Личный кабинет: Cheshirka

Тишина, окружавшая меня на протяжении длительных лет, а может лишь на протяжении мига, нарушалась стройным ладом. Чужеродно в нем звучал голос, призывающий явиться на помощь. Я прислушивалась к нему, вдруг внезапно вспыхнувшему, подобно искре, отскочившей от огнива, пытаясь распознать, что же было изначально в словах. Слышала его, подобно через барьер прочного стекла. Но чем дольше прислушивалась к словам, тем быстрее осознавался смысл. И теперь он не звучал так, словно откуда-то издалека. Сейчас он был совсем близко. Руку протяни – и можно будет ощутить.
И я, повинуясь этому странному зову, что заставил мое сознание проснуться, протянула руку вперед. Словно пытаясь зацепиться за что-то, что поможет разорвать многолетние оковы. Но ловила пальцами лишь пустоту.
В тот миг во мне не было отчаяния от того, что не могу поймать призрачный силуэт. Лишь сильнее разгоралось пламя желания покинуть пределы заточения. Так было нужно. Это было правильно. И не секунды не обдумывала иные варианты.

Я должна была откликнуться на зов.
И я откликнулась.

Кромешная тьма рассыпалась на тысячи осколков, ниспадая к моим ногам. Огромные крылья в судорожном движении распахнулись, являя миру свою красоту. И наконец-то смогла совершить первый после пробуждения вдох. Полной грудью вбирая, ставший необходимостью, воздух.
Взглядом прошла по простору храма, отмечая, что вместе со мной пробудились еще два ангела. И перевела его (взгляд) вниз, к алтарю, перед которым стоял человек.

Я должна была явиться в мир.
И я явилась.


Странствие Габриэле давалось не легко. Не просто понять, что, очнувшись от длительного сна, от заточения в своеобразной темнице, ты обрела не только свободу в передвижениях; способность познать вновь радость раскрытых крыльев, дабы вознести себя к небу; но и то, что все воспоминания – мертвы.
Они лежат ныне уничтоженными в пожаре полотнами на мраморном поле памяти, вызывая смешанные чувства. И эти смешанные чувства клокотали внутри, заставляя вновь и вновь возвращаться к утерянным полотнам. Габриэла пыталась разглядеть в сожжённых, изувеченных картинах хоть что-то, что помогло бы ей вспомнить себя, своих сестер. Но картинки не спешили восстанавливаться, заставляя испытывать… негодование? Разочарование? Даже этим оттенкам эмоций, рокочущих внутри, не могла дать название. И от этого теряется сильнее, закрываясь от людей. Она не могла показать своей слабости. А иначе потерю самого драгоценного – воспоминаний – назвать ангел не могла.
Сложно познавать мир заново. Она оглядывалась, вроде бы и узнавая его, но стоило чуть сильнее углубиться, как картинка размывалась, оставляя после себя неровные следы. Словно капли дождя стекали по стеклу, не столько смывая грязь с него, сколько размазывая и делая пятно намного большим по размеру. Но постепенно это проходило. Габриэла познавала новое.
Начинала с малого, как еще неразумный, только ступивший в мир, ребенок. Познавала свои эмоции, начиная отличать различные нотки. Как пузыриться существо от ощущения счастья, и как закипает кровь от ярости. Как становится больно, когда накатывает печаль и грусть; и как становится легко и безмятежно с приходящей радостью. Узнавала язык, с некой заинтересованностью повторяя за людьми. Вспоминала значения слов. Но боясь то ли показаться чуть несмышлёной, то ли иные страхи овладевали ею, периодически молчала, до тех пор, пока не стала уверенной в себе и своих силах, познаниях.
И так изо дня в день, по крупицам пытаясь возвратить все то, что было утеряно когда-то. Пытаясь наверстать упущенное.

В этот раз Габриэла непростительно ушла в себя, вновь пытаясь выловить очертания прошлого, что ускользали от ее цепких пальчиков. Голос инквизитора помог «воссоединиться» с реальностью, возвращая былую ясность разума.
Проследив, как одна из сестер поднялась в воздух, ангел по-доброму усмехнулась. Ей бы и самой размять крылья, наконец-то соединившись в странном танце с воздушными потоками. Но это будет потом, когда обстановка не будет столь зловещей и пугающей.
- Не всякие. – Уклончиво согласилась рыжеволосая ангел с сестрой, уже переводя взгляд с Беатрис на Синдри. – Но лучше держать ухо в остро. Лишней разведка не будет.