[DA:F] Клубок сплетенных ручьев | ходы игроков | Глава II. Прибывая в Лотарингию

История девушки, ее боль и отчаяние тронули его сердце, выбивая из созданного им образа, как никогда не могли тронуть никакие утехи. Он посерьезнел.
- Как я могу помочь? Думаешь, у бродяг с лютнями не бывает горя? Я... тоже кое-кого потерял. Кого-то очень для меня важного. Но не все потери безвозвратны. Кто знает, может, твоя как раз из таких. Расскажи, что случилось перед первым не отвеченным зовом? Может быть, пришел кто-то? Или, наоборот, ушел тот, кого хорошо знали? Что случилось в конце зимы? Или чуть раньше.
Он чуть помедлил, пытаясь уложить всколыхнувшиеся чувства, и объяснил:
- Ты недооцениваешь силу барда. Того, кто ходит от поселения к поселению, и рассказывает. О своем ли, чужом ли. О радости ли, о горе ли. Я был далеко и уйду еще дальше. Я расскажу твою историю, и кто знает, кто откликнется? Народ холмов живет не только здесь, но и в других местах. Может быть, придет кто-то, кто может помочь, - человек или нет. Но история должна быть правдива, иначе ей не поверят. Я вложу в эту песню свои чувства, обращу на вас внимание тех, кто имеет силу, но без знания того, что случилось, помочь невозможно.

Кеннет
Мариетт вскочила, ее лицо исказилось гневом и обидой.
- Мне нет дела до других холмов! Если за лето никто не ответит на наши дары, призывы и подношения, мастер Пьер вышвырнет меня на улицу осенью, потому что ему не нужна шлюха, чтобы кормить ее зимой, ему нужна та, кто сделает так, чтобы его припасы не портились, охапка хвороста могла согреть весь дом, а гости - не иссякали даже зимой! Никто не отвечает на мой зов, ты понял? Никто! Никто из тех, кто клялся и обещал!

Женщина выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь и едва сдерживая слезы.

Лей
Ястреб-перепелятник, щеголяющий серо-белым оперением, взлетел оттуда, где несколькими минутами ранее стоял подменыш в черном плаще. Вороной конь остался стоять в тени высокого бука, не задремывая, как смертная лошадь, а настороженно приглядываясь и принюхиваясь к чаще.
Ястреб вылетел из-под покрова леса и закружился над деревней, но сколько он ни кружил, он не видел гонца, не видел никого, кто оседлав коня поскакал бы прочь из деревни, никого, кто побежал бы пешим. Да, люди собирались кучками, говорили о чем-то, и это даже сбавило слегка градус веселья, царившего на улицах - особенно возле трактиров, но никто не спешил скакать куда-то и разносить вести за пределы деревни.

Лей всколыхнул это странное, сонное царство, заложил вираж и тенью прилетел на крышу одного из трактиров, где был сбавлен градус веселья, чтобы послушать о чем шел разговор, так даже было проще, слышать людей, слушать их, понимать о чем они говорят, понимать переживания. Именно такой тихой, бесшумной тенью ястреб спустился на крышу одного из постоялых дворов, спрыгнул чуть ниже и стал слушать о чем говорят, о чем переживают, и что на самом деле думают люди... Именно так, можно узнать то, что тебе никогда не скажут, именно так можно понять и услышать, что они шепчут, именно так можно узнать все, что они хотят сказать.
Лей тихо слушал, бесшумной тенью сидя в тени крыш, окон, или просто насестов. Разговоры, где встревоженные взрослые люди переговаривались. Лей знал, что причиной был он, но о чем говорили люди, что говорили люди, о чем они говорили. Встревожить всех - входило ли это в планы? Нет, но сейчас, это походило на брошенный камень в воду, чтобы увидеть круги и слушать как поет вода.

Что ж, по крайней мере теперь он может пойти по своим делам. Заперев дверь, он достал лютню, задвинул сумки с мясом подальше под кровать, и, глубоко вздохнув, отправился на ярмарку - слушать музыкантов, что говорит народ, смотреть, приценяться, оценивать и размышлять, не забыв, конечно, запереть дверь перед уходом, а Зноя отвести на конюшню. Вечером он планировал принести волшебному коню овса из выданной отцом корзины. В комнате остались лишь обычные вещи обычного странника в седельных сумках, да укутанное походным одеялом замороженное мясо, которое, как он надеялся, не станут искать под кроватью. Настроение после глупого разговора с Мариетт ухудшилось, и следовало как можно скорее развеяться, отвлечься и не думать о том, что произошло. Какими бы невнимательными и неблагодарными ни были люди, это был не повод не помогать. Просто потом не о чем ему будет говорить с этой девицей, только и всего.

На ярмарке он планировал глянуть самые дешевые кольца, подходящие для зачарования, да послушать разговоры. Может быть, спеть песню-другую, если пустят. Может быть, перекинуться с кем парой слов, впечатлениями - удастся ли узнать последние новости? Чем здесь живут, о чем говорят? И о том, было ли что в конце зимы или в самом начале весны такое странное, необъяснимое, какие-то чужаки или, может, обидели кого не следовало. Задавать прямые вопросы он пока не собирался, хотел только выяснить общее настроение, если повезет - найти тех, кто как-то был связан с народом холмов. И, конечно, смотреть вторым зрением, искать странное и неясное, думать и размышлять.

Кеннет
Несмотря на поздний час, веселье на ярмарке не угасало. Прилавки, конечно, вовсю уже сворачивались, довольные и не очень крестьяне паковали наторгованное и непроданное в корзины, узлы и бочонки, громко обсуждая прибыль и ругая неудачи. Молодой парень хвастался прикупленным конем, пожилая пара крестьян обсуждали, не продешевили ли они, продав старую пару волов, все еще кричала охрипшим голосом молодая девица, предлагая купить у нее леденцы и прочие сладости.
Торговля съестным, готовым, таким, чтобы подхватить с подноса и побежать дальше, и не думала останавливаться.
На местах пошире парни и девушки уже налаживали танцы под песни и музыку тех, кто был танцующим больше по душе.
А вот разговоры ходили странные. Многие судачили о странном госте с холмов, что приезжал на вороном коне к деревне, и не понять, то ли он принес весть, что старые договоры и клятвы потеряли силу, то ли был изгнан за клятвопреступление из холмов и пытался прибиться к людям, но, конечно, никто его не пустил.

Лей
Взлетающий и снова садящийся ястреб, конечно, привлекал внимание людей, но с феями, волшебным миром и странным белым парнем, явившимся в деревню, Лея никто не связывал. Люди говорили, говорили свободно, шепотом передавая друг другу новости и путая друг друга еще сильнее, как никогда бы не додумался ни сам Лей, ни кто-то из придворных Нардея.
Шептались о том, что старые договоры потеряли силу, и не будет помощи ни осенью, ни в зиму, ни с урожаем, ни со скотиной, ни с припасами на зиму, ни с делами хозяйственными. Ни хвороста не будет, который по прутику грел весь дом, ни воды, прогоняющей усталость, ни зимних гостей, после которых дороги оказались расчищены чудесным образом, ни веселья и радости весной и летом молодежи. Шептались о том, что приезжал преступник с Холмов, выгнанный из Волшебного царства, пытался прибиться - а раз преступника изгнали, скоро волшебный народ вернется и откликнется на зов. Шептались, что к старым ведьмам вернулась сила, а значит, скоро сила вернется ко всем, кто ее лишился.

Из-под одного из навесов пожилой толстяк выталкивал ревущую женщину - что странно, женщину, а не девчонку и даже не девицу, на лице у которой можно было бы ждать такой поток слез, требуя узнать, что это был за гость в деревню и угрожая, если та действительно все растеряла, выгнать из дома осенью. Женщина слабо отбивалась, потом подобрала юбки и куда-то убежала. На ее лице расплывался уродливый синяк.

Солнце клонилось к закату, уже скоро поздно летающий ястреб начал бы привлекать ненужное внимание. Уже скоро на коновязи постоялого двора остался один ослик, надо сказать, более чем знакомый Лею. Он не подпускал к себе людей, вскидывая голову, топая и закладывая длинные ослиные уши. В его истинном облике эта демонстрация была бы куда более весомой.

Лей хмурился - люди тоже понимали, что потеряли силу, ведьмы потеряли свою силу и та которую выволкли из Амбара - тоже потеряла силу, но хозяин требовал ее с нее, а раз у нее требуют узнать - кто это был, то это именно та, с кем ему нужно было поговорить. Лей взлетел и полетел прямо за девушкой, которая подобрав юбки побежала. Ему нужно было найти ее одну, без свидетелей и наконец-то поговорить. Женщины так не плакали, вернее крайне редко плакали и нужно было много усилий, чтобы довести обычную крестьянку до такого. Именно ее Лей и выбрал - сначала преследовал, а потом... увидел как она забежала в дом, который стоял на окраине города и бесшумно приземлился к окна, не заслоняя его и слушать - что же происходит в доме.

Лей
- ...Оленж, Оленж, я не могу так! - изливала душу темноволосая женщина, бросившись на пол перед старухой, одной из тех, что преградили путь Лею в деревню. Той, что выглядела, как нищенка, а не как добропорядочная бабушка.
- Он... он сказал мне, что если я не узнаю, что это за добрый всадник приезжал в деревню, я могу к нему не возвращаться, потому что грош мне тогда цена, и лучше он, не дожидаясь осени, поищет работницу с меньшим гонором и страстью на потрахаться! Оленж, я не знаю, что мне делать, я готова уйти в лес и дождаться, пока меня не растерзают волки, я готова утопиться в лесном озере или сломать шею на скальных тропах в холмах! Оленж, я боюсь, я не хочу умирать!

- Тише, тише, - приговаривала старуха, поглаживая молодую женщину по волосам, - что случилось? Почему ты не остановила старого Пьера? Ты же еще пару дней назад хвасталась, что он ест у тебя с ладони - а теперь ты пришла ко мне с этим ужасным синяком и такими жалобами. Что случилось, голубка моя, девочка? Откуда такие слезы? Слезы - это слабость, голубка моя, слезы - это слабость. Волк нападет только на слабого быка, того, кто показывает слабость. Будь сильной, девочка моя, утри слезы и соберись.
- Ах, это все этот новый парень...
- Какой парень? Какой-то парень украл твое сердечко, и уже ты будешь есть у него с ладошки? - скрипуче рассмеялась старуха.
- Нет, он отказал мне! - с тенью гнева встрепенулась темноволосая женщина.
- А, ты все-таки пытаешься блюсти свой договор? - понимающе покивала старуха.
- Я не пытаюсь, я блюду! - гордо заявила темноволосая.
- Вот такой ты мне нравишься больше, - одобрительно усмехнулась старая ведьма.
- Еще недавно каждый новый молодой любовник был для меня источником молодости и силы, - заявила темноволосая женщина, - и возможным посланником с Холмов.
- ...которым ты не должна была отказывать, верно? - усмехнулась старуха.
- Верно, - заявила темноволосая. Слезы на ее глазах высохли.

- Какой-то парень с лютней приехал на осле, - начала она рассказ, - захотел снять комнату. Я, конечно, тут же предложила погреть ему постельку, но он мне отказал. Сказал, что ему что-то нужно купить на ярмарке, потом начал заливать про былины и сказки настоящие, да спрашивать, за что Пьер меня ведьмой зовет. Я, недолго думая, и похвасталась, и про наше горе рассказала. А он взял и сказал, что песню об этом сложит и всем растреплет. Что Рюисьен лишилась своих покровителей, что больше не видать нам ни тепла в стужу, ни урожая осенью, ни порядка дареного, ни веселья в теплую ночь, ни добрых гостей зимой. Я... не знаю, Оленж, что нашло на меня, я к нему как за помощью потянулась, я в какой-то момент даже поверила, что он пришел к холмов... Не знаю почему, показалось, почудилось...
- Не просто чудится ведьме, девочка моя. Знать, не простого гостя приютил старый мерзавец. Осторожнее будь. Не каждый, кого ты на дороге в тенях встретишь, другом будет. И не с каждой встречи ты сможешь домой вернуться.
- Холод! - внезапно распахнула глаза темноволосая, - в летний теплый день от его сумки тянуло холодом!
- А вот и ответ на твой вопрос, - скрипуче рассмеялась старуха, - и он, значит, так мою голубку вывел из себя, что та даже не поставила на место старого брюхатого трактирщика?
- Да, Оленж, - вполголоса повинилась она.
- И он отказал тебе, хотя должен был знать, кто ты и что предлагаешь?
- Да! И он еще говорил о других холмах...
- А не враг ли он, как и тот красавчик, что на коне своем вороном и клыкастом в деревню объявился, нашей Деве и Ее подданным? - задумчиво пробормотала старуха, - эх, будь я моложе, пошла бы я сама в холмы или в лесную чащу, путь-дорогу искать и вопросы задавать. Возьми-ка мое старое зеркало. Ополоснешь его ключевой водой или теплой кровью - оно тебе истинный облик покажет, кто бы в него не заглянул. И настоечки моей особой - плесни на палец в любое питье, раствориться, только сладости добавит, а на любой вопрос твой, кем бы твой гость не был, ответит, правдиво, да так подробно, только успевай затыкать. И плащ мой старый возьми тоже, глаза отводит лучше любого совиного пера, в косу вплетенного.

- Оленж, я лучше в холмы убегу на ночь! Звать буду и тропу искать до рассвета! Не могу я так больше! Не откроется небо на Иванов день, не будут танцевать зарницы с заката и до глубокой ночи!
- Не горюй, не потерявши еще, - строго сказала старшая женщина, - разузнай сначала у гостюшки вашего дорого, что к чему, а, вот еще...
Последовала короткая пауза, стук и звякание.
- Не дело ведьме с синяками на лице ходить. Поставь на место Пьера, пока он не зазнался окончательно.
- Благодарствую, Оленж, - всхлипнула темноволосая, - откручу яйца, как поросенку залежному.
- И слезы утри! - прикрикнула старуха. Ее собеседница только облегченно рассмеялась.