💖 Finis vitae, sed non amoris | ходы игроков | Новые испытания ("Рассвет")

– Думаю, бессмысленно пытаться делать вид, что нам не хочется закончить начатое, — низкий голос странницы подтверждал то, что Уолтер мог чувствовать и без слов.

— Можно? — ласково спросила она, представляя как касается щеки доктора своей ладонью, в реальности оставшись совершенно неподвижной.

— После таких убедительных речей абсолютно бессмысленно, —смущенно улыбнулся Уолтер, не сомневаясь, что странница тоже слышала Эль.

Он подался вперед, ловя еще даже не зародившееся в движение, прикосновение Ситары.

Странница не заставила ждать обещанного — провела рукой линию вдоль скулы и остановилась возле губ, очертив их контур большим пальцем.

На секунду доктора кольнуло её сомнением.

"Ты будешь с ней, и все пострадают" — вспомнилась девушке фраза из видения. Почему именно этот отрывок послала ей Бездна?

— Покажи мне... что знаешь от Эль… — прошептала она, потянувшись губами к губам.

– Слушай, – произнес доктор, а следующим возник голос Эль из его воспоминания.

“С твоей точки зрения, биологически они люди, но на самом деле это не так. Анимы родителей, прямо или косвенно, влияли на развитие эмбриона, и хосты обычно рождались уже измененными - не на уровне генетики, но телесно и душевно. А дальше развитие шло совместно, поэтому у рождённого не было личности, отдельной от его анимы, как и анимы не развивались отдельно.

- Анимы ничего не выбирали, выбирали уже взрослые личности - родители новорожденного. У каждого рода было некоторое количество аним, чем их больше - тем больше живых членов рода одновременно могло быть. Слияние всегда обставлялось как большой праздник - куда больший, чем рождение хоста или конденсация анимы. Технически это операция чуть более сложная, чем подселение, но для носителя разница несущественна, разве что снов будет больше и они будут ярче. Анимы сливаются бессознательно, когда долго находятся вне сосуда с теплой кровью, подселение же надо контролировать. К тому же слияние возможно и когда носитель в сознании, только это не очень приятно - вместо снов приходится просматривать всю жизнь анимы, это может быть утомительно в ускоренном формате. Мой возраст - это количество носителей, с которыми я сливалась. Их было пятнадцать в эпоху Древних и двое позже.”

Он чувствовал дыхание девушки на своих губах, но все не решался преодолеть те несчастные миллиметры, что разделяли их.

Ситара ожидала увидеть воспоминание, сцену наподобие той, которую видела сама пару минут назад, но доктор показал ей разговор… даже мини лекцию, которая не сильно что-то прояснила, кроме того, что не все темы подходят для создания романтической обстановки…

— Потом… — донеслось до Уолтера за мгновение до того как странница коснулась его в поцелуе.

Вдумываться в происходящее расхотелось. Присутствие Эль, история отношений двух Древних, слияние и конденсация — все лишнее ушло в расфокус, оставив чёткость только на кончике языка, которым странница провела между губ доктора.

Мгновение до поцелуя – было мгновением до краев заполненным удивлением. Разве он показал не то, о чем спросила Ситара? Разве им в руки не попали тайны, за которые научный мир, был бы готов продать души самой Машине? Разве…

“Потом”

Все тайны стали не значительны, кроме одной. “Почему вкус пряностей Девы никогда в жизни не казался ему столь божественно сладким”.

Доктор разомкнул губы и с жадностью принял поцелуй, с такой, что Ситаре могло показаться, это торопливость неопытности.

Маневрировать среди своих и чужих чувств было не так уж просто и в этот раз странница ступала осторожней. Уолтер пил её, как человек долго пробывший под водой, наконец, вынырнув на поверхность, хватает воздух всем естеством. Ситара дала доктору вдоволь отдышаться — поцелуй был долгим, чувственность то взлетала вверх, то сменялась почти детской игрой.

Уолтер ясно осознавал — странница готова идти дальше, ждёт только лишь его разрешения.


Все было так хорошо, Уолтеру хотелось целовать и целовать, впиваться в набухшие от возбуждения губы странницы. Внизу приятно сжималось от каждого их соприкосновения усиленного волшебным эхом, сердце бешено билось. У него почти получалось не замечать холодок, тонкими лапками ужаса щекочущий шею.

Уолтер мягко потянул девушку за руку на себя, мечтая прижать ее, закончить то, на что ему не хватало приличных слов.

Ситара чувствовала это — где-то за пределами пятна света, обнажающего их старые как мир желания, скрывается ещё более древняя тварь — страх. Что именно пугало доктора она толком не понимала, но танцуя вместе с ним у мерцающего костра страсти, она всеми силами пыталась не дать мужчине ступить за нечёткую границу настоящего и провалиться в болезненные воспоминания.

Подавшись вперёд за движением Уолтера, странница прильнула ближе. Между ними электричеством бежали токи ощущений. Томление в груди, томление внизу живота, все больше и больше нарастающая пульсация жизни в самом центре возбуждения. Доктор знал какова она на ощупь — совсем недавно, на мостике, ему уже довелось коснуться ее пальцами.

Все говорят — не спеши, но Уолтер желал торопится, быстрее, еще быстрее, целовать. Наслаждаться. Пить эти чувства и умирать от желания напиться. Губы скользили по гладкой, теплой кожи, цвета его любимого чай — чая с молоком. Вниз по шеи, ощущая ритм отчайно бьющийся жизни, вырисовывая дорожку к ложбинке между ключиц.

Быстрее! Пока монстры не догнали его.

Вот только фокус был в том, стоило Уолтеру ускорить шаг, как тени за его спиной прибавляли дважды. И когда его рука скользнула вниз, по гладкому животу, а губы коснулись границы ткани из-под которой виднелась полная грудь девушки.

Он оказался пойман — воспоминания темной волной захлестнули не только его, но и Ситару….

Женщина — ее холодное лицо искаженно презрительной улыбкой, и еще одна, младше первой, смотрит безразлично ( порой из-под этой маски проглядывает на миг жалость). Ситара знает они открыто издеваются над ней, то есть над Уолтером, над его любовью граничащей со слепым обожанием к старшей из женщин. К Мадлен. Он молчит.

Другая сцена, все происходит внутри кара, впрочем Ситаре кажется, что помещение бы сошло за хорошую гостиную в приличном доме. Теперь младшая по-хозяйски положила руку на брюки Уолтера, без стеснения рассказывая ему о вещах, которые бы сделала с ним, будь она главная в этой операции. Он молчит.

И снова старшая, она подходит ближе, сердце доктора начинает бится быстрее ( а вместе с ним и сердце Ситары) от любви и предвкушение, но вместо обещанной ласки, мир заполняет холодный синий свет...

Воспоминания начинает отходит, как отходит приливная волна, оставляя за собой разрозненные фрагменты боли и унижения. А потом и их смывает. Они снова вместе, Уолтер тесно прижимает девушку к себе, будто боясь, что прибой заберет с собой и ее.

Пылкие ласки сменяли одна другую. Уолтер не врал — он хотел её всю, целиком, сейчас. И Ситара с радостью открывалась каждому прикосновению, лишь иногда ненавязчиво добавляя собственные акценты в палитру взаимных ощущений: сжать пальцами волосы на затылке, кошачьими коготками провести вдоль позвоночника, присомкнуть зубами кончик уха, обдавая его жарким дыханием.

Но как странница ни старалась, земля все же разверзлась под ногами и она, не выпуская Уолтера из объятий начала падать в черную дыру, не просто поглощающую сияние душ — извращающую, калечащую, подменяющую чем-то противоестественным саму суть человеческой природы.

Червоточина боли подавилась и их выбросило обратно в реальность. Секунда и все ушло, калитка воспоминаний захлопнулась и щёлкнул уже настоящий замок на двери, будто подтвердив жавшимся друг к другу сердцам — вы свободны.

— Не оставайся в темноте, — услышал Уолтер голос Ситары, прежде чем его лицо оказалось в её ладонях.

— Не оставайся в темноте, — взгляды встретились и доктор смог увидеть себя глазами странницы: линии губ, лёгкая ассиметрия век, напряженная складка меж бровей — все находило в ней отклик, трогало, было желанным.

— Будь со мной, не оставайся в темноте.

Образ сада возник перед Уолтером как вопрос, когда Ситара, удерживая ладонь мужчины сделала шаг к выходу в коридор.

Странно было смотреть на себя чужими глазами. Этот Уолтер отличался от того человека, которого он обычно видел в зеркало. Не чертами лица, они остались прежними, узнаваемыми. Но что-то изменилось. Этот Уолтер был лучше — добрым, открытым, не сломленным. Был желанен. (И нос не казался лампочкой, а если и, то самой подходящей)

Да, таким он бы хотел быть. Быть им с ней.

— С тобой, — Уолтер пошел за странницей в сад, почему нет, если таково ее желание. Его ведь уже исполнялось.

Путь был не долгим. И вот, Ситара уже расстелила на полу одной из беседок
одеяло-спальник, скинула обувь и уселась, приглашая Уолтера последовать её примеру.

Уолтер последовал ее примеру, скинул свои ботинки (аккуратно, носками наружу, оставив их за пределами внутренний беседки) и поджав голые пальцы, опустился рядом с девушкой.

Внутренне он очень надеялся, что эта не та самая беседка, с его фамильным гербом на полу.

Беседка была не та, об этом Ситара позаботилась. Но вопрос выбора места довольно скоро отошел на второй план. Странница действовала настойчиво, хоть и неторопливо: после очередной расстегнутой на рубашке пуговицы дожидалась внутренней готовности Уолтера двигаться дальше, одаривая оголившийся участок тела поцелуем.

Каждое касание звучало по своему, словно девушка нажимала на клавиши, соединяя отдельные ноты в их личную мелодию.

"Мне нравится твоё тело", — играли свою партию пальцы, "Мне хочется твоего тепла", — ритмично стучало сердце, "Дай мне принять тебя в себя" — пели инстинкты на разные голоса.

“Я так хочу тебя, давно, всегда, сейчас” – эта мысль пульсировала в сознание Уолтера. Эти слова срывались с его губ, когда он терял дыхания, подчиняясь мелодии, что задавала Ситара.

Все его мысли тонули в зелени ее глаз, мягкий свет не оставил места для теней, что преследовали доктора так упорна, до этого момента. А по правде, вообще ни для чего, кроме ощущения ее рядом, предвкушения единения.

Пуговицы были расстегнуты, Уолтер подернул плечами освобождаясь от ненужной рубашки, а потом его руки заскользили по телу странницы освобождая уже ее от одежды.

Прижиматься кожа к коже, чувствовать собственное дыхание, мурашками приподнимающее волоски на теле доктора, и его на своём – Эль подарила им возможность поучаствовать в настоящем таинстве, и Ситара была готова, наконец, вкусить главное блюдо.

Полностью обнажённая, ровно как и Уолтер, странница улеглась на мягкую ткань их импровизированного ложа и потянула мужчину к себе, на себя, в себя…

Распущенные её неизвестно в какой момент волосы гривой легли вокруг головы, оттеняя раскрасневшееся лицо с чуть приоткрытыми створками губ, из которых уже почти готов был слететь первый стон объединённого до предела удовольствия.

Уолтер сделал движение бедрами проникая внутрь, свершая их соединение на всех уровнях. Но совместный стон наслаждения не прозвучал, съеденный поцелуем. Первое мягкое сопротивление, почти довело его до точки, и так балансирующего на этой грани, после долгой прелюдии ( включавшей, в лучших традициях Империи, чаепитие).

Несколько мгновений, может секунд, мужчина не двигался давая им привыкнуть друг к другу. Давая себе возможность запечатлеть этот миг в памяти во всех подробностях.

Мягкие черты лица Ситары, блестящие губы, румянец подчеркивающий трогательную хрупкость девушки и волосы. Глядя на них он думал о лете, полевых цветах, свободе.

Что-то неясное ему заполняло грудь солнечным теплом. Что это???

Уолтер приник к губам странницы и, наконец, задвигался, стараясь удерживать то и дело сбивающийся ритм.

Доктор смотрел на неё, и Ситара улыбалась, чувствуя то же распирающее, ласкающее изнутри тепло. Мысли Уолтера стали казаться ей почти реальными – и вот, они уже лежат на поле среди зрелых колосьев, под знойным небом, одни, видимые лишь птицам и облакам… и Сапфиру — пронеслась такая же короткая мысль как прыжок ширтки, попавший в её поле зрения.

Уолтер пришёл в движение и она забыла об этом, вообще обо всем, подаваясь мужчине навстречу, следуя за своими и его ощущениями, имея возможность выбирать максимально приятные им обоим темп и ласки.

Всё это было слишком, чтобы сдерживаться. Немыслимое смешение мужского и женского вспыхнуло, превратившись во всепоглощающий жар многократно отраженного оргазма.

Было так томительно нежно. Так неистерпимо грубо. И в какой-то момент Уолтер потерял ощущение себя, как чего-то, как кого-то отдельного. «Мы» стало «Я».*

Все исчезло в одной вспышке. Большой взрыв, послуживший началом Вселенной.

Когда к Уолтеру вернулось ощущение себя, они все еще были вместе — Ситара разметавшая длинные волосы вокруг, сейчас обмякшая в блаженстве, и он, уронивший голову ей на плечо.

Уолтер перенес вес тела на одну руку и перекатился на бок.

— Ситара - Ситара, — позвал он, касаясь губами кромки уха девушки, легонько щекотя ее. Осознания своего озорства, осветило лицо доктора счастливой улыбкой и он тут же сладко зевнул.

У Арджуны был кот. Рыжий злодей с подраным ухом, любивший запрыгнуть под одеяло с утра пораньше и разметать лапами сладкую негу сна.

Своим оживлением (и зеванием) доктор напомнил ей того кота. И, как и на то усатое недоразумение, Ситара ни капельки не могла сейчас злиться на расшалившегося Уолтера, не дающего ей отдышаться.

Подхватив его радостный порыв, странница быстрым движением подмяла мужчину под себя и теперь нависала сверху, то и дело задевая его лицо прядями волос.

— Тара, — солнечно улыбнулась девушка, — мммм... это моё домашнее имя.

— Очень приятно, Тара, — доктор не мог отвести влюбленного ( са-а-амого обычно, если бы кто спросил его самого) от лица странницы, — а мое Рэй.

Пряди казались жидким темным шелком, и Уолтер не отказал себе в удовольствие, дотронутся до них, бережно заправив одну за ухо девушки.

— Хочешь секрет?

— Очень приятно, Рэй.

Странница перетекла мужчине под руку, уютно уложив голову на плечо, и теперь её дыхание то и дело касалось его груди и шеи.

— Самое время делиться тайнами, — согласилась Ситара, но доктор уже и без того знал ответ — стоило его словам прозвучать, как девушка мигом вспыхнула любопытством.

— Помнишь космопорт на Приме, когда ты потеряла меня с Десятым… м… я тогда, показался тебе странным?

Его пальцы гуляли по голой кожи странницы, касаясь только самыми кончиками, и довольная ( действительно чем-то кошачья) улыбка не сходила с лица Уолтера.

— Ну... – где-то явно был подвох, но Ситара пока не понимала где, — справляться с аллергией, купаясь в раковине, довольно необычно, как мне кажется, но это ты тут доктор.

Она усмехнулась и еле ощутимо щелкнула Уолтера по носу, а затем всем телом потянулась в его объятьях.

Вставать не хотелось, а в голове начали то и дело всплывать мысли об обещанном сочном и жирном бургере.

– Не совсем аллергия, некоторые препараты вызывают неожиданную реакцию... этот усилил….

Уолтер окунулся в свои воспоминание и Ситара смогла почувствовать, через их связь, отголоски желания того дня – все еще жаркого и живого. Его мыслей о ней.

– Глупо, – спрятал он лицо в ее волосах, а сердце у него учащенно забилось, – но я не мог перестать думать. А потом ты ворвалась и кхм... боялся, что ты заметишь.

— Теперь понятно, почему ты так разозлился, — неожиданно сухо произнесла странница и Уолтер почувствовал как внутренне девушка попыталась от него отстраниться, недоумевая, отчего доктор так доволен собой.

Это было действительно глупо — если все произошедшее результат неудовлетворенных фантазий, запущенных случайной реакцией на случайный препарат...

— Надеюсь реальность, мммм... не ударила в грязь лицом, — Ситара приподнялась, села, обхватив колени, и отвела глаза. Хуже всего было то, что девушка знала: доктор может ощущать — внутри она сжалась почти что в такой же комок.

— Нам, кажется, нужно на станцию... — попыталась она сменить тему.

«Ой, ой, ой» испуганный тоненький голос десятилетнего мальчика, заныл в голове у Уолтера. Он испортил книгу, настоящую бумажную книгу, без разрешения взятую из отцовской личной библиотеки. На красивых старинных страницах, с изображением растений со всех уголков Империи, чернело ужасное маслянистое пятно от пролитой газировки.

Что же делать???

И тут же их связь с Ситарой оборвалась, голова закружилось и вернулся голод. Зато и прошло опьянение.

Почему он не промолчал? Да, флак, чтобы он сам подумал, заяви ему странница что-то похожее. И как сказать, насколько важно, для него было произошедшие, если он сам понял это только сейчас.

— Я не хотел, — Уолтер потянулся к плечу девушки, но не решился обнять ее.

Объединение спало и стало немного легче. По крайней мере, теперь можно было развернуть смятый рисунок эмоций, которые она попыталась скрыть от глаз Уолтера, и рассмотреть как следует.

Что же её так задело? Он хотел её, она — его, какая в целом разница, что подстегнуло интерес. Ответ был на поверхности — мужчина ей нравился. Больше, чем нужно для случайного секса на один раз. И ей совсем не хотелось видеть себя на развороте порно журнала, на который мечтают подрочить в туалете.

Но если быть честной, никакая из эмоций доктора во время их близости, не подтверждала её опасений. А то, что он решил поделиться с ней этим воспоминанием, открылся, судя по всему, было для него значимо.

— Возможно... не хочу думать, что ты... видимо я была незабываемо хороша, снимая с тебя ту мокрую рубашку, — примирительно улыбнулась странница.

Уолтер утвердительно кивнул, “незабываемая”, очень точное сказано. Конечно, девушка не могла увидеть жеста, так как он все еще находился за ее спиной. Но могла почувствовать, как он решившись, коснулся ее плеча – словно надеясь, что этим можно восстановить их разорванную связь.

— Прости, потерял чувство реальности, все было настолько головокружительно. Не хотел, чтобы ты подумала…

Да, как он вообще осмелился? Теперь, когда голова прояснилась, это начинало казаться почти преступлением. Человек вроде него, испорченный, не должен. И все же он ни капельки не жалел о произошедшим между ними, что видимо только подтверждало слова Мадлен.

– Что кхм… кхм… ты мне очень нравишься. То есть наоборот… ах, флак! Мне важно чтобы ты это знала. Но-но, – заторопился добавить доктор, – не хочу тебя ни к чему обязывать своими словами...

За спиной странницы послышался “Бум”, это Уолтер упал обратно на их “ложе”, закрыв лицо ладонью.

Все это было настолько нелепо, что Ситара не стала сомневаться в искренности Уолтера. Тем более, что на каждое его слово у неё находилось подтверждение из их действительно головокружительного совместного путешествия по эрогенным зонам друг друга, да и есть начинало хотеться все сильней, так что отвлекаться на выяснение отношений не было никакого желания.

Похоже, разделив воспоминание о произошедшем в космопорте, мужчина хотел показать свою к ней симпатию. Что ж...

Послышался шум падения и Ситара заглянула себе за плечо.

– Лааадно, не переигрывай, кажется, я поняла, что ты имел ввиду, "и мне немного жаль твоих одноклассниц", — добавила она про себя. – Но теперь с тебя ещё кофе и десерт.

– Да, конечно, – подтвердил Уолтер предстоящие меню, со своего места. Есть хотелось, а остальное – как не испортить все окончательно – он с трудом представлял. Впрочем, пройти путь можно и маленькими шагами.

– Могу воспользоваться ванной?

А вместе с этим вопросом в голове у доктора возникла беспокойная мысль, которую он тут же попытался отогнать и успешно – ну, нет, Ситара точно знала, что делает.

Странница поднялась и перешла в беседку, где располагалась её спальня. Засветились уже знакомые Уолтеру фонарики, послышалось какое-то шуршание и вскоре Ситара вернулась с пачкой влажных салфеток и флакончиком шампуня, не требуюшего смывания.

— Вот, это ванна, — протянула девушка доктору свою добычу, — в каюте, где ты оставил вещи есть такой же набор. Прости, все, что есть. И...

Произошедшее недопонимание можно было интерпретировать в нескольких ключах, например, что её легко купить за стаканчик кофе (проклятый голод путал мысли и когда она это произносила, цена казалась достойной), а ещё как то, что её слова ничего не стоят.

— ... Извини, я сама просила тебя доверять мне... но, стоило тебе открыться, как я... — все время разговора старавшаяся смотреть Уолтеру в лицо, Ситара случайно опустила взгляд и скользнула им по обнаженному торсу доктора, — ммм.. ты мне симпотичен, и мне не понравилась мысль о том, что для тебя все дело было лишь в... аллергии. Я рада, что это не так.

Последняя фраза показалась Уолтеру слегка вопросительной.

— Ну, я, наверное, тебя оставлю, приходи на мостик, как закончишь.

– Дай, минуту, пожалуйста.

Если бы он мог, то сейчас с головой укутался в разложенный спальник – Уолтер остро ощущал себя омерзительно голым. Но выглядить еще большим чудаком в глазах Ситары, чем он уже выглядел, ему не хотелось, так что мужчина просто сел.

– Даже не пришло на ум, что ты подумаешь так кхм… в тот момент. Потерял голову и... мне очень жаль, что обидел тебя...

Он сделал паузу раздумывая стоит ли продолжать. Наверняка, Ситаре было не слишком интересно слушать о душевных терзаниях человека, который ей “симпатичен”, но вообще-то незнакомец. Но самоубийственное желание объясниться, не отпускало его.

– Наверно... таким странным способом я хотел сказать, что ты мне нравишься. Действительно. Та инъекция… она, скажем так, “преобразовала” мои мысли в такую форму…. давно ничего не чувствовал, а потом ты…

“Катастрофично” подумал Уолтер отводя взгляд,

– Если можно, я правда бы побыл один. Еще раз извини.

Можно было просто сказать, что симпатия взаимна, но странница не была уверена, что на этом стоит делать акцент. И слова доктора о чувствах только подтверждали её сомнения — когда давно ничего не ел, плесневая корка может показаться пищей королей, капля заботы — океаном любви.

– Эта штука, объединение, оказалась не так проста, да? — чтобы не нависать над Уолтером, Ситара опустилась рядом с ним, спиной к спине, лишь чуть развернувшись в бок, чтобы можно было видеть край лица, — особенно для голодного сердца (да что ж все сравнения сводятся к еде?!). Давай переварим (!!!) то, что есть. Мне было хорошо. И я не в обиде.

Ладони странницы коснулись плеч доктора и стекли вниз, будто странница пыталась стряхнуть его тревоги. Затем она подняла свою одежду и направилась к выходу из сада.

Уолтер закончил со своей «ванной», выбросил мусор и оделся. Сухой душ, с его навязчивым озоновым запахом, сейчас вспоминался, как роскошь.

На время полета, он остался в саду — столько всего о чем надо было подумать, от гибели вселенной, до его не имевшей места быть семейной жизни и младшей сестры на корабле всех доступных развлечений. Но переваривал доктор не это.

«Голодное сердце»— на очередном круге звучал голос девушки. И он снова задавался вопросами — что это значит? И значит ли что либо? И можно ли быть большим идиотом, чем он уже себя показал?

Ну и флак с ними, с ответами.

Он понял вот что — пусть , когда они встретились, он с трудом мог разглядеть ее лицо через завесу дождя, и также с трудом мог поверить в реальность. Пусть Ситара носит смешной комбинезон, место которому в археологическом музеи, заплетает волосы в немыслимые прически и, наверняка, ничего не слышала о имперском этикете. Это все нисколько его не смущало, он видел лишь одно — яркую и смелую личность, которая светила как маяк.

Уолтер улыбнулся, на много легче жить, зная, что тьма не бесконечна.