XIII | ходы игроков | Дом на Мейфер стрит

  

— А всем детям, которых убили?! Моим одноклассникам?! — напирал Кори, уже не замечая, что кричит, а по щекам сбегают редкие и какие-то совершенно неуместные слёзы. Не плач, а что-то вроде… рефлекса?

— Здесь?! А в Миннесоте? Я знаю, что вы делали! Я всё о вас выяснил!

— Тогда ты знаешь. Ты или Эшли, но снимок должен быть зделан.

Рука мистера Картера и не думала отдаляться от камеры.

    

— Это не так…

Кори не верил, что достучится до Ирвина Картера сквозь латунную оболочку, которой тот стал. Пришла странная ассоциация: чехол с объективом. Мистер Картер был чехлом и объективом. Чехлом от человека, внутрь которого положили что-то другое. А его глаза служли объективами другому мистеру Картеру из зазеркалья.

— Снимок никому ничего не должен. Вы, вы не обязаны фотографировать. Вы можете прекратить, если захотите! Посмотрите, кем вы стали!

Мальчик дёрнул плечом, намекая на зеркало, в котором мистер Картер мог увидеть себя.

Это движение плечом было довольно рискованным жестом: пальцы мистера Картера всё ещё висели над камерой... и глаза его всё ещё не сходили с попавшегося ему мальчика.

Щёлкая пейзажи и иногда людей для школьного сайта, Кори чувствовал, что никому ничего на самом деле не должен и в любой момент может оставить свой «Никон» пылиться на полке, если захочет. «Если ты способен не фотографировать, то нет смысла и начинать», цитировала Эшли своего отца. Тогда казалось, что разговор был про различие между профессионалами и любителями.

«Хреновый подход», — мысленно ответил Кори невидимой девочке.

— Уберите руку, — попросил он.

Его собственная ладонь буквально влипла в рукоять пистолета. Так, что кожей он чувствовал каждый крошечный ромбик на боку.

— Уберите, мистер Картер. Вам пора остановиться. То, что требует от вас продолжать, видит в вас не фотографа, а инструмент. Вы стали инструментом, мистер Картер. Вы ведь… знаете это сами.

Успеет ли он вытащить пистолет из-за спины и нацелить его в мистера Картера? Куда он будет целиться? И будет ли? Или разрядит всю обойму, в надежде, что хоть одна из пуль да зацепит? Сколько раз в своей жизни этот мальчик нажимал на спусковой крючок? Вряд ли больше, чем мистер Картер нажимал на кнопку затвора своей камеры.

В отличие от Кори, мистер Картер не был любителем поболтать. Беззвучный как сам жанр фотографии, он глядел на мальчика, пытаясь предугадать его следующий ход.

      

Эти вопросы носились в голове, долбились в уши изнутри. Плоский мир резал глаза, так привыкшие к объёму и теням. Казалось бы, меньше двадцати лет прошло с коммерческого внедрения 3D-графики, а вот…

Кори где-то прочёл, что умение человеческого глаза оценивать трёхмерные объекты называется восприятием глубины. Умники сетуют, что мы живём в плену декартовых координат — но честное слово, Кори предпочёл бы этот плен свободе из бессмысленных плоскостей. Шкаф-не шкаф, стол-не стол… папа-не папа. Здесь не было никакой глубины.

Постепенно шум вопросов улёгся. Застывший свет из окон освещал мистера Картера, и в его паучьей фигуре Кори прочитал понимание: оставлять Эшли с этим существом — уже совсем точно не-папой — опасно. Оно действительно сфотографирует её, как сфотографировало Лоретту, Майкла… дюжину безымянных людей в штате Миннесота… других…

Оставался последний вопрос. Не то чтобы важный, но Кори всё же хотелось знать:

— Что заставило вас начать, мистер Картер?

Что заставило его начать? Как будто Кори боялся стать таким же.

Что заставит его закончить? Вот настоящий вопрос. И Мистер Картер уже дал на него ответ:

A shot must be made.

There will be a day, when it is that last shot after which everything ends.

Maybe today is the day.

Тело мистера Картера не шелохнулось, но его правая рука стала резко удлиняться, с щелчками, отсчитывающими равные доли: щёлк-щёлк-щёлк-щёлк!!! Его конечности оказались сделанными из телескопических сочленений.

Фотообразы вместо вещей, плоские голограммы, вычерченные лучами света, идеальные образы предметов из мира абстракций какого-нибудь Платона или Аристотеля... Эшли бы знала точно. Игнорируя все виды экранов, эта девочка в 15 лет прочитала больше книг, чем многие из учителей Санкт-Петербургской Старшей Школы. Кори увидел, как в этом мире, состоящем только из света, выглядят инструменты, предметы, помещения... но ещё не видел, во что здесь превращают людей. Когда пальцы мистера Картера рванули камеру со стола, Кори заметил, что у объектива отсутствует передняя линза. Вместо неё было чёрное, зияющее дуло, провал, ничто, дыра в листе фотографии. Через 1/16 секунды этот объектив будет направлен на него.

А Кори выдернул из-за спины «Брольт», который и так уже держал на весу.

В одну шестнадцатую секунды склеилось всё, что должно происходить в сердце человека, поднимающего пистолет. Но времени на размышление осталось слишком мало, а действия получились слишком быстрыми.

Вопреки канонам драматического жанра, Кори просто выстрелил в центр чёрной водолазки. И ещё раз. И ещё. И ещё. И ещё. И ещё. И ещё. И ещё. И ещё.

И ещё.

Алюминиевые пальцы успели схватить камеру, но нацелить её уже не получилось: несколько выстрелов в упор заставили мистера Картера потерять равновесие, и, заваливаясь в сторону, он щёлкнул затвором, не успев навести камеру на модель. Тонкое как жердь тело переломилось в области солнечного сплетения, куда попала целая гроздь пуль, телескопические руки устремились вверх, раздвинулись фута на три, но тело уже падало, и длины рук не хватило, чтобы дотянуться до оконных рам, врезанных в косой потолок. Скрюченные белёсые пальцы схватились сначала за полоску оконного света, но та треснула, не выдержав веса, и тогда рука сжала одну из вспышек выстрела, повисших гирляндой между Кори и мистером Картером.

Мистер Картер упал. Всё оказалось действительно быстрее и проще. Телескопический монстр с глазами-камерами сложился от нескольких выстрелов из банального пистолета, заряженного даже не серебряными пулями, а патронами из «Уоллмарта». Мистер Картер оставался лежать, замерев в своей неестественной позе. Стеклянные глаза, лишённые век, смотрели куда-то в сторону и вверх. В одной руке треснувшая фотокамера, в другой — вспышка от выстрела «Браунинга». Крови не было, как не было и тени от тела, лежащего на плоской текстуре дощатого пола. Из треснувшей камеры потихоньку разливалась непроницаемая чернота, разъедавшая пространство.

Кори Грин (шестнадцать лет, психически вменяемый… кажется) молча смотрел, как чернильная лужа расширяется. Неторопливо заполняет щели в полу, а затем проваливается сквозь них. Угловатый риф фотоаппарата напоминал колпачок от жирной гелевой ручки, потерпевшей крушение на старой парте.

Смотрел и молчал.

Три месяца назад, в декабре, которого сейчас будто никогда не существовало, Кори лопался от ужаса при мысли, что Цезарь может убить человека. Скажем, нечаянно выстрелить, когда размахивает своим противоаллигаторным пистолетом. Теперь Кори сам убил мистера Картера. И совсем не случайно. Стреляя в середину паучьего тела, как учат копов в сериалах или агентов в книгах Тома Клэнси. Не затем, чтобы ранить, обезвредить или ещё что-то, а чтобы убить наиболее эффективным способом. Таким же гарантированным, как инвестиции по советам Уоррена Баффета.

В ушах звенело. Грохот выстрелов в замкнутом пространстве наверняка причинил акустическую травму, но Кори почему-то знал, что она пройдёт. Зато он надёжно похоронил тишину, сковавшую дом номер тринадцать по Мейфер-стрит. Кори больше не чувствовал её липких пальцев на плечах.

Как мистер Картер не сводил с него глаз секунду назад, так теперь мальчик не сводил глаз с того, как чёрная лужа подбирается к манжету такой же чёрной водолазки.

Смотрел и молчал.