Голосование за ходы

— Люблю вздремнуть, но нынче как-то не задалось. — Ворен горько усмехнулся, принял от Торреса свои пожитки и протянул ему правую ладонь ребром вертикально. — Будем знакомы.

Азиат-полковник пояснил за звание, всплыла некая Конфедерация. Конкретных воспоминаний о ней пока не обнаружилось, только эмоциональная муть: на уровне ассоциаций — усталость и опустошение, удручающая забота. Война?

От верности этой самой Конфедерации старлей явно не отказывался, что добавляло ему симпатий в глазах морпеха: какой-бы там залупе он в своё время ни присягал — выживание выживанием, а гибкость позвоночника ради блеска шкуры — другая история. Впрочем, если надавить по науке — кто не прогнётся?

Ворен обернулся к дядьке с выразительными бровями и подтвердил ему, что сам тоже назначен конвоиром. Наконец-то его ввели в курс дела, за что он был весьма признателен. Слушая фамилии подконвойных, Герман пристально изучал их лица в меру доступных с его точки ракурсов и освещения.

— Ценная сводка. Остаётся неясен режим профилактики насилия внутри нашей стихийной группы. Есть… — морпех закашлялся — Есть гражданские среди нас? — Ворен взглянул на Новака с выражением спокойного вопроса, чуть сдвинув брови в удручённой задумчивости — Выглядит всё так, словно внешняя угроза превышает любую внутреннюю.

Ворен вытянул из пачки сигарет три штуки, прицепил вместе с зажигалкой к запястью резинкой. Не забыл прикрутить бумажку: не иначе как на память.
— Уинсли, заберите курево для раненных и нервных.

— Сэр, жду ваших указаний. — Ворен вновь вытянулся перед полковником, руки на этот раз включились в протокольную дисциплину, благо тремор и онемение прошли. — Прошу уточнить, чем возможно меня снабдить, сэр. — морпех приготовился обрести нихуя.

— Mea culpa... — выдохнул Ворен озадаченно и тут же поправил себя — Извиняюсь, ошибся. Сэр, прошу уточнить ваше звание и те функции, что могут касаться моих. — Герман слегка нахмурился, весь уйдя в слух и давя в теле импульсы посткапсульной адаптации, которые в его случае можно было сравнить с жёстким похмельем.

— Сэр, — обратился Ворен уже к Новаку — в вашем подчинении до прибытия полковника. В лицо текущему командиру он смотрел прямо, но без вызова или излишней участливости.

Секунда снаружи, внутри — тягучий момент неестественно сладкой грёзы: язык женщины-альбиноса — вдруг белый хобот монстра-матриарха в горле — дешёвый хоррор гирей рухнул на коврик для пикника, вогнал его в зыбучий песок. Десятки обугленных рук поднялись из топи и утащили на дно, обжигая прикосновением. Дальше только перманентная смерть в липкой жиже, в стеклянном гробу с формалином — чтобы те альбиносы показывали его — ископаемого недочеловека — своим неофитам, чтобы бледные ведьмы улыбались. Но он и мёртвый, скованный по рукам и ногам, зубами достанет их.

Челюсть надорвало болью при попытке перекусить шланг. Теперь это был именно шланг, ничто иное — морок спал. Осталась боль, жжение, осклизлое тело и теснота. Хриплые спазмы кашля, приступ неудержимой рвоты — напрасная ксенофобия рефлексов. Он жив и не сдохнет, пока дышит. Нужно дышать, чтобы вырваться отсюда — как Самсон — и трахнуть в рот тех, кто его сюда засунул.

В скупом наборе сухих данных на экране зацепило одно: офицер-морпех, притом конвоир. Значит война или спецоперация. Почему в голове ничего? Так и должно быть, раз даже элементарное напоминает система? Штатная побудка или ЧП? Кого стрелять-бить-ловить-сторожить? Поток судорожных вопросов прервал ледяной воздух. Узник капсулы выпал на пол. Поднялся мучительно, пусть и быстро. Кругом незнакомцы. Один из них резко двинул контейнер в его сторону — морпех цепко схватил, словно пиздец-снаряд. А это ему просто передали какое-то барахло — только и всего. Никак не увертюра к мордобою, напротив — акт заботы. Нагой бомж учтиво кивнул благодетелю, принялся вслепую шарить по крышке кейса. Глаза не отрывались от публики.

Герман повернул голову на женский голос, машинально прикрыв промежность контейнером — излишний этикет в этом бардаке, где разит кровью и медициной, отовсюду глядит на тебя форс-мажор и едва ли цензура гениталий сделает погоду. Девушке он кивнул в знак приветствия; вскоре нервно сглотнул от вида второго её экземпляра. Клоны? Этого ещё не хватало. Стоп: одна пара среди всех здесь; тогда уж скорее близнецы.

— Всех приветствую. — Герман обвёл взглядом комнату — Кто командир тут или просто может прояснить ситуацию? Где мы, кто здесь, какая обстановка. Где противник, кто в них стрелял? — Ворен указал на раненных. Жест вышел так себе: грязная рука конвульсивно подрагивалась, да ещё была в «перчатке» застарелых следов от ожогов, как и вторая. Больше говорить пока не улыбалось — бил озноб.