Footmen's Lot | ходы игроков | Ландскнехты и Браконьеры

– Я достаю из широких штанин, – проговорил Фридрих, вытаскивая гросс-мессер. Прекрасное оружие. Одинаково хорошо рубит дерево и плоть. Многофункциональное. Душевное. Простое, что не подобает дворянину, но такое честное, что не всякий рыцарь сможет сравнить себя с ним. Ему нужна кровь настоящих врагов. Хотя, конечно, вряд ли он ее получит. Увы, мало что осталось от легендарного войска наемников. Только эта банда. Но банда может вырасти в войско вновь. Фридрих рванул вперед. Его клинок жаждал крови. Его душа жаждала схватки. Кровавое золото – лучшее.

Было немного интересно наблюдать за мужицкой пасторалью. Но не особо. Знали ли они, что по их душу идут ландскнехты? Как-то очень уж спокойно и безалаберно они продолжали ковыряться в повседневности для мертвецов.

- Господа, кажется они готовят нам обед, - предположил Леопольд, глядя вместе с товарищами на медленно вращающегося на вертеле кабанчика. Но товарищи уже неслись вперед с оружием на перевес. Похоже, все здорово проголодались.

Выхватив райтпистоле и кошкодер, Лео выскочил из кустов следом за застрельщиками и побежал в сторону лагеря, который покуда еще не поднялся по тревоге. Как человек образованный, он понимал, что им платят не за убийства, а за победу. А фактор неожиданности был как раз одним из тех инструментов, которые приводили к победе с минимумом лишних движений.

Выскочив на площадку у костра, Лео почти не глядя пальнул в грудь одного из разбойников, высунувшегося из-под навеса с ошалелыми глазами. Пока тело неторопливо заваливалось навзничь, Лео подбросил пистолет в воздухе, поймал его за дуло и огрел второго мужика обитым железом афтеркугелем. Наступив модным ботинком на распростертого в траве оглушенного разбойника, Леопольд заткнул разряженный пистолет за пояс и угрожающе взмахнул мечом, высматривая приближающихся противников.

- Сдавайтесь, а не то перебьем вас всех!

Птица над рекой сидит. А вода в реке алая. Наверное, течение здесь — сама человеческая жизнь. Короткая и быстротечная. Красивая. С изгибами плавными. С обрывами ненадежными. А птица все сидит и смотрит. Глядит своим налитым кровью глазом. Глядит на тот берег. Что там? Холодок по душе разлился. Знать не положено.

Просыпается. Приходит в сознание Ханс. На лице все та же улыбка спокойная. Смерть — это честно. Славно умереть — вдвойне честней. Поднимается ландскнехт, потягивает руки, как после здорового сна. Сегодня птица приказала жить. Да будет так.

— Йоган, — стрелок дотронулся до края султана, — Хорошие у тебя истории. Интересные.

И выдвинулся в путь вместе с остальными. Браконьеры сами себя не погубят.

Вот показывается логово преступное вскорости. Зеленые здесь прячутся, товар свой сохраняют. Почуяли что-то. Треньк! Треньк! Снова болты арбалетные к силуэтам в плащах устремились, и за полетом их глазу поспеть сложно.

Общее

ссылка

Треск веток, упавшая хвоинка, чирикнувшая испуганно птица: вы вломились на залитую переменчивым солнцем поляну с хриплым криком и громом выстрелов - как стадо орков. Ульрих решил брать пленных и зарубил одного с разбега, а второго, чтоб взять в плен надёжней - огрел с хрустом тяжёлой рукоятью перехваченного за клинок меча, как дубиной. Тихо простонав, он отправился в плен к Сатане. Карл прищурился и дал залп: опрокинул вылезшего из навеса сонного лесного брата обратно - спать вечным сном. "АНГРИФФ!!!", - кричит Лютер. Кошкодёр блестит в его руке, как быстрая рыбка в горном ручье, отдельных движений не рассмотреть - валятся на землю только отрубленные пальцы и руки, и ноги. "Вперёд!", - кричит Томас. И уверенно, но без надежды: "Одного в плен берём!" Ударами меча и кинжала он убивает двоих, выбежавших на вас из леса на крики, и поднявших уже было топоры постучать вам в темя. Людвиг щёлкнул арбалетом, но болт ткнул лишь дерево на той стороне хищным рылом. Фридрих воздел гросс-мессер к небу в серебряных облаках. Солнце блестит на его мрачной стали. Удар! Мимо. Удар! Враг в ужасе пятится, не желая стать кусками мяса и ручьём крови. Леопольд застрелил взявшегося за лук подлеца из пистолета, а затеявшему фехтовать с ним ножом дураку обрушил на череп рукоять. Ханс поднял арбалет в лесной тени. Упёр приклад в плечо. ТРН! Подхватил второй. ПРМ! И всё в цель. Выбежавшие из леса, высунувшиеся из шалашей, стоявшие миг назад у костра - некоторые из них ещё кричат, другие умолкли без сознания, а иные - замолчали навсегда.

- А было хорошо! - Людвиг налил себе вина и немедленно выпил. Компания прошла как-то вяло. Людвиг умудрился не то, что никого не убить, но даже ни в кого не попасть. С другой стороны никто не попал и в него. С третьей стороны, так всегда - сегодня ему помогли, завтра он помог. Товарищество!

Победа!

Насыщенно-сладкий вкус вина на губах. Набитый яствами живот. Довольный король, радостные товарищи. Кругом хмельной говор и атмосфера триумфального праздника.

Ханс подмигнул оскалившейся голове Яноша и коротко отсалютовал маслиной на шпажке, после чего размашисто проглотил закуску.

На славу удался пир! Аристократы не портили его своими гнусными кислыми рожами, вино лилось рекой! В один момент, правда, разгоряченный напитками Карл не очень ловко дал волю рукам, распустив их в отношении юного слуги, отчего тот вздрогнул от неожиданности и выронил с подноса голову...

Но так было даже веселее!

По зачину Лютера пир начался еще в лагере браконьеров. Не пропадать же поросенку! Споро обобрали и утащили трупы на радость волкам, да уселись перекусить. Нашлась и брага, и хлеб, и закуска всякая простая. Хорошо жили браконьеры!
Продолжилось торжество уже во дворце. Порядком набравшийся Лютер слабо помнил, что там было - вроде лапал служанок да предлагал королю-колдуну купить свою душу недорого, кому-то в морду дал. Ничего особенного, в общем, да и староват Счастливчик для совсем уж молодецкого угара. Хороший день, потом отсып, бояка ледяной воды и опять воевать.

Пей, ешь, веселись! Собственно, Фридрих этим и занимался. Конечно, местная аристократия нанесла оскорбление гордому роду фон Грэфенсбергов и другим благородным династиям их компании... Но они умоются кровью позже. А пока...
– Где мое вино!?

Герман шагал, вздыхал и приглушённо матерился, цепляясь бородой за ветки. Карла он давно уже старался не слушать — старому болтуну дай только на уши присесть, не слезет. Да и мёртвый огр почти весь остался позади, разговор об его теле исчерпал себя. Видимо, от утомления беседой и не заметил Кляйн лагеря браконьерского, просто встал, когда другие встали, да потянулся, зевнул сладко.

А когда глаза открыл, всё было уже кончено — стрелки отстрелялись, бойцы отмахались. Противник, как ему и было положено, был разбит, без потерь среди ландскнехтов. Вздохнул бородач — всё веселье пропустил. И рукой махнул — не вечно же из-за этого страдать, будет и у Тощей Берты праздник.

А дальше всё прошло по накатанной — обратный путь, пленные, доклад, гулянка. Пира Кляйн не запомнил. Только на утро, когда, проснувшись, выливал на себя ушат холодной воды, представилась ему странная картина: голова без тела, сам Герман, закачивающий в неё вино из кубка, и обрывки разговора: "Где-то я тя видел, курва бесовская!" и "Да я тя на алебарде таскал!". Сон, наверное — в реальности такого случиться точно не могло.

И действительно - в плен удалось взять даже не одного, а двоих браконьеров! Вот что значит приказ! Вот это рвение! На проверку оказалось, что ребята и здесь дали маху - одного прибили, другой одурел.
Это не опечалило гауптманна, как никак приказ выполнен, граф, а значит и король будут довольны, можно идти обратно.
- Правильно, Лютер, проверь-ка как там поросёнок! И бухло ищите, у них здесь наверняка есть, хамов, ныне покойных!
Трупы отволокли подальше. Кровь и кишки забросали листвой. Уши снова аккуратно отпилили и убрали в кошель к остальным - предмет отчётности.
Сожрали всё, что можно, пили, всё-таки, в меру - обратный путь по буреломам мог быть с сюрпризами. Собрали все шкуры, какие нашли и присовокупили их к добыче!

В замке, отчитавшись перед королём о блестяще выполненном задании - ни одного убитого, один легкораненный! - приступили к пиру. Потом уже Томас, не робея, но и не наглея, запросил ауедиенцыи у короля касательно награды. Пушнины добыли (нахер она им в замке? пусть кастелян этим занимается), опасного индивида уничтожили - может быть его величество подкинул бы отряду каких-нибудь волшебных благ? Башку простреленную говорить заставить умеет, так, что даже через дырищу воздух свистит, так может зачарует какую брошку или, например, броньку как-нибудь зачарует. Королю-колдуну виднее, чем и как их облагодетельствовать, конечно, а гауптманна дело о себе и ребятах позаботиться.

Иоган сидел за общим столом со слега отупелым видом, уставившись остекленевшим взглядом в темноту дальнего угла. Хмель не брал его сегодня. Сальные шутки пьяных товарищей не вызывали его утробного гогота в этот день. Даже когда уронили голову этого, как его, Яноша, на лице Иогана не дрогнула ни одна мышца.
Что-то было не так. По-новому.
Такое иногда происходит в этом мире. Он почувствовал это еще там, в лесу. В пении птиц. В шелесте листвы. В движении облаков. (О, Господи, как он любил смотреть на небо! Когда он разглядывал облака, он словно снова становился рыжим, веснушчатым оруженосцем, только мечтавшем о красивой шляпе с перьями, нарядном гульфике и говорящей о богатом жизненном опыте седине в висках.)
Так вот Йоган, каким то звериным, вероятно доставшимся ему то-ли по молитвам матушки, то ли по заклинаниям тетки, чутьем почуял это изменение и оно смущало, если не говорить "пугало", его. Может быть он постарел? Тот, кто нередко приносил удачу отряду, не чувствовал теперь за собой ни капли волшебства. Где теперь твоя медвежья сила, огрий ты сын? Где твое легендарное здоровье? Да... Здоровье было еще ничего, покрепче многих, - Йоган, словно в поисках подтверждения своих мыслей, пристально осмотрел зал.
...кто-то прилег в тарелку...

Но все-равно уже не то. Ловкость? Ловкость и прыть остались. Ландскнехт криво усмехнулся. Острый глаз, верная рука. Ведь это он тогда обнаружил следы браконьеров. Ведь это он тогда прикрыл товарища, вспоров брюхо лесному брату. Но...
...всегда вылезает это "но". Но долго ли тебе будет везти? И что ты делал в последнем бою. когда остальные резали остатки лесной братии и брали пленных? Знамя держал? Облака рассматривал?... Ты пытался увидеть них свое будущее Иоган.

Он встал из-за стола, и стараясь держаться прямо и гордо зашагал в сторону ближайшей уборной.
Не важно.
Не важно, ландскнехт и гвардеец короля. Не думай, что будет завтра. Сегодня ты на коне. Ты ешь и пьешь за столом монарха, а твои враги гниют в земле, пожираемые червями и гадами. Ты сейчас пойдешь, и вставишь свой уд между ног грудастой девки, которую тебе предложит банщик Карл. Ты утопишь в ее влажной розовой теплоте все свои дурные мысли, предчувствия и сомнения.
А завтра ты начнешь новый день, Иоган по прозвищу Подкова.
Новый день.

На пиру Ульрих был, вне обыкновения, хмур и угрюм. Вроде бы и радоваться надо - дело сделали, все живы-здоровы, вон аж цельный король сам-друг угощает, разве что винища лично в кружки не разливает. А вот не радостно Ульриху. Водка так и вовсе только усугубляет.
И жратва щедрая, королевская, все эти налимы заливные, орехи в меду, и даже порося молочная в яблоках, что вдруг прямо из под ножа по столу от молодого Фридриха сиганула под хихиканье короля и гогот ландскнехтов - не радует. И служаночки аппетитные, круглозадые, что улыбаются ласково, призывно, да глазом нет-нет на туго набитый гульденами гульфик покосятся - не радуют. И даже сам он, Ульрих - отмытый, нарядный, с усами напомаженными и бородой в завиток, весь в буфах да перьях, павлин бы от зависти сдох - даже все это не радует.
Не выдержал в конце концов солдат, кулаком хватил по столу, графин пойла какого то взял да и ушел. Даже цирк с говорящей головой досматривать не стал.

Служка какой то под руку попался, так и скрючился у стены, сопли кровавые утирая. А Ульрих во двор уже не вышел даже - выбежал, до того тошно стало. Все тут у них ненастоящее, неправильное какое то. Зыбкое как мираж пустынный, кажется, вот вот разойдется морок, и выглянет наружу мир нормальный, привычный. Заместо церковки приземистой с куполами-луковками собор встанет, основательный, солидный, брюхо небу шпилем щекочущий. Вместо терема королевского, деревянного, резного, летняя резиденция Императора воздвигнется серебряным исполином. Даже вот этот чурбак раскрашенный ррраз - и превратится в бравого, румяного, усатого фельдфебеля, щелкнет каблуками лихо, аж искра полетит из мостовой.
Но нет, сколько не тряси башкой хмельной, не рассыпается дурная сказка.

Затосковал Красавчик по родине, а еще шибче - по делу нормальному. По войне, по драке крепкой, когда кровь в жилах кипятком бурлит. И с чего бы вдруг? Сказал бы кто ему раньше, что по войне соскучится - юнцу безусому, пику в потных ладошках сжимающему, а еще крепче сжимающему ягодицы, чтоб не обосраться со страху. Не поверил бы молодой Ульрих. А оно вон как обернулось.
Так и простоял захандривший ветеран в обнимку с графином, глядя на ползущую по небу луну, круглую и блестящую, как имперская серебряная крона. Так, привалившись к стене, и уснул.