Своё неведомое | ходы игроков | Третья встреча

Грёза для юного барда была чем-то большим и значительным, точно не шутом, но об'яснение рыцаря заставило задуматься. Если отвлечься от имен, оно было по сути верным.
- Я рад, что вы в меня верите, сэр Ежи, - наконец выговорил мальчик, - а я все же верю, что быть Грезой не скучно и совсем не так невесело, как вам представляется.
Хм, наверно, надо попробовать, подумал он про себя.

— Нашшше назначение, — повторит за Гессе химера, — правильно понять противоположносссти, то ессть сссперва как противоположноссти, а потом как полюсссы некоего единссства.

Что вы сейчас в третьей игре и сделали.
Она погладит хоботками воздух рядом с Ёжи и Бенедиктом.

— Возможно, во мне ссейчасс говорит воссторг от вашшиххх ответов, но мнитсся мне, вы оба на пороге новой жизни. И оба к ней ближе, чем каждому думаетсся.

Чпоньк! Бенедикт тихонечко ткнул указательным пальцем химерский хоботок - тот, что гладил воздух рядом с ним. Не ногтем, а подушечкой, спокойно, чуть игриво даже. И погладил.
- Сэр Ежи, а почему вы считаете, что пытаетесь вырваться за пределы вашей истории? - поинтересовался он.

- Потому что я как тот евнух, лишил себя чуть ли не главного что есть у мужчины. Пришлось пострадать и немало. Со временем пришло осознание содеянного. И уже довольно большое количество времени я шел по пути к изменениям. Там в конце пути я наконец смогу сбросить с себя все наносное и верю, что смогу обрести счастье.
На движения Химеры Ёжи не отреагировал. Не его это было, да и не хотелось совершенно.

Бенедикт посочувствовал и чуть было не упустил из виду, что в истории-то евнух обрел счастье со служанкой! Так что при чем тут выход за конец истории?.. Но он не стал повторять свой вопрос, ответ сэра Ежи был вполне исчерпывающ, и мальчик кивнул, принимая его. Кашлянул.
- Спасибо, сэр Ежи, я думаю, я смогу извлечь пользу из ваших слов.
Посмотрел на химеру. Улыбнулся. Тихо, тепло и примиренно. Кивнул ей. И ей спасибо, но она и так знает. Он был в этом уверен.

Химера в ответ погладит хоботком ладонь Бенедикта. А к Ёжи она приглядится, не трогая.

— Я не знаю, — заметит она, чтобы не прозвучало поучением, — но есссли вссспомнить, что получалоссь ссс картами, там звучала разъединённосссть. Может быть, ссчасстье не через сссброссить, ссчассстье через вссстретитьсся и воссоединитьссся.
— Но я не знаю, — повторит химера, она ведь и впрямь не знает подробностей. — Что-нибудь не так, сссэр Ёжи?

Она готова послушать, если рыцарь хочет говорить.

- Все так, но чтобы воссоединиться надо сбросить. Таким она меня не примет.
Уверенности в голосе рыцаря было на десятерых.

- Она?.. - заинтересованно переспросит Бенедикт.

- Да. Всегда есть она. Я ее не заслуживаю. По крайней мере от начала моих приключений и до сегодняшнего дня не заслуживал. Она ненавидит меня. И все же ждет.

- Если ждет, значит вы ей нужны, - задумчиво высказался мальчик, пораженный сочетанием "ждет" и "ненавидит" в соседних предложениях.

- Да нужен. Но не тот я который я сейчас. А тот которого она помнит. Или тот которым я надеюсь стать.

Бенедикт с сомнением сосредоточился. Не то чтобы он все знал про истинную любовь или осуждал какой-то определенный тип отношений. Для себя он действительно все определил, но насчёт других предрассудков не имел, однако слова сэра Ежи заставили его очень сильно пересмотреть все, что рыцарь говорил прежде. Как можно так хорошо понимать чужих и не понимать себя и близких?.. Впрочем, и у самого Бенедикта наблюдалось нечто подобное, поэтому он высказываться об этом не стал. Просто поставил себе на заметку эту странность: ждёт, но не принимает. Какой ужас. Что это? Это ведь даже не ненависть, как говорил сэр Ежи. Это... морализаторство?.. Сложно.

— А кого она помнит? — спросит Ёжи химера.

- Меня. Таким каким я был до того как превратился в животное. Сначала внутренне, а потом и внешне. Но оно помнит меня и тогда когда я уже был животным. И вот это животное она ненавидит, и ждет когда я сумею его победить.

Мальчик пытался это переварить. Безуспешно.
- Мне кажется, - тихо сообщил он, - если вы таким были, сэр Ежи, вы таким и остались. А то, кем вы стали... не знаю. Что-то изменилось? Для вас?

- Конечно, безусловно и несомненно. Мне страшно и совестно вспоминать что я творил. Это превращение
Он показал на свое лицо.
- абсолютно заслуженно. Я обижал всех кого мог и кого не мог. Это было многие годы назад, но я не думаю, чтобы меня простили пройди даже век. Я все осознал и многое исправил. Но видимо еще не до конца разобрался в себе.

Бенедикт посмотрел на звериную внешность рыцаря и опять не понял, о чем речь. О каком превращении он толкует? О внешнем?
- Истинная любовь узнает вас в любом облике, - ещё тише, - но если вы говорите о том, что совершали поступки, недостойные ее, и понимаете это... говорите, что осознали... вы боитесь услышать от нее то, что думаете о себе сами?.. Но ведь... истинная любовь никогда такого не скажет.
Он немного подумал и сообщил громче, смелее:
- У меня никогда не было истинной любви, или я не помню этого, так что я иногда считаю себя даже обделённым ею, но мне и проще - я же не знаю, каково это изнутри, только то, что поют барды.

Ёжи посмотрел на молодого человека. Тому еще столько предстоит. Впереди его столько ждет. Пока они говорят на разных языках, но Ёжи хотел, чтобы Бенедикт когда-нибудь рассказал его историю.

— Сссэр Ёжи, — обратится химера, понимая, что у мозаики многих кусочков не хватает, — а как так вышшшло, что вы превратилисссь в животное внутренне?

- Если честно уже и не помню. Я слишком много пил. Целые месяцы исчезают из памяти как пух одуванчика сквозь пальцы. Только отрывки. Главным поводом была вседозволенность. Когда все тебя любят и ценят и никто не может возразить. А если про тебя рассказывают гадости, то никто им не верит. Так из человека становятся зверем.

— Но не вссе, — заметит химера.
Да, испытание славой или всеобщей любовью тоже испытание, недаром говорят: "огнём, водою и медными трубами". Медные трубы – это о славе. Для вседозволенности отдельной метафоры ещё не придумали.
— Как и вссе иссспытания, кто-то его не выдерживает, а кто-то проххходит ссс чессстью. Есссть более глубокая причина, не в исспытании, а в исспытуемом, которая определяет исссход.

- Конечно. Согласен. К сожалению не нашлось никого кто сказал бы мне, что это испытание. Это бы изменило многое, может и все. А я просто не боролся, плыл по течению. Хотелось попробовать что-то большее, что-то худшее. И не заметил как перешел грань за которую просто так не вернуться.
Химера не могла не заметить что иголки с лица практически исчезли. Теперь их осталось с десяток, не больше. А еще казалось что Ёжи говорит не сам, что он марионетка, губами которого кто-то управляет. Кто-то кто знает про Ёжи больше. чем он сам знал о себе.

Химера покажет Ёжи хоботком посмотреть туда: на того, кто управляет, на того, кто знает больше.

Все эти рассуждения, о животных внутренних и внешних, шли мимо Бенедикта. Он свое мнение уже высказал и получил сочувствующий взгляд - очевидно, что его мнение пришлось не ко двору, поэтому он не дерзал больше вносить то, что слышать сэру Ежи не хочется. Он бы, может, и внес, если бы спросили, но этот финт с марионеткой... он искренне не считал себя вправе судить рыцаря, но не это определяло его реакцию. Он считал, что все не так, и рассуждать в совершенно чужой тональности ему казалось неправильным. И странным. Странно-неправильным. Он себя чувствовал Красной Шапочкой, встретившей в лесу не волка, а поляну с ягодами - и вот он набирает их, эти ягоды, набирает, и в корзинку, и в подол, и в рот, и в карманы, а тут выходят охотники и спрашивают, не пробегал ли волк. Ну, он как-то не в теме. Не из его это сказки.

Ёжи действительно посмотрел в указанную сторону. Там никого не было, по крайней мере он никого не видел, поэтому рыцарь пожал плечами и принял расслабленную позу.