Ночь нависла над Зардарумом. Кристально чистая, какой она всегда бывает в Карак Нараим. И подобно всем предыдущим ночам, эта - пробирала до костей. Джасул Ибн Зан поплотнее запахнул шерстяную накидку поверх камисы. Обычно в столь позднее время суток в храме уже вовсю горели огни. Большие бронзовые жаровни распространяли тепло по залам, их пламя порождало причудливые тени, танцевавшие под потрескивание угольков. Но не сегодня. Сегодня они пустовали. Даже маленькие лампы, закрепленные на стенах, оставались безжизненны. Полнолуние, священный праздник, на который воспрещалось возжигать рукотворный огонь в храмовых домах, без острой на то нужды. Нанарья завершала последнюю фазу своего танца на небе, конец очередного витка, когда все смертные имели честь лицезреть её образ во всей его божественной красоте.
Кочующая луна сияла так ярко, что Джасул мог свободно разглядеть свои руки даже безо всякой лампы. Султан стоял в галерее второго этажа храма, наблюдая отсюда за обширным залом под сенью купола из синего хрусталя, щедро пропускавшего лунный свет. В центре зала поблескивали воды, заполнившие округлый бассейн. Темная, гладкая поверхность, непроглядная даже в светлый день, отражала свет серебристыми бликами. Джасул знал, что жрецы, помимо прочего, использовали это место чтобы заглядывать за границы смертного царства. Даже ему, правителю всего Карак Нараима, защитнику веры, было запрещено присутствовать при столь сакральных ритуалах.
Сегодняшнее выступление, прозодившее здесь, повторялось по всему Хашурскому султанату, во всех "Привратьях", святилищах Нанарьи. Вокруг бассейна танцевали жрицы в изящных, но благопристойных платьях. Полупрозрачные вуали закрывали их лица, и лица тех жриц, которые не учавствовали в танце, распевая умиротворяющие мелодии. Танцовщицы двигались в такт песнопениям. Жрецы, и несколько других служительниц Нанарьи, в полированных металлических масках, играли свои роли в сценах из древних легенд и сказаний, о Кочующей луне и её мире мертвых. В какой-то момент песни сменяли звуки дудука, дополняемые струнами рубабов. Затем они смолкали, уступая место рассказчику - главному лицу всего выступления, раскрывавшему суть разыгрываемых сцен. Он носил соколиную маску "Мудреца смотрящего через небеса" и облачен в плащ из перьев. "Мудрец" расхаживал по отшлифованным до безупречной гладкости мраморным плитам пола, повествуя голосом крепким, чистым и ясным. Его речи периодически обрывали новые порции песен, танцев и музыки. Так должно было продолжаться до самого рассвета.
В течение ночи любой верующий мог придти сюда и посмотреть за развернувшимся внизу выступлением. Султан был далеко не единственным зрителем, приютившимся меж колонн и арок. Люди, желавшие приобщиться к таинствам Нанарьи, вольны оставаться в святилище до самого рассвета. Они приходили сюда, чтобы приобщиться к холодному дыханию загробного мира, проводя долгие часы за мыслями о жизни и смерти, исповедуясь перед собой в своих прегрешениях, и укрощая дух. В полной тишине. Разговаривать в стенах храмов Нанарьи было запрещено всем, кроме жрецов. Правила, действующие на период полнолуния, соблюдались строго, как и все что касалось закона в Султанате.
Джасул Ибн Зан ухмыльнулся этой мысли. Вздумай он вдруг нарушить правило молчания, с него спросили бы намного больше, чем с любого другого. И так практически во всем. Титул султана был тяжкой обязанностью, а не привилегией. Могли ли представить себе подобное спесивые правители Халифата? А лидеры государств, аристократия стран, чуждых хашурцам? Навряд ли, если то что он слышал о них, хотя бы на треть соответствовало правде. Джасул находил удовольствие в такого рода рассуждениях. Они подкрепляли его убежденность в том что пути народа пустыни правильны, поскольку строятся на подлинном порядке и справедливости. Тем сильнее разжигалась праведная ярость султана каждый раз когда он вспоминал о захваченных у хашурцев землях и множестве погубленных жизней. Вот она, одна из истин - «Верующие в Спасителя» выглядели людьми лишь снаружи, но внутри были гадюками. Хищными, лживыми, сеющими зло. Прикрывающими свои черные души немым безымянным божком.
Джасул происходил из бедуинов, и унаследовал характерную для них запальчивость. Будь на все его воля, он бы еще пару лет назад повел армии федаинского братства и кочевых племен, чтобы избавить Хемер Солам от змеиных гнезд. Он сжег бы их города дотла, разворотил каждый «храм», каждый монумент, сбросил их царьков в море, откуда они пришли, вместе со всеми священниками. Султан сознавал насколько далеки желания его сердца от реалий мира. Богиня Эришья учит, что сдержанность служит естественными вратами разума, которые определяют меру всякому позыву духа. Даже у ненависти, пусть и праведной, должен быть предел. Ради этого Джасул Ибн Зан пришел сюда, наблюдая за сценами которые видел уже в сотый раз. Чтобы снять с себя груз жгучей ненависти. Только так его душа войдет в царство Нанарьи свободной, когда настанет время, избежав порочного круга перерождений. Султан должен был примириться с тем фактом, что он, возможно, не доживет до освобождения Хемер Солам, и что произойдет оно, быть может, лишь спустя не один десяток лет, или... Нет, об этом Джасул даже не хотел помышлять. Неисповедимы пути судьбы и её причуд. Султан отвернулся от выступления. Впереди у него целая ночь рассуждений над самим собой, а утром ждут государственные обязанности, и совещание с эмиром Имракана.
* * *
Священная ночь полной луны. Под сенью бледной небожительницы, Зардарум походил на призрак настоящего себя. Горожане всех сословий либо крепко спали, либо молились в укромных уголках своих жилищ. Освещение улиц было сведено к минимуму. Единственные кто бодрствовал в сей поздний час под открытым небом были стражники, эмир Хазред Ибн Малик и одинокий всадник, покидавший недостроенные городские стены.
Эмир наблюдал за ним с одной из широких терасс пирамидальной твердыни Машахан. Отсюда открывался прекрасный вид на весь город и прилегающе окрестности. Многоэтажные строения с толстыми стенами и сотнями окон, скрывали улицы в собственных тенях. Внешне, каждое из них могло сойти за миниатюрную крепость или башню, но все, или почти все они были жилыми домами. Ни один из этих домов-башен не доходил и до половины высоты Машахана.
Хазред Ибн Малик был хмур. Одетый достойно представителю знатного рода. Гонец, который сейчас уносился в пустыню, должен передать крайне важное поручение. Хазред позволил себе отдать ряд приказов не дождавшись обсуждений с султаном. Акха Джасул проходил укрощение духа, которое растянется до восхода солнца. Как раз когда посланник доберется до цели. Эмир опасался, что его поступок подорвет доверие султана, но если делу улыбнется успех, это должно подтолкнуть совет вазиров к более решительным действиям. Как раз то, чего жаждят вожди бедуинских племен.
К следующему полнолунию почетные послы от самых крупных «зыбких городов» посетят столицу эмирата по призыву Джасула Ибн Зана. Итог разговора с ними определит дальнейшие шаги защитника Карак Нараим.
Султан Джасул наносил уже пятый по счету визит в Имракан. Зардарум стремительно отстраивался под его наблюдением. Он считает эту провинцию наиболее важной частью султаната, так как именно она является первым препятствием на пути единобожников, и эмир прекрасно его понимал. Труд множества архитекторов и средства, вложенные в реставрацию древнего города окупят себя в полной мере лишь в необозримом будущем, но следы изменений можно было увидеть сейчас даже в тенях высоких домов. В случае начала войны, Зардарум станет главной крепостью и опорой для войск федаинов. Хазред Ибн Малик продолжал дышать холодным воздухом спящей пустыни, продумывая слова которые завтра услышит султан.
***
Тем временем в столице султаната, древнем городе Ирдраяр, совет вазиров наконец смог окончательно утвердить и организовать снаряжение каравана в дальние, неизведанные земли к югу от Карак-Нараим. Султан дал свое заблаговременное одобрение на это предприятие, незадолго до очередного отъезда в Имракан. На важную для государства миссию был привлечен целый ряд предприимчивых и смелых купцов, готовых рискнуть ради перспективы обнаружить новый источник прибыли. Государственная казна щедро оплатила большую часть припасов, хорошо вооруженную охрану и наняла отряд опытных бедуинов-проводников, отлично ориентировавшихся в пустыне. Также, с караваном должны были отправиться шестеро воинов-жрецов.