На первый взгляд поместье герцога Висконти не отличалось выгодным, со стратегической точки зрения, расположением. Находясь на некотором отдалении от королевской резиденции, вблизи пригородных лесов, оно не способствовало тому, чтобы владелец смог оперативно добраться до столицы. С другой же стороны… кто может дать гарантию, что у его владельца не возникнет прямо противоположной необходимости?
Политика с её извечной борьбой коалиций, ведущейся в придворных кулуарах и будуарах, особа капризная и непредсказуемая — кто знает, какой стороной своей двойственной натуры повернётся она к любимцу уже завтра? Монархи — её истинные дети — во все времена славились непостоянством. И если сегодня ты фаворит августейшей особы, то отнюдь не застрахован от того, чтобы уже на следующий день впасть в немилость и взойти на эшафот.
Но вернёмся к быту рода Висконти. Особняк утопал в зелени регулярных парков, которых насчитывалось целых два: нижний, встречавший гостей прохладой фонтана и многочисленными аллеями для прогулок, и верхний, располагавшийся на уровне основного здания, с розариями, укромными альковами и беседками, увитыми плющом. Камерная обстановка для приватных бесед с глазу на глаз и прочего приятного времяпрепровождения. Герцог Висконти-старший, ныне покойный, баловал юную супругу, стараясь предвосхитить любой её каприз.
Впрочем, обилие зелёных насаждений и простор для пеших прогулок не были прихотью Лукреции — герцогиня отличалась чувствительностью к переменам погоды и регулярно страдала от мигреней. Лишь длительное пребывание на свежем воздухе да старания лекарей-травников могли купировать особо сильные приступы. Вот и сегодня, встав с постели позднее обыкновенного, госпожа почувствовала характерное недомогание.
Так что неудивительно, что первый на сегодня посетитель застал синьору в гостиной на дамской половине особняка, в компании верной служанки. Виктория стояла позади расположившейся на диване хозяйки и лёгкими движениями пальцев массировала той виски. На столике подле стояла склянка с розовой водой и небольшое глубокое блюдо.
— Госпожа, вас желает видеть Его Светлость, — возвестила вошедшая прислуга.
— Проси.
Лукреция открыла глаза и, легонько похлопав Викторию по ладони, дала понять, что массаж можно закончить.
На пороге гостиной появился мальчик лет семи, облачённый в костюм для верховой езды, и приветствовал мать учтивым поклоном.
На первый взгляд сложно было признать в нём потомка почившего хозяина — серо-голубые глаза, белокурые волосы… «И в кого пошёл только при темноволосых-то родителях?» — перешёптывались злые языки. Синьора Висконти лишь пожимала плечами и невозмутимо отзывалась: «Мало ли в нашем роду блондинов? Ещё потемнеет».
А вот выражение глаз у юного герцога было материнским — та же гордыня на грани с надменностью, та же холодная, будто пронизывающая собеседника насквозь, пристальность.
Лукреция встретила сына тёплой улыбкой, но та моментально померкла, стоило её взгляду пройтись по его фигуре — костюм юного герцога был порван и запачкан в нескольких местах, на щеке красовалась ссадина.
— Что случилось?
— Госпожа, простите…
Не выдержав холодного, колючего взгляда синьоры, гувернантка виновато опустила глаза.
— Я жду ответа на свой вопрос.
Девушка молчала, потупившись и смотря в пол. Незавидное положение оказаться меж двух огней: сообщить правду о выходке пусть маленького, но хозяина, или же продолжать молчать, рискуя навлечь на себя гнев хозяйки? Любой из выборов не сулил ничего хорошего. Затянувшееся тяжелое молчание нарушил Эцио.
— Она не виновата, матушка. Я улучил момент и сбежал. По пути наткнулся на одного крестьянина. Он повёл себя нагло. И…
— … и ты решил восстановить справедливость кулаками, — не дав договорить, завершила за него фразу мать.
— Он был старше и сильнее! — вспыхнул мальчик.
Досада на свой позор, озвученный в присутствии нескольких женщин, заклокотала внутри с новой силой.
— Тáк вы следите за моим сыном?
Чёрные глаза герцогини снова обратились на провинившуюся гувернантку.
— Стража!
Двери почти моментально растворились, и на призыв в гостиную вошли двое мужчин из числа личной охраны фамилии Висконти, заставив девушку задрожать подобно листу на ветру.
— Увести, — приказала Лукреция, кивком головы указав на цель.
— Госпожа..!
— В темницу. Не давайте ей пить ни капли.
Всем присутствующим было ясно: бедняжку ждёт подземелье.
— Мама, она не виновата! Я же гово… — попытался вмешаться Эцио, но тут же умолк под красноречивым взглядом родительницы.
— Найти того крестьянина, что проявил неучтивость по отношению к Его Светлости, и дать 40 ударов плетьми, — продолжала распоряжаться женщина.
Лукреция была зла, но голос её звучал ровно и спокойно, будто она сидела сейчас в светской гостиной, ведя ничего не значащий разговор о погоде.
— Мой приказ зачитаете на площади прилюдно. Там же приведёте наказание в исполнение. А сейчас оставьте нас с сыном одних.
Слуги, уже привычные к крутому нраву хозяйки, почли за лучшее исчезнуть из поля её зрения как можно скорее. Лукреция же, как только за последним лишним свидетелем закрылась дверь, приглашающе похлопала по сиденью дивана, предлагая сыну занять место рядом. Без особого энтузиазма мальчик повиновался — он уже предчувствовал очередную воспитательную беседу.
— Эцио, мой храбрый сын, — улыбкой начала герцогиня свою речь. — Безусловно, ты поступил как подобает мужчине из благородного рода — ты призвал наглеца к ответу. Но как мог ты опуститься до его уровня и затеять драку? Разве ты простолюдин в кабаке, что соревнуется на кулаках?
— Дворянину положено носить на поясе оружие. А у меня его нет. Я уже не маленький!
Лукреция еле слышно вздохнула и закатила глаза. Очевидно, этот разговор из серии «Хочу быть взрослым» начинался не в первый раз.
— Чтобы одолеть своих врагов, не всегда нужно прибегать к прямому противостоянию и открытому столкновению, — мягко продолжала увещевать мать. — Порой к победе приходится идти окольными путями. Особенно когда твой противник сильнее. Как это случилось сегодня.
— Тогда все станут надсмехаться надо мной, что я трус и слабак! — решительно отверг предложение Эцио.
— Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, сын мой, — возразила Лукреция. — А победителей не судят. Ты мой единственный наследник и не имеешь права так безрассудно рисковать своей жизнью. Не подумал о том, что бы случилось со мной и со всей нашей династией, если бы ты, не приведи Трёхликий, погиб?
Эцио не отвечал, виновато потупившись, безмолвно признавая свою неправоту.
— А стоило бы, — укоризненно покачала головой женщина.
Но материнская любовь взяла, наконец, своё — Лукреция не могла исполнять лишь роль строгого учителя: гордость за сына говорила в ней с не меньшей силой.
— Ты, конечно, уже взрослый и многое понимаешь, — примирительно согласилась она. — Пожалуй, ты прав. Пришло время подыскать тебе новых учителей.
— Я смогу заняться фехтованием?!
В глазах Висконти-младшего загорелась угасшая было надежда.
— Думаешь, быть взрослым — это в совершенстве владеть шпагой, и только? — наставительно улыбнулась Лукреция.
Куда там до логических размышлений… Мальчик уже вовсю размечтался, обрадованный перспективой скорых тренировок.
— Хочу быть таким же воином, как дядя Чезаре!
— Твой дядя, помимо холодного оружия, искусен и в других видах. Именно поэтому он такой прекрасный воин.
Реплика матери ударила точно в цель — Эцио заинтересовался ещё больше, загоревшись идеей во что бы то ни стало быть похожим на своего кумира.
— А в каких ещё?
— Острый ум. Хладнокровная хитрость. Умение мыслить стратегически, просчитывать наперёд свои ходы, сразу несколько. Всегда быть на шаг впереди своих врагов.
— Мно-ого… — проворчал слегка расстроенный юноша.
— Ты научишься, непременно. Я сама тебя научу, — подбодрила мать. — У тебя впереди блестящее будущее, ведь в тебе течёт кровь де Мендоса. Никогда не забывай об этом.
Она ласково погладила сына по голове.
— И вот тебе урок первый. Сегодня же ты поедешь в селение, где живёт оскорбивший тебя крестьянин, и прямо перед началом порки помилуешь его.
— Но он же виноват! — возмутился Эцио.
— Никаких «но». Ты помилуешь его, — Лукреция оставалась непреклонна. — Чтобы демонстрировать свою власть и превосходство, необязательно прибегать к грубой силе. Этому простолюдину вполне хватит чувства унижения от прилюдного наказания и
ожидания первого удара плети. Он ещё долго не сможет опомниться от страха. А тебя должны бояться, сын мой. Уважать и бояться. Уважение ты заслужишь своим милостивым прощением этого человека. Ну а страх… думаю, ты понял.
— Я понял, мама, — кивнул мальчик.
— Вот и славно.
С благосклонной улыбкой герцогиня потрепала сына по щеке. Но в следующую секунду глаза её сделались холодны, в голосе зазвучал металл.
— И ещё одно, дорогой мой. Никогда более не смей оспаривать моё слово в присутствии подчинённых.