♂Боевые братишки♂ | ходы игроков | Пролог: Битва у Старых Жопок

Прекрасна страна Вакнахия, жемчужина востока цивилизованных земель! Вездесущие болота, сырость, холод, поганая погода, полудикие злобные мужики. Ее зовут Страна Королей - редко когда в Вакнахии бывает меньше двух, а обычно и больше. Само собой, такая особенность ведет к неизбежным конфликтам и прочей местной специфике.
Война - она кому злая мачеха, а кому и мать родная. Но даже мать родная из нее так себе - голод, холод, кровавый понос и, порой, даже битвы - вот ее лицо. Большие битвы, тысячные армии - это не про Вакнахию, обнищавшие короли не могут позволить себе такого. Это страна хаоса, здесь сотни мелких кампаний вроде ваших ищут, где урвать кусок, получая жалованье лишь формально, а на деле - живя грабежом всего подряд. Озверевшие крестьяне давно уже используют вилы не для того, чтобы ворочать сено, а чтобы поднимать на них королевских сборщиков, рекрутеров и ребят вроде вас. В долгу не остаются и ребята вроде вас: мало кто помнит, какому именно королю он служит и, в любом случае, среди болотистых низин некому проверить, за кого вы воюете фактически.
Сегодня в подернутой дымкой лощине, заросшей по краям кривыми голыми деревьями, к немалому взаимному удивлению навстречу друг другу вышли две кампании наемников. Обе наметили целью селение Старые Жопки, которое, по слухам, давно никто уже не грабил, а потому в нем будет чем поживиться. Обе стороны давненько не ели и не видали в этой войне ничего хорошего, а потому отдать добычу конкурентам - не вариант.
Кондотье "Торрент". Некогда бело-зеленые сюрко теперь, в лучшем случае, серо-зеленые. Щерятся зло и хватаются за холодное железо, звенят броней, коей щедро увешан каждый из них.
Безумно крутит выпученными глазами здоровый боров Пьер Турбатор. Сумасшедшая улыбка, потные лапищи сжимают вилы.
Могучий старик Альбрехт неодобрительно цыкает зубом и перекидывает здоровенный цвайхандер с плеча в руки.
Рудольф берет алебарду наизготовку, прочищая горло для звучной команды. Еще один денек в его нелегкой работе.
Трясет усами Бодун, суетливо хватаясь за вилы. Он-то уже витал в мечтаниях о встрече с Марфой Соковицей, которая ему когда-то осмелилась не дать. Ну, тогда он был забойщик простой - глянем, чего сейчас скажет, когда стал вояка крутой. Короче, эти вылезшие навстречу хмыри вообще некстати.
Мацал взглянул по-быстрому на врагов да взялся тетиву арбалета натягивать, даже соломинку из зубов не выплюнув.
А у Хайнца все уже давно натянуто как-будто, хотя только что оба своих арбалета, кажись, за спиной спущенными нес. И глаза такие добрые-добрые.
Джованни в Вакнахии не особо нравилось. Он-то думал, что погодка да красота баб везде примерно как в родном Итале, а тут прям будто наоборот все. Не так он это представлял. Потому и хмур - думал, вино рекой будет литься, синьориты, вот это все. А на деле какую неделю говно месит. И какими роскошными ботинками, прошу заметить!
А тут еще и враги какие-то.

И какие! Это же прославленная в узких кругах бригада "Аршвельт"!
Стильный красно-черный цвет, мощный волосатый кабан на сюрко, вот они, все здесь, слева направо: Ян, Генрих, Алонсо...
Осклабился зло Ян Блазен, поднимая щит и дергая с ножен меч. Хер он кому отдаст сегодня свою законную добычу!
Молча и хмуро рядом с ним присоединяется к стене щитов Генрих фон Хардкор, поигрывая моргенштерном. За это "фон" в цивилизованных землях с него бы спросили да повесили, с такой-то рожей - но тут не цивилизованные земли, а Вакнахия, потому всем нормально.
А вот и Алонсо Кесада! Живая (удивительно!) легенда! По крайней мере, среди семи человек "Аршвельта". Никто толком не знает, но вроде как названием бригада обязана именно ему. И неудивительно - кто еще будет таскаться по такому холоду, а уж тем более ходить в бой абсолютно голым!? В первом ряду гордо стоит худосочный, полный тонких черт Алонсо. До кости искусанный комарами, весь в грязи, вонючий и всклокоченный - в его безумии не станет сомневаться никто. Такую дичь ни одна кампания у себя держать не будет - но не бригада "Аршвельт". И не просто так, ведь почти на всех арбалетах "Аршвельта" стоит личное клеймо мастера Кесады. Это отец Алонсо, сбагривший сумасшедшего младшего сынка и обеспечивший некоторое "приданое", чтобы был хоть какой-то спрос. Дай Бог ему здоровья, да, "Аршвельт"?
Мелко крестится и улыбается в небо Эрвин. Будто и не заметил врагов, продолжая свое занятие.
Гжегож весел, как всегда. Весь марш с утра провел в шутках да прибаутках - благо было над кем шутить и прибаутить в славной бригаде "Аршвельт". С той же улыбочкой быстренько арбалет взвел, как только конкуренты вырулили навстречу. Вот и оно - время по-настоящему подергать удачу за вымя.
Никола Воршчек - парень простой и скромный. Завидя врагов, глазки скромно потупил, тетиву принялся натягивать и болт на ложе укладывать заботливо. На ложе арбалета с клеймом мастера Кесады, прошу заметить!
Как и толстый Абрахам, изрядно запыхавшийся, пока чапал при всем своем снаряжении по склону лощины. Разведчик, мол, все дела. А на деле - тьфу! Только и знал, что пот со лба стирал да шлем поправлял, а этих голубчиков все равно проворонили. Быстро они из-за поворота вырулили! Ничего, сейчас-сейчас вы им покажете горячий прием. Надо только во всем этом снаряжении своем разобраться.

Ох чую, брызнет сейчас красна кровушка на черную землю Вакнахии! В который раз уже. Обычный, в общем, для нее денек.

- Kurrrrva... - пробурчал Мацал, натянув тетиву, вложив болт и вскидывая арбалет в сторону вражеского строя. - ...Эта усатая каланча с алебардой во втором ряду - моя!

И нажал на рычаг, спуская тетиву.

Впереди - колдуны и великаны! Позади - боевые товарищи, рыцари В Старых Жолках - прекрасные дамы, ожидающие спасения!

И Алонсо Кесада, прекраснейший среди всех героев, решил воодушевить собратьев и вселить ужас в сердца врагов! Для него показал последним свой тощий зад и, звонко отшлепав на нем строевой марш, выдал лучший клич бригады среди всех, что он когда-либо придумывал (да, это был первый).

- Cerdo negro, fondo rojo!
Fear enemyes nohow!
Bastards wanna somewhere dwelt?
Gehe zu mein arsch der welt!!!

После чего, задорно пустил арбалетную стрелу прямо в злого колдуна, призывателя тьмы и сношателя мертвых, которого заметил во втором ряду.

Эрвин, заслышав победный клич Алонсо, поняв что битва уже началась, а значит пришло время ему проявить себя не просто как воина, но как пастыря, ринулся на врагов размахивая моргенштерном, и крича:
- Второзаконие! Тридцать два, сорок два! Будут пьяны от крови стрелы Мои, будет Мой меч пожирать плоть, пить кровь убитых и пленных! И полетят головы вражьих вождей!-
Он размахивал металлическим шаром на цепи, кричал, и... Улыбался все той же блаженной улыбкой, словно это было единственное выражение лица, допустимое для священника.

- figlio di puttana! - выругался Джованни глядя на строй врагов и выцеливая себе жертву во втором ряду. - Решил поиграть в рыцаря, белобрысый щенок? Получай болт промеж глаз! - смеётся итальянец, спуская крючок

Чавк, чавк – весело хлюпает грязь под ногами, поганя роскошные ботинки. Хрусть – изредка ломаются ветки под тяжелой наемничьей поступью. Взвалив тяжелую алебарду на плечо, размеренной, упругой походкой привычного к долгим пешим переходам человека, совсем не вяжущейся с седой бородой, месит Гжесь землю гостеприимной Вакнахщины, напевая под аккомпанемент бурчащего от голода живота немудрящую солдатскую песенку:
Я иду по выжженной земле,
Ржавый айзенхут на голове.
От меня воняет пуком,
Салом чесноком и луком,
Их бин швайн в быту и на войне.

Но вот острый нюх старого мародера уловил, как в запахи мокрого леса, прелой листвы и неистребимой смеси перегара и пота, идущей от отряда, вплелись нотки дыма и дерьма – верный знак очередной деревни на пути бравых парней. Сплюнув на землю, Гжесь поправил салад и, усмехнувшись, отдал короткие указания – на правах опытного бойца:
- Так, братья. Впереди воняет, как и положено Старым Жопкам, так что скоро набьем мошну и нажремся от пуза. Если какой вшивый кметь попытается что вякнуть – выпускаем ему кишки и оставляем подыхать. Они нам не помеха – куськи не доросли с такими бравыми парнями, как мы, сдюжить.
Баб, - ландскнехт мечтательно прищурился, - баб хендожим, но бдить не забываем – бдить, а не бздить, понял, Эрвин, твое святейшество? А то ейный брательник или муженек вам вилы в жопу загонят и скажут, что так и было. А срака-то нам еще нужна, верно, Алонсо? А как умиротворим это вахлачье, можно и в шинок зайти, за пивком и рулькой. Защитники мы их, холера ясна, или где? А счет, гы-гы, пущай корольку пришлет!

Надеждам Гжеся не суждено было сбыться. Вместо того, чтобы спокойно миновать сонную лощину, «Аршвельт» столкнулся с какими-то вооруженными ублюдками, не иначе возжелавшими отобрать у бригады их законную маложопошную добычу. Алебардисту было плевать, кому они служат: эти парни покусились на принадлежащее Гжегожу – а долю из того, что есть в деревне, Бжещиньский уже считал своей собственностью, а значит, должны были сдохнуть.
Мужик радостно осклабился щербатой улыбкой, словно не врага увидел, а старых друзей:
- Курва мать, добы-ыча! Братва, мы теперича не только весь эту обнесем, да еще и с уродцев этих прибарахлимся!
Алебарда повисла в ременной петле на плече, а Гжесь уже споро натягивал арбалет, со смешком приговаривая:
- Щас я вам устрою, придурки. Поп и рад бы к попадье, да инструмент забыл в бадье!

Бодун проснулся по тревоге в своем обычном бодуновом состоянии. Атака - значит, будем отбивать, чо.
Откопал среди пожиток полка свою амуницию, знамя... Э... Ну, до баннера этой тряпочке ещё далеко, но его главным предназначением было не возвысить дух полка, а унизить врага. Встал в строй, в первую линию, а палку со знаменем чуть позади воткнул.
Пока разворачивали строй, запел гимн их бравой бригады - и настроение сразу улучшилось! Ну, теперь можно атаковать!

Ага, алебардист. Ты кого придурком назвал, курва мать! На тебе стрелу в глаз! Ну... Не очень в глаз

Сраная погода добавила дороге ещё больше грязи. Она была такого тошнотворного цвета, что, казалось, башмаки месили не грязь, а чистое дерьмо, к тому же такое густое, что башмак, того гляди, с ноги слетит! Упорно тащась вперёд и меся дорогу ногами, Рудольф про себя отметил цвет. "Землица-то тёмная тут. Пущщай и болот много, и людишки мерзкие, а богата Вакнахия ни ими. Землицей богата".
Мысли те были ему навеяны крестьянской кровью. Всё-таки пусть ты всю жизнь только и делал, что кишки выпускал и кровью чужой умывался, всё равно руки-то помнят. И спина помнит.
Размышляя о былом, размышляя о богатстве, командир гнал своих бойцов вперёд, к цели.
- Старые Жопки... Уф... - стёр пот со лба, да только не помогло сильно. - Что, блядь, за названье такое уродское?! Ладно, бойцы, надеюсь тама не все жопки старые, хватит на нас и молодых, хе-хе. А это ещё что?
Войдя в лощину заметил Кназе второй отряд. В лица вглядываться пока не стал, да и зрение уже не то было, но цвета не их. А значит что? Значит враг.
- А ну, стройся, паскуды, у нас компания! Не уступим стервятникам Жопок! Ни старых, ни новых, никаких!
Когда поближе подошли, сразу стало понятно, кто перед ними.
Рассмеялся Рудольф.
- С другой стороны, им женские зады и ни к чему! Смотрите, робята, какой у них талисман в переднем ряду, ха-ха-ха!

Ну, а как бой начался, тут уж не до шуток-прибауток стало. Один арбалет выстрелил, другой.
- Гаси этого, Хайнц! - и на командира вражеского пальцем показывает. Сам алебарду покрепче перехватил, готовится врага встречать.

Уже в который раз задумывался Никола, так ли хороша оказалась жизнь наёмника, как баяли на деревне да в корчме. Все его товарищи по несчастью оружию оказались грязными и грубыми мужиками, все мысли которых постоянно гуляли между «пожрать» и «потрахаться». Где-то посередине ещё болталось желание набить карманы гульденами, а вот о доблестных битвах и стяжании славы все отзывались почему-то исключительно матюгами.

В общем, пару раз, ночуя в грязи да под дождём, Николе даже приходило в голову, что в семинарии было не так уж и плохо... но тут вспоминалось ощущение липкой руки того попика, заползающей под его рясу, и вся грязь, ругань и вонь становились уже не столь и важными. В самом деле, нехай воняют, пускают ветра да обсуждают как баб того-этого, зато никто не лезет к нему, и даже не приказывает без очереди котелок чистить! И даже голый мужик уже не пугал паренька, особенно после того, как, хихикая и вращая левым глазом, вручил ему такой же арбалет, какой всё время таскал с собой. В общем, почувствовал себя Никола полноправным членом сей славной компании.

  ***

Первое правило наёмника касательно сражений Воршчек усвоил довольно быстро — лучший бой тот, который не состоялся. В самом деле, в сражении ведь и помереть можно! К сожалению, сегодня, в привлекательной близости от Старых Жопок, битвы избежать бравой бригаде не удалось. Выперлись прямо на них какие-то хмыри, и сразу вся расхлябанность его сотоварищей куда-то исчезла: злые глаза внимательно бегали от одного противника к другому, подтягивались ремни доспехов и штаны повыше (у кого они были), а оружие с металлическим скрежетом доставалось из ножен.

Порадовался в этот момент парень, что не с мечом али топором он стоит в переднем ряду, а одёсную мастера Абрахама за щитом тетиву арбалета натягивает! С такой конституцией, как у Николы, он бы до первого удара только простоял, причём не обязательно мечом — кулака в железной рукавице хватило бы с лихвой.

Воткнул парень щит в землю, как ему показывали, положил ложе арбалета на край павезы и взглянул на нестройные ряды противника. Те уже тоже к бою изготовились, и от страха у Николы так живот свело, что он чуть не опростался на месте, но справился с собой, сжав зубы до скрежета, и выстрелил в усатого мужика в таком же, как у Николы, шлеме, и тоже с арбалетом.

Старина Эйб несколько раз причмокнул губами. Опустил забрало. Не хватало ишо помереть от стрелоньки в глазик. А враги-то ай как серьезно настроены. Притащили с собой и двуручник с вилами. Да сразу на смертоубийство и побежали, таки непорядок. Кто сражаться будет сразу с марша, без булки хлеба да компотика жирненького? Гембель значится. А если животы заболят в бою? Нехай сражаться голодными, ручки слабенькие, ножки слабенькие и даже кишочки пустые. А сестричка старины Эйба значит голодных гостей не любит. Сразу берет и убивает. Эвона как тетиву натянула, хороша тетива.
– Таки хер капитан абсолютно прав. Хер капитан нам всем как мама, а значится делаем всё как скажет мама. Осмелюсь только вставить ремарочку, таки шлем из доспехов дешевле всего стоит, а потому нивроку постарайтесь бить господ противников йисключительно по головам. Мне же это потом продавать, а вы-таки продавали броню в дырках? Так шо таланты лучше бы поугомонить.
Подал голос арбалетчик из заднего ряда. Еще пару раз причмокнул для убедительности. Конечно на него как обычно никто не обратит внимания. Вот так всегда, как в бою, так значится старины Эйба неть, а как хабар запродать так стало быть старина Эйб сразу дать, да и вообще херой отважный.
Ой как быстро всё начинается. Таки глаза на морду жмем аккорд. Вот уже Штройхайм на врагов бросился, только пятки сверкают. Стопэ. А шлем?
— Эрвин, брульянтик мой! Куда без шлемика-то?! Шлемик надень! Головку отрубят, без шлемика больно будет!
Никогда не слушают.
А потом таки спрашивают старого Эйба, хде тут значится херои. А как честно кажешь на кладбище смеются. И без шлемика в бой бегают. Мóлодежь.
Аж досада берет, да член чешется.
Почесал Эйб член, да и пошел убивать.
То есть на самом деле убивала сестричка, Рахиль Моисеевна. Она женщина суровая, как посмотрит сразу болт забивает. Вот посмотрела на мужичка сочного. Да и засадила ему промеж... Глаз.

Ну нихуя себе сколько уродов, да еще и с арбалетами! Славная добыча будет. Ухмыльнулся в усы Альбрехт, шагнул вперед, да как рубанул сверху вниз наискось! Лошадь попалась бы - и лошадь развалил бы, да только нету лошади, один парнишка с "утренней звездой".

Да, Ян называл себя ландскнехтом. А кто ему запретит? Такие же бандиты и ворюги в его бригаде? Так они тоже все ландскнехты, как на подбор. Голый, абсолютно отбитый испанец, страдающий одышкой, толстый иудей и два малохольных паренька-богомольца? Да, это была его бригада. Верховодил всеми дядька Гжегож, он единственный хоть как-то напоминал ландскнехта. А плечом к плечу с Яном стоял Генрик - тевтонский щитоносец, единственный, на кого можно было тут положиться. Вот и вся команда.

Утешало только, что оба короля были одинаково нищими и могли себе позволить примерно один сорт наёмников - не первый, и даже не второй. Потому, завидев вражеский отряд, Ян не наложил сразу в штаны, а решил встать и биться с таким же шельмоватым сбродом, как и он сам.

Опытный взгляд окинул ряды врагов. Только один серьёзный мужик с цвайхандером. В задней линии два арбалетчика (без этого нынче никак). И гусь с алебардой (вот это опасно). Остальные - лёгкая добыча. Заметив, что вояка с двуручом собирается шагнуть вперед, вызывая на себя град арбалетных болтов, Ян оставил его на попечение товарищей, а сам же в один богатырский шаг оказался перед Пьером. Ян сразу заприметил этого молодчика. Грязный, засаленный, небритый, скверно пахнущий мужичонка с вилами. Ну куда ему тягаться с настоящими бойцами?

Пьер любил жопки, и в этом сомневаться не приходилось. Конечно, он мог кушать и бедрышки, и ребрышки, но жопки были его любимым лакомством. Если задница сморщенная, как у старикашки, или тощая, как у безусого юнца, то это уже никакое не лакомство. Поэтому Пьер выбирал свою цель придирчиво, даже несмотря на то, что последний раз пробовал человечинку уже давно. Здоровенный тесак покачивался на боку Турбатора, ожидая своей очереди после боя. И похоже, что сегодня у него праздник! Пьер заметил где-то в задних рядах противника пухлую фигурку Абрахама и облизнулся.

Но не тут-то было, откуда-то вылез бородатый охламон с мечом и явно недобрыми намерениями.
— А ну пшел, урод! — завопил Турбатор, замахиваясь вилами на Яна.

Кругом туман клубился потихоньку. Чахли деревьев стволы узкие посреди кустарника частого. Вздохнул полной грудью Хайнц воздух местный, воздух сырой. Ах, хороша Вакхания, хороша странно и необычно, по-своему.

Вспомнил сын ландскнехта подвиги батьки своего именитого. Как он нечисть рубал в виде нечестивом короля-мертвеца. Как тот холодом изо рта дышал, что кровушка в жилах стыла. Плечи латного панциря — что углы ровные крышки гробовой. И силы немереной, что сама смертушка. Там его отец голову и сложил, сюзерена защищая. И много еще чего сделал предок его прославленный. На турнире бился, червяка-монстра из воды выманивал, браконьеров опасных по лесам ловил. Эх, не замарать бы честь старика сегодня!

Улыбнулся Хайнц своей лучистой улыбкой в усы белеющие. Не ударит в грязь лицом. Не-а. Дело это простое, если взяться за него основательно. Арбалета корпус тяжелый вскинуть быстро. Навести на цель молниеносно. Рукоять покрепче сжать, как женушку любимую. Приклад в плече утопить. Глаз прищурить. Радостную улыбку по второму разу выдать. И выстрел.

Кто там жизнерадостный самый? Кто смерти своей не страшиться, от уха до уха улыбаясь? Тот, что с черной бородой. Подойдет? Подойдет.

А дальше — дело техники. Раз плюнуть. Всего-то, как батька в байках городских. Выкинул оружие разряженное. Быстро достал второе. Все те же действия: вскидка, прицел, рукоятка, приклад, да улыбнуться широко не забыть! Улыбку чернявому вернуть обязательно.

Торрентом их войско нынче зовется. Поговаривают, что созвучно то с потоком бурным речным. На языке неизвестном. Так и они. Не медлят понапрасну!

Генрих глядел в стоящую напротив банду немытых голодранцев, будто в зеркало. Урод на уроде, прям как в нашей бригаде. Интересно, как эти люди в драке различают, который из уродов свой? Наверное, никак, просто не задумываются о таких мелочах. Смута, усобицы, сражения, сраженьица и сраженьища, настоящий национальный спорт народа Вакхании, или Вахлакии, или как бишь зовутся эти забытые богом края.
Уже почуяли кровь грозные воины , распушили хвосты и перья, как бойцовские петухи, с обеих сторон понеслось грозное кудахтанье.

Фон Хардкор сплюнул в грязь презрительно. То мужичье ничем для него не отличались от этого. Разве что у встречной ватаги не было голого идиота, вытанцовывающего, словно дикий пихт из далеких лесов туманного Альбиона. Но мужичье мужичьем, а одним презреньем сыт не будешь, хотелось бы все же иногда и хлеба, а еще лучше - мяса, да с пивом, да с бабой. По местным понятиям всем этим полагалось себя обеспечивать исключительно путем грабежей и убийств. Не то чтобы Генрих был принципиально против, но заниматься подобными вещами лучше всего в компании. А компания... ну, какая уж есть. По здешним меркам вполне приличные люди, висельник на висельнике.
В очередной раз привычно прокляв тот день, когда копыта его давно пропитого коня переступили границу между Вакханией и Тевтонией, Генрих поднял щит, крутнул моргенштерн и нехотя пошел на ощетинившиеся ржавым, но острым железом ряды неприятеля.

Пошла потеха! Хороши традиционные Вакнахские забавы - куда там унылым развлечениям мирных развитых стран! Щелкают арбалеты, свистят болты, звенит железо.
Мацал смачно всаживает болт в улыбчивого мужичка с арбалетом и алебардой во втором ряду "Аршвельта". Улыбается и сам: как в тыкву сраную! Пригнулся, натягивая вновь тетиву. Над головой свистнул болт, а Кошек и ухом не повел. Но вдруг - ДЫННН! Прямо в макушку влетает еще один снаряд. Болт пробивает шапель и отрывает кусок уха, чертит борозду по щеке и тыкается в плечо, так и оставшись торчать. Ой!
Алонсо, отыграв свое небольшое представление, принимается за легкое дело побеждания колдунов и великанов ради спасения прекрасных дам. Вот отвратительное чудище кланяется тебе неподалеку, рассчитывая на пощаду - но ты не таков, чтобы давать ее. Всаживаешь пылающий снаряд своего гнева прямо ему в макушку! Чудище орет и шлепается на задницу, смешно трепыхая новым украшением головы в виде оперения болта, а ты неторопливо готовишь следующий выстрел. Ты давно разучился есть ложкой и вытирать задницу, но что-что, а умения стрелять из арбалета у тебя не отнять!
Эрвин: Вовсю цитируя священное писание, ты рвешься вперед, истово размахивая цепом. Бог сегодня с тобой! Как иначе объяснить, что враги струсили и испугались даже подходить под удар твоего праведного орудия!? Возликовав, но поняв, что дойти ни до кого не успеваешь, а силушка просится наружу, ты выдумал прямо перед собой дьявольского волосатого Черта и немедля поразил его, в очередной раз восславив Господа. Черт, само собой, с проклятьями и дымом немедля провалился сквозь землю, как полагается. Только вот на прощание поднасрать успел: после блистательной победы ты обнаружил, что в могучей твоей молодой груди по самое оперение засел арбалетный болт. Внезапно захотелось немного поорать. И отнюдь не молитвы. Искус Диавола!
Джованни: неизвестно, в кого там этот мьерда де путана ля пута решил поиграть, но теперь он будет играть в труп. Ха-ха-ха-ха, прямо в яблочко! Эээ, стоп, какого рожна он еще на ногах? Перезаряжаешься лихорадочно, подбадривая себя витиеватыми длинными ругательствами на языке своих отцов и их отцов.
Гжегож: ты мужик матерый, знаешь, что тут к чему. Вот, например, здоровый бронированный детина с двуручем. Ясно дело, что ему вначале надо болт куда-нибудь воткнуть, а после алебардой приголубить. А коль дело ясно, так его делать надо. Оп-хлоп, всадил стрелочку в плечо! Арбалет в грязищу бросил, да, в ус лыбясь, алебарду поудобнее прихватил. Ща мы тебя, курва-мать, уложим!
Три толчка в груди мощных. Руки внезапно ослабли, полетела алебардушка родная из них вниз. Курва мать, это еще что? С сердцем чтоль что-то? Старость решила в дверь стукнуть в момент неподходящий!? Я тебя, пьердол матку твою!.. Потянулся за упавшим оружием вниз. Тянешься, тянешься... Далеко как оно... Надо поднять, да урыть их всех! Ну, давай!
Так и завалился в грязюку Вакнахскую Гжегош. Не дотянулся, померкло все. Но не сердце бывалое подвело - а кольчуга дрянная и аж три болта, сквозь нее путь себе пробивших до самых потрохов.
Бодун: глаза вылупил, зубы оскалил, усы встопорщил! Ща ты, говно, получишь стрелу в глаз! Засуетился: как лук вскинул, как тетиву натянул, как вздулась мышца на могучей руке! Загляденье! Натянул, значитца, прицелился, да тетиву отпустил, мощный ее удар ощутив. И опосля только, губу удивленно отвесив, сообразил: про стрелу-то и позабыл. Надо было ее в лук вначале сунуть, значить, а потом уж стрелять.
Рудольф алебарду в землю пяткой упер, острие вперед выставил, пригнулся, прищурился, приказ рявкнул! Матерый! Когда в железный наплечник болт прилетел, пробив и до мяса добравшись - вытащил, не поморщившись, да под ноги кинул, сплюнув вслед. Глаза неотрывно за битвой следят холодным взором.
Никола за павезой укрылся, вражьему арбалетчику острый подарок отправил. Да тот, сволочь, не оценил - пригнулся и пропал выстрел впустую. Страх быстро превратился в азарт: зарядиться надо раньше него, скорее, скорее! Зарядиться - и первую кровь взять! Поднимая вновь взведенный арбалет, увидел краем глаза, как падает Гжегож. И черт дернул посмотреть подробнее. МАТЕРЬ БОЖЬЯ, ДА ЕГО ЖЕ СТРЕЛАМИ УТЫКАЛИ КАК ЕЖА!!! АААА!!!
В общем, чет азарт обратно в страх превратился.
Абрахам: таки нехорошо вышло. Ты в него, смотрите-ка, попал - а он что? А он стоит! Из плеча он, полюбуйтесь, стрелочку-то твою достал - да в грязь! А если оперение испортится? Денег стоит, и кому гроши, а у кого только те гроши за душой и есть! И смотрит еще на тебя своими глазищами холодными, и стоит живехонек!
Таки нехорошо. Нехорошо вышло. Таки нехорошо. Суетливо заряжаешь арбалет по-новой.
Альбрехт ухмыльнувшись под забралом, вперед шагнул и с жутким "ВЖУХ" обрушил могучий цвайхандер на щитовика с моргенштерном. Полетел в сторону кусок щита, покореженный наплечник, какие-то тряпки - а ты с глухим смешком заметил, как он сжался и как в прорези шлема заблестели ужасом его глаза. То ли еще будет, паренек!
О, да он хочет подраться! Смотрите-ка, поднимает свою фигульку рукой дрожащей! Готовишься принять удар на гарду и ответкой втоптать говнюка в землю, но что-то идет не так. Что-то типа сраного болта, прилетевшего в плечо в самый неподходящий момент! Обоссанные арбалетчики! Короче, в плече у тебя теперь крепко засела короткая толстая стрела, а этот засранец саданул моргенштерном прямо в пузо, изодрав в клочья броню. Шлем слетел нахрен под ноги, да и тебя скрючило неслабо. Но голова пока на месте, мечара в руках, так что попляшешь еще, а?
Ян: подшагнул к здоровенному борову с вилами. Прям соль здешней земли во плоти, мать его! Уродливый, вонь шибает аж досюда, рожа страшней Судного Дня. Заорав что-то, чмырдяй втыкает вилы в твой предусмотрительно вскинутый щит и упирается в него всем весом. Ноги твои скользят в грязи, но ты, ухмыльнувшись, подналегаешь и сам. Через пару секунд с той стороны щита слышится громкий пердеж, и нажим вил пропадает. Так-то. Тренироваться надо, а не только жрать.
Пьер: жопки это дело хорошее. И жирдяи. А вот всякие жилистые убийцы со щитами и мечами это не то, что тебе нужно! Нет-нет-нет! Потому как раз от такого ты решил избавиться, оттолкнув его вилами подальше. Поругавшись для смелости, взял небольшой разгон и всадил рунку в щит ему! Да навалился всем пузом, как умеешь. Ща он у тебя полетает!
Через несколько секунд кряхтения, показавшихся тебе вечностью, ты понимаешь, что не полетает. С тебя льет пот, дышишь как загнанный конь - а этот урод даже с места не сдвинулся, щит вон опускает и глядить прям на тебя злобно! Кажись, время звать на помощь.
Хайнц: из арбалетов ты сможешь садануть парой болтов в любом состоянии. Будь ты пьяный вдрызг, с завязанными глазами, только поднятый из постели - два болта ты за секунду положишь ровно туда, куда хочешь. Немало гульденов ты поднял со всяких любителей поспорить, немало прикончил со всяких любителей повоевать. Козырная двоечка - это твой хлеб, твое масло и даже твое пиво. У тебя есть славное прошлое твоего отца и умение класть два болта в пятак за секунду - больше тебе и не надо ничего.
Скрючивается вражий алебардщик и шлепается в грязь. Мертвее мертвого. Следующий!
Генрих: подумал, похмурился малеха, да шагнул вперед, щит вскидывая. И тут тебя снесло нахрен назад сразу! ВЖУХ! КХРРР БЗДЫНННННН!!! Улетает куда-то кусок щита, с левой руки стесало нахрен все железо, вата поддоспешника клочьями торчит! Нависает над тобой здоровый вражий доппельзондер, вновь свою бандуру поднимая. Ебана, да это ж смерть!
Сжался за щитом весь, собрал яйца в кулак - и в ответ ему как дал под дых шипастым шаром! Сам не верил, что получится - однако успел раньше него. Отшагивает бородатый здоровяк назад, теряя шлем, сгибается, матерясь. Так-то.

— Ай не хорошо, капитана убили! Сюрко новенькое, алебарда новенькая, цирюльник два часа трудился — хороший капитан был! Ну да не беда, мы, сестричка, как здесь закончим, таки пройдемся по полю. Капитан как говорил? Захабаримся. А капитан он как мама. Маму слушать надо.
Говорить с "сестричкой" в бою всегда, значится, успокаивает. Коленочки не трясутся, ручки не дрожат. А всё-таки хороший капитан был! Речь такую толкнул! Херой! Если бы кто спросил старину Эйба так он бы другой план боя предложил, всем перво-наперво на шаг назад отступить и залп дать. Перезарядиться и еще залп. Стрелочки они такие, порядок любят. А коли коники строить, таки можно и приделать себе что-то. Ладненько, будем посмотреть. В крайнем случае ножки быстренькие, яички маленькие. И у тех-то в передней линии шанец есть, а у нас таки шанс.
А пока отойдем подальше. Господин дохлый капитан значицца как сказал? Набить мошну и нажраться до пуза? Ай не то! Ай не то! Прибарахлиться? Ай нет, кишочки нехорошим людям набить. Как Эйб всегда говорил? Господин капитан как мама. Маму слушать надобно. Таки отойдем подальше и послушаем. А заодно и покричим чего.
— Вперед, герои! Бьемся насмерть! За капитана!
Пусть значится они вперед, мы назад — а иначе как, иначе гешефт не сделаешь.
Вот забавно вышло, вроде и отошли, а Бодун Похабник всё стоит? Ну, что скажешь, сестричка? Приделаем чего Бодуну?
Ай нэ вопрос!

И предстал перед глазами великого героя Алонсо какой-то крайне мутный тип. Не иначе, с бодуна на бой приперся. Нехорошо так делать! Некрасиво!

Ну и пальнул, че долго думать. А потери бойца ветеран идальго даже не заметил.

Заскрипел зубами Мацал, зашипел от боли в плече.

– V Boga dushu j mat'!!! Srana Vaknahia!! Ja perdole! - облегчал себя вербально арбалетчик, превозмогая боль от ранения, чтобы перезарядить арбалет и сделать новый выстрел, который так нужен был его компании. А заодно послать ответочку тому итальяшке, что его подстрелил.

– Хороший выстрел! - гаркнул Мацал Алонсо. Всё-таки из своей гильдии, арбалетчик, вежливость превыше всего! - Лови!

И вновь нажал на спусковую скобу.

Долгая - три с лишком десятка лет, - жизнь промелькнула перед белесыми глазами Кошека, будто не итальяшка сейчас стоял на мушке его армбруста, а сам Мацал. Вот он возится в грязи у Маричкова Моста с какими-то камушками, щурясь на солнышко и мечтательно глядя на Корвинов Замок, представляя себя отважным рыцарем Короля Матьяша (не знал еще, что Матьяш уже лет триста как помер, а в Замке его сидит жирный боров Францишек Второй). А вот Мацал летает стрелой по улицам со стайкой таких же лихих мальчишек, гоняя голубей или выполняя поручения старших передать весточку знакомым. А вот он, уже возмужавший, служит в трактире "Вепрево Колено" и подбивает клинья к хорошенькой Янке (чтобы получить отворот-поворот и с горя ринуться в первую же наемную компанию). А вот его первый бой - и первый убитый, от вида которого Мацал не сдержался и сам без чувств хлопнулся наземь, а потом долго молился. А потом перестал молиться вовсе, только сквернословить в страшных количествах и замысловато. Сливались в одно пестрое марево походы, схватки, грабежи, кутежи. Очерствел он сердцем за пятнадцать лет такой работенки, очерствел... Неужто самое время пришло пощупать такое черствое сердце болтом арбалетным, а, Господи?

Бой. Симфония кровопролития. Свистят в воздухе болты и ругательства, заносятся и опускаются мечи, колят алебарды. А посреди этого безумия он. И он счастлив. Вот отошёл к трону господню брат-капитан Гжегош. Нужно будет отпеть его, как только бой закончится. Но что это? Невероятно, но один из демонопоклонников- мужеложцев в серо-зеленом как-то умудрился ранить его. Как же ужасающе больно! На миг, улыбка спадает с лица священника, пока его душу захлестывают боль, и простой человеческий страх. Он в исступлении продолжает идти.
- Тридцать три, одиннадцать: благослови, Господи, силу его и о деле рук его благоволи, порази чресла восстающих на него и ненавидящих его, чтобы они не могли стоять .-
Кричит парень, и улыбка возвращается на его залитое потом и кровью лицо.

Не думал Хечуччо, что жизнь его такой стороной обернётся. Жил себе в полуразвалившийся усадьбе, да бед не знал, кроме поноса да блох. А тут сражаться надо, убивать. А вот умирать не хотелось, как-то даже очень.
Увидав, как утыканный стрелами вражеский командир падает на землю, ободрился парень, сегодня ему ещё денежки в Старых Жопках считать да девок на сеновал затаскивать!
Блестят глаза у итальянца, повсюду слышны его грязные ругательства: то fica выкрикнет, то fottiti. А когда увидал, как его болт ладно вошёл прямиком в доспехи врага, так вообще ощерился и перст в неприличном жесте изогнул.
- Посмотрим, как ты блять удивишься, когда попадёшь прямиком в ад, монашка хренова - с азартом шипит Джованни, наводит арбалет на свою прежнюю цель и спускает рычажок.

Говорят, что старых храбрых наемников не бывает. Вот и сейчас, мигом получивший целую пачку новых дыр в броне Альбрехт подумал первым делом, что пора отсюда съебывать. А потом повторно оценил количество арбалетов на рыло и понял, что в спину его болтами нашпигуют ничуть не хуже, чем в пузо.
Ну да помирать - так с музыкой! Размахнулся наемник мечом покрепче, да как принялся охаживать им всех вокруг!

Отлично-отлично! Увидел, как упал вражеский командир, завалился неизящно.
- Хайнс, а теперь того жирдяя в заднем ряду! Бодун, бросай свой прутик, вперёд пошли, а то Альбрехта сейчас накрячат!
Сам сказал - сам сделал. Тем более, что перед ним как раз стоял голожопый стрелок не только с хером, но и с весьма опасным арбалетом наперевес!

Пьер нервно посмотрел, как толстая еврейская жопа смещалась куда-то все дальше. И тут бы догнать её, да насадить на вилы, да срезать своим тесаком, да положить в сумку, но нет, это бородач всё маячит перед носом.
— Да сгинь ты уже, козлина! — заверещал Турбатор, пытаясь ткнуть вилами в Яна.

Бодуну совсем не нравился наведенный на него арбалет. Надо укрытие искать. Так, за спины своим вроде рано... О, замечательно! Ты-то меня и прикроешь, франтик разодетый. А я прикрою командира, как раз он там орет чего-то. Наступаем!

- Раздадим всем! - повторил девиз своей команды, и попер в штыковую, стараясь не поймать шальной стрелы.

- Врёшь! - гаркнул Ян прямо в рожу мужику с вилами. Выставил вперёд щит, покрепче ввернул сапоги в грязь. Хрен его с места сдвинут, силёнок не хватит.

Никола аж холодным потом покрылся, когда увидел, что выстрел его пропал втуне! Это ж надо так опозориться, и ведь не на стрельбище, а в сече жестокой, когда от него жизни товарищей по бригаде зависят! Пока снова тетиву натягивал, аж слёзы на глаза навернулись от досады, но парень справился, губу закусил да снова арбалет вскинул, из-за щита выглядывая...

Мать честная! Дядька Гжегош!

При жизни дядька весёлым был, песни удалые попеть любил, а теперича завалился старый вояка прямо в грязь, и только усы над ощеренным ртом торчат из-под ног тех, кто ещё рубиться продолжает. Ярость в Николе проснулась, да такая, что хоть прямо сейчас в драку беги, чтоб за Гжегоша бить-убивать! Постарался парень с ней совладать, сжал покрепче арбалет да с отчаянным криком «За себя и за дядьку!» выстрелил снова в того же мужика с арбалетом, которого кто-то более меткий уже подранить успел.

А дымка все расстилается ложбинная. Сыростью воздух напитывает.

Вспомнились дела минувшие его батьки. Как водное чудище их отряд бравый изводил. Говорят, что приманили ловцы хитрые червя на речке под мостом. Да вылез он плоти людской отведать. Да на колья заготовленные попал. Да стрелы острые и пули кусачие в него полетели. Да огнем его! Да и конец тут настал червяку-людоеду.

Отогнал воспоминания рассказов старых Хайнц. Завидел, как враг на другом конце поля упал. Кивнул сам себе стрелок быстрорукий. Арбалет в землю упер. Хлюп! Зашел в землю влажную корпус увесистый. На ложе болт новый присобачил. И ворот начал крутить, да резво так! Кгггт. Кгггт. Заскрипел механизм надежный, тетиву натягивая.

Вскинул орудие. Поводил им из стороны в сторону, прицеливаясь. Заприметил нового врага целехонького. Треньк!

Пошла жара. Пыхтение, лязг, пот, кровь, слюни и ругань. Детина с двуручным мечом так отоварил Генриха по щиту, что фон Хардкор задумался, а стоило ли в свое время менять подаренный Кесадой арбалет на этот самый тарч. По воплям за спиной стало ясно, что доблестный капитан бригады сыграл в ящик. Как его, Жегош, Шегож. Имена, ммать, будто корова напердела.

Перпективы забрезжили не очень радужные. Генрих прикинул, не выгодней ли будет переметнуться к победителям, пока еще не поздно, но решил, что не время.

Абрахам тактично (даже тактически!) отступает назад, попутно всаживая в окольчуженного жирдяя с луком еще один таки болтец. И этот - можешь, Сарочка, себе такое представить!? - тоже не падает! Стоит себе, будто только для того и стоял туточки на фланге: шоб на него, понимаете, стрелы тратить. Ну просто таки такое расстройство, что и словами не опишешь!
Алонсо продолжает свой победоносный поход против чудовищ и колдунов, на сей раз смело и прямо всаживая болт в жирное чудовище со смертоносными усами, творящее свои темные дела на левом фланге вражьей кодлы. Стрела попадает прямо в голову, но, судя по всему, уязвимое его место находится не там. Что ж! Не всегда путь рыцаря легок. Вящим тому примером становится прилетевший от первого недобитого чудища болт, пробивший грудь славного голожопого рыцаря навылет и отправивший его слабое тело, уже лишенное могучего духа, в густую Вакнахскую грязь. Alas!
Мацал облегченно выдыхает после того, как из положения сидя на заднице сквозь мельтешащие спины вешает лучший выстрел своей жизни, обрывающий жизнь голожопого безумца-арбалетчика в первом ряду. Облегченно утирает пот со лба, пытаясь одновременно, не вставая, вновь зарядить арбалет. Даже не замечает, что за эту пару секунд ему повезло еще раз, и куда более значительно.
Эрвин малость запутался. С одной стороны, ему адово страшно. С другой - силы Диавола прочно пустили корни и кому, как не ему их тут выкорчевывать. И поганый враг всех людей, сам Сатана будто поднялся из глубин Ада, чтобы смутить его тело и разум! Как иначе объяснить, что все перепуталось? Как вышло, что он хотел сделать смелый шаг вперед, но черт дернул стоять на месте и снова размахивать святым орудием возмездия, кое являет собой моргенштерн на цепи!? Здесь бы не помешало подобрать стих посерьезнее, раз пятьдесят прочитать молитву, чтобы разобраться с этим проклятьем наконец. Да вот только из вражеских рядов прилетает очередной арбалетный болт и с глухим стуком втыкается Эрвину в лицо, отправляя светлую душу навстречу Господу. Аминь.
Джованни отлетающей в рай светлой души не видит, но в остальном вполне доволен - его работа. Правда, если и дальше так сквернословить да убивать святых людей из арбалета - то можно и в ад попасть. Надо будет зайти исповедаться как-нибудь.
Альбрехт ревет, как раненый медведь, и вкладывает все силы в последний мощный взмах меча - такой, что должно хватить на обоих щитовиков. Но только то ли сил не осталось, то ли эти двое дохрена ловкие - получилось говно, а не последний эпичный удар ландскнехта. И если первому, крепышу с моргенштерном, ты еще прошелся лезвием по касательной, то второй ловко поймал потерявший замах цвай на гарду и насадил тебя на меч. Мерзкий хруст в потрохах, фонтан крови изо рта, грандиозное падение в лужу и туча поднятых брызг. Сверху довершает дело со свистом прилетевший моргенштерн, причем аж два раза. Дерьмовый денек.
Рудольф хмуро и твердо шагает вперед, оттирая могучим плечом суетливого Бодуна - пора! А то Альбрехта сейчас накрячат. Вон уже, лежит в луже проткнутый, а сверху по нему, как по туше свиной, лупит моргенштерном вражий засранец. Раз, два, ух, крови сколько, ребра, нахуй, наружу. Старину Альбрехта явно пора спасать.
Пьер малеха отдышался, пока его оппонент убивал доппельзондера и прочей ерундой занимался, а потому ко второму раунду толкалова успел немного перевести дух. Визгливо выдав очередную боевую фразу, ринулся вперед с вилами наперевес. Херов щитовик будто того и ждал, крикнул "Врешь!", с ухмылкой и без всяких усилий рунку в сторону отбил и уж приготовился было потерявшего управление Турбатора порешить, но вдруг глаза выпучил удивленно, развернулся медленно и опал, как озимые. Ого. Может, ты колдун?
Бодун замыслил чот тактическое, но реальность опять внесла коррективы. Попер в штыковую с луком в руках, попер прямо под ноги здоровяку Кназе, поскользнулся в грязи, отлетел назад и, как итог, словил два болта. И если один попал в лоб и бессильно шлепнулся на землю, то второй засел где-то глубоко в брюхе, доставляя неистовое беспокойство. Беда!
Ян оттолкнул тупого жирдяя и взялся за более опасную цель - безумного доппельзондера, влетевшего в стройные ряды Аршвельта и взявшегося сеять тут хаос. Тот явно уже отходил, но все еще был опасен, потому ему следовало уделить секунду-другую. Цвайхандер звонко врезается в фон Хардкора и летит дальше, потеряв скорость, но не вес. Того тебе и надо: скрежещет гарда меча о двухметровый железный дрын, уводя его вниз и увлекая вражину следом. Хрррясь - словно нож в масло входит лезвие в потроха, ведомое твоей твердой и ловкой рукой. Ухмыляешься сжавшемуся за щитом Генриху, отворачиваясь обратно к уебищу с вилами. "Врешь!" - Кричишь. Сейчас ему такой же фокус покажешь.
Внезапный удар в затылок. Чернота в глазах. На наливающихся свинцом ногах успеваешь развернуться, испытывая неимоверное удивление, а после проваливаешься в темноту.
Никола до того уже покрылся холодным потом, потому сейчас этот пот превратился в корку льда. Мамочки! Он же только что прикончил этого, своего! Прям в темечко ему болт засадил! Мать честная, дядька Ян! Так забоялся, что даже не заметил, как самого ранили. Куда там, такое творится.
Хайнц продолжает работать. Кгггт. Кгггт. Треньк! Прикончили доппельзондера. Альбрехт, кажется, его звали. Ну, батька и не про такое рассказывал. Однако неприятно.
Генрих: пошла жара, да такая, что не продохнуть. Доппельзондер, сука, нос высунуть не дает, наседает, машет широко своим дрыном, не дает момент подгадать! Только ты высунулся из-за щита, как тут же лезвие цвайхандера прочертило по груди, вырывая из бригантины пластины и улетая дальше, к Яну. А тот будто ждал, крутанул ловкий трюк и здоровяка от паха до ребер вспорол одним движением ловким, отправив в лужу отдыхать. Ты, с грохочущим от ужаса сердцем и застланными яростью глазами добавил сверху пару раз, чтоб не встал наверняка. А когда поднял от изувеченного трупа глаза, то понял, что один перед всей вражьей ватагой остался.
Шайзе.