листьев немедленно с восторженным журчанием хлынула вода – те уже не могли удержать ее ток. И вот... После недолгой передышки парни вновь натянули веревку. Скрипя зубами от натуги, вытянули тело осины и уложили его вдоль берега, тяжело хватая воздух. Чего это стоило суставам Бёрнера?
Но освобожденный ручей, сверкая на солнце, неукротимо несся мимо, весело журча. Духи-детишки поспешно нырнули во вновь заструившийся поток – и, хотя были они безмолвны, в эти мгновения словно бы зазвучал смех. Полупрозрачная женская фигура подступила к парням... И каждый из них вдруг ощутил на губах свежую прохладу воды.
А затем, радостно раскинув рукава, водяная дева в мгновение ока разлетелась тысячами капелек.

***
Лонтар уверял, что до Криницы не составит труда дойти пешком за день. Значит, останавливаться было неразумно – деревня вот-вот должна была возникнуть меж расступившимися деревьями.
Понемногу темнело, уже появилось желание зажечь масляную лампу или хотя бы факел, чтобы случайно не сойти с дороги...
Как вдруг по левую руку замерцали огоньки – желтые, теплые. Именно так в темноте светятся окошки домов. Чуть в стороне от дороги и в самом деле раскинулось селение. Криница, другого здесь быть не могло.
Парни, несомненно, добрались бы сюда засветло, если бы утром не шли так медленно из-за заваленной ветками дороги да не отвлеклись бы на помощь лесному ручью. И все же дойти им удалось действительно вовремя. Свет растущей на чистом от облаков небе луны серебрил ветви деревьев, но не слишком хорошо освещал путь.
Криница оказалась значительно больше Сосенок – десятки домов за настоящей добротной деревянной изгородью, ворота в которой, правда, несмотря на поздний час были призывно распахнуты. Видимо, здесь тоже не боялись приходящих из леса.
На широких улицах уже никого не было – все давно сидели по домам. Дорогу путникам, сверкнув ярко-зеленым взором, перебежала лишь кошка. Спросить было некого, и все же они без труда отыскали таверну – ярче всех освещенный большой двухъярусный дом, из которого доносились говор, смешки и музыка.
Еще на улице путники услышали слова песни:

...Шепот Чащи доносится через лета,
Все сильнее тоски моей гнет.
Бесконечной дорога покажется та,
Что к родному порогу ведет.

Среди гостей оказался лютнист. Молодой мужчина, расположившийся на стуле в центре зала, мастерски перебирал струны, завораживающим баритоном против воли цепляя внимание. Никто не обернулся на хлопнувшую дверь, лишь тавернщик за стойкой призывно махнул вошедшим.

На мои сапоги пыль ложится опять –
Я слоям ее счет потерял.
Так смогу ли судьбу свою вновь поменять?
Да! Что было, то было не зря.

Шаг за шагом – сминаются мили пути.
К дому отчему рвется душа!
Лишь бы только суметь, лишь бы только дойти...
Чтоб никто не посмел помешать!

Печальная песня подошла к концу, и бард, приглушив струны, с улыбкой обошел таверну с шапкой, в которую почти каждый бросил монетку, и неожиданно подмигнул Рэю, Петро и Бёрнеру.
Тавернщик сам немедленно выступил к ним, радушно усадил парней за свободный столик и справился о пожеланиях насчет ужина и ночлега. Здесь, в отличие от крохотных Сосенок, таверна была самой что ни на есть взаправдашней, имелось несколько блюд на выбор и отдельные комнаты. К тому же бард, оценив содержимое шапки, вновь уселся на свой стул, продолжив развлекать гостей весьма недурственным пением.
Этой ночью им уже не мешала гроза, хотя, возможно, даже ее умаявшиеся путники не услышали бы во сне.

***
Отлично выспавшись в мягких постелях, рано утром у еще сонного тавернщика парни затребовали плотный завтрак и двинулись дальше – неизвестно, сколько времени должен был занять путь, рассиживаться было не с руки. И, щурясь на утреннее солнышко, неспешно переговаривались ни о чем, шагая дальше на восток по уже ставшей привычной лесной дороге...
Когда их настиг крик:
- Хей, парни! – компанию бегом догонял вчерашний бард, одной рукой придерживая шапку, а другой – лютню в чехле через плечо, чтобы не била по бедру. – А я все гадал – в какую сторону пойдете?
Он подбежал, несколько мгновений пытаясь отдышаться, и наконец пояснил:
- Откуда пришли-то вы, я не видал. Вот и думал, куда вы? В Венкир? В Идерию? А вы вон, в Чащу! Здорово-то как! Мне ведь тоже туда...
Широко улыбнувшись, бард поправил сползшую лютню и шмыгнул носом:
- Ну, в общем... Это самое... С вами-то можно? Одному скучно, да и боязно немного, чего уж там. Хоть я дорогу эту и знаю хорошо, а все ж таки... Я б вас проводил, рассказал чего. Мне самому-то в Выселки, то последняя деревня по этому тракту. Вам всяко ближе. Возьмите попутчиком, а?
Он усмехнулся:
- Не возьмете если, все равно ж за вами пойду, тут другого пути и в помине нет. Меня, к слову, Дагнаром звать. А вы докуда идете-то?

Сложно описать, что пережила я за ту парс штунде, пока Хильдимунд вчитывался в бумагу. Его глаза, казалось мне, вот-вот должны были наткнуться на нечто разоблачающее нашу авантюру... Или прочесть, к примеру, строку: "Недействительно без визы герцога Блауштадтского от сего дня".
Я продолжала улыбаться, но перед глазами темнело от ужаса. Спиной я буквально ощущала, как напряжен Ларс. Но не могла и на мгновение обернуться к нему, боясь, что это станет поводом для лишних подозрений.
Дурхзухунгер явно знал что-то недоступное мне, не зря же он так на меня смотрел!.. У меня едва не оборвалось сердце, когда он нахмурился, глядя в записку, - что, что же можно было увидеть там?!
Но, наконец, это испытание было пройдено. Я с трудом подавила вздох облегчения, наблюдая, как стражник аккуратно складывает бумажный лист... Получилось. И в безвозбранно двинувшемся к воротам кутшвагене я бы уже счастливо рассмеялась, ожидая того же от Ларса, если бы не настигнувший нас крик.
Снова внутри все похолодело. Я вслушивалась в отрывистые фразы, бросаемые задыхающимся от долгого бега человеком. Какую весть он мог нести?..
Ларс все еще убедительно играл спящего, вероятно, не решаясь выбраться из роли. Принять решение нужно было немедленно, и сделать это предстояло мне.
Остановиться?.. Но Ларс... Зачем? Если хотя бы я могла сама поговорить с посыльным! Нет, он ведь потребует Дитриха... Никто не станет обсуждать важное дело с фройляйн.
Уехать?.. Только... что, если это и правда вопрос жизни и смерти?.. Но кто мог отправить нам такую весть?
Остановиться?.. Кто вообще мог знать, где искать нас сегодня на рассвете?
Уехать?.. А может быть, этого риттера с предупреждением послал Пальд?
Остановиться?.. Но почему тогда он не догнал нас сам?
Уехать?.. А если потом не удастся доказать, что мы не нарушили закон?
Остановиться?.. И рискнуть застрять здесь надолго - под посторонними взглядами?
Уехать?.. И привлечь лишнее внимание стражи? А ведь если дело действительно важное, нас все равно рано или поздно достанут из-под земли!
Все это пронеслось у меня в голове в доли мгновения.
Да. Лучше поздно. Но не сейчас...
Метнувшись к окошку в передней стенке кареты за спиной кучера, я негромко - так, чтобы слышал только он, - приказала:
- Зэф, гони!
А когда пронзительно заржали огретые кнутом шварцпферды, и меня силой инерции отбросило назад, на сиденье рядом с Ларсом, я схватила риттера за плечо, ловя равновесие, и успела заметить, как начали таять Дитриховы черты лица.
Боги, до чего же невовремя!
- Ли эк эраикзаль...

Какое-то время я вглядывалась Ларсу в лицо. Дирковы черты стали слегка расплываться - перверсия начала ослабевать. Выдохнув, я постаралась отбросить эмоции, восстанавливая нейтральный аффектус.
- Ли эк эраикзаль. Ус ли эмок айс оттепза ут ли эк аикзаль. Йул эмок ис. Йул ид оссетс оль атневид...
Вновь спев арканум, я подновила заклинание, и в ближайшие два тида первертивному образу Ларса ничто не угрожало, если, конечно, внезапно не исчезнут рес и сентенция. Впрочем, насчет последней можно было не волноваться: у Ларса неплохо получалось, да и у меня был довольно развит навык держать нужный образ в одном из нескольких мысленных потоков - так это было описано в сборнике ментальных этюдов для магов за авторством Пергульфа Цвибеля.
- Можешь пока переложить шнурок из-под языка, нас же никто не видит. Только изо рта не выпускай даже на мгновение.
Не самую приятную он затронул тему, но все же бегство от нее не казалось мне правильным.
Я пожала плечами, отводя взгляд.
Ларс, вероятно, думал, что мне легко дался опус такого масштаба, хотя на деле это был плод моего просчета, не более: я и сама не ожидала такого размаха, намеренно сосредотачивая перверсию только на лице. И то, что я была вынуждена справиться за ночь - результат исключительно непреодолимого ограничения во времени. Просто таковы оказались обстоятельства. Будь у меня выбор, я бы тоже предпочла две седмицы исследований и лабораторию - как любой благоразумный маг. Только выбора не было, а на кону стояла судьба Дирка. Что ж, я рискнула - и мне повезло. И даже думать страшно о том, что произошло бы, отвернись на полтида от Ларса его Эрфольга.
Это была та еще авантюра... И в удаче дело, а не в таланте вовсе. Ну и еще, пожалуй, в объеме знаний по используемым доктринам, позволившем мне все-таки такое провернуть.
Вдобавок Ларс не совсем верно понимал, как все произошло тогда, две седмицы назад.
Не было никакой подготовки. Да, размышляла о побеге я уже давно, но то были лишь мечты, а когда дошло до дела - оказалось, что у меня ничего не готово...
В тот злополучный день, узнав, что все-таки стала невестой ненавистного Шедельбрехера, я отослала Лотбергу и, втихаря принеся в покои седельные сумы, в болезненной спешке кое-как, наскоро собралась, плохо понимая, что хочу взять...
А потом был обычный семейный ужин в зале Кальтенбергбурга, на котором рядом с буднично беседующими родителями я едва не теряла сознание от ужаса, что мои намерения могут вскрыться, и сидела как деревянная, с трудом заставляя себя хотя бы для виду что-то жевать. А потом была ночь почти без сна, искусанная в мучительных размышлениях подушка, страх принять безвозвратное решение, сомнения, отчаяние и снова страх... Но еще большим оказался страх замужества за старым и бессердечным графом Фурхтнордским.
Мне не составило труда рано утром, едва забрезжил рассвет, покинуть замок - плащ, лежавший на крупе Сатира, скрывал переметные сумки. Все выглядело так, будто я вернусь к завтраку. Полусонный стражник - в тот день службу нес рыжий улыбчивый Даг - сам додумал, что мне не спится в предвкушении Хохцайта, и почтительно пожелал приятной прогулки, распахивая ворота. Отец, наверное, потом приказал его выпороть... Жаль его, конечно. Даг относился ко мне с большим уважением: прошлой зимой я вылечила его сынишку от трясовицы, дав линиментум на куньем жиру и посоветовав поить заговоренным настоем веревчатки. А я, получается, обманула его доверие...
Итак, мой побег был, по сути, спонтанным. Лишь в общих чертах я представляла, что буду делать в Унордланде и как смогу пересечь Даммию. Да что там, у меня ведь даже не было карты этих земель! На что я надеялась? Может быть, на милость богов - я тогда еще не была готтферн.
Мне представлялось, что самое сложное - обмануть вахеров на границе и вырваться из Райха, где меня легко можно было бы вернуть назад. И я постаралась скрыть свою личность, изменив имя. Но только я совсем, совершенно, нисколько не подумала о том, как выгляжу со стороны... Почему? Мне казалось, что, убрав подальше серебряный аусвайс, я сразу стану незаметной, никто не остановит на мне взгляд. И уж точно никому не буду я интересна за пределами Империи. Так маленькие дети играют в прятки - закрывают ладошками глаза и стоят на самом виду.
Как я могла это упустить? Почему Ларс сразу понял, что мне нужно было сделать в первую же очередь? Прикинуться безродной старухой - и вот тогда уж действительно никто не подарил бы мне лишнего внимания... Конечно, не магически - в таком случае изменение внешности было бы очень тяжело поддерживать долго. А если делать заведомо устойчивую перверсию - скажем, на несколько седмиц - был бы риск уже не вернуть себе прежний облик... Который, получается, слишком дорог мне? Но что мешало мне банально измазать лицо грязью и одеться в лохмотья?.. Правда, тогда со мной рядом крайне странно смотрелся бы Сатир... Его-то не замажешь, стать превосходного имперского шварцпферда не разглядит разве слепой. Я вдруг поймала себя на мысли, что все еще думаю о своем коне в настоящем времени. Как будто что-то еще возможно было исправить...
Но все же можно было придумать хоть какую-то хитрость! Так почему же?..
- Потому что на самом деле я и есть непроходимая дура, Ларс. Мне вообще не пришло это в голову. Я даже не предположила эту вероятность, никак. Привыкла, что я неприкосновенна - даже отец меня ни разу пальцем не тронул. Дирку доставалось, бывало. Но не мне, - я отвернулась к окну, парс штунде помолчав. - Может, били бы меня - поумней бы выросла...
Кутшваген тряхнуло на повороте. Моя рука, соскользнув с колена, накрыла его ладонь - и тут же отдернулась.
- Я... понимаешь, впрямую не сталкивалась с таким прежде... Ну, с мужским вожделением. И не думала о том, что выгляжу как Химмельблют. В Штультдорфе я ведь назвалась бауэрским именем - и мне поверили...
И правду увидел только герр фон дер Пфау. Как он меня узнал?
Люди говорили, я копия матери. Копия Клотильды фон Кальтенберг, холодной и вспыльчивой, безразличной и страстной, яркой, блистательной, ослепительно прекрасной альтграфини Клотильды фон Кальтенберг, урожденной фон Холенхюгель. Она и сейчас была очень красива - а в молодости... Поговаривали, у мужчин перехватывало дух от одного ее взгляда.
И я была похожа на нее. Те же каштановые локоны. Идеально схожий цвет глаз - яркий, густой светло-синий. Редкость даже среди Химмельблют, но в роду матери встречающийся часто. Такой же унаследовал и Дирк, хотя черты лица ему достались скорее отцовские, только более мягкие.
А у меня были ее разлет бровей, тонкая форма носа, тот же изящный изгиб губ, неуступчивый острый подбородок...
Когда-то я подолгу рассматривала себя в зеркале, не желая верить, что так похожа на эту женщину, и старательно выискивая отличия... Тщетно. Люди не лгали, это была вовсе не лесть. Но почему же мне не хватило ума вовремя сопоставить эти факты?..
Герр фон дер Пфау, в прошлом близко общавшийся с нашей семьей, конечно, помнил Клотильду, а не меня - меня он видел только ребенком... Но нежеланное сходство с нею, выходит, в итоге спасло мне жизнь.
- А в Даммии... Ларс, я слишком поздно осознала, на что способны орки. Не поверишь - уже только в орочьей таверне. Вот так...
Откинувшись на спинку сиденья, я обхватила себя за плечи и вдруг задрожала, закусив губу в попытке скрыть слезы.
- Если бы у меня был второй шанс... Я, конечно, поступила бы иначе. Вообще бы никуда не поехала.

Даже в доставшиеся мне несколько штундов сна отдохнуть почти не удалось. Мне снилось, что я бегу вверх по бесконечной винтовой лестнице, выбиваясь из сил, - все выше и выше, к вершине незнакомой каменной башни, в стенах которой не было окон, а мрак разгоняли факелы, едва теплящиеся призрачным зеленоватым светом. И задыхаясь от изнеможения, я знала, что остановиться нельзя, что хуже смерти будет встреча с теми, кто торопится вслед за мной... А взлетев наконец на башенный чердак, захлопнув за собой тяжелую занозистую дверь, - ощутила спиной удары, тяжкие удары по ветхим пылящим доскам, перемежающиеся оглушительными криками на разные голоса: "Орчеложница! Орчеложница! Сжечь!"

Хватая воздух ртом от ужаса, я резко проснулась, подскочив как ошпаренная, и далеко не сразу сумела сообразить, где нахожусь. Дверь комнаты сотрясали удары - точно такие же, как во сне. И я бы, наверное, не сдержала отчаянного крика, если бы не узнала вдруг голос Хроды. Никогда бы не подумала, что смогу однажды с таким облегчением встретить ее...
Я скатилась с кровати, быстрыми движениями пригладив волосы и оправив одежду, и подняла засов двери, впуская служанку.
Ее бесстрастный, как обычно, взгляд скользнул по мне, будто оценивая. Это не вызвало бы во мне теплых эмоций, но за то, что она вырвала меня из объятий кошмара, я была благодарна ей. И приложила все усилия, чтобы помочь собрать меня как можно быстрее. Даже беспрекословно выдохнула в нужный момент, чтобы проще затянулся корсет... Мы все успели.


- Здравствуй, Ларс! - я была рада ему.
И с улыбкой схватила за руку, проводив к столу.
- Ну... Таких жертв не понадобится. Присядь пока, перекуси, если хочешь, - я подвинула к нему поднос с закусками, тем временем снимая кусачий Браутгюгель, чтобы он не мешал сосредоточиться. - Я все объясню тебе, но давай вначале напишем письмо герцогу, - сдув прядь волос со лба, я приготовила бумагу и открыла чернильницу, устраиваясь напротив риттера за столом. - Диктуй. Я ведь даже не знаю, как вы к нему обращаетесь...
- Что ж, давай, - Ларс откинулся на спинку стула и задумчиво потер подбородок. - Всемилостивый герцог фон Блауштадт! Я не стал бы писать Вашей светлости без крайней нужды...
Риттер не сбился ни разу - врочем, в том, что у эрфольгера отлично подвешен язык, у меня никогда не возникало и тени сомнений. Понемногу в письме прояснялись непреодолимые причины невозможности испросить разрешения на отлучку при личной встрече.
- Я исполняю почетные и священные обязанности Формундшафтера, - Ларс витиеватым жестом изобразил степень почетности этих обязанностей, подмигнув мне, - на Хохцайте достопочтенного герцога Фурхтнордского и моей драгоценной сестры...
Я писала с особым наклоном, с резкими, будто нетерпеливыми росчерками, старательно выписывая вычурные завитушки у заглавных Д... Но это было несложно: я досконально знала почерк брата и не боялась ошибиться, от его имени кладя на бумагу учтивые фразы.
- И таким образом, вынужден отлучиться из лагеря на несколько дней. Искренне Ваш...
Я поставила размашистую подпись: "Альтграфензон Дитрих фон Кальтенберг", - и, наскоро перечитав написанное, щедро засыпала песком.
Хотя бы об оправдании для Дирка можно было больше не волноваться.
- Отлично! А вот теперь... Ты готов? Сними рубаху, пожалуйста, Ларс. Я начертаю формаментум чернилами у тебя на груди. Вот этот, - я показала эскиз на листочке бумаги, который изобразила ночью, чтобы теперь только срисовать, не тратя время на вспоминание подробностей. - Лучше бы было на лбу, но когда заклинание рассеется, он станет виден всем, а нам ни к чему, чтобы он бросался в глаза.
Ничего, на груди тоже подойдет. Зато под одеждой его никто не увидит, а чернила можно будет не торопиться смывать.
- Вот это, - я дала риттеру кусочек шнурка из ворота рубахи брата, - рес. Положи под язык. Не выпускай изо рта, пока будет действовать заклинание. Не проглоти и не выплюни ненароком!
У этого опуса была и чуть более простая в исполнении вариация, когда помимо реса использовалась висцера - кровь человека, облик которого нужно было придать объекту. В нашем случае, понятное дело, неприменимая... Так что использовать оставалось то, что есть.
- После наденешь рубаху Дитриха, - я уже приготовила ее, разложив на кровати. - Так будет надежнее.
Все было на местах.
- Вот, а сейчас... Ты готов, да?.. - я вручила Ларсу листок с рисунком, показав, как держать, и обмакнула перо в чернила, приготовившись перенести его на кожу. - Представь лицо Дитриха во всех подробностях - чем точнее, тем лучше. То же сделаю и я. И... тебе надо молчать, потому что основная доктрина - веревербум. Ну все, начинаем.
Глубоко вздохнув, я прикоснулась пером к коже Ларса, стараясь не причинить боли, и, поглядывая на листок, принялась чертить омниметрический узор, вместе с тем, поочередно выводя высокие и низкие ноты, прилежно поя заклятие на восьмой аркане...

Наверное, прикасаться к мясу было ошибкой. Жаль, что я слишком поздно об этом подумала...
Теперь невозможно было сопротивляться этому желанию, этому алчному влечению, этой... жажде, неистовой жажде куска мяса - столь изумительной пищи, единственной пищи, способной утолить муки этого голода!..
Уже поднеся к губам кусок голубятины, уже ощутив ее сладковатый, пряный, восхитительный вкус, я заставила себя отбросить мясо прочь. Нет!
Сжав зубами ладонь, хранящую упоительный аромат запеченной птицы, я вцепилась в край стола, согнувшись от разрывавших нутро спазмов, и заплакала от боли и бессилия. И от страха. Прежде исчадие не оказывало такого влияния на мое сознание... Оно растет?.. Оно набирает силу и будет и впредь так напоминать о себе?.. Нет! Если уж я не могу прямо сегодня начать убивать его магически - я сделаю все, чтобы оно хотя бы страдало!
Меня переполняла ненависть. К исчадию орка, омерзительному монстру, обитающему во мне. Ненависть к проклятому Мытарю. Ненависть ко всему грюнхаутскому племени...
Я не думала, что можно ненавидеть орков сильнее, чем я ненавидела их - с того самого дня в клятой таверне. Только, как оказалось, можно. И нет предела этому чувству, способному разрастаться... безгранично и крепнуть, крепнуть!

...Жаба в банке звонко шлепала лапками по стеклянным стенкам, все еще не оставляя попыток выбраться. Именно этот звук привел меня в себя. Медленно выпрямившись, я с силой потерла виски. Намочила в тазу полотенце, приложила к лицу. Очень неспешно, но ко мне все же возвращалась способность здраво рассуждать. Задумчиво взглянув на жабку, я положила влажное полотенце к ней в банку - нехорошо будет, если за ночь пересохнет жабья кожа...
- Что же ты не стала есть?.. Не хочешь? За пару дней без еды с тобой, конечно, ничего не случится, но тебе ведь нужно свыкнуться, жабка... Свыкнуться поскорее...
Я вздохнула, крепко привязывая шнурком кусок холстины на горлышко банки. Может быть, то, что жаба пыталась сбежать, можно было расценивать как ее привыкание к новой сути? Ведь так бы, наверное, поступила настоящая жаба на ее месте... А может быть, Дирк все еще слишком хорошо осознавал себя человеком и стремился отомстить магу... Я не знала. Но допустить побега ни в коем случае не могла. Не хватало подвергнуть брата еще и новой опасности!
Закончив с крышкой для банки и перепроверив узел шнурка, я наклонилась к жабке, погладив стекло напротив ее мордочки. И вдруг осознала, что тяну время, потому что мне страшно вновь увидеть поднос со снедью... Нет, так не может продолжаться.
Я все же поем. Но только не мяса. Я поем фруктов и хлеба... Совсем не есть рискованно, потому что от голода я едва соображаю, а завтра мне придется колдовать.

Предусмотрительность Дирка абсолютно восхитила меня. Даже не зная, что его ждет, он озаботился моей безопасностью, продумав, похоже, множество вариантов. Я была горячо признательна брату за обеспеченное сопровождение риттеров. Куда хуже было бы наугад блуждать по городу одной...
С нежной благодарностью взглянув на жабу, я отдала банку взбудораженному Ларсу, лишь мгновение с мимолетным сомнением помешкав. Но ведь Ларс тоже любит Дирка, даже называет братом, так чего опасаться?
- Только не обращайся к нему по имени, это может замедлить превращение.
Услыхав же неожиданный вопрос, я оторвалась от созерцания благополучия банки в мешке и удивленно вскинула взор на риттера:
- План?..
Почему-то я думала, что Ларсу виднее, как поступить. Если Дирк позвал их с Пальдом следить за улицей, неужели не посвятил в дальнейшие намерения? Так какими, какими же они были?!
Наконец я выбрала из множества вопросов один:
- Ларс, ты знаешь, где стоит наш кутшваген?
- В "Золотом Медальоне", здесь недалеко.
В "Золотом Медальоне". Я мыслила верно. Только плана-то у меня все равно не было, я ведь собиралась действовать по обстоятельствам... Хотя интересно, а как Дирк планировал попасть в таверну? Просто зайти среди ночи? А как же мне показаться там без убора Ди Браут?
Надеясь, что это поможет собрать идеи, я принялась рассуждать вслух:
- Слуги, вероятно, наняли нам комнаты. Но как объяснили они, что кутшваген приехал пустым? Мне неизвестно, какие указания дал им Дирк на этот счет. Может быть, сказали, что мы у кого-то в гостях?.. Лучше бы узнать точнее. Прямо у них. Герр Пальд, Вы... т-ты... сможешь это сделать?
Церемонии вдруг стали казаться ужасно неуместными. Выкать Пальду после всего, что он видел... И слышал...
- Если я права, и в "Медальоне" знают, что мы прибудем позже...
Я задумчиво закусила губу, прикидывая такую вероятность, и неспешно продолжила излагать размышления:
- Геррен, я думаю, Пальду надо пойти в таверну, поднять наших слуг... Пусть Хрода передаст ему мое дорожное платье и Браутштуке в неприметном свертке. Пальд вернется к нам. Я переоденусь. А ты, Ларс... Ты выдашь себя за Дитриха, когда мы в придем в "Медальон". Или даже в другую таверну, где его совсем не знают. Не снимай капюшон - вот и все. Вы почти одного роста. Можно еще под плащ на плечи подложить одежду Дирка, чтобы и фигура получилась схожей. Ну а потом... Ты сможешь уйти, если захочешь. А я просто останусь в комнате, пока Дирк не превратится обратно.
Получалось вроде бы довольно стройно... Я с сомнением пожала плечами, добавив:
- Конечно, для соблюдения приличий было бы лучше прийти утром, сославшись на то, что мы остались на ночь в гостях, но при дневном свете и обилии народа шансов тебе прикинуться Дитрихом будет меньше, Ларс. А вот ночью все может решить притупляющий любопытство зильберн охраннику в таверне.

Я медленно кивнула и поднялась. Мне и самой абсолютно не хотелось оставаться здесь дольше. Только спешить я не стала, чтобы ничего не забыть.
Сперва я молча сняла и отдала магу серьги. Дотянувшись, молча зажгла наш фонарь от свечи на стене. Молча связала горловинами мешки с ресом и вещами Дирка. Молча перекинула их через плечо. Молча закуталась в снятый с вешалки плащ. Молча прижала к груди банку с жабой.
Наверное, все же нужно было что-то сказать... Но я молча направилась к двери. И, помедлив мгновение на пороге, так и не нашла подходящих для прощания слов. Произнести благодарность у меня не получилось, оправдываться я не хотела, а от горькой колкости напоследок удалось удержаться. Я молча захлопнула за собой дверь, искренне надеясь, что больше не увижу мэтра Плитхрама.

На меня стеной обрушился дождь. После тихой прихожей мага он показался оглушительным. Обеспокоенно глянув на фонарь, я убедилась, что стекло хорошо защищает огонек свечи, и что хотя бы об этом можно не волноваться в ближайшие штунды.
Ну что ж...
Я плохо представляла, что делать теперь. Куда идти? Как быть? И от раздумий меня отвлекал ливень, весьма ощутимо бивший по капюшону плаща. Не выдержав, я укрылась от хлестких тяжелых капель под карнизом крыши ближайшего дома, благо окна в проулок не выходили, и остаться здесь можно было бы незамеченной. Хотя бы ненадолго.
Впрочем, это все же не избавляло меня от необходимости принять решение. Как поступить? Где искать кутшваген и слуг? Нечего было и думать в переплетении незнакомых улиц найти самой дорогу к месту, где мы их оставили, но, с другой стороны, не там же они нас ждут все это время...
И все же не это больше всего беспокоило меня, а то, что Дирк ничего не знает о своей участи и, наверное, ему очень страшно...
Мне тоже было страшно за него. Хотя знала я о плириморфозисе побольше, и не только из книг: как-то раз мне удалось трансформировать цыпленка в мышь. Мышью он пробыл всего-то полдня, а потом перверсия самопроизвольно рассеялась, и цыпленок даже в положенный срок вырос в обычную курицу. Вивономические трактаты утверждали, что этот опус безопасен для объекта... Во всяком случае, для его провертивного тела.
Мне очень хотелось успокоить брата. Это помогло бы ему, попытаться все ему объяснить однозначно стоило.
Я поставила фонарь на оказавшуюся рядом старую бочку и, приоткрыв мешок свободной рукой, зашептала в темноту банки:
- Дирк, послушай меня очень внимательно. Ничего не бойся, это временная перверсия. Ты слышал, ее действие должно закончиться в течение двух дней. Но... только если ты будешь правильно себя вести.
Конечно, как всякая перверсия, эта ставила определенные условия. Очень осторожно я старалась донести до брата эту мысль, памятуя о том, что рассудок его сейчас изменен, и понять меня ему, должно быть, непросто.
- Ты можешь повлиять на ее продолжительность... В обе стороны, - это были очень важные сведения, и на всякий случай я заговорила медленнее и отчетливее. - Чтобы проверсия наступила - не сопротивляйся новой сущности. Чем быстрее ты свыкнешься с мыслью, что ты самая настоящая жаба, тем быстрее вернется человеческое обличье. Поверь мне, Дирк, милый, это так. И я больше не буду называть тебя по имени. Ты жаба. Привыкай.

- Дирк, умоляю тебя! Вернись!..
Я почти рыдала, понимая, что он не хочет слышать меня. Может быть, нужно было, не страшась его слов, рвануться за ним, схватить за руку, остановить силой, упросить, объяснить... Я не сделала этого.
В самый неподходящий момент я дала слабину, беспрекословно подчинившись брату. Наверное, я слишком привыкла считать, что он всегда ведает, что творит. Из нас двоих Дирк неизменно был лидером. Мне даже в голову не приходило это оспаривать.
Вот только сейчас я никак не могла обуздать чувство тревоги, все растущее и растущее внутри.
Я обхватила себя руками в надежде хотя бы немного успокоиться. Нет... Не помогло. Мне лишь пришлось ощутить собственную крупную дрожь.
Убегали мгновения - не поддающиеся счету. Невозможно было понять, сколько времени уже прошло: тид или вечность?
Царила странная, неживая тишина. Наверное, эта комната была магически укрыта от звуков снаружи. Я не знала, зачем... Но пребывание в этом гнетущем беззвучии, да еще и в ожидании неизвестности, поистине сводило с ума. А пытка бездействием...
Облизнув пересохшие губы, я осмелилась встать. И даже сделала несколько шагов - всего несколько, хотя хотелось от стены к стене метаться подранком.
Вместо этого я только, до боли переплетя пальцы, с тоской взглянула на невидимый в темноте потолок, вдруг неосознанно прошептав:
- Зигерин...
Это было что-то из той, прежней жизни. Я привыкла молиться Зигерин, когда мне было страшно за брата. То есть... всякий летний день вот уже три года подряд - с тех самых пор, как он, приняв риттерскую присягу, стал каждый Гвитт отправляться во Флахесфлахланд. Так мне было немного легче переживать разлуку с ним, и я верила, что любящая его богиня чуть внимательнее за ним присмотрит.
- Зи... герин...
Нет, теперь она не услышит меня. Никто из Бессмертных больше не внемлет моим молитвам.
- Зигерин, блистательная Триумфата, помоги ему! Не оставляй его, ты ведь сейчас так ему нужна... - и все же слова сами срывались с губ, молчать я была не в силах: вдруг хотя бы отголосок моей просьбы долетит до Того Мира?
- Удержи его от ошибок, Зигерин, молю...
Треск захлебывающейся собственным воском свечи стал мне ответом.
Что ж, пусть мои мольбы больше не значат ничего для богини... Она ведь и сама должна видеть, как обстоят дела. Только что делать лишенной такой возможности мне?..
Я вытерла слезы, судорожно вздохнув, и осторожно подошла к лестнице. Разрываясь от нерешительности, поднялась, стараясь вести себя как можно тише, на несколько ступеней - и тут же сбежала обратно, вновь отступив к скамье.
Дирк запретил мне вмешиваться и, вероятно, он знал, что делает. Мне вовсе не хотелось вынудить его сдержать клятву...
Но что же там, наверху, происходит сейчас?..
Мой брат превосходно умел вести переговоры - это было, наверное, его благословением от Патронессы, - и на этот счет можно было бы не беспокоиться... Если бы не оружие в его руках. Я сомневалась, что маг проигнорирует этот факт.
Сверху не долетало ни звука - события там могли развиваться десятками разных способов, и невозможно было догадаться, какой из них верен...
Я не знала, сколько времени простояла в оцепенении, вслушиваясь в звенящую тишину. Так страшно мне было только в Даммии.


И, наверное, в какой-то миг напряжение достигло предела.
Дирк сказал мне не подниматься в лабораторию, но...
Не спеша я вышла на середину комнаты и, набрав побольше воздуха, закричала. Дико завопила что было сил. В надежде, что на такие выходки магическая защита от шума не рассчитана.

Я опустила взгляд, вслед за магом посмотрев на посверкивающие в свечном свете отвергнутые самоцветы... И с трудом подавила желание швырнуть их, бесполезные, непригодные, прочь. А вместо того медленно, медленно вернула серьги на место, сдерживая слезы.
Я едва находила в себе силы слушать мэтра, вдруг поняв, что он смотрел на меня... как на обреченную.
Впрочем, в этом он был прав. Моя жизнь, с таким трудом спасенная Дитрихом, рушилась, с каждым тидом проседая все больше. Я вдруг отчетливо, особенно отчетливо ощутила, что боги отвернулись от меня.
Негромкий и очень спокойный голос мага, перечисляющего перверсии, все больше убеждал меня в нелепости моего желания не принимать во внимание этот факт.
Шесть мирумов... Как же сложно! А сентенция! Где же взять ретта, который поверил бы в такую мерзость?.. Не говоря уже о том, что у меня в распоряжении всего семь ночей...
- Мэтр, а сколько может понадобиться повторений? - вырвалось у меня, хотя я боялась услышать ответ.
Просто потому, что пусть все, буквально все оборачивалось против меня... я вдруг подумала о том, что от возможного результата будет зависеть не только моя судьба.
- Это сложно, очень сложно... Но ведь возможно, правда? Ведь у кого-то получилось?..
Я обязана попробовать... Ради Дитриха.
- Только у меня нет даже зубряного сала... У меня ничего нет! Вся моя лаборатория... - я осеклась.
Эти подробности магу совершенно ни к чему. Задумчиво постучав себя пальцами по губам, я решительно взглянула на того, кто мог бы дать мне не только нужные сведения...
- Мэтр, я попрошу у Вас необходимые для этого опуса ингредиенты. И рекомендации по начертанию сигнума.
Я должна попытаться. Ведь иначе...
- И скажите, мэтр... Я тоже ретт. Подойдет ли для перверсии моя собственная кровь? У меня есть некоторый опыт в создании сентенции, и, думаю, я смогу достичь состояния уверенности в том, что отдалась орку добровольно...
Меня вдруг забила крупная дрожь. Даже если мне действительно удалось бы убедить себя в этом... Я вспомнила, что череда неудач преследует меня вот уже две седмицы. О, едва ли боги благословят начинание той, кого они не замечают...
- Хотя, пожалуй, Эликсир Готтферна я у Вас тоже приобрету.
Как бы то ни было... Если все сложится не самым удачным образом, нужно иметь возможность все-таки избежать костра. И быстрый яд - отнюдь не худшая альтернатива мучительной смерти от огня...
- Вкус его мне не важен. Только сила.
Помолчав, я наконец шагнула к столу, но вновь оглянулась на мага.
- А еще... Что значит... юнгфернхаут будет восстанавливаться каждое утро? Даже если повредить ее... традиционным способом?

Слова мага упали тяжело, как топор палача, безжалостно отсекая иллюзии, что я все еще пыталась строить на этот счет. В ушах зазвенело, я до крови прикусила губу, остраненно ощутив, как сползает по подбородку щекочущая теплая струйка.
Разве я не допускала такой ответ?.. Однако одно дело - предполагать, бояться этого, и все же истово надеяться, что несчастье обойдет стороной... И совсем другое - услышать правду, осознать, что надежды разлетелись вдребезги.
Убегали мгновения. В полумраке комнаты мэтр Плитхрам звенел инструментами, буднично, будто ничего и не произошло, готовясь, очевидно, выполнить то, за что ему обещал заплатить Дирк.
Я так и продолжала сидеть на столе, лишь уронив подол, не в силах двинуться от огорошившего меня известия. Слезы катились по щекам, а я невидяще смотрела прямо перед собой, медленно вникая в совет лекаря.
- Сохранить в тайне?.. - с расстановкой повторила я, наконец ошарашенно взглянув на мага, все еще непостижимо веря, что просто недопоняла его. - Но это будет возможно лишь до определенного срока... А затем скрывать уже не... А еще позже он ведь родится, мэтр!
О боги!
Слетев со столешницы, я порывисто шагнула к магу, но немедленно остановилась, осознав, что он не просто так отошел от меня, он хочет отдалиться, насколько сумеет! От оскверненной орочьим семенем...
Если меня по воле отца миновал костер за орчеложество, то рождения грюнхаута никто не сможет простить! И я буду в Фурхтнорде... И Дирка не будет рядом...
Перед глазами поплыли малиновые круги, я судорожно схватила ртом воздух. Нет, нет, нет...
- Уберите его... Мэтр, я прошу Вас... - отчаянным срывающимся шепотом я воззвала к единственному, кто мог бы меня спасти. - Избавьте меня от него, помогите мне! Он не должен существовать!!!
Крепко обхватив себя за плечи, я тряслась от рыданий, готовая умолять мага о содействии. Нет, он не может не понимать этого!.. Плод грюнхаута не должен, не должен явиться на свет!
- Убейте его! Ведь это возможно, мэтр, возможно, не так ли?! - я не замечала, что кричу. - Есть средства!.. Отвар пижмы, корень кроволюбки, настой спорыньи... Чем Вы располагаете?! Не молчите, мэтр!

"Это возможно". Возможно. Возможно...
Я пошатнулась, прикрыв глаза, надеясь только пережить бурю эмоций, захлестнувших меня от этих слов мага.
С другой стороны, именно их следовало ждать. Чем еще можно было бы объяснить невероятный рост отрубленного пальца, если не усилением возможностей регенерации вследствие развития семени грюнхаута во мне?.. Это было лишь предположение, я никогда не встречала в книгах описания беременности плодом орка... Вряд ли кто-то в Этом Мире вообще занимался подобными исследованиями. Для того было бы мало присущего всем гелертерам здорового цинизма...
О боги. Я была бы очень рада, если бы это предположение не подтвердилось! Но других взамен не имелось вовсе... По крайней мере, не имелось их у меня. А угадать, какие гипотезы мысленно выдвигал маг, по его виду было совершенно невозможно.
Впрочем, я была очень благодарна мэтру Плитхраму за его спокойствие. Именно оно позволяло удерживать надежду, не давало сорваться и закричать от отчаяния.
Раньше времени...

Подавив внутреннюю дрожь, я заставила себя вникнуть в прозвучавшие вопросы. Состредоточиться только на них. Парс штунде я взяла на раздумья, желая ответить как можно точнее. Было ли на самом деле нечто подобное?..
Дирк говорил, что я много ем. Хотя... Да, пожалуй, ела я объективно больше обычного. Во всяком случае, чаще.
- В последние девять дней я почти постоянно испытываю голод. Но пристрастия не изменились. Ничего другого из описанного Вами я не замечала...
В определенном смятении наблюдала я за действиями мага. С некоторой опаской встретила взором неведомый лекарский инструмент... И, смутившись, неожиданно вспомнила:
- Разве что сны... Да, были кошмары. Поначалу. Страшные. Теперь их нет. Их нет уже шесть ночей...
Кажется, все. Торопливо скинув туфли и белье, я подобрала подол платья и села в точности так, как указал мэтр. Стеснения не было: глупо стесняться лекаря. К тому же, мысли мои были заняты совсем иным. Всего через полтида трепещущий огонек надежды вспыхнет пламенем яркой радости или погаснет, залитый горечью от услышанного вердикта...
- Да, пожалуйста, начинайте, - очень ровно произнесла я и внутренне сжалась, приготовившись терпеть боль.

После произошедшего накануне вечером мы с братом почти не разговаривали. Я так и не решилась узнать, как он отнесся к фортелю Бёзе, а сам он не горел желанием посвящать меня в свои мысли. Мне казалось, между нами даже появилось некое отчуждение... А когда Дитрих предпочел ехать верхом под дождем, а не со мной в кутшвагене, - и вовсе дикой птицей забилась паника в душе. Я успокаивала себя тем, что у него могут быть собственные думы, и, возможно, совсем не я стала причиной его мрачного настроения. Однако тревога не переставала грызть меня изнутри. Время от времени я осторожно выглядывала из вагена в надежде увидеть перемены в лице едущего рядом брата - и каждый раз разочарованно опускала штору вновь...
Как я корила себя за все вчерашние ошибки - и за согласие позвать Бёзе, и за глупый, ненужный страх перед ней! И за резкие слова, сорвавшиеся с уст... И за то, что не объяснила все Дирку сразу, заставив его гадать самого.
А еще я наконец-то набралась решимости посмотреть, как теперь выглядит правая кисть.
Мизинец был целым.
Между тем я отчетливо помнила и кровавую культю на его месте, и хруст разламываемой тупым ножом кости, и пронзительную, затмевающую разум боль в руке. Мне не могло все это примерещиться. Так почему же...
Рассматривая палец со всеми тремя фалангами - правда, нереалистичного для фрайхерров кирпично-бордового цвета - и осторожно двигая им, я размышляла о том, может ли быть нечто подобное у людей, когда...
Когда меня пронзила зубодробительно страшная шальная мысль. Дюжинную я не могла справиться с волнением, продолжая снова и снова высчитывать дни. Результат выходил неизменным и повергал в еще больший ужас... В какой-то момент я застонала, спрятав лицо в ладонях, не в силах более выдерживать гнет этих опасений. Я не могла поделиться ими с Дитрихом, я даже сама все еще неспособна была согласиться с мучительной догадкой... Могли ли боги это допустить?!
В моем распоряжении были лишь домыслы: наверное, никто в Этом Мире не обладал нужными мне сведениями в полной мере...

***
Мрачный под дождем вечерний Круфендорф смог внести свой купферн в мои переживания. Мне всегда было не слишком уютно здесь, хотя я и посетила столицу прежде всего несколько раз. А теперь меня еще и угнетала неизвестность от встречи с лекарем. Трясясь в кутшвагене по мостовой, я в который уже раз повторяла про себя, что мне не стоит бояться, что столь образованный маг сможет ответить на все мои вопросы, что он сумеет все исправить, что Дирк не стал бы давать ложную надежду нам обоим, и что, наконец, я могу ошибаться в своих предположениях...
Из этих мыслей меня выдернул голос Ларса. Я не ожидала увидеть его и смешалась, на мгновение спрятав взор. Ни на парс штунде не сомневаясь в его молчании, я все же удивилась, что Дирк условился с ним о встрече. Это наводило на размышления о том, что я что-то упускаю, не вижу всей картины...
К тому же, Ларс... Он так посмотрел на меня, словно тоже... догадался. И вел себя... несколько необычно. Он не назвал меня по имени, что было понятно. Но... мы же всегда, с самого детства, были на "ты"... К чему церемонии сейчас? Мне вновь почудилось отчуждение, как будто и Ларс хотел бы избегнуть общности со мной.
Только не у кого было узнать правду. Ни за что я не отважилась бы спросить об этом эрфольгера...
Я вздрогнула, когда Дирк нашел мою руку - почему-то мне казалось, что он не захочет прикасаться ко мне, - и поспешила за ним в темноту лабиринта кривых улочек, лишь раз оглянувшись на Ларса.

Это...
Подскочив от неожиданной догадки, я шарахнулась прочь от Дитриха, задев стол и едва не перевернув свечу. Вернее, не от Дитриха. От той сущности, что сочла уместным воспользоваться его телом.
Это же...
Вжавшись в стену, я нащупала позади себя пыльный гобелен, с трудом подавив желание спрятаться, укрыться хотя бы за ним.
Почему я не поняла сразу?!
Мы затронули нечто... неведомое. О боги... Нечто такое, что трогать совсем не следовало.
Ужас сковал рассудок. Прежде я верила не всему, что сказано было в "Труде о деисциентических энигмах" о Бёзе и ее деяниях. Однако теперь самые пугающие и отвратительные строки ослепительно вспыхнули в памяти... Даже о том, что она порой принуждает своих последователей приносить в жертву собственных детей.
У меня закружилась голова. Я вцепилась в гобелен за спиной, силясь сохранить равновесие.
Но Дирк... Неотрывно глядя на брата, полулежавшего в неестественной для него позе, я вдруг остро пожалела, что больше не могу молиться. И тотчас - осознала, что молитвы кому угодно из Бессмертных вряд ли бы здесь помогли. Кроме...
- Б-бёзе... - я не узнала свой голос, враз ставший дрожащим и хрипловатым. - Бёзе, послушай, я больше не буду тебя беспокоить.
Лишь бы не было поздно...
- Пожалуйста, пойми, я не хотела... То есть, вначале я, конечно, хотела узнать, смогу ли вернуть твой патронаж, но сейчас... Не надо. Ничего не надо. Только верни моего брата, прошу, верни, прошу!.. Ты не причинишь ему вреда?!

- Да не про Сатира... - прошептала я, еле слышно вздохнув.
Меня куда больше волновала судьба оставшегося в одиночку в Даммии Гангберта. Я все никак не могла понять, что заставило его пойти на такой риск - можно ведь было просто не принимать во внимание мое нежелание уезжать, не найдя прежде Сатира, мной тогда управляли эмоции! И Дирк ему не приказывал...
Конечно, Гангберт был имперским риттером, а не самонадеянной графиней. Но отчего-то тревога за него неловко ворочалась в душе, царапаясь и мешая.
Однако Дитрих почему-то не выглядел обеспокоенным судьбой друга. Может быть, и я переживала зря?.. Ну что ж, завтра мы это узнаем.

А сейчас... Попытавшись внутренне подготовиться к предстоящему действу, я стянула с себя противный Браутгюгель вместе с Ордкеттэ, с облегчением встряхнув освобожденными волосами. Нет, Браутштуке явно были созданы для того, чтобы убедить невесту, если она еще того не поняла, что ее не ждет ничего хорошего.
Но не о том мне следовало думать, если я хотела выполнить просьбу Дитриха.
Я подошла к окну, внимательно глядя на темный небосвод. Белая Роза, царствующая в Грюн, во всей красе развернулась прямо перед глазами. Я грустно улыбнулась, опять вспомнив ту звездочку, что так хотела сбежать. Тонкий серп старого месяца отсюда был еле виден - я отыскала его взглядом, лишь перегнувшись через подоконник.
От волнения слегка сбилось дыхание.
Я опасалась, что без перверсий обойтись все же не получится, и стоит попытаться воссоздать ту, прежнюю ситуацию в как можно более точных подробностях. Локус уже не тот... Темпус? Сейчас более позднее время, да и прошло целых пять дней... Рес? Ну нет, только не цвергова сталь оконной решетки для инициации... Где мне ее взять? Аффектус? Аффектус был. Разрывающая тоска - такую не ощутишь по одному только желанию. Гармония? Ее, кажется, не было. Висцера? Тоже нет... Арканум?
Да, основой стали слова.
Я осторожно выглянула в окно вновь. Не услышат ли лишнего те, кто стоят внизу на крыльце?.. Впрочем, в прошлый раз я попросила негромко - и этого оказалось достаточно.
- Бёзе... - спиной ощущая пристальный взгляд Дирка, я поежилась, не представляя, что скажу ему, если ничего не выйдет. - Бёзе, пожалуйста, поговори с нами...
Звезды безмолвно перемигивались, беседуя друг с другом на своем звездном языке. Еле слышно звенел прохладный ночной воздух.
А я, вдруг почувствовав, что сказала недостаточно, оперлась о подоконник и тверже добавила:
- Есть... некоторые вопросы.

Признаться, я не ожидала, что мои размышления вслух вызовут столь горячий отклик у брата. Вот если бы он всегда так встречал мои рассказы о том, что удалось мне узнать из книг или в эксперименте!
Дитрих светился интересом, и я даже слегка пожалела, что история о таинственной гостье не пришлась к слову раньше.
- Тварь тогда сказала, что чует акторов в замке, но лишь внизу - как раз там тогда был ты, - как по мне, это не стоило сомнений. - И, конечно, если кто и похож на актора... - я ласково улыбнулась брату.
Однако мне хотелось слегка остудить его, чтобы он не ждал слишком многого.
Его желание встретиться с неведомым существом было понятно мне. Но призвать Тварь вновь... Я помрачнела, пытаясь подобрать подходящие слова, - очень осторожные, чтобы не разочаровать...

Оседлый бард не мил судьбе -
Любой вам подтвердит.
И коль вагант не враг себе -
Он в душной не сидит избе,
Когда весь Мир открыт.

Вильгельм вдруг запел вдвое громче, будто пытаясь отвлечь внимание бауэров от нас с Дирком. Или, возможно, привлечь внимание наше...

Нам, менестрелям, по плечу
И самый трудный путь.
Поверьте, только захочу,
Я лиру верную схвачу -
И в ночь смогу шагнуть.

Так я пол-Мира обошел,
И годы напролет
Везде мне был и кров, и стол.
Удел нисколько не тяжел,
Когда душа поет!

Во всяком случае, и первого, и второго, барду удалось добиться: посетители корчмы перестали перешептываться, бросая в нашу сторону настороженные взгляды, а я застыла, прислушиваясь к словам незнакомой песни.

Как многих я от скуки спас,
Лишь песнями богат!
И в славный Трактбург прибыл раз,
Когда закат почти угас, -
Чудесный реттов град.

Два дня на улицах я пел -
Я, право, не гордец.
И был как будто не у дел,
Покуда, братцы, не посмел
Явиться во дворец.

Княгиня эльфов - да, сама! -
Услышав голос мой,
Произнесла: "О лё шарма!
Дё ля шансон я без ума!
Ну что же, Вильгельм, пой!".

И я весь день не умолкал,
О лиру пальцы стер.
Когда же стих страстей накал -
Неистово рукоплескал
Мне весь эльфийский двор.

А ночью - клятву дать могу! -
Была со мной нежна
(Пусть спать придется на снегу,
Пусть гром ударит, коли лгу!)
Эльфийская княжна!

Грубый мужицкий хохот едва не разорвал корчму. Ухмыляющегося Вильгельма хлопали по плечам, со всех сторон посыпались скабрезные шуточки про эльфов.
Вслушиваться дальше не хотелось. Идея задержаться в общем зале вдруг перестала казаться такой привлекательной. Однако пойти в комнату означало бы согласиться выполнить просьбу Дитриха...
Но как?
Это ведь была случайность... В тот вечер я не сделала ничего для приглашения Твари. Она прилетела сама!
- Знаешь, я тогда не... - я осеклась, вдруг отчетливо вспомнив, о чем именно думала в тот момент и что же содеяла. - Я тогда попросила Бёзе поговорить со мной, - медленно произнесла я, поясняя будто для брата, а на самом деле - для себя.
Точно. Я попросила об этом Бёзе. И если Тварь действительно ее аватар... Однако это казалось таким сложным!
- Ох, я не знаю, Дирк, я ведь не вызвала ее заведомо известным заклинанием. Я не знаю, как и какие должны сойтись перверсии... И должны ли вообще... Я совсем ничего не знаю об этом процессе! У меня наверняка не получится!
Но...
В глазах брата даже после всех моих путаных объяснений все еще не потух восторг. Дирк был попросту уверен, что я смогу обеспечить ему разговор с бесом. Чтобы отказать, понадобится найти куда более веские аргументы...
Допив едва теплый уже тий, я вновь мягко улыбнулась:
- Я попробую. Идем.

На лестнице же ко мне вернулись мысли о том, что еще тревожило меня в последнее время.
Мы ехали до Круфендорфа уже целых пять дней - это вдвое больше, чем потратил бы на дорогу всадник. Значит, скачущий из Даммии риттер всяко бы нас обогнал...
- Дирк, - я тронула брата за рукав, еще не зная, как лучше будет задать такой вопрос. - А ты ведь, когда пойдешь к герцогу Блауштадтскому в Круфендорфе, встретишься и с отрядом? Увидишь их, да?
Я поколебалась всего мгновение.
- Узнаешь... о Гангберте?

- Не знаю, Дирк, - я поковыряла ложкой полбу, со вздохом заставив себя проглотить хотя бы немного. Мне прежде не доводилось такое есть - в Кальтенбергбурге эту крупу варили только для слуг. - Но я видела ее.
Я помнила Бёзе чудесной девой с серебристыми волосами - ничуть не напоминающей образ из песни.
- Она юна и прекрасна, и совсем не похожа на злую ведьму. Не могу понять, отчего люди так про нее говорят...
И почему Бёзе известна лишь среди бауэров, в устных преданиях, - тоже неясно. Мне ведь только чудом удалось найти сведения о ней в книге!
- Правда, то, как она поступила со мной... Но я, вероятно, сама неверно истолковала ее слова. Бёзе говорит загадками, Дирк. И порой кажется, что все понятно, а на деле... Очень обманчивое ощущение.

На ратном поле бой затих.
Стоял Кровавый Гел.
Непредсказуем он и лих -
Ландскнехтовский удел!

Успел уже сломаться строй.
И неба мог достичь
Легко летевший над землей
Людской победный клич.

Корчемный бард тем временем, лишь немного передохнув, завел новую песню - спустя пару куплетов я поняла, что уже слышала ее прежде.

Теперь их ждал вечерний пир.
Азарт почти остыл...
Отважный хольд, их командир,
Доволен ротой был.

Но, Хитцигу воздав почет,
Молитву вознеся,
"К чему, - он думал, - приведет
Победная стезя?".

Сегодня Хитциг им помог.
И время ликовать!
Но вдруг теперь поддержит бог
Грюнхаутскую рать?

Да-да, это было прошлой осенью, в Книхваг! В Кальтенбергбурге праздновали возвращение Дитриха с традиционной летней войны с орками. У нас гостили Ларс, Гангберт и Пальд - остались на пару дней, прежде чем разъехаться по домам. В честь риттеров закатили пир - тоже традиционный, с ломящимся от осенних угощений столом. Зал был украшен ветвями с золотыми, пожелтевшими буквально накануне листьями - во имя Зигерин, покровительницы победителей...
Конечно, тогда позвали и вагантов - какой же без них праздник?

Укрывшись от жары в шатре
(Не знает шуток Хас),
Все планы хольд пересмотрел
Уже в который раз.

И кубок лучшего вина
Слуга ему поднес...
Но хольд желал ответ сполна
Узнать на свой вопрос.

Как вдруг от мыслей отвлекли:
Судьбы, видать, рука.
В шатер к нему приволокли
Худого паренька.

А песню эту, помимо прочих, исполнял совсем молодой лохматый бард с яркими полосатыми перьями сойки в волосах. Чудесный, как будто светящийся изнутри особым иянсарским светом.
Я вспомнила, как во время пения он почти не отрывал от меня пронзительно-зеленого взора... И как улыбался мне. А я не могла ответить ему тем же - за мной пристально наблюдала Клотильда.
Воспоминания удивительно тепло всколыхнулись в душе, вызвав легкую улыбку. Теперь-то матушка не могла меня одернуть.

- Герр гауптманн, у нас шпион!
Нашли его вон там.
Он страха начисто лишен!
И надерзил всем нам! -

Два воина юнца в шатер
Внесли под локотки.
С лазутчиками с давних пор
Беседы коротки.

Я украдкой оглянулась на Вильгельма - стало интересно, с каким выражением лица поет он. Дурацкие фестоны в виде черепов, коими оторочен был вырез Браутгюгеля, частично закрывали обзор и мешались, куда бы я ни пыталась их загнуть.
Но все же мельком мне удалось взглянуть на менестреля.
Как по-разному можно исполнять песню! Тогда она звучала задорно и лукаво, ныне - чуть насмешливо и едва ли не с вызовом... Как много зависит от певца... да и, наверное, от мыслей слушателя.

Суровых на лицо вояк
Хольд остудил слегка:
Махнув рукой, дал ясный знак
Повременить пока.

- Я не шпион! Я менестрель!
Я не случайно тут.
И пусть мою вернут свирель!
И лютню отдадут! -

Поправив в волосах перо,
Тот парень заявил.
И, фыркнув, продолжал хитро,
Слегка умерив пыл:

- Я наблюдал за битвой здесь,
Чтоб спеть о ней затем.
Хольд, я перед тобою весь.
Не лгу, поверь, совсем.

- Так ты поешь?
- Ну да, пою.
Исполнить сто баллад
Смогу, лишь лютню дай мою,
Я был бы даже рад.

- Искусность велика твоя?
Насколько ты силен?
- Как говорят, богиней я
Достойно одарен...

Вильгельм пел совсем иначе - но это ничуть не портило песню, наоборот, позволило увидеть, ощутить новые оттенки смысла.

Пригубил кубок бравый хольд
И медленно изрек:
- В том убедиться мне позволь.
Поведай мне итог

Грядущих битв, что в этот Хас
Мы видим впереди.
Что дальше ожидает нас?
Слова, прошу, найди.

А ведь правда, почему даже отважные хольды порой так желают знать, что уготовила им судьба?.. Неуверенность ли это в своей решимости встретиться с препонами, или подспудное желание изменить предначертанное?

- Э, нет, - ему ответил бард,
- Ты, видимо, не вник:
Мне этот драгоценный дар
Вручила не Гешик.

- А кто?..
- Известно - Иянса!
- Не может быть! Не лги!
- Ну, что сказать... О небеса!
Богиня, помоги!

Ты непонятлив, словно орк,
Я повторю тебе.
И наконец возьми же в толк:
Не доверяй судьбе!

Не все предрешено, отнюдь,
И вариантов - тьма!
О предсказаниях забудь,
Они сведут с ума...

Удивительно, не единожды в последние дни принималась я размышлять о разнице взглядов Дитриха, уверявшего в необходимости бороться, и Флёр, которая убеждала меня плыть по течению и не возражать Бессмертным.
И эта случайно услышанная песня заставила меня задуматься вновь.
Кто же из них прав?
А может, прав каждый... по-своему? Я не знала, кому молится Флёретт. Наверное, это Гешик или Яффа... Но точно не Зигерин. А Дирк - истинный зигериант. Так, может быть, каждый бог смотрит на эту дилемму отлично от других, и ждет того же от своих последователей? А чего боги ждут... от готтфернов?
Я подняла рассеянный взор на брата.
- Как ты думаешь, стремятся ли боги помочь обрести патронаж предназначенным им смертным? Или им совсем нет до этого дела? Нужны ли мы им?..

Брат всегда желал мне только добра - ни мгновения в своей жизни я в этом не сомневалась. А еще ни мгновения не сомневалась в том, что он куда мудрее меня. Как будто старше не на тид, а лет на десять. Я привыкла доверять его словам - и еще никогда он не обманул доверия.
Потому и в этот раз, как ни горько и едко было на душе, я заставила себя вдуматься, вчувствоваться в им сказанное.
На что я богам?.. На что я Этому Миру?..
Вздохнув, я принялась расстегивать тугую пряжку. Сыромятный ремешок никак не желал соскакивать со шпенька. С непривычки я провозилась слишком долго, но... с недоумением отметила, что свободно пользуюсь правой рукой. Совсем не было боли... Я как-то не обратила на это внимания раньше. Все эти дни я избегала смотреть на покалеченную кисть, все никак не набираясь решимости узнать, как же теперь она выглядит. И, застыв на мгновение с отстегнутым наплечником в руках... не нашла смелости вновь.
Вместо того я предпочла вернуться к обдумыванию слов Дитриха. Все-таки он был превосходным оратором - остаться равнодушным к его речам не удавалось никому.
Боги... Подвиги...
- А знаешь, Бёзе мне так и сказала. "Чудеса случаются с теми, кто их ищет, но не ждет", - наконец прервала я затянувшееся молчание. - Что ж, может быть, она и в самом деле не была моей богиней... Раз уж я не сумела вникнуть в правила ее игры.
Внезапно я ощутила, как во мне поднимается злая, колкая волна ожесточения.
- Хотя я пыталась совершить чудо, Дирк. Я пыталась доказать, что имперской фрайфрау доступно более одного пути. Я едва ли не зубами выгрызала шанс вырваться из предназначенной мне рутины. Только... не рассчитала силы. Кое-чего не учла.
Взглянув на брата, я мрачно усмехнулась, неожиданно отметив, что хочу продолжить, хочу говорить на эту тему, хочу выдвигать богохульные гипотезы.
- А может, вовсе и не обязательно иметь Патрона? Может, в Этом Мире вовсе и нет его для меня?! Я ведь даже родилась... лишней. Ты не думал об этом, Дирк?
Мне отчаянно хотелось расхохотаться. Только в глазах стояли слезы.
- Дирк, мы ведь столько раз перебирали Пантеон... Нет. Я не эллифейна, ты сам это знаешь. И не иянсарка. И виссендвайб не была никогда! Кто же я?!
Вопрос я почти выкрикнула, совершенно не заботясь о том, что нас могут слышать слуги. Но тут же почти перешла на шепот:
- Что мною движет? Что ж, давай посмотрим. Раньше меня вел вперед интерес к Этому Миру. Я изучала проверсию, экспериментировала с перверсией, порою мне удавалось воплотить самые смелые свои задумки - и успех приносил истинное наслаждение! Я совершала нечаянные открытия - и это окрыляло, вдохновляло меня! Я хотела знать больше - и не только из книг, я хотела общаться с гелертерами и иметь возможность задать вслух каждый из множества возникающих у меня вопросов! Ради этого я покинула дом, Дирк. Ради этого!..
Вдруг запал кончился. Тяжело дыша, я вновь сникла, стушевавшись от болезненных воспоминаний.
- Наверное, это все в прошлом... Мое будущее - Фурхтнорденбергбург.
Чуть отстраненно я удивилась, как бесстрастно прозвучал этот вердикт. Что ж, Дитрих, как обычно, сумел облечь в слова истую суть... Я вправду опустила руки.
На самом деле, я даже могла ответить, когда стала... такой. Я даже могла назвать момент, когда... ощутила себя заживо мертвой.
- Мы посетим Оракула, если ты того желаешь. Но лишь чтобы закрыть этот вопрос.
Однако где-то в самой глубине сознания я вдруг ощутила слабую, едва заметную мерцающую искорку интереса.
- Хотя... Шестнадцатый бог... Да, - я кивнула, невидяще глядя перед собой, - должен быть шестнадцатый бог.
Осторожно подбирая слова, я медленно проговорила:
- Когда у меня... не получилось умереть, мне было видение. Замок. Четыре комнаты с шестнадцатью запертыми дверьми. За каждой - Тот Мир, особый, неповторимый для каждого бога.
Я резко обернулась к брату.
- Передо мной не открылась ни одна.

В Дамменланд в ту годину лихую пришли
С фьордов стылых проклятые орки,
Чтобы выгнать имперцев с имперской земли...
До чего те события горьки!

Я слушала повествование брата, не желая пропустить ни слова. Вот как это было на самом деле... Лагерь под Круфендорфом, принесенное синицей с другого края Райха послание, влетевший с ним в шатер к Дитриху гонец... Перед глазами будто вживую вставали образы четырех риттеров, мчавшихся по имперским трактам на восток, не жалея коней. И невольно я сравнивала их с самыми достославными героями имперского эпоса...

Как давно это было! Уж пара веков
Проскользнула с поры той кровавой...
Только помнят имперцы о звоне клинков,
Что покрыл несмываемой славой

Защитивший Империю храбрый отряд -
Три десятка бесстрашных героев,
Тех, что в битве стояли как скалы стоят,
Ни на цолль не сдаваясь прибою.

Трехдневная скачка в неизвестность... Я могла лишь догадываться, что в это время творилось в душе Дирка. Какие чувства овладевали им. И о чем он на самом деле мысленно говорил со своей Зигерин...
Мне было так жаль, что я причинила ему столько боли!..

Сам альтграф Теобальд тот отряд возглавлял.
Он собрал их под собственным стягом:
Тридцать риттеров - доблестью каждый сиял, -
Императору давших присягу.

В Цвишенберг был отправлен немедля гонец,
Чтоб прислал Император подмогу.
Только риттеры знали: их близок конец.
Далека до столицы дорога.

Я слушала его - и перед внутренним взором возникали яркие, ничуть не потускневшие за седмицу даммийские образы. Я будто заново переживала те отчаяние и страх, исступленную ненависть к грюнхаутам, боль и захлестывающее унижение... Только теперь сквозь дымку свинцовой горечи я видела мчавшегося ко мне на помощь Дитриха - блистательного риттера на вайспферде, как в самых красивых легендах.

Встали воины, вместе молитву воздав,
Против клятой грюнхаутской рати.
И, лангшверт обнаживши, отважный альтграф
Крикнул: "За Императора, братья!".

С ним подняли оружие тридцать сынов
Дамменланда - лихие герои,
Коим дух славной битвы был вовсе не нов, -
На грюнхаутов двинулись строем.

Когда он закончил, мы парс штунде сидели в тишине - лишь колеса кутшвагена поскрипывали, да мерный стук кованых копыт по каменистой дороге помогал отсчитывать убегающие мгновения.
- В Трактбург, Дирк, они повезли меня потому, что я сказала, будто там - мой отец. Граф по имени Теобальд фон Штайлерфельс. И что он даст за меня выкуп золотом.
Я прикрыла глаза, надеясь совладать со сбившимся от волнения дыханием.
- Я полагала, они довезут меня до Трактбурга в целости, а там я сбегу. В реттовом городе, наверное, можно было бы получить помощь реттов...

Бились яро имперцы. "Но что за беда? -
Каждый думал. - Империя с нами!".
Лишь с последним из риттеров наземь тогда
Опустилось альтграфское знамя...

Бой был страшен... Но ведом ли риттерам страх?
Подвиг сей всякой славы достоин!
И навеки останется в наших сердцах
Из отряда того каждый воин.

Про моего брата тоже сложат баллады. Множество прекрасных баллад - о каждом из его свершившихся и будущих подвигов. Его имя будет греметь на всю Империю, его слава будет жить в веках! Как слава героев древности...

- На самом деле, я совершила гораздо больше ошибок, чем ты можешь вообразить. Мне следовало сказать тебе раньше... Я стала готтферн, Дирк. Боги больше не замечают меня, - даже меня саму удивило, как безучастно мне удалось произнести эти слова. - Это случилось в Даммии. Вероятно, когда... Когда я попыталась совершить фрайтод.
Я вздохнула, боясь после такого признания держать паузу. Нет, повисшее гнетущее молчание нужно было немедленно разбить, перемешать осколки и заставить беседу повернуть в иное русло.
- А что касается Лоти... Три дюжины, Дирк, - я протянула ему кожаный кошель, который перед отъездом совершенно бездумно положила в карман платья. Там были мои последние сбережения, несколько монет, вытряхнутых из шкатулки. - Здесь хватит, если обменять гольд. Она ведь долго не сможет работать. А в замке - вообще никогда... Но, честно сказать, я не знаю, Дирк. Я не знаю, как она к этому отнесется. Не могу предсказать. Ты думаешь, будет достаточно серебра? То есть, меди... Но не будет ли ей обиднее получить лишь деньги? Как-то это... будто я пытаюсь откупиться.
Я помолчала, изо всех сил стараясь подобрать наилучшее решение...
- Я напишу ей записку. Короткую. Она сможет прочесть.

В полном молчании мы с отцом спустились на третий ярус крипты. В полном молчании дошли до саркофагуса альтграфа Одальмунта. Я давно не была здесь и, честно сказать, где-то очень глубоко ворочался едва заметный червячок сомнений: а вдруг непостижимым образом что-то изменилось в узоре каменных книг, и нет в нем больше места для загадочного деисциентического трактата...
Но нет. Ровно там же, где я и оставила ее несколько лет назад, на саркофагусе лежала пустая сейчас оболочка из холста, замаскированного под сланец. Помедлив, я вложила в нее фолиант.
Отец и тогда не проронил ни слова. Лишь задумчиво кивнул сам себе, бесстрастно глядя на статую предка.

А на обратном пути - возможно, так повлияло на меня становившееся все более тягостным безмолвие, - я вдруг осознала, что мне может больше никогда не представиться возможность задать отцу полжизни волнующий меня вопрос...
"Клотильда".
Я даже остановилась на пару мгновений, пораженно глядя в спину удаляющемуся отцу. Этого не может быть... Матушка попросила о чем-то для меня?.. И без ее вмешательства не было бы ни редких трактатов о перверсии, ни лаборатории, ни лицензии?.. В это было невозможно поверить. Матушка никогда не говорила со мной о моих увлечениях. Она вообще со мной никогда не говорила. Откуда она могла знать, насколько все это важно для меня?.. И что заставило ее обратиться с такой просьбой к альтграфу?

Пока я колебалась, стоит ли задать еще один вопрос, мы добрались до забранного решеткой выхода из крипты. Словно стальное изваяние, на этом самом месте молчаливо ожидала нас суровая Хрода. Отец, на ходу отдав ей армлёйхтер и бросив короткий приказ, не останавливаясь, направился дальше...
А мне предстояли две малоприятных дюжинных в обществе Хроды. Я понимала, что на мое недовольство никто даже не подумает обратить внимание, и скрепя сердце позволила хмурой ордвайб отскрести от меня даммийскую пыль и расчесать волосы, стараясь не шипеть от боли, которую Хрода вовсе не избегала причинять. Впрочем, опускаясь в бочку с горячей водой, ожидала я боли куда большей. По воспоминаниям, на спине не должно было остаться живого места, однако при купании она почти не отзывалась, как будто раны успели затянуться... Будь на месте Хроды кто-нибудь другой, я непременно поинтересовалась бы, как выглядит на спине кожа, но со служанкой отца мне не хотелось даже обмениваться словами.
Я нисколько не старалась облегчить ей задачу, почти не двигалась сама, заставляя ее ходить вокруг меня, не поворачивалась в нужные моменты и не стала подсказывать верный порядок надевания платья.
К моему удивлению, Хрода справилась со всем отнюдь не плохо. И даже сумела совладать с волосами, к которым я избегала прикасаться в последние дни...
После Даммии я была уверена, что несколько крупных колтунов придется выстричь. Однако в Штультдорфе Флёретт каким-то эльфийским чудом руками умудрилась распутать их все, убив на то целую дюжинную и посетовав, что без гребня не сумела полностью привести пряди в надлежащий вид. И вот теперь Хрода, хотя и не без моих невольных слез, смогла довести ее труд до конца.
Но все же, несмотря на довольно легко давшиеся ей сборы, я не видела в ней ничего хорошего, незаметно для себя беспрерывно сравнивая ее со своей горничной. Как сделала бы Лоти? Уж точно не терзала бы меня мочалом и гребнем, а справилась бы гораздо нежнее, при том еще и напевая, и непременно улыбаясь...
Мне не давали покоя мысли о судьбе Лотберги. Где она теперь? Добралась ли до дома? Что будет с ней дальше?.. Так сложно было утолить чувство вины... Если бы только у меня была возможность поговорить с ней!
Вначале я хотела через других слуг передать Лоти баночку заживляющей мази и немного денег - все, что у меня остались. Сделать для нее хоть что-то в благодарность за то, что она всегда делала для меня. Извиниться. Но, поразмыслив, я поняла, как велика опасность тем самым вновь привлечь к ней ненужное внимание альтграфа - Кальтенбергбург полнится сплетнями... И что даже если мне удастся для этого вырваться из-под надзора Хроды, никто из прислуги больше не захочет рискнуть из-за меня. Вот если бы это поручение дал им Дирк... Но брата не было в замке, и я так и не успела поговорить с ним об этом.

***
Возможно, в последний раз спускаясь по древней каменной лестнице, я почему-то не ощущала всего того, что, наверное, полагается ощущать навсегда покидающим родной дом. Может быть, потому, что нечто подобное уже происходило со мной седмицей ранее. А может быть, потому, что обстановка была ровно такой же, как и всегда... Или потому, что сознание отказывалось верить, будто я больше не вернусь сюда. Я не знала. Но это было неважно.
Крыльцо. Я задержалась на ступенях. Неспешно, даже медленно, сошла вниз...
Возможно, в последний раз я окинула взглядом темно-серые каменные стены родного замка, припорошенную соломой брусчатку двора, амбары, кузницу и конюшню, и наконец остановила взор на лицах родителей.
Все замерло в ожидании... Я молчала.
Наверное, другие фройляйн заранее продумывают прощальную речь. Шутка ли - едва ли не единственная возможность заговорить так, чтобы каждое слово ловили абсолютно все, чтобы не смели перебить, чтобы волей-неволей сохранили в памяти...
Я никогда не думала о этом. Не думала, что прощальная речь вообще когда-нибудь будет у меня. Перед побегом она ведь не нужна...
И сейчас я не хотела ничего говорить родителям. Как, например, не хотела бы ничего говорить совсем чужим людям. Не видела в том нужды. Если за столько лет они ни разу не поинтересовались моими переживаниями, почему бы им вдруг сделать это сейчас? Нет, альтграф и альтграфиня стояли здесь лишь потому, что так велят нерушимые имперские традиции. И все эти слова матушка произнесла лишь потому, что регламент обязывал ее сказать хоть что-то.
Красивая речь матери, разлучающейся с дочерью. Только потому, что так нужно. И поцелуй. Чтобы все поверили? Я сдержанно смотрела на Клотильду, не понимая, зачем и для кого ей понадобилось играть материнские чувства...
А теперь от меня, надо полагать, ожидали банальных фраз, благодарностей, слез прощания - всего того, что позволило бы удовлетворенно вздохнуть: церемония прошла как надо.
Убегали мгновения... В тишине под легким грюнским ветерком негромко похлопывали сушившиеся на веревке в углу двора льняные простыни.
А родители все ждали моего слова - так велел регламент. В мыслях я горько усмехнулась, прикидывая, сколько они смогут так простоять.
Можно было бы сесть в кутшваген абсолютно молча. Но во дворе помимо прочих слуг стоял архивариус Перлиуб, впившийся в меня взглядом. Разве что перо с бумагой наготове не держал.
И при всем моем безразличии мне вдруг подумалось, что такой поступок довольно странно будет смотреться в летописи рода, и каждый потомок сочтет нужным додумать его причины...
- Орднунг судья Вам, отец.
Я буду краткой. Не стану размениваться на объяснения, которым все равно суждено раствориться, затеряться, не добравшись до сердец.
Но когда я собиралась сказать то же самое матери...
Меня пронзила мысль, ни разу прежде меня не посещавшая. Что, если... Если просто предположить... Может быть, Клотильда и хотела бы вести себя иначе, но не могла? Может быть, то был ее осознанный выбор? Может быть, все дело в той давней безумной клятве, которую я не успела опередить?!
Может быть...
Да только...
Глядя альтграфине в глаза, я с расстановкой проговорила:
- К счастью или к сожалению... Я не умею читать мысли, матушка.
Вот так. У меня не получилось речи. И пожалеть об этом не получилось.
Я встретилась взглядом с Дитрихом и в молчании - уже не регламентированном, просто молчании, - направилась к кутшвагену.
Вот и все.

Постепенно мне все же удалось немного успокоиться.
Отец перестал тащить меня за собой, видимо, поверив, что я не намерена выкинуть нечто неожиданное. Теперь он шел чуть впереди, не глядя на меня, уверенно, не сбивая шага... Хотя последнее наверняка непросто ему давалось. О чем он думал в эти мгновения?.. О том, какая на самом деле картина ожидает нас в крипте? О загадочном фолианте альтграфа Одальмунта, как и я?..

Я всегда знала, что мой прапрадед был пертиссимианцем. Знала также, что за свою жизнь помимо прочего он сумел собрать несколько десятков редчайших книг. Знала, что впоследствии эта коллекция перешла во владение графа Лампранда фон Эрхабенхайта с приданым его супруги Эбертруды. Позже их сын, граф Нортрад, почему-то не видя в библиотеке ценности, раздал часть томов в качестве подарков, а оставшиеся погибли в страшном пожаре в замке Эрхабененбург пару дюжин лет назад.
И я, конечно, не смела осуждать альтграфа Гаудальда, передавшего библиотеку отца в чужой род, но все же весьма и весьма сожалела об этом его решении. Однако как-то раз меня посетила мысль, что альтграф Одальмунт, будучи виссендером, не мог просто собирать книги. У него обязательно должны были быть и собственные труды.

Воодушевленная, я помчалась с этой идеей к Дитриху. Брат скептически похмыкал, но согласился вместе со мной отправиться к архивариусу. К большому сожалению, даже старик Перлиуб не смог ни вспомнить, ни предположить, где могли бы храниться эти записи.
В азарте я подбила Дирка обыскать замок. Мы облазили почти всю вонтурму, осмотрели мебель, гобелены, половицы... Мы не были только в покоях родителей, в остальных же комнатах даже простучали стены!
Но так и не нашли ни рукописей, ни дневников.

Винтовая лестница под ногами убегала все ниже, к древнему сердцу Холодной Горы. Истертые каменные ступени казались бесконечными, хотя я прекрасно знала им счет. Да, даже края этих ступеней мы с Дитрихом пытались поддевать стащенными с кухни крепкими крюками для мясных туш, стремясь обнаружить тайник...

Поиски продолжались несколько дней, пока Дирк окончательно не потерял терпение и, обирая с волос принесенную с чердака пыльную паутину, не вопросил раздраженно:
- Да кому вообще понадобилось бы хранить эти скучные свитки?! Что в них может быть важного?!
Тогда-то меня и осенило, что искали мы, похоже, напрасно. Далеко не для всех несомненна ценность пертиссимианских заметок...
- А ведь верно, Дирк. Сын альтграфа Одальмунта, Гаудальд, был хютерингом.
В моем понимании, это означало, что ожидать от него можно было самых неприятных вещей.
- В летописях об этом нет ни слова, но архивариус упоминал, что у него были не самые теплые отношения с отцом... Вполне возможно, после смерти Одальмунта Гаудальд приказал уничтожить его записи - почему нет? Вот ты бы при таком раскладе на его месте приказал?
- Ну... - Дитрих замялся, осторожно взглянув на меня. - Если бы я не знал, что через сотню лет мои правнуки будут ползать по закоулкам вонтурмы в их поисках... Да, приказал бы.
И тут же перешел в наступление:
- Они наверняка занимали кучу места, представь! Может, это был целый бюхершранк пыльных бумаг! Идхен, Гаудальд ведь не зря так изящно избавился от книг, спихнув их зятю. Они явно были ему неугодны. Нет, я его не оправдываю, но... может, больше не будем искать?
- Да, похоже, ты прав, Дирк, - неспешно отряхнув сор с платья, я грустно улыбнулась брату. - Мы уже ничего не найдем...
От чудесной коллекции альтграфа Одальмунта остались лишь черствые строки в штаммбаумбухе.

За несколько последующих лет я даже успела почти смириться с этим... У меня начали появляться собственные наработки. Я изучала магию по книгам, по моим просьбам купленным мне отцом. Почему-то в этом он почти не отказывал мне...

В тот день я спустилась в крипту вовсе не для того, чтобы поговорить с предками. И даже не для того, чтобы побыть одной в абсолютной тишине, подарив отдых мыслям.
Для одного небезынтересного заклинания мне требовался редкий рес - пыль из правой глазницы черепа хютеринга. Редким этот рес считался потому, что череп хютеринга обычно не так-то просто достать. Ради этого почти всегда необходимо эксгумировать погребенное в земле тело. Мне же нужно было всего лишь дойти до мумии одного из предков, альтграфензона Годебранда фон Кальтенберга, на третьем ярусе крипты.
Однако добраться до того самого алькова мне так и не удалось.
Запнувшись обо что-то мягкое на темном полу - крыса то была, что ли? - я едва не потеряла равновесие. Рука с армлёйхтером дрогнула, расплавленный воск со свечи плеснул на запястье. Я вскрикнула, обжегшись, и торопливо поставила подсвечник на внезапно оказавшийся передо мной саркофагус, чтобы не уронить. И лишь потом, обобрав с руки дорожки теплого воска, подняла взгляд на статую альтграфа Одальмунта, как будто наблюдающую за мной из-под опущенных каменных век.
Удивительно, но я не раз стояла на этом самом месте прежде: подолгу всматривалась в высеченное из темно-серого сланца благодушное лицо с приятными чертами, гадала, о чем любил размышлять мой прапрадед, посещал ли крипту он сам, и как он пришел к выбору Патроном Пертиссимуса. В то время я пыталась убедить себя, что и мне самой следует молиться Виссенду. Я тоже была пертиссимианкой - так с некоторых пор значилось в штаммбаумбухе.
Сложно сказать, что же в тот раз заставило меня подойти ближе. Но в какой-то момент я заметила, что уголок одной из каменных книг на саркофагусе отличается цветом.
Видимо, с течением времени выделанный под камень холст все же начал крошиться...

Из глубины воспоминаний меня выдернул негромкий голос отца. Я постаралась сосредоточиться на том, о чем он говорит, и с удивлением поняла, что мы находимся не на нужном ярусе крипты. Отчего же?..
Кажется, истинный смысл слов альтграфа продолжал ускользать от меня. Во всяком случае, я отчаянно цеплялась за это объяснение...
Я совсем ничего не понимала.
Я не знала, почему отец изменил свое мнение о погребении. Почему теперь это именно свод и саркофагус?.. Нет-нет, меня не столько интересовали причины... Конечно, каждый в Этом Мире может высказаться относительно желаемого способа своих похорон. Но почему альтграф ведет этот разговор со мной? Что такого могло между ними произойти, что отец сомневается, исполнит ли Дирк его последнюю волю?.. Возможно, у моего брата есть на то по-настоящему веские основания?..
Но как может быть причастно к этому еще не рожденное дитя?!
Я ничего не понимала, и от этого становилось еще страшнее. Только одно я знала точно: меньше всего в конфликте ордманна и зигерианта мне хотелось бы оказаться между ними.
Как может отец просить о такой клятве?! Если у меня все же будут дети... Как можно вот так заведомо рисковать их жизнями?!
Наконец, почему отец требует клятвы от меня, а не от Дитриха?..
Обычно решение о способе погребения главы рода принимал его старший сын. Если это было возможно, учитывались традиции культа, к которому принадлежал покойный, но только от нового альтграфа зависело, где в крипте будет размещена могила, и как будет выглядеть надгробие...
- Нет.
Я все же не смогла произнести это слово достаточно твердо... Отзвук моего голоса словно потонул в окружающей круг дрожащего свечного света непроглядной мгле. Как будто укрылся поспешно, понадеявшись, что старый ордманн не успел расслышать.
Пришлось повторить громче:
- Нет, отец. Я уверена, Дитрих выполнит Вашу волю без моего вмешательства.
Сейчас я действительно была уверена в этом. Вот только нельзя забывать, что Дитрих невероятно упрям - ничуть не менее, чем сам Анхельм. Если ему взбредет в голову поступить иначе - что я смогу с этим поделать?
- Диктовать условия альтграфу Кальтенбергскому вправе лишь герцог Блауштадтский.
Как отец представляет себе мое воздействие на Дирка?..
- Однако я даю Вам слово поговорить с братом, если по какой-либо причине он все же сочтет возможным проигнорировать Ваше желание.

Конечно, он был прав.
Конечно, я не должна была разговаривать с отцом в таком тоне. И мне следовало бы принести ему извинения... Но только не после того, что он сделал с Лотбергой.
Я задрожала от негодования. Однако мне не хватило духу вновь попробовать оспорить мнение альтграфа.
Все ниже склоняя голову, я с горечью осознавала, что несмотря на все мои жалкие попытки возразить отцу, он останется неограничен в своей власти.
Нет, пусть Фурхтнорд, только не хютеранский монастырь... Это, наверное, ещё страшнее, чем ордманнский.
Подняв взор на альтграфа, я заметила, что он смотрит мимо меня. И похолодела, вспомнив об оставленной без присмотра книге. О боги... Как же меня угораздило вчера уснуть, не убрав ее прежде обратно в тайник?..
Нет, нельзя показывать столь сомнительный трактат отцу! Он ведь без раздумий сожжет его, лишь пролистав несколько страниц! А что он сделает после со мной?..
Метнувшись к кровати, чудом я успела подхватить фолиант первой, пытаясь укрыть, спасти от вездесущей Хроды! Завела за спину в дикой надежде, что отец потеряет к нему интерес...
Отнюдь.
Не сразу поняв, что произошло, я невольно схватилась за саднящую щеку. Что это значит?! Это и есть "особые полномочия"?.. Отец разрешил бауэрин меня бить?! Да он даже себе такого никогда не позволял! И теперь... так будет и дальше?!
Пораженно глядя то на отца, то на служанку, я судорожно пыталась сложить способный исправить накаляющуюся обстановку ответ.
- Отец, прошу, не забирайте эту книгу.
И почему же?
- Я... Я еще не прочла ее!
Сбившееся от паники дыхание не добавляло убедительности.
И вдруг... Подобрались нужные слова. Я заговорила уверенно, не оставляя лазейки для сомнений:
- Ваш прадед, отец. Альтграф Одальмунт фон Кальтенберг. Он был пертиссимианцем, как Вы знаете. Владел прекрасной библиотекой, впоследствии ушедшей в приданое его младшей внучке, графине Эбертруде фон Кальтенберг, в замужестве фон...
Я осеклась, поняв по глазам отца, что отпущенное мне на оправдания время рискует истечь прямо сейчас, и поспешно свернула фразу:
- Саркофагус альтграфа Одальмунта в крипте украшен высеченными из камня книгами - в память о его любимом увлечении.
Боги, историю своего рода нынешний альтграф Кальтенбергский знает не хуже меня. Надо переходить к сути.
- Пару седмиц назад я...
Да нет, не пару седмиц, а без малого пять лет. Вот только этот срок не вписывался в версию, будто я не успела ознакомиться с содержимым фолианта. Однако далее я намеревалась поведать правду.
- ...совершенно случайно выяснила, что не все эти книги - каменные. Одна из них - вот эта - оказалась самой настоящей, и была обернута в холст, пропитанный особым составом, придавшим ему внешнее сходство со сланцем. Думаю, именно поэтому ее никто не обнаружил за сотню лет...
Лишь бы только альтграф не заинтересовался, как мне-то пришло в голову ковырять саркофагус... И что я вообще забыла в крипте.
- Отец, я взяла эту книгу. Я подумала, что раз мой предок так хотел ее сохранить, она была дорога ему... Я не знаю, он ли был ее автором, - нет образцов его почерка, чтобы сравнить... Но ведь она не зря оказалась частью его надгробия.
О боги, определенно не зря. Это достаточно весомый аргумент?..
- Позвольте мне ее оставить, отец... - голос откровенно задрожал, я всхлипнула, проглотив слезы.
Боги, боги, только бы он не догадался, какие опасения на самом деле верховодят мною!
Теперь я обеими руками крепко прижимала драгоценный том к груди, надеясь, что Хрода не посмеет вырвать его силой.
- Я все же хотела бы ее прочесть...

Лоти...
Я не поверила слуху, с ужасом глядя на отца, хладнокровно смакующего зверские подробности.
Нет, не может быть... Она не должна была пострадать!
Нежная и застенчивая Лоти, такая заботливая, такая усердная...
Где была ее Яффа, когда приводился в исполнение приговор? Куда смотрел Орднунг?!
- Лотберга не виновна!!! - слетев с кровати, в два шага я оказалась рядом с отцом, в бессильной ярости сжимая кулаки.
За спиной глухо шлепнулся об пол соскользнувший с покрывала спрятанный фолиант. Мне было не до него.
- Она не знала ничего о моих намерениях!
То была чистая правда.
К побегу я готовилась без нее. Именно для того, чтобы она ничего не могла сказать, когда ее спросят! Чтобы ей не пришлось лгать!
Я так старалась не подвести никого из прислуги... И в первую очередь - Лоти. Я бы даже отправила ее в тот день домой, в Хеннендорф, но она уже побывала там седмицей ранее, и столь частые отлучки могли навлечь подозрения не хуже.
Боги, за что?! Чем провинилась Лотберга?! Она не должна была отвечать за меня!
- Что она могла сказать Вам?! Что, что она могла рассказать?!
Я пошатнулась, будто от боли, заглянув в абсолютно холодные серо-стальные глаза альтграфа. И вот так же равнодушно он отдал приказ...
Шестьдесят шесть ударов кнутом... В моей голове не укладывалось это свирепство. Эта жестокость, граничащая с орочьей.
- Вы же ордманн, отец, - проговорила я едва ли не с ненавистью. - И Вы смогли изувечить человека, не разобравшись?!

Не знаю, почему я решила, будто в перечитанной не единожды книге смогу найти новые, доселе не замеченные мною строки. Наверное, во мне говорило отчаяние, и не предпринять совсем ничего было бы попросту невозможно.
Полночи пролетело незаметно. На пожелтевших от времени страницах было собрано так много редчайших тайн деисциенции... Только, увы, не все.
Предельно ясным оставалось лишь одно: ничего хорошего утрата патронажа не сулила. Не то чтобы я не знала этого раньше, но теперь... будто лопнула последняя ниточка неосознанной надежды.
Впрочем, если подумать... Разве это не справедливое воздаяние? За оскорбление Бессмертных.
Жалела ли я о тогдашнем порыве? Нет. В те отчаянные, безнадежные мгновения я не могла бы мыслить иначе. Для меня - растерзанной и сломленной, получившей гневную отповедь от Патронессы, - это был самый естественный выбор. Кто мог знать, как повернется судьба?

Я не заметила, как заснула. Это была первая ночь без сновидений. Три предыдущих были наполнены мучительными кошмарами с даммийским сюжетом, и я боялась, что им не будет конца...
Однако вчера, когда чернильные строки на старом пергаменте начали плясать перед глазами, я будто провалилась в бездонную темноту, сумевшую подарить несколько штундов покоя.

Покой оборвался со скрежетом ключа.
Я подскочила на кровати, пытаясь сообразить, что происходит. Но все прояснилось даже слишком быстро...
Отец все же разделил мнение Дитриха.
Ну да. Я ведь и ждала чего-то подобного. Красноречие и в этот раз не подвело моего брата. Переубедить ордманна - это ведь не каждый сможет.
Я вновь попыталась заставить себя согласиться с тем, что так выглядит правильный исход.
Фурхтнорд... Будет ли там лучше, чем в Даммии? Сомнительно... Но мой брак с Шедельбрехером станет благом для Дирка. Что ж, я выдержу. Я должна.

Отец бесстрастно излагал мне свой план, как обычно, не предполагая возможности возражений. Правда, разве посмела бы я возразить?.. Разве смогла бы я свести на нет все усилия брата?
Я сидела на кровати как на иголках. Вообще-то мне следовало бы встать, разговаривая с отцом... Но тогда он заметил бы наскоро укрытую книгу, которую видеть ему совсем не стоило. И я очень надеялась выдать вынужденный неучтивый жест за растерянность и изумление.
Впрочем, последние даже не требовалось играть.
Со мной отправится другая служанка? Почему?..
Не решаясь перечить открыто, я только с волнением уточнила:
- Отец, я не могу взять Лотбергу?..
Моя горничная, Лоти. Мне придется расстаться с ней?.. И там, в Фурхтнорде, мне придется привыкать к новой?..
Но ведь Лотберга... Мне иногда казалось, что она знает меня лучше, чем я сама. Она раньше меня замечала, если мне было холодно или неудобно, знала, когда нужно принести тий, а когда - помолчать. Да и волосы умела небольно расчесывать...
А теперь вместо нее будет Хрода?!
С другой стороны... Было бы неправильно заставлять ее ехать на север. Здесь у нее семья... Двое младших братишек и мать. А отца у них нет, он погиб на лесоповале несколько лет назад. Нельзя отнимать у них Лотбергу - сейчас она может хотя бы изредка их навещать... И нужно озаботиться тем, чтобы она смогла продолжить служить в замке, если захочет.
- Позвольте мне хотя бы собраться с нею.
Не с угрюмой и пугающей же ордвайб! От одного ее присутствия становилось не по себе!
Мне почудилось неодобрение во взгляде, которым Хрода окинула мой наряд. На мне с дороги так и осталось простецкое неновое платье из грубого полотна невнятного рыжеватого цвета. Я даже не знала, откуда оно на самом деле взялось. Герр фон дер Пфау поздним вечером, почти ночью, где-то в Штультдорфе отыскал пару таких платьев для меня и Флёретт и передал их через Фарегиса. И, разумеется, это было лучше, чем ничего. Пусть оно и было мне велико, и кто-то успел заносить его до бахромы на подоле...
Только во что бы я ни была одета, прислуге следовало держать свое мнение при себе.
Меня передернуло от мысли, что придется позволить этой жуткой женщине прикасаться ко мне. У нее и руки наверняка холодные...
- Мне было бы гораздо проще сделать это со своей горничной.
Я постаралась выдать свое пожелание за голос здравого смысла:
- Разве Хрода прежде прислуживала фройляйн?

Послевкусие лебкухен вдруг стало горчить.
Я растерянно смотрела вслед улетевшей Твари. Почему я наивно предположила, что ей нужна моя помощь в поисках духа? Почему я подумала, что смогу ей помочь, догадавшись о ее сущности?.. Почему я решила, что она о ней не знает?
До чего же нелепо все вышло... Я поняла, как глупо звучали мои слова. Тварь прилетала за чем-то другим. За чем?
Отчего-то на меня с новой силой накатило ощущение разоренности. Может быть, потому, что я медленно, очень медленно стала осознавать, что в словах Твари было больше истины, чем казалось на первый взгляд.
Я стала пустой склянкой?.. А разве не возникало это ощущение в последние дни и у меня самой?
О боги...
Каждый вдох вдруг начал приносить боль. Враз лишившись равновесия, я обессиленно сползла на пол, прижавшись спиной к тумбе стола.
Боги...
Это не Бёзе оставила меня. Это я предпочла... перестать быть.
"Убей меня, Флёр. Я очень тебя прошу".
Фрайтод. Самоубийство. Это ведь тоже было... самоубийство, да. Акт, который не будет прощен Бессмертными.
Как странно, что до сих пор мне не пришел в голову такой простой ответ на этот вопрос...
Что ж.

В распахнутые окна учебной комнаты врывались птичьи трели и ароматы долгожданного Векзла. Как же хотелось удрать из замка в весенний лес! Вдоволь набегаться среди просыпающихся деревьев с душистыми набухающими почками на ветвях, сыграть в прятки, напиться из ручья...
Вот только прежде нам предстояло выполнить задание по террономии: перерисовать самую подробную карту Кальтенберга.
Уже вторую дюжинную мы с братом корпели каждый над своим листом пергамента, скрупулезно вырисовывая извороты трактов, кропотливо отмеряя расстояние между селениями и старательно раскрашивая белилами крохотных овечек на полях.
Дело продвигалось медленно. Карта была сложной.

Дирк вдруг заерзал - стало понятно, что у него кончается терпение. Значит, чтобы усидеть за работой, он заведет разговор. Я заволновалась, что вновь будет поднята вчерашняя тема. И, как оказалось, не зря.
- Эрфольга? - с понятными намерениями негромко вопросил брат.
Не обошлось.
Я попыталась сделать вид, будто поглощена выписыванием буковок названия деревеньки Хеннендорф на юго-востоке.
Однако повисла очень уж нехорошая пауза.
- Не мое это, Дирк, - закусив губу, я старательно смахнула со стола невидимые соринки. - Сам знаешь, хитростью и изворотливостью я не блещу.
- Иянса? - его настойчивости можно было позавидовать. Но в голосе не слышалось ни жесткости, ни упрека...
- Иянса ближе, - я кивнула, отложив перо, и задумалась, подыскивая верные слова. - Но скажи честно: видишь ли ты во мне ту особенную легкость, присущую иянсарам?
Дитрих помолчал, очинив перья себе и мне.
- Может быть, Зигерин?
Я взглянула на брата. Забыв о работе, он выжидающе смотрел на меня.
- Боюсь, что нет, Дирк. Мне нравится Зигерин, ты знаешь...
- Она хорошая.
- Уверена в этом. Ты ведь похож на нее. Но... я не та, кто нужна ей.

Большую часть жизни я провела без Патрона. Как старался мой брат помочь мне найти его! И как я вяло сопротивлялась этим попыткам, не чувствуя близости ни с кем из Бессмертных... Мне казалось, в Этом Мире нет бога для меня. Бывает ли так?.. Не знаю. Но я продолжала так думать до тех пор, пока не прочла о Бёзе. Лишь тогда представилось мне, что я нашла ту, кого столь долго искала.
Только это ощущение растаяло седмицу назад.
Большую часть жизни я провела без Патрона - мне ли привыкать? Но все же теперь... Что-то было иначе. И едва ли кто-то в Этом Мире мог помочь мне, все объяснив. О чем на самом деле хотела сказать Тварь? Как мне быть?..
Если только...
Судорожно всхлипнув, торопливо стирая горячие слезы с лица, я бросилась к тайнику под письменным столом. Да, книга была там. "Труд о деисциентических энигмах". Тот самый бесценный трактат, из которого я узнала о Бёзе.
Говорится ли в нем о духе? Хоть что-то?!

Отвратительное поведение существа все заметнее выводило меня из себя.
Но ведь... Хоть оно и разумно, это все же не ретт. И у него могут быть свои представления о политесе. Вернее, их может не быть вообще...
Я медленно выдохнула, решив пока не обращать внимания на ошеломляющую неучтивость незваного гостя.
Может, он все-таки не имел целью меня задеть?
Взяв себя в руки, я проглотила язвительный ответ. Перебранка едва ли к чему-то приведет...

Легким движением я положила ладонь на крышку упомянутой склянки в попытке скрыть ее содержимое от взора существа.
- Не надо это есть. Ты отравишься. Но вначале обожжешься. Поверь мне, не стоит...
Склянка плавно поехала по столу, прячась за штатив для колб.
- Это серная руда. Если в ней и есть какой дух... Тебе вряд ли понравится.
Не дожидаясь возражений, я подтянула к себе стул, обозначая, что настроена на беседу. Безвинно пострадавшие "Тайны..." легли на колени - после покушения было боязно оставить книгу без защиты. Локтем я опиралась о стол, готовая преградить существу путь, если оно все же решит поступить по-своему.
- Давай поговорим, Тварь, - я заставила себя мягко улыбнуться бесцеремонному созданию. - Что ты имел в виду, сказав о духе? Насколько я поняла, ты сам не уверен, что именно ищешь. Может, подумаем вместе?
Возможно, не стоило садиться так близко к нему... Но меня распирало любопытство, сумевшее подавить осторожность. У меня было еще так много вопросов к существу! Кто его создал? Почему оно прилетело именно сюда? Что собирается делать с найденным "духом"?
Но если оно сейчас опять попросту нагрубит? Как же расположить его к себе?
- Ах да!
Я совсем забыла, что на моей книжной полке помимо книг обитает еще и жестяная коробочка с пряниками.
- Тварь, может быть, тебе понравятся...
Не без труда я достала хорошо спрятанный за третьим, четвертым и пятым томами "Тайн вивономических изысканий" запас.
- Лебкухен. Ты пробовал такие?
Подняв расписную крышку, я поставила коробочку на стол рядом с существом. И только тогда вдруг вспомнила, насколько же голодна сама... По комнате поплыл восхитительный аромат сладкой нистрицы, черенника и можжевеловых ягод. Сахарная глазурь, заблестевшая в свете свечей, на мгновение целиком заняла мои мысли. Это потрясающее, знакомое с детства, предвкушение того самого, неизменного, но каждый раз удивляющего вкуса!
Не дожидаясь ответа существа, я первой потянулась к пряникам. Подать пример.

Привычно преодолевая одну за другой неудобные каменные ступени, я совсем не задумывалась, как лучше поставить ногу, безотчетно избегая щербин и выступов, отлично знакомых мне с самого детства.
Сколько раз я поднималась и спускалась по этой древней лестнице? Не счесть... Бегом, вприпрыжку, в темноте, с занятыми руками... Я могла бы, кажется, по памяти перечислить каждую из этих ступеней, до блеска вышарканных за сотни лет сотнями подошв...
Я совсем не задумывалась, куда лучше поставить ногу. Вместо того меня глодали изнутри гадостные сомнения.
А что, если отец прав? Что, если бы, не сложись все так, как сложилось, чуть позже я сама отдалась бы грюнхауту? Если бы он пригрозил отрубить мне еще один палец. Или если бы отрубил... Могу ли я быть уверена в том, что не сделала бы этого? Возможно, могла бы... если бы не знала уже, что заставило меня преклонить колени.
Мне не хотелось об этом думать. Но, как назло, прицепившаяся назойливая мысль вертелась, показываясь разными боками, и не желала оставлять меня...
Поэтому когда заговорила Клотильда, я лишь мысленно пожала плечами. Что вообще она может знать о моих чувствах, если ни разу не беседовала со мной по душам?
Нет, я совсем не испытывала к матери ненависти. Скорее, то было... безразличие. Я никогда не желала ей зла, но и тянуться к ней перестала, едва начав получше соображать.
А еще я иногда совершенно не понимала ее, будто матушка порой говорила на незнакомом мне языке...
Злые духи?.. О чем она?..
Едва я обернулась, желая взглянуть матери в глаза в поисках ответа, перед самым моим лицом тяжело захлопнулась дубовая дверь. Ключ хищно лязгнул в замке. Вот так...

Я обессиленно прислонилась к двери спиной, оглядев перевернутую вверх дном комнату. Видеть ее... такой оказалось очень нелегко. А я ведь и не догадывалась, насколько может быть дорог мне мой мирок...

Раньше наша детская была в нынешних покоях Дирка. Давно. Когда мы еще были малы достаточно для того, чтобы спать в одной постели.
Это было чудесное время. Каждый вечер наша няня Мадальберта умывала нас, переодевала в ночные рубашечки и пыталась запихнуть в кровать.
Не всегда это удавалось ей с первого раза: порой, уже было уложенные, мы вскакивали с перин и, хохоча и нисколько не обращая внимания на увещевания Мадальберты, затевали битву подушками. Или игру в догонялки. И лишь напрыгавшись как следует, позволяли няне вновь нас поймать.
Дирк брал меня за руку и, хихикнув мне на ухо, первым просил:
- Няня, расскажи сказку! Про Гензеля и Гретхен!
- Ту, где они придумали, как выбраться из запертого погреба!
- Нет, лучше ту, где они обманули злого торговца!
- Или сочини новую, няня!
- Да, новую, сочини, сочини!

После, лет в семь или восемь, меня переселили сюда. Поначалу здесь было ужасно неуютно. Ночами я подолгу лежала без сна, съежившись под одеялом и вслушиваясь в пугающе непонятные трески, шорохи, перестуки, коими, как выяснилось, полнился замок. Я не рассказывала об этом даже брату, опасаясь, что он станет смеяться. Так и жила - с трепетом ожидая момента, когда горничная задует свечу и уйдет. И каждый вечер боролась с желанием убежать к Дирку.
А потом привыкла.
Чуть позже выяснилось, что отдельные покои - на самом деле благо: никто не возражал против алхимического стола, резко пахнущего содержимого реторт, лежащих повсюду книг, клетки с мышами, чтения до глубокой ночи. Всем вечерним шорохам со временем нашлось объяснение, я даже перестала их замечать. Да и Дирку, наверное, нравилось жить одному...

Под ногами хрустнули осколки разбитых колб. Я с сожалением взглянула на разоренный лабораторный стол. Что они искали среди алхимических составов? Эликсир прозрения?
Пройдясь по комнате, я подобрала несколько варварски разбросанных книг, попытавшись вернуть одной из них выпавшие и разлетевшиеся страницы.
И только потом растворила окно. Будто все еще не веря, прикоснулась к толстой решетке...
В самом деле? Они думали, я снова сбегу, на этот раз - через окно четвертого яруса?..
Не удержавшись, я дернула черные прутья. Бессмысленно. С тем же успехом можно было бы попытаться пошатнуть весь Кальтенбергбург. И без того напоминавший темницу, теперь ею ставший для меня.

Снаружи царил восхитительный благоуханный грюнский вечер. На небосводе, пока еще совсем бледная, показалась убывающая луна.
С тоской глядя на ее лик, я задумалась о том, что даже Клотильде стало откуда-то известно: я готтферн...
Но что же это значит?
Я больше не могла выносить эту неопределенность.
- Бёзе... - негромко позвала я в начинающее наливаться темной синью небо.
Безбожники не могут молиться. Боги не замечают их. Но что я теряла? Что еще я могла потерять?!
- Поговори со мной... Пожалуйста...

Пораженная словами отца, я невольно прикоснулась к щеке.
Я не знала, что у меня с лицом. В последние дни было туговато с зеркалами.
И все же... Даже если следы побоев не видны - как мог он так сказать?..
Меня разрывало от какофонии переживаний.
Какую-то часть моего сознания очень и очень занимал вопрос, почему отец не обмолвился о костре. Мне было хорошо известно, насколько ордманны чтят закон. Разве не полагалось альтграфу, только узнав обо всем, передать меня рихтерам?.. А он об этом даже не упомянул...
Не потому ли, что считает меня настолько никчемной?..
Возможно, мне не стоило знать ответ. Но все-таки я для чего-то поинтересовалась негромко:
- Отец, Вы действительно думаете, что я отдалась орку по доброй воле?
Голос задрожал к концу фразы.
Мне было очень горько. Так горько, что я сейчас пронзительно жалела об отправленной герром фон дер Пфау Дирку синице.
Боги, зачем все это было нужно? Ради чего мой брат так рисковал?!
"Лучше б ей было умереть прямо там..."
И правда. Насколько это было бы лучше... Пропасть без вести, чтобы не уронить тень на имя рода. Чтобы никто и никогда не узнал, в какой стороне искать мои следы.
Но я осталась жива. Для чего-то. Я была жива - и остро чувствовала, как ранят меня слова отца. Я пыталась уверить себя, будто мне нет никакого дела, что именно он думает о случившемся. Но, очевидно, дело все-таки было...
Где-то очень глубоко вдруг всколыхнулось нелепое желание переубедить отца. Объяснить ему, что он не прав в своих суждениях. Рассказать, что я чувствовала тогда. И что чувствую теперь.
Зачем?.. Я ничего не смогу доказать. Переубедить ордманна? Легче достать упавшую на дно колодца звезду.
- Я просто... не успела умереть прежде.
Только кому это важно?
Отец и брат яростно пытались прожечь друг друга взорами, желая отстоять каждый свой вариант моей дальнейшей судьбы. Нет, не моей. Судьбы Кальтенбергов.
Боги, сколько ошибок я успела совершить всего за седмицу...
А самое страшное... Теперь из-за этого рушится жизнь Дирка. Я подвела его. Я так его подвела...
Если бы только удалось избежать способных навредить ему последствий...
Встретившись взглядом с Дитрихом, одними губами я прошептала:
- Прости.
Я готова была согласиться с любым исходом, позволившим бы моему брату миновать расплаты за мой поступок. Но было ясно, что никого не интересуют мои мысли на этот счет. Да и кому нужно мнение орчеложной шлюхи? Все решится без моего участия. Все решится, пока я буду бессмысленно сидеть взаперти...
Прикосновение Клотильды заставило меня вздрогнуть. Я не верила ее вкрадчивому тону. Я не верила ей ни на рихт! В конце концов, именно с ее подачи поднялся этот вопрос. Что стояло за ее мотивами?! Боги, что вообще могло за ними стоять?!
Неприязненно отдернувшись, я вырвала свою руку у продолжающей подбираться ко мне матери:
- Я пойду сама!

Что?..
Я в изумлении подняла взгляд на отца. Какому богу удалось сотворить это чудо?..
Признаться, я ожидала чего угодно - гнева, колкостей, упреков, даже насмешки, - но только не позволения высказать свое желание.
И если я попрошу - он выполнит мою просьбу?..
Сердце в груди, казалось, трепетало быстрее, чем металась мысль.

Схолум!..

У меня появится шанс попробовать снова! На этот раз то будет не постыдный побег, я уеду в Розихфельд с благословением! Мне не придется таиться! Неужели боги не отвернулись от меня?!

Только... надломленный в орочьем плену дух не сумел пылать долго. А мое воодушевление потускнело и растаяло, как последние клочки старого серого снега в Багваг.
Наверное, то же чувствует птица с раненым крылом, едва взлетевшая и, сделав в небе оборванный круг, тяжело опустившаяся на жесткую землю.
Слишком много "но"...
Будто споткнувшись на бегу, я ощутила, как болезненно сжалось, скомкалось все внутри. В тот же момент возник целый ворох сомнений, множащихся на глазах...
Отец мне ровным счетом ничего не пообещал. Конечно, не в ордманнских правилах мухлевать, но разве сказал он, что прислушается к моим словам?..
Да и что на самом деле будет означать его согласие?
Задумавшись об этом, неожиданно для себя я осознала, насколько пугает меня мысль о возвращении в Даммию. Весь ужас воспоминаний вдруг ожил, накинулся с новой силой... Опять оказаться в орочьих землях?.. Пусть даже со мной будут риттеры... Как вдругорядь пережить этот страх?..
И, наконец, что, если после того... Если я зря вообразила, будто смогу осилить обучение в схолуме? Что, если я даже не сумею выдержать вступительные испытания?.. Чем обернется мой порыв? Все, абсолютно все тогда окажется напрасным...
А Дирк...
Я обернулась к брату. Он выглядел удивленным, но не растерянным. И он ни единым жестом не дал мне понять, какого ответа ждет сам.
А ведь на другой чаше весов была его мечта. Куда более реальная и обоснованная.

Наверное, я молчала целый тид.
А затем медленно покачала головой:
- Благодарю Вас, отец. Но я не воспользуюсь этим правом. Интересы фамилии не позволят отложить мое замужество... на несколько лет.

Я вздохнула, признавая правоту Дирка. Замок неотвратимо приближался, до ворот оставалось всего несколько поворотов серпантина... Совсем немного времени отделяло нас от встречи с отцом. Негоже будет в этот момент что-то жевать.
Сглотнув враз набежавшую слюну, я поплотнее запахнулась в свой плащ - уцелевший, обнаружившийся в орочьей телеге, но напрочь испорченный. Впрочем, сберегать тепло он по-прежнему помогал, да и скрывал под собой не вполне подобающую одежду.
Хотя не об одежде мне стоило бы сейчас беспокоиться...
Я подняла взгляд на темно-серую громаду крепостной стены всего в полуферне птичьего полета.
Кальтенбергбург. Мой дом. Совсем недавно я не могла и подумать, что вернусь сюда. Что вернусь так скоро... Вернусь истерзанная и опозоренная. Совсем не похожая на графиню.
Между тем, мы с Дирком успели это обсудить. Брат уверил меня, что мои сомнения о праве продолжать носить титул необоснованны. "Если бы каждый дворянин так бичевал себя за подобные проступки - в Империи не осталось бы фрайхерров", - вот так он сказал...
Согласившись, что мой род, возможно, все же не отвергнет меня за это оскорбление, я тем не менее внутренне содрогалась от мысли о неизбежном разговоре с отцом. Разговоре, который, скорее всего, будет напоминать допрос. По ордманнским правилам.


Подковы Тругбильда зазвенели о брусчатку двора. Вокруг удивительным образом исчезли все слуги - лишь конюх, поклонившись нам, принял усталого вайспферда да поскорее увел.
По ступеням крыльца мы с Дирком поднимались в гробовом молчании.
В непривычной для замка тишине особенно отчетливо звучали наши шаги по каменному полу, далеко разносившиеся насмешливо-задорным эхом...

Я окинула взором просторный полутемный зал.
Здесь ничего не изменилось со времени моего побега.
Правда, Клотильда...
Я опешила, когда графиня кинулась ко мне, и едва не отшатнулась, не зная, чего ожидать. Однако все мои догадки разбились о невероятную действительность.
Стоически вытерпев объятия матери, болезненно впившейся мне в плечи тонкими пальцами, и едва совладав с бескрайним изумлением, я даже невольно оглянулась: нет ли в зале кого-то постороннего, перед кем Клотильда могла бы разыгрывать этот спектакль?..
Быстрый взгляд на Дитриха позволил убедиться, что ошеломлена не я одна. Что же успело произойти здесь за эту седмицу?..
И лишь отец не позволил себе выказать удивления. Впрочем, если бы сам Орднунг сошел вдруг в этот зал - и тогда, пожалуй, альтграф Кальтенбергский не изменился бы в лице...


Под плащом не было видно, как дрожат мои руки.
Я чувствовала молчаливую поддержку Дирка, но знала также, что он не посмеет вмешаться. Просто потому, что противоречие приказу сильнее разъярит отца. У меня же никогда не получалось говорить столь убедительно, как это мог делать брат. Не было и шанса свести все к недоразумению или ошибке...
- Я ослушалась Вас, отец, - согласилась я с очевидным фактом. Оспорить его было бы гораздо сложнее. Что дальше?..
Неотрывно глядя на альтграфа - я боялась, что отведя взгляд от сурового лица, не сумею заставить себя его вернуть, - я пыталась представить, какого ответа он ждет. И каких действий. Как мне следовало поступить?.. Разрыдаться, дабы пробудить в нем жалость? Умолять его о прощении?
Нет.
Неожиданно для самой себя я отстраненно ощутила, как во мне поднимается волна... ожесточения. С какой целью был задан этот вопрос?! К тому же, меня все-таки сумел задеть тон отца.
Он ведь желает правды, верно? Он по-ордманнски желает правды. Я дам ему ее.
- Я решила, что не хочу следовать Вашей воле.
Возможно, впервые альтграфу Анхельму фон Кальтенбергу приходилось слышать что-то подобное... Но я как раз и намеревалась его поразить.
- Что выбранная Вами партия не устраивает меня, и я не бауэрин, чтобы мириться с этим.
А теперь... мне нужно было лишить свои слова любого альтернативного смысла. Я не верила, что отец не знает истинного ответа. И в то же время в глубине души хотела застать его этой прямотой врасплох.
- Я покинула дом, надеясь таким образом избежать брака с графом... с герцогом фон Шедельбрехером. Ведь мне не удалось бы убедить Вас изменить решение. Вы даже не дали бы мне заговорить.

В запале это оказалось совсем несложно - высказать отцу все, что так хотелось сказать, все, что до сего момента продолжало мне казаться несправедливым, неправильным...
Как вдруг - будто кто-то толкнул меня в плечо - я потрясенно осознала ужасающую дерзость своих речей. Я почувствовала, как напряжен брат. А моя решимость дала трещину.
Зачем я это делаю?.. О да, прежде мне было бы жизненно важно отстоять это мнение. Но теперь...
Дирк ранее сумел донести до меня, что моя выходка своими последствиями способна ударить в первую очередь по нему. Этого я совсем не хотела... Ради брата я готова была бы снова оказаться в Даммии, а не только стать герцогиней.
И ради него - только ради него - я опустила взгляд:
- Признаю, отец... Я была не права.

Последние дни проскользнули, как затянувшийся сон. Пустынные просторы орочьих земель, Штультдорф и тракты родной Империи - все смешалось в одной долгой тягостной дреме, заставляющей сомневаться в своей реальности...
Мысли плавно сменяли одна другую, закручиваясь в причудливые образы, и не в моих силах было остановить их поток.
Я думала о Гангберте, оставшемся в Даммии в одиночку. Это так быстро решилось! Не надо было мне поднимать вопрос о поимке Сатира... Тем более, Флёр сказала, что шансов нет. Но кто же знал, что так обернется...
Я думала о самом Сатире, о котором теперь совсем некому позаботиться. Если бы я не поторопилась тогда...
Я думала о Флёретт. Наше прощание показалось мне несколько натянутым, и я не могла понять, почему. Разве я сделала эльфийке что-то дурное?..
А еще я думала о неизвестности, ожидающей меня в Кальтенбергбурге.

Из сих тягостных размышлений выхватил меня голос Дирка. Его вопрос был очень серьезным... И даже Тругбильд, мне померещилось, слегка запнулся при этих словах.

На дворе стоял Варм. Играть на этом дворе было ужасно холодно, а потому мы с Дирком затеяли игру в салки прямо в замке. С теплой кухни нас выдворили кухарки, опасаясь, что мы перевернем на себя какой-нибудь котел. В длинных пустых коридорах было неинтересно: Дирк бегал быстрее меня и догонял без труда.
И надо же было случиться, что, уворачиваясь от брата, я забежала в покои матери... Совершенно случайно рукавом платья смахнув с ближайшего столика несколько хрустальных пузырьков. Как сразу выяснилось, с эльфийскими благовониями: в комнате тут же стало нечем дышать.
- Ох... - глядя на цветные осколки на каменном полу, только и смогла выдать я, представляя, как будет бушевать альтграфиня. Теперь на пару седмиц хватит обсуждения моей неуклюжести. И, наверное, несколько ночей Клотильда не сможет здесь спать.
- Я буду говорить сам, - немедленно заявил Дирк, покашливая и вытирая слезящиеся от на удивление едкой смеси запахов глаза.
- Но как же...
- А ты лучше молчи. Пойдем скорее...
Сколько же раз брат спасал меня от родительского гнева, чудом Зигерин находя нужные слова?..

- О причине моего побега отец догадался и сам, - наконец начала я складывать ответ. - Для него не новость, что я не хочу выходить за Шедельбрехера. Можно было бы попробовать солгать, что я просто уехала на прогулку и сбилась с пути... Но не на несколько же рёстов в другую сторону. Поверит ли он, что я не смогла сориентироваться по Хютерову Светилу и забралась дальше Штульты?
Я тихо и размеренно делилась с братом своими мыслями, не спеша рассуждая вслух. Понятно, что решение он потом примет сам, но мне нужно было высказаться. Это создавало иллюзию моего вмешательства в обстоятельства.
- Наверное, нет. Так что здесь придется подтвердить правду.

Металл доспеха, которого я касалась щекой, неприятно знобил. Кираса, отмытая от орочьей крови, но по-прежнему жесткая и холодная, мешала мне приникнуть к Дитриху, мешала крепче обнять его, ощутить тепло его тела. Я чувствовала, что он рядом, но... будто за высокой неприступной стеной.
- А лекарь... Может быть, не говорить родителям, зачем он нужен на самом деле? Ведь и без того найдется, на что сослаться... Как бы не хотелось, чтобы они узнали подробности, Дирк... Мне и так достанется. А Клотильда будет всю жизнь мне это вспоминать. Давай скажем только, что обратились к лекарю, дабы он исцелил увечья? Не будем уточнять?
Впрочем... Мне нужно было быть заранее готовой к провалу этого плана. Просто потому, что все мои планы в последнее время рушились с оглушительным грохотом. Вероятно, рассыплется и очередной. Зачем я пытаюсь их строить?.. Почему во мне возродилось это стремление?
Ведь всего несколько дней назад я хотела умереть. Не жить оскверненной и уничтоженной, не мыслить беспрестанно о том, чего уже не смогу изменить. Только бы конец настал быстрее... Я не ждала и не смела ждать помощи Дирка. Но он пришел... Когда, казалось бы, прийти невозможно. Он пришел - и вернул мне яркую, сверкающую надежду. Он пробудил желание остаться в Этом Мире! Заставил поверить, что я еще смогу воплотить задуманное! А потом... надежда растаяла, отнятая у меня снова. И вторая ее потеря оказалась еще более мучительной.
Пожалуй, теперь мне оставалось только... смириться с происходящим. Согласиться, что я слаба, что я не добьюсь желаемого... Забыть о дважды отъятой мечте. Выбросить ее из памяти, чтобы не было так горько. "Научиться жить", как сказал мне Дирк.
Как жаль, что и лекарь-маг не сможет исцелить прошлое.
Я вывернула голову, чтобы взглянуть на брата.
- У нас еще осталось что-нибудь съестное?..

Я не могла, не в силах была постичь, почему Дирк не считает все случившееся со мною препятствием... помехой по-прежнему именовать меня фрайфрау. Мне, заложившей аусвайс, он предлагает просто забыть о произошедшем, будто и в самом деле можно выкупить бесчестье за гольд. Всего лишь промолчать - и вернуться к былому...
А может, все-таки права была Флёр, говоря о судьбе? О всепоглощающем роке, на который смертные повлиять не в силах. О том, что будущее предопределено богами, и что никому не удастся пойти им наперекор.
Ведь я... Никуда не убежала от Шедельбрехера. Рвалась, стремилась... А оказалось, что мчалась по кругу. Окольный путь завернулся петлей.


Я стояла перед Дитрихом, обреченно выслушивая его страстную речь. Мой брат, талантливейший оратор, впервые обратил свой дар против меня.
И слова его больно хлестали, добротно выбивая желание возразить.
Я не добыла свой схолум. Я потерпела поражение.
Пожалуй, глупо было бы спорить с очевидными истинами.
У меня был шанс, и я его провалила. А теперь... Нет, все бессмысленно. И не только в непреклонных намерениях Дирка была суть. Босая, раздетая, пешая... Я не пройду через Даммию. Я вдруг ясно осознала, что не пройду. И даже если каким-то чудом это может случиться... За обучение в схолуме мне больше нечем платить.
Да и... с чего я вообще решила, что в Розихфельде меня кто-то ждет?..
Внезапно я отчетливо поняла, что во всем Этом Мире нужна только отцу и брату - и то лишь для того, чтобы укрепить власть фамилии. Больше, наверное, я ни на что не гожусь. Похоже, Дирк прав абсолютно во всем.

Сдержав тяжелый вздох, я обессиленно опустилась на поваленную березу.
"Жить и бороться"?.. Мне уже не хотелось ни того, ни другого.
Я устала. Только сейчас я вдруг ощутила, насколько устала за последние дни.
Это все. Кальтенберг, Круфендорф и Фурхтнорд. Пусть будет так.
- Я только прошу тебя, Дирк, найди способ доставить Флёретт... эльфийку в де-Фруа. Хотя бы до границы. Пожалуйста.

Впервые мы с Дирком увидели графа фон Шедельбрехера три года назад. Мрачный и скрытный, он нечасто покидал Фурхтнорд ради светских визитов, но в этот раз у него нашлось серьезное дело к нашему отцу. Какое - мы уже знали.
В мои планы никак не входило оказаться замужем, я мечтала попасть в Розихфельд. Дирк же не то чтобы поддерживал меня, но, во всяком случае, не хотел, чтобы я была несчастна.
А теперь мы, стоя в стороне, в тени на галерее, наблюдали, как всего одной фразой граф Фурхтнордский довел до слез мальчика-оруженосца и как ударил по лицу служанку, принявшую у него плащ.
- Нет, Идхен, за него ты не пойдешь, - спокойно сказал тогда Дирк. - Или я не зигериант.

Я помотала головой, пытаясь понять, не ослышалась ли. Не может быть...
Как просто... Всего за пару гольдов...
Мне, совершившей такое бесчестье, родной брат предлагает откупиться обманом. Что-то случилось с Этим Миром?.. Когда?!
Я цеплялась за мысль, что чего-то недопоняла. Что неверно истолковала тираду Дирка, что он имел в виду нечто совсем иное!..
Но нет. Его улыбка, его беспечный тон убеждали меня, что он и в самом деле верит в свои слова.
Однако едва ли не больше поразила меня легкость, с которой говорил он о все еще грозящем мне браке.

По Империи бродил дурной слух о том, почему граф Вигберт фон Шедельбрехер никогда не был женат.
Почти четверть века назад, еще до нашего с Дирком рождения, совсем молодой в ту пору Вигберт, едва успевший получить титул графа Фурхтнордского, сосватал за себя Лантсинду фон Эллернвальд, старшую дочь тогдашнего графа Шварцербоденского.
А девица, и видевшая-то жениха всего пару раз, узнав о том, бросилась со стены родного замка.
Страшный скандал с большим трудом замяли. Гибель Лантсинды назвали несчастливой случайностью... Однако с тех пор долгие годы никто из фрайхерров не спешил предлагать фон Шедельбрехеру своих дочерей. Никто... Кроме моего отца.

- Помнится, когда фон Шедельбрехер носил титул графа, ты был против этого союза, - без тени улыбки заметила я брату. Скорее, для того, чтобы услышать звук собственного голоса и удостовериться, что он все же зазвучит.
- Ты был против, Дирк. Что произошло?!
Я вскочила, вывернувшись из-под его рук, и отступила на пару шагов, не сдержав порыва.
- Я не могу поверить... Ты... тоже хочешь меня продать? Так же, как все они?! Отказаться, предать меня ради гольда?! Ты ведь знаешь, как я мечтала о схолуме. Ты знаешь, как ненавистен мне Шедельбрехер. Да и тебе самому, я уверена! Ты видишь, к чему меня подтолкнуло мое отчаяние. Ты знаешь все это, Дирк!
Слезы прервали мою путаную речь.
Порывисто вздохнув, я попыталась успокоиться. Боги, как мне не хотелось впоследствии пожалеть о сорвавшихся необдуманных словах! Нужно остыть... Слегка сменить тему. Притвориться, что в эти мгновения вовсе не решается моя судьба.
- Прости. Дирк, скажи мне, как ты оказался в Даммии? Как ты узнал, что нужно меня искать? Как смог найти? И о каких пяти днях ты говорил?.. Не могу понять, откуда ты считал...

Лесная подстилка колола босые ноги. Я сдерживалась, закусив губу, чтобы не вскрикивать каждый раз, когда в ступни впивались мелкие веточки.
И шла за Дитрихом.
Я пошла бы за ним куда угодно, не только по лесу. Я пошла бы за ним по битому стеклу.
За моим братом... Моим... братом. Никак иначе не могла я называть Дирка. Не получалось даже мысленно... Это право - единственное из многих - я хотела оставить за собой.
Я шла за ним... успевая удивляться, как быстро все закрутилось.
Всего дюжинную назад я и помыслить не смела, что вновь увижу Дитриха. Что он окажется рядом, когда будет так нужен. Что смерть настигнет грюнхаутов так скоро, что я вдруг окажусь в объятиях брата.
И что это никоим образом не затронет болезненно звенящую пустоту в груди.

Механически подчинившись полуприказу, я села, с удивлением заметив на горизонте черный силуэт. Сердце дрогнуло от горечи. Вот оно как... Сатир теперь сторонится людей?.. А я-то надеялась, после слов Флёретт бояться он начал только меня. Очень жаль. Это здорово затруднит ему жизнь... В Кальтенбергбург возвращаться он, наверное, не захочет.
И поймать его здесь нам не удастся, ведь так? Разве что вновь попросить Флёр поговорить с ним...
Впрочем, этот вопрос был вовсе не первостепенным.
Я посмотрела на брата, невесело улыбнувшись его речам.
Никогда в жизни он не давал мне повода усомниться в нем. Ни единого разу. Но теперь... Даже его безграничная любовь рискует обнаружить свои пределы.
И все же следует начать...
Опустив взгляд, я попыталась сосредоточиться только на том, что скажу Дитриху.
- Нет. Не убила.
Никого я не убила. Даже Кмета мне удалось только ослепить.
- Вскоре после того, как ты покинул Кальтенбергбург, мне сообщили, что мой брак с фон Шедельбрехером - вопрос решенный. Это должно было случиться в первый день Ругвога. Слишком скоро.
Я невидяще смотрела на переливы голубого шелка, волнами спадавшего с моих плеч до земли.
- Дирк, я была уверена, что ты направился в Круфендорф. Что ждать твоего возвращения можно не раньше Книхвага. Что ты бы не смог... помешать им.
Непросто, боги, до чего же непросто было облечь в слова круговерть этих событий и переживаний...
- И я бежала. В Форе, ты понимаешь, меня стали бы искать. К тому же... эльфы... А в Даммию ехать никто бы не догадался - так мне казалось. Мне удалось выбраться из Империи - почти без труда. Я солгала на границе, назвалась чужим именем. И, представляешь, в Даммии я за целый день пути не встретила почти никого. Едва ли не уверилась, что слухи о ней преувеличены... А вечером увидела старую таверну.
Я нашла в себе силы вновь взглянуть на брата. И... не сумела постичь, чем заняты его мысли.
- Я подумала, что там могут быть люди. Очень уж мне не хотелось ночевать в степи. Нет, молчи. Прошу, не говори ничего. Теперь я знаю, как нужно назвать этот поступок. В орочьей степи в таверне оказались орки. И еще... Флёретт, но это выяснилось позднее.
Помолчав, я постаралась отмести мешающие мне продолжить эмоции.
- Я могла бы уехать, увидев гоблина у двери. Или... чуть позже. Но упустила момент... Так уж вышло.
Перед мысленным взором вставали образы той жуткой ночи.
Сверкающий золотой рихт на полу.
Рукоять кинжала в ладони. Кровь, кровь, алая кровь буквально повсюду.
Гешефт с орком, которому не суждено было случиться. Раскрошившееся от удара бутылочное стекло...
Рев Кмета звенел в голове. Я будто наяву слышала его звериный смрад. В висках резко забилась боль.
- А потом оказалась раздетой и на цепи.
А потом...
- Я помню не все, Дирк. Был еще один орк. Он мертв. Но второй... Тот, которого убил ты...
Несколько глубоких вздохов не помогли справиться с нахлынувшим волнением.
- Он добивался, чтобы я преклонила перед ним колени.
Я прикрыла глаза, пытаясь собраться с духом, чтобы суметь наконец закончить рассказ.
В памяти ожила жгучая боль в избитой, нестерпимо саднящей спине. Удушающие рывки ошейника. Оглушительный орочий рев, словно наполняющий собою голову.
Невыносимое, раздирающее естество унижение, перемешанное с кровью и болью.
- И ему удалось.
Правая кисть дернулась под плащом, словно пытаясь укрыться, спастись от воспоминаний.
- Дважды, Дирк. Я сделала это дважды, - левой рукой я стерла горячие слезы с щек. - И впредь не могу называться фрайфрау.
Не решаясь посмотреть Дитриху в глаза, я старательно прятала взор. За ресницами, за ладонью... Лишь бы не видеть, как меняется в эти мгновения выражение его лица.
- Я... не хочу говорить о том, что предшествовало этому. Поверь, это случилось не сразу. Но оправдания мне нет.
Я помолчала, ощутив, что дрожу.
- Мое возвращение в Империю... бессмысленно. Ценность меня как невесты для фрайхерра теперь ничтожна.
Заглянув брату в глаза, я заставила себя не отводить взор, выдержать, выстоять...
- Я никогда не ставила под сомнение данные тобою слова, Дирк. Но теперь, зная все это... Ты по-прежнему хочешь называть меня сестрой?

Не сразу поняла я, что имеет в виду орк. А когда наконец подоспело осознание - в ужасе отдернулась, не веря своему слуху. От одной только мысли об осуществлении подобного непотребства пустой желудок подкатывал к горлу.
Выходит, мне пока еще не все равно, что со мной станет?.. Или просто еще не все внутри сломлено? Много ли ему оставалось сокрушить?..
Я не успела поразмыслить над ответом, вдруг перестав слышать орка. Я смотрела мимо него. Только на... всадника на вайспферде.
Боги, до чего же прекрасное видение...
Вместо целого Мира существовал теперь лишь один этот образ.
Я поспешно сморгнула слезы, затмевающие взор, посмевшие помешать мне любоваться столь дивным фантомом.
Неужели грюнхауты не видят этого завораживающего, поразительного великолепия? Не видят. И Флёр не видит. Эта картина - только для меня.
Такая... настоящая.

Я вполне отдавала себе отчет, что все это - лишь отчаянная шутка моего истерзанного сознания. Чудесное видение, порожденное неведомыми глубинами разума... Видение, которому суждено вот-вот рассеяться, словно зыбкому утреннему туману.
Но пока оно не рассеялось... Будто вживую я видела лицо брата. Различала его напряженно сведенные брови, решительно сжатые губы. Слышала звон доспеха и трепетание развевающегося голубого плаща. Всем телом ощущала гул земли, гул от конского топота, свободно проходящий сквозь меня. Или это была дрожь?..
Конечно, дрожь. Всего этого... на деле просто не может быть.
Дирк в Круфендорфе. На другом краю Райха, во многих и многих рёстах от орочьей Даммии. Он возглавляет отряд своих риттеров. Он готовится выступить в поход к Флахесфлахланду в составе имперского войска. Не существует оправдания, позволившего бы ему покинуть строй.

Слезы бессильно катились по щекам. Я так не хотела, чтобы видение исчезло... И так боялась неосторожно разрушить его... До чего же красиво обманывают меня мои чувства!..

К тому же... Дирк не может знать, что случилось со мной. Только осенью, вернувшись домой, узнает некую версию... Интересно, от родителей или от прислуги?
Я криво улыбнулась. Совсем слабо, чтобы не дать никому возможности отгадать мои мысли. Они тоже только мои.

Орк вновь что-то прорычал. Вряд ли что-то хорошее. Я и не подумала вслушиваться.
Реальность подождет.
Я никому не отдала бы этих мгновений. Этих мгновений наедине с прекрасным видением светловолосого риттера на вайспферде...

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Первой пришла боль, тут же начавшая вить неуютное гнездо в голове. Не торопясь открывать глаза, я ощупала туго стягивающую виски повязку, из-за которой, очевидно, голова и болела. Значит, ее надо снять...
Непослушные пальцы не смогли справиться с узлом, но я таки стащила ткань и с отрешенным удивлением узнала в ней часть подола своего платья - всю в запекшихся синих пятнах. И почти тут же почувствовала, как потекло где-то по темени что-то теплое, а боль из изнуряюще тупой превратилась в пронзительно-резкую. Похоже, повязка на голове была все же не просто так...
Обрывки воспоминаний причудливо перемешивались, безнадежно спутываясь между собой. Осколки сна и яви складывались в картину с неопределенным сюжетом...
А понимала я во всем этом гораздо меньше, чем хотелось бы.
Скомкав в руках окровавленную тряпку, я отшвырнула ее куда-то в угол и огляделась, пытаясь унять дурноту, всколыхнувшуюся от резкого движения. Взор невольно остановился на бревне и двух мисках. Что ж, судя по всему, это все-таки не приснилось. И таверна, и Кмет... И остальное тоже.
Постаравшись отвлечься от головной боли, я поняла, что мне почему-то очень хочется есть. Очень, почти непереносимо. Но, пожалуй, не настолько, чтобы притрагиваться к этим отбросам на полу. Нет, определенно не настолько. Правда, еще больше мне хотелось пить...
Стараясь перестать думать о воде, я вновь посмотрела на девушку рядом. Эльфийка. Надо же...
Прежде я видела эльфов всего один раз. В Кальтенбергштадте. И это были мужчины. Пленники последней войны Империи с Форе. Босые и избитые, измученные и закованные в кандалы... И все равно - удивительно прекрасные. Завораживающе иные.
Мне было всего-то лет семь. Замерев в изумлении, я разглядывала их из окна кареты, припав к стеклу... И вдруг поймала взгляд одного из них. Тяжелый, неподъемный, будто отцовский боевой молот.
Я отчетливо ощутила сквозящую в его глазах ненависть. Он ненавидел не меня, людскую девочку, нет. Он ненавидел людей. Всех разом. Он ненавидел имперцев, развязавших эту войну.
Даже сейчас, годы спустя, мне становилось не по себе от этого воспоминания. Но я по-прежнему так мало знала об эльфах...
За прошедшее время не многое изменилось. Эльфы не рисковали появляться в Империи, имперцы старательно избегали визитов в Форе. Да и я, что говорить, в том числе по этой причине предпочла дорогу через орочьи земли.
Впрочем, все это не имело ни малейшего отношения к сложившимся обстоятельствам.
Мысленно передернувшись, я вновь взглянула на эльфийку. Интересно, когда она проснется - сможет что-нибудь рассказать? Например... Где мы, бес подери?! То есть, я подозревала, что все еще нахожусь в той клятой таверне. Но все же меня сильнее интересовали более свежие воспоминания. Те, что могли бы пролить свет на происходящее. На кой, в конце концов, грюнхаутам понадобилась моя одежда?
Встряхнув местами слипшиеся от крови волосы и разложив пряди по плечам и груди, чтобы хоть немного скрыть наготу, я поднялась​ - не без труда. Цепь отвратительно громыхнула, вызвав новую вспышку головной боли. Цепь. Ну нелюди же, можно ведь было просто дверь запереть! Или нет?..
Упрямо скрипнув зубами и придерживаясь за стену, я постаралась подобраться к окну.

Сложно описать в один момент обрушившийся на меня водопад переживаний. Захлестывающий страх, в неразборчивый ком спутывающий мысли. Отчаяние, глухо колотившееся кровью в висках. Ощущение мерзкой беспомощности, от которого вновь наворачивались слезы. Отвращение к собственному бессилию, заставлявшее бессмысленно биться в цепком захвате - только ради того, чтобы создать для себя иллюзию действия, так необходимого действия...
Если бы я все еще могла молиться - я обратилась бы к Патронессе.
Но Бёзе отвернулась от меня. Еще тогда, в таверне. Или это я отвернулась от нее?.. Не знаю... Однако теперь я была айне готтферн. Безбожницей. Теперь я не могла просить о помощи никого из Бессмертных. Совсем никого...

Меня била дрожь. Скорчившись на измаранной подстилке, я нечеткими, путаными движениями левой ладони пыталась стереть с шеи смердящую гоблинскую слюну, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
Сколько?.. Сколько еще?..
Окрик орка не принес ответа, лишь уверил: стереть, совлечь с себя все, что я хотела бы стереть, уже никогда не получится.
Подняв смятенный взгляд на Мытаря, я вдруг до мельчайших подробностей вспомнила вчерашний вечер. До последнего оттенка пережитых эмоций. Унявшаяся было боль в правой кисти вновь ожила, безжалостно задергала, раздирая, всю руку.
Снова?..
Я явственно ощутила на пересохших губах привкус дрянной окровавленной стали. Нет, нет... Мне вовсе не хотелось услышать еще одну орочью клятву.
Малодушие отнюдь не свойственно имперским аристократам. Однако я таковой называть себя больше не могла.
Теперь... не могла.
Я медленно опустилась на колени рядом с Флёретт.
Во второй раз это оказалось чуть менее мучительным. Мне было уже нечего оберегать.

Ужины в Кальтенбергбурге редко проходили в тишине. И если в замке не было гостей, родители обычно неспешно беседовали меж собой, обсуждая малозначительные вопросы. Впрочем, иногда речь заходила об успехах наследника.

- Чем ты собираешься заняться завтра днем, Тило?
Конечно, ничего странного в этом интересе не было, но...
- Матушка, я уже неоднократно просил Вас не называть меня этим кошачьим именем, - недовольно тряхнул отросшей челкой Дирк, и в самом деле напоминая сейчас фырчащего дикого кота.
- Не обижайся, сынок, - ее улыбка показалась мне абсолютно наигранной. - Я порой забываю, как ты вырос.
И без того уже совладав с собой, брат ровно продолжил:
- Готов мой новый охотничий арбалет. Нужно опробовать его. Это займет какое-то время, а вечером...
Клотильда картинно кивнула, показывая, что услышала достаточно. Я молча сморела в свою тарелку, уже давно оставив попытки напомнить этой женщине, что детей у нее вообще-то двое.
- А ты, Линда?
От неожиданности я вульгарно звякнула ножом о серебряное донце.
Вот как. "Линда". Не "твоя сестра", косвенно обращаясь через Дирка, и не "молодая графиня", как в разговоре с чужими людьми.
Кажется, мне пришлось свыкаться с этой мыслью несколько ударов сердца.
- Намереваюсь препарировать гомункулуса, - наконец буднично сообщила я, отложив нож. - Вивономический образец. Два месяца я выращивала его в растворе кровяной сыворотки. В целых три цолля вырос. Желаете присутствовать, матушка?
Графиня Кальтенбергская поперхнулась, тщетно пытаясь скрыть отвращение за приложенной к губам салфеткой.
Дирк старательно прятал улыбку.
Отец поднял на меня холодный взгляд, жестом велев прислуге удалиться. На изуродованном давнишним ожогом лице не промелькнуло ни тени эмоций.
- Немедленно принеси извинения своей матери.
- Немедленно принесу их, как только узнаю, за что.
Задетый шрамом уголок губ еле заметно дернулся. Альтграф был в бешенстве.
- Встали из-за стола. Оба!
Опять Дитриху досталось из-за меня. Я видела, как он посмотрел на остававшееся на блюде жаркое.
Молча поднявшись первым, Дирк отодвинул мой стул, как того требовал политес. Сдержаться ему было непросто. Только он, в отличие от меня, сумел.

Уже за дверьми обеденного зала я хмуро осведомилась, не глядя на брата:
- Я не права, да?
Вместо ответа он обнял меня:
- Пойдем на кухне чего-нибудь возьмем. Есть-то хочется...


***
Уворачиваясь от очередного летящего в мою сторону уголька, я резко села, подобрав колени к груди. Сознание отказывалось объяснять происходящее... Я окинула взором незнакомую поляну, недоумевая, что же случилось с моей памятью.
А перед глазами все еще стояла запертая дверь в звездную ночь... Равнодушная запертая дверь, которой не было никакого дела до моего смертельного отчаяния.
Я помнила, как хотела умереть. Я помнила, почему... И ничего - после.
Дверь... Запертая дверь...
Потому ли я все еще здесь?.. Потому ли, что и в Том Мире мне не найдется места?.. Мне - такой...

Я медленно оглянулась на зеленокожего ублюдка. Снова... Он приближался. Опять. Как же страшно это было... Я не хотела... повторения.
Но... Стоило ему заговорить - и страх сменился обжигающей захлестывающей ненавистью.
Я была все еще жива. В моих жилах по-прежнему текла голубая кровь рода Кальтенбергов. И раз так, не могло быть и речи о преступлении принципов. Даже теперь в моих силах было сохранить осколки достоинства. Даже теперь...
Крепче обняв колени, я бросила орку сквозь зубы:
- К бесам иди, ду бист дас ферфлюхте шмутцихе шойзаль.

Громыхнула покосившаяся дверь, рассекая реальность на до и после.
А я осталась... Отрешенно глядя на искусанный в кровь кулак, снова и снова переживать произошедшее. Не готовая поверить. И сил не находилось разорвать эту липкую порочную паутину.
Как во сне. Во сне так бывает - наблюдаешь за происходящим, все ощущаешь... не умея пошевелиться, беспомощно осознаешь, что не можешь ни на что повлиять. Вот только за сном неизменно приходит осознание, что было все не взаправду, что непоправимого не приключилось, и стоит лишь головой тряхнуть да улыбнуться, хоть бы через силу, - и сгинет привидевшееся, растает бесследно...
А в голове все крутились слова божественной девы с серебристыми волосами. Несправедливые слова. Я не просила у нее чуда. Я просила стойкости. Наверное, просто обратилась не к той... Хотя какое теперь это имеет значение?
Что вообще теперь может быть важным?..
Я... сломалась? Да, очевидно. Мое упрямство обнаружило свои пределы. И причиной тому была вовсе не боль, истязающая сознание...
Я ощущала себя уничтоженной. Не существующей больше. И не способной существовать.
Только умереть все никак не получалось.
Я все ждала - вот сейчас... вот еще парс штунде... вот-вот Мельта сжалится надо мной и позволит оборвать это тягучее страдание...
"Переживешь"?..
Я в ужасе посмотрела на эльфийку, придыхая от разрывавшей нутро боли.
О чем она говорила? Такое можно пережить? Как?.. И... зачем? Зачем даже пытаться выкарабкаться из этой пропасти? Чтобы всегда - отныне и впредь - помнить о произошедшем? Чтобы вечно пытаться сбежать от этих воспоминаний - и возвращаться к ним вновь?.. Чтобы терзаться размышлениями, что было бы, если?..
Нет. Это выше человеческих сил. Может быть, у эльфов все иначе?.. У меня не было желания знать. Мне было неинтересно.
Поразительно, за сколь короткий срок способно измениться мировосприятие. Всего несколько тидов назад я была полна решимости выбраться из этого клятого места - назло всем грюнхаутам Мира. А теперь...
Я с трудом разлепила пересохшие губы.
- Убей меня, Флёр. Я очень тебя прошу.
Она должна согласиться. На уговоры у меня не нашлось бы сил... Я обвела взглядом пустую комнату, желая избавить эльфийку от необходимости раздумывать о способе.
- Наверное... задуши. Сможешь?

Граф Фараберт фон Айхенхайн Вайделандский в знак благодарности за какую-то услугу прислал моему отцу дорогой подарок из Вайделанда - жеребенка из своего лучшего табуна.
Узнав об этом от слуги, отец поспешил во двор, отложив все дела... И я увязалась за ним - смотреть новую лошадку.
Там встретил нас вороной стригунок со смешно топорщащейся гривкой, никак не могущий устоять на месте и то и дело порывавшийся гарцевать.
- А звать его Сатиром, Ваше сиятельство, - бойко доложил с трудом удерживающий поводья конюх. - Или желаете другое имя придумать?
- Другое?.. - едва не отшатнулся альтграф Кальтенбергский. - Да нет, зачем же. Он уже к этому привык.
И... почему-то отец тут же потерял интерес к подарку. Если не сказать приобрел неприязнь.
Резко развернувшись, почти даже не припадая на покалеченную ногу, он стремительно прошагал мимо меня, обдав холодом от хлопнувшей полы кожаного плаща, и равнодушно бросил:
- Твоим будет.
Я не возражала, уже осмелившись погладить Сатира по носу. Жеребенок мне безумно понравился. Что не так с его именем, и в имени ли вообще было дело, я тогда не сумела понять...

Я очень любила Сатира. Мы много хорошего пережили вместе. Без него моя жизнь была бы несравнимо более пресной...
А теперь от моего слова зависела его жизнь.

Я вздрогнула от орочьего рева, не без труда подавив желание заслониться от него руками. Кмет явно играл, в который уже раз заставляя сердце оступаться от ужаса. Почему орки считают, что всего можно добиться силой?
Стойка впивалась в спину ребрами рассохшихся досок, намекая, что путей к отступлению у меня нет. Между тем, уходили драгоценные мгновения. Лофатак?.. Принять решение следовало очень быстро.
Они ведь убьют Сатира.
Окровавленная морда оказалась так близко... Слишком близко.
Я высвободила из-под плаща правую руку.
Сомнительный гешефт принудит меня "повиноваться всякому их слову". Что они потребуют? Да неужто не ясно...
- Давай, - просто кивнула я орку.
Вот только выбросила навстречу ему я не раскрытую ладонь, а зажатое в руке горлышко разбитой бутыли со стойки, метя в уцелевший глаз.

Гешефт с орком?..
Даже самым наивным эллифеям должно быть ясно, что нельзя принимать обязательства перед грюнхаутами. Тем более - такие расплывчатые.
Довольные оскалы откровенно настораживали. Орки примитивны. Но гоблины... Говорят, среди них попадаются даже пертиссимианцы, почти не уступающие реттам.
Багровокожий монстр опять был слишком близко, пугая до дрожи одним только видом. Но я не могла позволить себе отстраниться - выказывание страха погубило бы возможность возразить ему. К тому же, боясь потерять равновесие, я по-прежнему не решалась отпустить придающий уверенности угол стола.
- Ты... спутал что-то, Кмет.
Да, мне очень хотелось заговорить их, но... Клятва перед Эрфольгой - это совсем другое. Это посерьезнее, нежели просто наплести что-то про отца-князя в Трактбурге. А я ведь пока не представляла, как смогу выполнить свою часть договора. То есть... Откуда вдруг появится альтграф фон Штайлерфельс.
Можно ли нарушить слово, данное грюнхауту? Этическая дилемма...
Правда, из книг я знала, что моя богиня допускает преступление клятв - в случае, если удастся придумать, как обойти оговоренные условия. Чему способствует изначальная многовариантность их понимания. Посему, следует тщательно взвесить каждое слово гешефта... К тому же, меня точно избавит от необходимости выполнения условий нарушение их другой стороной.
- Я княжна, - напомнила я таким тоном, будто это все объясняло.
От неимоверного напряжения буквально звенел воздух. Хотя, возможно, это все еще звенело у меня в голове.
- Сопроводить в Трактбург меня... Я тебя... нанимаю.
Крохотная пауза едва не стоила мне потери решимости.
- И повин... повинув...
Зачем оркам такой сложный язык?..
- ...подчиняться будешь мне ты! - неожиданно резко закончила я мысль.
Ну а что мне оставалось? Только нападать.
- Гебт мир майн гепэк цурюк... Поклажу мне вернете, - я кивнула на сумки в углу. Там лежал компендиум, ценность которого грюнхауты все равно вряд ли способны были понять.
- Меня и коня моего вы не тронете. И никто из вас не подойдет к нам ближе чем на руту. Вот тогда - лофатак. Не согласен если - гольд у князя останется.

На удивление легко кинжал нашел подходящую цель. Только... Я ведь почувствовала, как клинок ушел глубоко, внутрь черепа, проломив стенку глазницы... Почему орк после этого жив?..
Мне стало не по себе.
Я слышала от Дирка и его риттеров, что грюнхаута сложно убить. Но... Неужели настолько? Может, и правда, голова им не очень-то и нужна?
Нет, я нисколько не жалела о содеянном. Мне, по крайней мере, удалось спутать его планы и, пусть временно, отвлечь.

Однако этого было мало.
Я с большим трудом разбирала смысл​ орочьих речей... Но все же смогла понять, что Сатир жив. И что не всех это устраивает.
Ну нет...
Наскоро попытавшись стереть с лица чужую алую кровь - зловонную и мерзостно липкую, - я со злостью отпихнула от себя гоблина, вырвав у него свой пояс, и запахнулась в плащ.
- Кмет!..
Кинжал, единственное мое оружие, сгинул под какой-то скамьей. Решив не высматривать его совсем уж открыто, я, впрочем, не оставила эту идею совсем.
- Коня... моего... не трогай.
Пожалуй, все-таки нужно встать. Цепляясь за ближайший стол, я выпрямилась - с ощутимым трудом. В голове тут же запульсировал шум...
- И меня трогать не смей - золота не получишь.
Я пошатнулась, упав на скамью.
В ушах звенело - то ли все еще из-за удара по голове, то ли теперь это были отголоски орочьего рева.
Не рискуя отпускать угол столешницы, свободной рукой я покрепче перехватила изнутри полы плаща.
Боги, как же сложно было говорить...
Орочье умословие ускользало от меня. Я не знала, как вести разговор, и возможно ли вести его вообще. Что им нужно пообещать? Чем получится смутить? Я ничего об этом не знала!.. Мне оставалось лишь импровизировать... В случае, если мне предоставится шанс.

Орк обернулся.
Невольно сжавшись, я заставила себя не отводить взгляда от его изувеченной морды.
- Выкуп нужен тебе...
Дирку на занятиях рассказывали о тактике, обучали составлять стратегемы. Мне таких сведений никто не давал.
- В Трактбург меня доставь.
Что выйдет из этой авантюры? Кто бы знал...
- Князь к тебе не поедет, Кмет.

Твари. Звери, только умеющие говорить.
Я постралась отползти от орка, отдалиться, насколько это было возможно. Несколько слезинок капнули в густую пыль, покрывающую темно-серые доски пола.
Богиня, за что?..
Приподнявшись на локте, я убрала упавшие на лицо волосы и попыталась сесть. Каждое движение головы отдавалось пульсирующей болью в левом виске. Удивительно вообще, как череп выдержал... А... Сатир? Он жив, правда? Я прежде и не подозревала, что можно опрокинуть имперского шварцпферда с одного удара...

Почему-то все кругом звенело, мешая соображать. Звенело до тошноты. И, будто живые, безудержно плясали огоньки свечей.
Я подняла взгляд на оказавшийся прямо передо мной стол, и лишь спустя несколько мгновений осознала, что вижу.
Бауэр.
Заполнивший комнату сладковатый аромат мертвой плоти, прежде не узнанный и потому оттесненный до границ восприятия, вдруг усилился до непереносимого. Пустой желудок скрутило долгой мучительной судорогой, выбившей из сознания все другие ощущения, и даже страх несколько притупел.
Это... Очевидно, это жертва их варварскому Огневолку... Или другому языческому тотему. Не научную же работу они здесь затеяли.
Впрочем, не суть. Я дрожащей рукой стерла слезы с лица. Умирать все еще не хотелось, как бы усиленно к тому ни призывали обстоятельства.
- Мой отец... - речь давалась мне с трудом. Едва сдерживая дурноту, я мысленно составляла фразы на родном языке, а затем медленно и со скрипом переводила их на орочий.
- ...людской князь Теобальд фон Штайлерфельс.
Несмотря на отвлекающий звон в голове, я почему-то криво усмехнулась. Пусть это будет тот самый легендарный альтграф Теобальд фон Штайлерфельс, досточтимый герой имперского эпоса. Когда-то ему принадлежало самое восточное графство огромной Остландской Империи. На его земли первыми и напали нежданно пришедшие с фьордов орки. С фьордов их тогда действительно не ждали, Империя готовилась только к атакам орков Флахесфлахланда... Никто не думал, что они могут прийти еще и со стороны моря. И альтграф фон Штайлерфельс вместе с тремя сыновьями и горсткой риттеров сумел задержать грюнхаутов, пока гонцы несли весть о появлении орков на востоке в столицу. Только благодаря их доблести Райх успел подготовиться к последующим набегам с востока. Об этом подвиге были сложены баллады... Но нынешние грюнхауты вряд ли настолько глубоко знакомы с историей.

Говорить​ правду я не собиралась. Мне не хотелось, чтобы Дирк узнал, во что я в итоге вляпалась. Он будет винить себя. Неизвестность... лучше. К тому же, я весьма смутно представляла себе, как грюнхауты собираются организовывать... процесс выкупа. Ясно же, что на территорию Империи дальше Штультдорфа им не сунуться - ни о чем не спрашивая, их зарубит первый же патруль. Да и я совершенно не была уверена, что меня согласились бы выкупать. Дитрих сейчас в Круфендорфе, мотивы отца-ордманна для меня всегда были непостижимы, а графиня Клотильда фон Кальтенберг, моя дражайшая матушка, уж точно предпочла бы не тратиться. Наконец, даже при самом удачном раскладе, при возвращении домой живой... отец попросту перепродаст меня Шедельбрехеру. Который, если подумать, не многим отличается от этого... Кмета.

- Он богат.
Я нащупала в кошеле на поясе гольд и, сорвав кожаную защищающую от влаги обертку, швырнула его на грязный пол. Подскакивая на выщербленных досках, монета прокатилась пару альнов, едва не свалившись в щель меж половицами.
- Только он сейчас... в Трактбурге. И... будет там до осени.
Я взглянула на Кмета.
- Повезешь меня туда?

Это был орк. Самый настоящий. В разы более пугающий, чем самые устрашающие иллюстрации в книгах, вышивки на гобеленах и даже картинки в воображении. Зачем, ну зачем мне понадобилось искать ночлег под крышей в орочьей степи?.. С какой стати я надеялась, что здесь найдется людское жилье?! Это действительно был серьезный просчет. И что мне делать, если здесь только орки? Слишком поздно подобралось понимание, что...
К бесам эту таверну!!!
Прикинув, что уже через полтида смогу оказаться по меньшей мере в ферне отсюда, я вскочила в седло...

Вернее, я попыталась вскочить в седло. Это всегда сопровождалось определенными сложностями - Сатир был высоковат для меня. А теперь я, не завершив привычного движения, повисла на одних руках, потому что ноги повиноваться вдруг отказались, сведенные судорогой ужаса.
Все. Наверное, это конец. Второй попытки мне, надо полагать, не дадут.
Постаравшись хотя бы восстановить дыхание, я сползла обратно на землю и медленно обернулась к орку, прижавшись к Сатиру спиной.

А он ведь понял, что это была попытка побега... Его взгляд - тяжелый настолько, что буквально припечатывал к месту, - не давал возможности собраться с мыслями. Я смотрела ему в глаза, просто не находя сил оторвать взор, и лихорадочно пыталась вспомнить, не известно ли мне хоть что-нибудь о правильном поведении в подобных случаях.
Дирк говорил, что орки прямолинейны и неумны. В прямом столкновении у человека, даже отличного воина, шансов выстоять почти нет... однако грамотная тактика может помочь этого прямого столкновения избежать.
Я прекрасно знала, что грюнхауты признают аргументом только силу. Но... У меня, пожалуй, был шанс верно ответить на прозвучавший вопрос.
Как? Называться ничейной, понятно, нельзя. В орочьем обществе жесткая иерархия. Никто не может быть сам по себе...
Молясь Зигерин, чтобы голос не дрогнул, я уверенно открыла орку правду:
- Людского князя дочь.

Вчера мне долго не удавалось уснуть. Надежно заперев дверь комнаты, я лежала, завернушись в потрепанное пахнущее мышами одеяло, стараясь не вслушиваться в доносящиеся снизу хмельные вопли, и смотрела на медленно ползущий по стене лунный лучик, потому что больше в темноте смотреть было некуда.
Гешик не спешила навестить меня, оставив время как следует подумать​ о многих вещах. В очередной раз перебрать в уме открытые мне варианты, взвесив аргументы в пользу каждого. И, как я надеялась, по итогам избрать самый верный путь.


Теперь все пути лежали передо мной как на ладони.
Я была свободна в выборе.
Однако по праву рождения такая​ свобода мне не полагалась. По сути, моя голубая кровь делала меня бесправнее дочери бауэра с бумажным аусвайсом... И ради обретения возможности выбора нужно было что-то отдать.
Я не смотрела на запад.
Что меня ждало по возвращении домой? Заточение в покоях до самого Ругвога, свадьба с Шедельбрехером, проклятие видеть его ежедневно и беспросветная скука всю оставшуюся жизнь? В Фурхтнорде у меня не будет ни библиотеки, ни лаборатории... В это захолустье даже бродячие менестрели не забредают. Правда, меня смог бы иногда навещать Дирк...
Я сжала зубы, глядя прямо перед собой меж ушами Сатира, словно сквозь арбалетный прицел.
Из всех ожидаемых перемен самой тяжелой была необходимость расставания с братом. Смогу ли я хотя бы сообщить ему, что жива?..
Раскинувшаяся перед моим взором нетронутая степь была... прекрасна. Настолько прекрасна, что слезы наворачивались при одной мысли о том, что эти земли таят в себе смертельную угрозу.
Мне было очень страшно ехать через Даммию. Однако я надеялась, что на этой дороге меня не станут искать. В Кальтенбергбурге все были осведомлены о том, что я мечтаю учиться в Акерплатцском Схолуме, - последние пару лет я намеренно время от времени вспоминала об этом вслух. Именно для того, чтобы людей за мной, когда понадобится, отец отправил в Форе-де-Фруа, а не на восток.
О том, что моя настоящая цель - Розихфельд, знал только Дирк.


Совершенно неожиданно к имеющимся добавился еще один вариант.
Я молча выслушала возникшую будто из ниоткуда женщину и вновь скользнула взглядом по горизонту.
Ян - это герр бургермейстер, очевидно. У него не только стражники хамоваты, но и служанки позволяют себе называть господина по имени? И он всерьез думает, что теперь я приму его приглашение?.. Зачем?
Да, вчера в разговоре с ним мне казалось, что я что-то упустила, недопоняла... Но уже благополучно выбравшись из Штультдорфа, возвращаться туда лишь для того, чтобы вновь попробовать разгадать загадку - вероятно, существующую только в моем воображении?.. Я готова была пренебречь этой возможностью.
Весьма сомнительное удовольствие - снова выслушать "много красивых и бесполезных слов"... О чем? Опять о болотных розах? А если за ночь у него появились какие-нибудь теории, которые он желает проверить? Если к нему все же закрались сомнения - и он постарается задержать меня? Во всей Империи ни один дворянин, кроме Дитриха, не оказал бы мне содействия, зная о моих истинных намерениях. Это попросту немыслимо - помочь графине бежать. Ни один благоразумный фрайхерр не рискнет портить отношения с моим отцом.
В лучшем случае я просто потеряю время. Если бы бургермейстеру было что сказать - он сделал бы это еще вчера...
Я ничего не ответила этой женщине. Даже не взглянула на нее второй раз. Выслав Сатира, я направила его к тропинке, круто спускавшейся с холма. В Даммию. Прочь из Райха.

Дирк говорил, что побег не может быть выходом. Побег - это самый распоследний лаз, воспользоваться которым может лишь тот, кто готов заложить аусвайс.
"- Да? То есть побег из плена тоже несовместим с честью?
- Идхен, не передергивай. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду".
Я знала. Что Дитрих, преданнейший сын Империи, не представлял жизни вне служения ей. Мне следовало бы благодарить богов за то, что меня он тоже любил. И, судя по всему, даже больше, чем Императора.

***
Погладив Сатира на прощание, я направилась в таверну - осуществлять мечту о порции горячего жаркого, - и уже там, устроившись за свободным столиком, как следует рассмотрела медный рихт.
Значит, в зильберне - тринадцать купфернов? Странно... Мне казалось, их там сорок или даже пятьдесят... Ну уж всяко больше тринадцати.

От размышлений меня отвлекла внезапно воцарившаяся тишина. С одного из столов сорвалась ложка, оглушительно звякнув о каменный пол. Ее не стали поднимать. Кажется, появлением стражи удивлена была не я одна.
Всей кожей я ощущала прикованные ко мне взгляды - настороженные, любопытствующие, предвкушающие, насмешливые, даже сочувствующие - и лихорадочно пыталась сообразить, что могло понадобиться от меня бургермейстеру, и почему за мной были отправлены целых трое солдат?..
И моего ответа ждали не только они...

Я задумалась. Может, мне стоит изобразить не только немоту, а еще и недалекость? Почему бы и нет, я ведь взяла у стражника пять медяков вместо полагающихся... по меньшей мере, двадцати пяти.
Нет, не вариант. Пусть лучше не они додумывают за меня, а я дам им те сведения, которые захочу.
Аусвайс, конечно, был при мне. Я ведь еще не совсем опустилась.
Но предъявлять его, да еще и по требованию простолюдина?! К тому же, это просто-напросто опасно. В Кальтенбергбурге уже хватились меня, возможно, в приграничные форты райхвахом были отправлены голуби с приказами особенно тщательно проверять всех покидающих страну... Но даже если это не так, мои фамилия и герб не смогут не привлечь внимания. Нельзя так бездарно рисковать возможностью уехать завтра в нужную мне сторону.
Я вознесла краткую молитву Зигерин. Терять мне все равно нечего.

- На каком же основании Вы изволили предположить, что я есть подданная Остландской Империи, шевалье? - с небрежной улыбкой поинтересовалась я у командира, отчетливо грассируя "р" на эльфийский манер и старательно расставляя неверные ударения.
- Мне очень жаль, но я не могу выполнить Вашу просьбу. Аусвайса у меня, к великому сожалению, нет...
Интересно, а могут ли не имеющую титула фрау Вайнштайн обыскать? Чисто теоретически...
- Конечно, я могла бы принять л'эвитасьон вашего бургермейстера, и с большим удовольствием сделаю это, но... Признаюсь, я есть очень голодна.
Ну, хотя бы в чем-то я не покривила душой.
- Позвольте мне для начала отужинать. И, может быть, Вы составите мне... ля компани, мон шер? - отточенным (не зря со мной возились танцмейстеры) пригласительным жестом я обвела замызганный липкий стол, найдя в себе силы обворожительно улыбнуться стражнику. - Мы закажем вино для аперитив...

Альтарина невидяще смотрела прямо перед собой, отчаянно пытаясь вспомнить подробности Ночи. Боги, сколько же нужно было выпить, чтобы...
Нет. Одной бренны для такого не хватило бы. Или это был ее Поступок? Воля Квиллисхи? Шутка богини Интриг...
Впрочем, никакая причина не смогла бы примирить Тару с мыслью, что этой ночью она, судя по всему, отдалась эльфу.
Это дно. Ниже падать некуда.
Как теперь жить?.. Как ей теперь смотреть в глаза Дертвигу? Да она даже признаться ему не сможет, дав клятву не разглашать события Игры!
Стиснув зубы, ученица мага постаралась не разрыдаться окончательно. Как же ей сейчас не хватало Эллерты! Та бы точно все поняла и подсказала бы, что делать. Яффитам будто сама Йафанна в подобных случаях открывает верные решения... Но истианское сознание Тары такового никак не могло найти.

Однако... Иста, наверное, пока не оставила ее. Пронзенная внезапной догадкой, Альтарина вскочила, ошарашенно глядя на все еще спящую Мирри. А вдруг... Вдруг не помнит она ничего потому, что помнить нечего? Бесконечно заманчивая версия...
Но слепо рассчитывать на эту вероятность? Нет, так нельзя. Нужны достоверные сведения. И их можно добыть.
Вытерев слезы одеялом, Тара быстро оделась. Вариант подождать, по совету герра Ольфрика, когда воспоминания сами соизволят вернуться, ее не прельщал. Есть и магические способы восстановления памяти. К примеру, в лавке мэтра Ихингиэля наверняка найдется подходящее зелье... Жаль, что очень долго пришлось бы готовить такое самой.
Наскоро черкнув на клочке бумаги несколько слов для белки, чтобы та не испугалась, когда проснется в одиночестве, Альтарина, прихватив сумку, выскочила за дверь.

Не сталкивавшаяся прежде с подобными обрядами Тара тихонько сидела, крепко обняв колени, и внимательно наблюдала за танцующими мельтийками, стараясь получше запомнить происходящее. Вполне вероятно, что сразу всего она не поймет, так что лучше иметь возможность обдумать увиденное после.

Пляшущие на стенах изломанные тени и проникающая в глубины сознания, подчиняющая своему ритму эльфийская музыка завораживали, путая мысли.
Однако... Ничто не могло притупить все нарастающее чувство безотчетной тревоги. Объяснить его было нечем. И все же Альтарина с трудом боролась с желанием кинуться прочь из комнаты.
Ей было страшно. Нестерпимо страшно. И удерживали ее лишь желание добраться до истинной сути ритуала... и, пожалуй, опасения повлиять на его ход.

***
Тара, прикусив кулак, едва сдержала крик, глядя на рану, бездонным зевом распахнувшуюся на горле Волка, что в мгновение оказался залит потоками видевшейся в полутьме абсолютно черной крови...
Этого не может быть.
Оглушенная возгласами, грянувшими будто со всех сторон, Альтарина сжалась на полу, спрятав лицо в ладонях и вздрагивая от ужаса.
Это мельтийский ритуал! На нем не могут...
Нет, она верила не эльфам. Она верила Мьелит. Разве приняла бы богиня Жизни в жертву смертного?!
Не может быть. Это, наверное, иллюзия...

Тара бережно подняла Эве-Люн и, поняв, что девушка едва удерживается на ногах, слегка прислонила ее к себе.
Эльфы ждали ответа.
Очевидно, сейчас должен был определиться дальнейший сюжет этого безумия. Тянулись мгновения молчания, становившегося все напряженнее... Но Альтарина не имела представления, как ей поступить.
Истианцы никогда не хватали звезд с неба в решении этических дилемм. Собственно, и над этой Тара предпочла бы не ломать голову. Если бы ее в буквальном смысле не приперли к стене.
Как же разобраться в этих хитросплетениях?.. Недостаточно фактов!
Если верить навязанным мороком ощущениям, Эве-Люн была куда более симпатична Слуге. А если верить продиктованному Хозяйкой Игры отрывку сценариума - любил он все-таки Служанку.
У эльфов всегда так бывает?..
Сделать за Слугу этот выбор ученица мага не могла, чувствуя, что не лишена предвзятости. Служанка с некоторых пор импонировать ей перестала. А вот Эве-Люн Таре было искренне жаль. Выбрать в подруги стерву, полюбить подонка, да еще и отцом иметь сумасбродного диктатора... Как ее угораздило?
Альтарина закусила губу, переведя растерянный взгляд с Принцессы на Мученицу и обратно. Ни один из напрашивающихся вариантов ее не устраивал. Но... какое решение позволило бы обойтись наименьшей кровью?
Если Слуга признается в любви Эве-Люн - его, вероятнее всего, казнят. И Принцессе попадет. Да и Служанку жаль. Плохо.
Если он признается в любви Служанке, как то предполагает сценариум, - разобьет сердце Эве-Люн. И, возможно, навлечет на себя и Служанку королевский гнев. Тоже плохо.
А вот если...
- Ваше Величество! - Тара припала на колено, ловя руку Короля. Почему вообще вариантов должно быть только два? Истианская натура не готова была мириться с таким ограничением.
- Если я пообещал что-то Вашей дочери и соблазнил Вашу служанку, то лишь для того, чтобы быть ближе... к Вам. Я так давно люблю Вас, Ваше Величество!