Город одиночеств | ходы игроков | Основная комната

- Никого, - вздохнула Эвридика, оглядев пустой, несмотря на вечер, зал трактира. Обычно за столом сидел хоть один посетитель, но сейчас окружающий мир, а вместе с ним и "Обернись", задремал, застыл, и никак не мог стряхнуть с себя ласковое дремотное марево.

- Ничего, - раздалось через минуту из-за прилавка, когда ящик тускло поблескивающего золотым кассового аппрата оказался почти пуст. Если кто-то захочет выпить не коньяка столетней выдержки, то сдачи ему не найдется. Эвридика со вздохом пошарила в кармане своего передника. Что-то зашуршало и даже звякнуло. На сморщенной ладони оказалось две бумажки - одна фиолетовая, другая - желтая, а также крошечная серебряная монетка, скорее похожая на рыбью чешуйку, с непонятными буквицами на ней. Опять незнакомых денег насовали. Впрочем, это не так уж и важно. Деньги - не главная ценность этого мира, хотя многие из посетителей поначалу считают иначе.

Выйдя из-за прилавка, невысокая, полненькая старушка в темно-синем платье направилась ко входу, привычным движением взяв со стола длинные, грубо вытесанные спички, и отворила скрипучую дверь на улицу. Оттуда повеяло холодом приближающейся ночи, и - ветром дальних дорог, который всегда предвещал новых гостей, новых путников, которых здесь давно не было. Горожан Эвридика знала всех наперечет, и всех любила - иных, как детей, иных - как внуков, но путешественники... это совсем другое... Эвридика еще раз вдохнула запах Мятежного Ветра - так про себя она называла этот сладкий, пыльный, волнующий аромат незнакомых далей, случайных встреч, и приготовилась ждать. Она распахнула дверь и ловким движением зажгла два кованых бронзовых подсвечника, стоявших у входа, и свечи на них загорелись слабым лиловым огоньком, испуская слабый аромат каких-то весенних цветов. Эвридика знала, что именно эти огни станут первым, что увидит путник из-за поворота, и что он не сможет устоять перед их манящим светом, зайдет... У нее есть мягкие кресла и жесткие лавки, есть грубые блюда и яства для утонченных ценителей прекрасного - у нее есть всё, а ночью высокие крепостные стены города выглядят так мрачно, а на деревянных воротах - пудовые замки. Город запирают на ночь. И правильно запирают. Всякое тут в округе случаются, те, кто в городе живет, уже привыкли, а остальных пожалеть нужно. А ей все эти чудеса уже поднадоели, она от них засыпает. Вот новый человек для нее - чудо из чудес... Пришло бы оно...
Она села в одно из кресел уютного зала трактирчика, и начала ждать. Она чувствовала - уже близко.

Джефри шёл по дороге уже довольно долго... мысли кружились в его голове... но они все рассеялись в миг когда вдалеке он увидел огни города... он прибавил шаг... *Город, наверняка есть больные, наверняка работа... а значит и деньги, а значит и еда* - шаг, шаг, ещё шаг... он приближался, Джефри уже было хотел перейти на бег, но увы дорога отняла слишком много сил... *Надеюсь хоть кто ни будь меня приютит... денег у меня нет.... когда я ел последний раз тоже не помню... наверно дня 2 назад когда вышел из ближайшей деревни...* - с этими мыслями Джефри сам не заметил как дошёл до города... первым что он увидел был трактир... Джефри нерешительно подошёл к двери от слегка приоткрыв заглянул внутрь....

В приятном полумраке первые несколько мгновений Джефри едва различал очертания предметов, но затем его зоркий взгляд, взгляд врача, быстро пробежал по комнате. Помещение выглядело несколько странным, даже нелепым, но от этого не менее уютным. Трактирчик делился на две части - в одной из них тесно стояли столики самых разных форм и стилей: круглые темного тяжелого дерева и длинные, словно вчера сколоченные из светлой ароматной древесины. Была пара треугольных со странными кружевными рисунками на красном дереве и даже один из зеленоватого стекла. Над столиками нависали подсвечники с разным количеством свечей - так, в одном углу было светло и даже жарко от приветливо подрагивающего огня, а в другом - темно и прохладно. Около камина расположилось несколько уютных, на вид очень мягких кресел, а рядом - табуреточки для ног.
Во второй части трактирчика царственно расположился буфет с разноцветными стеклышками, через которые просвечивали различные бутыли, и тяжелый деревянный прилавок. Слева от прилавка Джефри увидел винтовую лестницу, уводившую наверх, в темноту.
- Добро пожаловать, - раздался где-то справа и внизу скрипучий тонкий голосок. Джефри наклонил голову. Из глубокого кресла навстречу ему выкарабкалась невысокая и на вид безмерно старая, но очень проворная и даже грациозная женщина. Ее седые волосы были уложены в хитроумную прическу, а платье тихо шелестело по полу. Она поспешно направилась к Джефри, но, когда до него оставалась всего пара-тройка шагов, застыла. Наклонив голову, она несколько секунд внимательно и придирчиво оглядывала гостя, затем взгляд ее смягчился и стал по-матерински теплым и добрым.
- Издалека шли, издалека... - скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла она, - Вижу, Господин, Вы устали, а об этом не скажете. Скромный Вы человек, добрый, поэтому скорее на улице останетесь, нежели затрудните кого. Или ошиблась старуха, придумала себе сказку на ночь? - усмехнулась она, - А вот Вам ночных сказок, Господин, не надо. Оставайтесь до утра, а там уж и решите, куда Вам дальше. Есть пиша, крыша над головой, есть добрая беседа за полночь - чего изволите? Да прежде садитесь, садитесь, - словно опомнившись, обвела она рукой зал, - Куда хотите, туда и садитесь. Какое место выберете, то и Ваше будет, пока у меня здесь жить будете.

Джефри осторожно закрыл дверь и присел за ближайший стол... по ногам растеклось приятное чувство отдыха...
- Но... - он явно смутился, и следующие слова были сказаны почти беззвучно - но... у меня нет денег... мне нечем вас отблагодарить за столь любезную встречу...
Джефри виновато наклонил голову...
- Простите... мне наверное лучше уйти...

Очнувшись от своих мыслей, Олексий увидел свет двух огней, столь манящих к себе, что он без раздумий отправился к ним. Подойдя чуть ближе, он смог разглядеть вывеску. Голод пока не терзал его, но вот собственное любопыство и уют этого места неумрлимо тянул зайти внутрь. Секунда колебаний - и он тянет на себя ручку двери. Пред его взором предстаёт все убранство заведения, столь странное и манящее к себе...

- Уйти? - старушка вдруг расхохоталась тихим звенящим смехом и мягко посмотрела на Джефри, - Что ты, что ты? Если того. что беден, стыдишься, то знай - ты меня не удивил. Сюда все налегке приходят... Ну, это если о тех вещах, которые в руках подержать можно... - Эвридика подмигнула ему неожиданно озорно, - Так что располагайся, и не думай о благодарности. Ты о ней подумал - уже меня отблагодарил. А я уж о тебе позабочусь, гость, раз судьба привела...
Что-то напевая себе под нос, Эвридика направилась к буфету и извлекла из-под него большой прозрачный кувшин, в котором плескалась темно-синяя густая жидкость. Медленно и осторожно заполнив ей крохотную рюмочку, она водрузила ее на поднос и с полупоклоном поднесла Джефри.
- Пей, не бойся. Это местная настойка, популярна в Городе и особенно вокруг него. Расслабляет, дарит легкие, приятные сны. Сначала будет горько, а потом - ... не знаю, как объяснить, попробуй сам. Она поставила поднос на стол. В рюмке маслянисто поблескивала темная синь, а голос старой женщины изменился, став более глухим и нежным: Пусть на сегодня тяготы дороги оставят тебя... Сейчас ты - дома, ты - не гость. Возьми свой ключ, и располагайся. В твоей комнате тебя будет ждать ужин. Только ключ сам выбери... Какой ключ, такая и комната.
Запустив руку в карман передника, Эвридика вынула несколько ключей. Один - серебряный, совсем крохотный. Другой - потертый, медный, чуть задрожавший на ее ладони. Третий - черный, причудивый. Четвертый, похожий на лезвие.
- Бери свой, - шепнула старушка, - Ты его знаешь...

Олексий увидел, что он - не первый гость на сегодня. Кто-то, кого в полумраке было непросто разглядеть, беседовал с невысокой пожилой женщиной. Когда на секунду в их разговоре образовалась пауза, старушка, лицо которой показалось Олексию очень обрадованным, приветливо кивнула новому гостю. Пальцы женщины занятным образом прищелкнули, и от одного из столов - длинного, отполированного, новенького едва заметно отодвинулась лавка, словно приглашая усталого путника присесть, а в воздухе что-то промелькнуло, на миг запахло чем-то сладким, и вдруг перед глазами Олексия возник расплывчатый силуэт, в котором можно было узнать ту же самую женщину, которая беседовала с гостем в противоположном углу зала.
- Чего изволите? - вежливо спросила она, поправляя полупрозрачный воротничок - Эвридика, хозяйка наша, занята, но ее добрые намерения спешат впереди нее. Голодны? Устали? Одиноко? Как же оставить без внимания такого почетного... - она запнулась на миг - Гостя? Располагайтесь и не удивляйтесь ничему. Здесь к Вам только с добром. Как и Вы ко всем, да?

Джефри не ожидал такого гостиприимства... настойку он пить не стал, боялся он всех этих неизвестных напитков, да и запах был странный, а только сделал вид что выпил... после чего взял ключ, тот который был медный и потёртый...
- Спасибо вам... - Джефри опять смутился - большое спасибо....
С этими словами он направился наверх искать комнату...

Голубые глаза мира начали постепенно темнеть, закрываясь бахромой колючих ресниц. Воздух, пропитанный ласковыми порывами ветра, рвал Яра с байка, намереваясь наказать человека, который вздумал поспорить с ним на скорость. Асфальт под колесами свистел от возмущения, создавая впечатление некоего огромного, длинного монстра, по гладкой коже которого спешила разогретая резина. Сладок миг того отчаянного момента, когда кажется будто свобода летит рядом, обняв саваном неуспокоенной ночи, всматриваясь в глаза россыпью серебристых звездочек. И каждый вздох воспринимается как немыслимый дар, ценою в жизнь. Скорость – это первый пункт ложного завета, заставляющего поверить, что ты обманул глупый мир, расчетливую судьбу и неумолимое время. И, кажется, что теперь осталось лишь переспорить ветер, который зло бьет в лицо, стараясь наказать наглого человечка.

Ярик мало сейчас думал о том, что за обтрепанной бахромой души у него ничего нет. Что за каждым ударом неустанного сердца пустота. Что каждый взгляд в пучину чей-то мечты принесет отражение собственного одиночества. И хотелось просто замереть на обочине, остановиться и галантным жестом пропустить эту жизнь мимо себя. Пусть идет, пусть себе течет, пусть вертится каруселью цветных пузырьков, но только без него, увольте. Рука предательски наклонилась в бок, заставляя железного коня подъехать ближе к полосе темно-зеленой травы справа, но разум взял свое. Нельзя сейчас просто так остановиться, нельзя упасть в эту бездну и потеряться в глухих порывах ветра.

Впереди мелькнул огонек, как свеча на жертвенном алтаре. Маленький огонек, который старается отогнать прочь этот мрак. Ярослав прибавил скорость и очень скоро оказался рядом с маленьким домиком. Ни одной мысли не возникло в гудящей голове. Только легкая растерянность и потерянность. Приоткрыв скрипнувшую дверь, человек осторожно заглянул внутрь.

Перед Ярославом предстал маленький, но уютный зал бара. Старинный буфет, винтовая лестница на второй этаж, огромный прилавок с тяжелым кассовым аппаратом, двое незнакомцев, один из которых был похож на монаха, а по суровому лицу другого сложно было определить, кем он был, ясно было только, что в жизни он пережил немало испытаний. И - две совершенно одинаковые старушки, беседовавшие с каждым из постояльцев, фигура одной из них словно мерцала, на миг угасая и пропадая вновь. За руку Ярослава тронула чья-то маленькая нежная ручка.
- Тебе нравится мое платье? - прошептал полудетский, полуженский голос, и в глаза путнику заглянула девочка. Выглядела она немного странно - ее кожа была очень бледной, а глаза светились ласковым фиалковым сиянием. Золотистые волосы, казавшиеся совсем легкими и пушистыми, рассыпались по плечам.
- Не удивляйся ничему, заходи, - улыбнулось эльфоподобное создание, осмотрело Ярослава с головы до ног и то ли смутилось, то ли испугалось, - Почему-то я смотрю на тебя, и мне холодно. Словно ветром с головы до ног обвевает. Только нездешним, неласковым. Я хотела заглянуть в тебя, но я боюсь... боюсь потеряться там и остаться совсем одна... Не слушай меня, - взмахнула вдруг она тонкой ручкой, - Остановись здесь, и ты узнаешь покой. Хотя бы на одну ночь. Хочешь? Сядь за любой столик, который тебе понравился, а я дам тебе ключ от твоей комнаты. Вон те, двое, его выберут сами, а я могу отдать тебе тот, который подойдет точно такому, как ты. Решишься? - она наклонила голову и сделала изящный реверанс.

Сладкая истома пронеслась по телу и впилась удивленными сгустками в разум. Обстановка этого места была столь необычна и мила, что Ярославу вдруг вспомнился потерянный уют былого дома. На самом кончике сознания заплясали искры воспоминаний, острыми бритвами вспарывая отроческую реальность. И захотелось застонать, закричать, упасть, только бы выгнать их из головы. Взглянув на девочку затуманенным взглядом, Ярик слегка качнул головой, пытаясь привести себя в чувство. Лицо, которое лишь на пару мгновений приняло печальное, одинокое выражение, снова вернулось в привычную маску безразличия и отчаяния. Неловко переступив с ноги на ногу, парень молча взял воздушное создание за руку и прошел вместе с ней в глубь помещения. Только присев за один из столиков, он внимательно посмотрел в глаза девочки и задумчиво сказал:

- Я, увы, не богат. Но что-то мне подсказывает, что деньги тут не имеют той ценности, которая присуща нашим «злым» ветрам.

Легкая улыбка задела уголки губ Ярослава и в глазах мелькнуло нечто вроде внезапной нежности.

- Скажи мне, гостю, не знающему свод ваших правил, во что мне обойдется тот покой, что ты предлагаешь?

Олексий на некоторое время растерялся от такого напора. Из легкого ступора его вывела дверь, хлопнувшая за его спиной. Он энергично кивнул женщине, обратившейся к нему, а затем, пошарив в карманах и выудив несколько монет, ответил:
- У Вас тут очень.. приветливо, и уютно... Могу я надеяться, что мне позволят тут отобедать на столь скромные средства.
Он поднял руку с лежащими в ней несколькими монетами, а глаза уже заприметили маленький уютный столик в углу, где царил легкий полумрак и рядом располагалось чуть приоткрытое окно.

Джефри, Олексий

Взглянув вслед ушедшему Джефри, Эвридика вздохнула и, усмехнувшись робости гостя, осушила маленькую рюмочку до дна, с наслаждением причмокнув. Затем она обернулась и со спокойным вниманием продолжила наблюдение за двумя призраками, беседовавшими с остальными гостями. С легкой тревогой посмотрела она на девочку, хотела было сделать шаг к ней, но одумалась. Передернув плечом, словно пытаясь избавиться от какой-либо мысли, она подошла к Олексию и пристально взглянула в глаза... нет, не ему, а своему двойнику. Призрачная Эвридика, улыбнувшись, исчезла, и Олексия встретил еще более теплый взгляд уже реальной хозяйки заведения, а голос вернул к реальности:
- Ну что ты, милый, зачем мне твои монеты... Разве что подари одну на память, самую мелкую. Она расскажет мне о твоем мире, которого я не знаю, - Эвридика улыбнулась с легкой тоской, - И вряд ли узнаю... А ужин уже готов, - чуть переваливаясь, она проворно направилась к прилавку, засунула руку в шкаф, и вытащила оттуда большое блюдо, на котором лежало тонко нарезанное жареное мясо,на вид нежное и розовое, распространяющее аромат специй.
- Отдыхай после долгого пути, - ласково сказала хозяйка, ставя перед гостем блюдо, - Если хочешь, посижу тут с тобой, побеседуем. А если хочешь, оставлю одного и дам ключ от комнаты. Не стесняйся, говори, как тебе лучше, путник... Тебе отдохнуть надо, - завтра Таможню проходить, - глаза старушки вдруг блеснули почти испуганно, - Иногда это долго бывает и непросто... А я перед тобой ключи положу пока - какой понравится, такой и бери. Серебряный, черный, а можешь вот этот, на лезвие похожий...

Комната нашлась сразу же... Джефри встал напротив двери и засунул ключ в отверстие замка... *А может не надо... * - подумал он, но всё же повернул ключ и аккуратно вошёл внутрь...

Ярослав

- Покой? - вдруг девочка рассмеялась своим нежным смехом, похожим на звон бубенчиков, - Всего в один поцелуй... Ну, это я пошутила, - прошептала она секунду спустя и воровато оглянулась на Эвридику, - Да, ты прав, тут денег не берут. Вот она будет брать, - указала она на старушку, - а я - нет. Разве что только в качестве сувенира... Ну, или, если хочешь, подари мне что-нибудь очень маленькое. А можешь подарить мне одно свое воспоминание - но не больше. Или они у тебя все грустные? - эльфоподобное создание обиженно надулось и на секунду показалось, будто в одном из ее фиалковых прекрасных глаз мелькнула слезинка, - Я могу помочь тебе. У меня есть одна настойка, из местных. Пьешь ее, и тебе снятся хорошие события. Из прошлого. А кто-то говорит, и из будущего... Хочешь попробовать? Она не опьянит тебя, обещаю, и не принесет вреда. Разве что только пробуждение иногда бывает грустным... И ключ свой возьми - вдруг с неожиданной властностью прошептала она, - Тебе там понравится.
Она положила на середину стола маленький абсолютно прозрачный ключ, в котором отразились, заплясали огоньки подсвечников.
- Ну так что, - подмигнула она, - нести тебе настойку Обнимающей Памяти... или боишься?

Ярик осторожно, с болезненной нежностью прикоснулся к ключу и сомкнул его в длинных пальцах. Нагревая теплом руки такой простой предмет обихода, он думал о том, куда попал и что принесет ему новый мир. Отчаяние и боль всегда следовали по пятам. Неумелыми гостями они плясали на кончике души, ловили эмоции в силки. И так хотелось хотя бы один чертов раз выкинуть это все из гудящей головы. Окунуться в прорубь снов. Может этот мир и несет в себе некую загадку, некую тайну, запрятанную под пепел и пыль одиночества. Но тут лучше чем там, тут есть то, что отняла у него жизнь. Надежда. Почему-то Ярославу она представлялась бойкой, пуганой рысью, настороженно спрятавшейся в кустах и высовывающей лишь кисточки своих длинных ушей. И он намерен был поймать ее. Пусть ласковым словом, пусть смелым поступком, неважно как, главное словить.

Взглянув на свою юную собеседницу, Ярик выдавил из себя некое подобие улыбки и тихо сказал:
- Принеси мне свой напиток. Я думаю, мне он сейчас необходим. И скажи мне, как тебя зовут?

Ярослав

- Меня? - девочка вдруг расхохоталась и указала тонким пальчиком на старуху, о чем-то тихо говорившую с другим гостем, - Вот ее спроси, она знает... Лучше меня знает. И вообще, тебе не кажется, что мы с ней похожи? Мы... родственники, разделенные временем, - эти слова она произнесла с особой торжественностью, - А имя мое - такое же, как у нее - Эвридика.
И она кокетливо закрыла глаза, демонстрируя тебе черные изогнутые ресницы и нежную синеву едва тронутых краской век.
- Если хочешь, я расскажу тебе о себе, - нежно прошептала она, - Когда приду с настойкой, я могу посидеть с тобой. И ты мне расскажешь о себе. Совсем немножко, потому, что завтра тебе придется рассказывать о себе уже другим людям. Но они не будут слушать тебя как я, - улыбнулась она. - Я сейчас.
Едва касаясь пола, девочка пробежала до прилавка, чуть не сшибла кассовый аппарат, подлетела к шкафчику с разноцветными стеклышками и извлекла оттуда небольшой флакон, светившийся изнутри мягко-синим цветом. Она нашла необычную рюмку, выглядевшую как крохотное, почти плоское блюдце на ножке, и наполнила его Обнимающей Памятью. Она направилась к тебе, бережно неся полную по края рюмочку и чудом ее не проливая. Рюмочка слабо светилась в ее руках.
Она поставила ее перед тобой, по-детски села на стул, поджав под себя ноги, подперла голову рукой и взглянула на тебя с вниманием, в котором вдруг на секунду промелькнула такая печаль, что твое сердце слегка сжало чьей-то рукой - такой же маленькой, как и у нее.
- Пей, - тихо сказала она, - И тебе придет три воспоминания, одно из которых будет счастливым, другое - грустным, а третье - просто важным для тебя. Если хочешь, расскажи мне одно из них. А потом - иди в свою комнату, усни, и прошлое отпустит тебя, пока ты сам его не призовешь. Но об этом завтра...

Она напоминала ему облако. Воздушный сон, когда-то давно ушедший в странствия по пустынной земле и не имеющий возможности прикоснуться к тому, что так зовет и манит. Подняв чашу, Ярослав с наслаждением понюхал пряный аромат напитка. Сладковатый, но с толикой кислоты и остроты. Выпил он не раздумывая, зная, что вряд ли его хотят отравить, а даже если и так, то смерть эта ничем его не пугала. Он не обжигал и даже не согревал, скорее, просто обволакивал внутренности защитной пленкой. Облокотившись о твердый стул, Ярослав закрыл приятно отяжелевшие веки и погрузился в вихрь воспоминаний.

«-»
Тогда был день пепельного дождя. Мокрый асфальт отражал стальное, натянутое на грань купола небо. Ртутные переливы облаков отяжеляли взгляд, нависали хмурыми бровями над поточным осознанием терпкой реальности. Лишь перламутровые порывы ветра способны были оживить эту картину, заставить верить, что это реальность, что иллюзия не смешала рекурсию подсознательного повторения индивидуализма. Подоконник подъезда был сырым и очень холодным. Лед входил в кожу, пронизывал сквозными ранами, отдаваясь глубокомысленными оборотами хрупких осколков разбитых небес. Тонули пальцы в ржавчине металлического козырька. Он был мальчишкой тогда. Глупым и неуверенным, но уже успевшим испить страсть уходящей мечты. Мысли роились, кидаясь от одного понятия всеобъемлющей боли к другому, и главное было не пускать их в нутро, не позволять заполнять одинокую душу своими циничными улыбками.

Кто мы в потоке социальных вод? Кем мы выбираем быть? Акула или рыба. Палач или топор. Снежные, хрустящие под сапогами мечты. Это последний барьер на пути отрочества. Закрыть себя в шарик боли, уткнуть в стужу ядовитых воспоминаний. У него их было не так много. Но это особо дорого.

Дождь стекал по осенним стволам деревьев. Прохожие спешно трепыхались в лужах, топтали их и убегали от насмешливых капель. Небу хочется быть понятым, только люди неспособны подарить ему это понимание. Яр подставил тонкую, хрупкую руку под большие, тяжелые капли и ощутил боль, съедавшую этот мир изнутри. Сзади послышалось легкое сопение. Обернувшись, он обнаружил большую, рыжую и всклоченную собаку. Она нерешительно стояла на пролете ступенек, глядя на маленького человечка. Черные бусы глаз отражали свинец за окном подъезда. Похоже, она забежала сюда спрятаться от ледяной стужи осеннего ливня. Бродячая, одинокая, брошенная. Дрожала под тяжелым взглядом мальчика, будто понимая, какая боль терзает его сердце. Тогда он мог бы забрать ее, отпоить, согреть. Тогда он мог бы подарить ей тепло. Жаркий пламень любви. Возможно, он бы даже научился любить. Но страх и руины надежд взяли верх. Ярик предпочел остаться покинутым. Он отвернулся от пристального взгляда, безразлично повторяя про себя – «Мне никто не нужен». Может, прошло много времени, но когда он обернулся – пса не было, лишь разбитые когтями лужицы на сером бетоне площадки. Не было тогда жалости, не было сомнений, да и совесть его никогда не терзала. Но собственное бездушие и безразличие заползло в сердце, выжгло там нужную ячейку и осталось навсегда.
«-»

Ярослав устало смотрел на девочку. Он знал, что она видела все вместе с ним, чувствовала его боль и отчаяние, его жалость, смешанную с цинизмом. Но другого он дать ей не мог. Ошметкам души не прикажешь – они сами выбирают нужный ящичек и выдвигают подходящий коробок забытого воспоминания.

Олексий заглянул в теплые глаза хозяйки. Там было то, чего ему всегда не
хватало. Тепло человеческой души. Оно манило, притягивало взгляд. Хотелось
говрить с этим человеком о чем угодно, лишь бы он хоть немного побыл рядом.
- Моем мире? Если бы это было из моего мира... - он грустно улыбнулся и опустил
глаза Взгляд сам собой упал на небольшой серебрянный ключик. Он протянул к нему
руку, и вопросительно посмотрел на хозяйку. А затем смело взял его в руки. И
начал говорить дальше, в надежде, что хозяйка не оставит его одного.
- Я давно уже не был в своем мире... И так по нему скучаю...

Ярослав

Когда Ярослав открыл глаза, то он увидел, что девочка смотрит в стол с преувеличенной внимательностью. Затем губы ее дрогнули и она несмело подняла глаза на Ярослава, глядя на него словно впервые. Да, он правильно догадался, она действительно видела все это вместе с ним и на секунду фиалковые глаза ее стали свинцово-серыми, как те самые лужи, расквашенные дождем, в которых отражались многослойные тучи, затянувшие небо. Девочка взяла его за руку и улыбнулась грустно и недоуменно. Она явно растерялась от того, что увидела. То, что сделал, по ее мнению, этот путник, было не жестоко... и не потому, что он хотел остаться один... Но безнадежность этого эпизода тоненьким клиночком боли врезалась в сердце Эвридики, в призрачную его глубину. Ей почему-то стало страшно.

- В этот момент твоя жизнь сильно изменилась? - наконец, нарушила она молчание, повисшее над столиком, своим тихим нежным голосом, - Он был для тебя важным или просто вспомнился?..

Олексий

Эвридика почувствовала, что нужна. Да, нужна! Наверное, именно это чувство поддерживало в ней жизнь уже... много, много времени. Она - чье-то лекарство от одиночества. И пусть действие этого лекарства недолго, оно излечивает его полностью. Ведь "Обернись" - на самом деле не совсем доброе и не совсем уютное место. Как и сама Таможня при въезде в город. За стеной - совсем другое дело. А здесь - подготовка. Напряжение. Как в любом месте, где необходимо совершить решительный шаг.

Эвридика устроилась поудобнее напротив гостя и устремила на него внимательный взгляд:
- А красив он, твой мир? Что в нем почитается за добро? Что за зло? В нем много одиноких? Расскажи мне обо всем... Я не видела таких, как ты...

Олексий немного смутился под взглядом хозяйки. С ним давно никто так не
разговаривал. Никто не расспрашивал его. Чаще, это он пытался выспросить что-нибудь у собеседника. Узнать о нем получше, и, благодоря этому найти способ помочь.
- Мой мир... Мой мир такой же как и все... Такие же люди, кто-то одинок, но по
большей части нет. И да, он красив - Олексий грустно улыбнулся. - Но все же...
Каждый там живет в первую очередь для себя. Впрочем, как и везде. Я уже думаю,
что это единственно верный способ жизни. Хотя он мне и претит...

Грустные воспоминания десятка миров нахлынули волной. Щастливые люди и не
очень. Любящие лица, дружеские улыбки. Направленные не к нему. От всего этого
наворачивались слезы на глаза, и он уже с усилием их сдерживал. Вспоминая дожди
и солнце, ветер и запахи собственного мира, он не мог не вспомнить Её.
Потерянную теперь уже навсегда...

Ярик задумался. Не так часто воспоминания будоражат кровь и мозг. Не так часто какие-то решения находят отблеск в будущих поступках.
- Он просто был… я не могу сказать важный ли, или нет. Отведенное место в уголке прошлого.
Согрев стакан меж ладонями, парень грустно улыбнулся и начал водить пальцем по столешнице, вырисовывая замысловатые, никому невидимые линии.
- Все прошедшее я храню в прошлом. О нем не стоит думать слишком часто, иначе стратегии и тактика, отведенных мыслеобразов сведется в пустоту. Летать на границе двух реальностей непросто, как и верить в какие-то свои радости и печали. Во сне ли, или в настоящем, главное детали, мелочи. Они составляют эту жизнь, заполняя ее кашей иллюзорности. Это же лучше, чем пустота, верно?

Олексий

Эвридика сидела, и ее омывала свежая волна чужой грусти... Эти чувства были ей знакомы. Ведь и ей самой иногда казалось, что жизнь проходит мимо нее - в самом что ни на есть прямом смысле. Все заглядывают к ней, иногда приоткрывают перед ней яркую страницу своей жизни - и уходят, неумолимо, как волна катится с омытого ей берега обратно в море. Она, прижмурясь, смотрела на Олексия, но казалось, что сквозь него она смотрит вдаль, словно стремясь увидеть что-то за его плечами, тени того и тех, о чем он говорил. Большой путь мерещился ей за его спиной. Каменистый и сложный, по которому сбивают ноги в кровь, а присесть и отдохнуть порой значит откатиться назад, и на камнях лишь лишайник, и нет пения птиц, и лишь редкие горные ручьи грохотом воды встречают путника. Но воздух прозрачен и свеж, и под ногами - долины, а дома в них кажутся уютнее, чем они есть на самом деле, и их окна манят путника к себе. Но он не чувствует себя вправе вторгнуться в их уют...
- Да, - задумчиво и медленно произнесла она, - Есть те, кто никогда не научится жить для себя. Их каждый раз будет удивлять то, что люди не думают друг о друге, что они жестоки друг к другу так часто. Они могут притворяться признавшими все мудрецами, но в глубине души им все равно будет больно... Путник, - ласково сказала она, перебивая сама себя - Отсюда ведет дорога в место забвения. Если твоя печаль так велика, может быть, ты захочешь оставить ее, как слишком тяжелый камень? Ты всегда нес не только свою печаль, но и печаль других на своих плечах. Если ты захочешь отдохнуть от нее или сбросить ее навеки, я покажу тебе путь... Но, - ее голос перешел на шепот, - Каждый выбирает сам.

Ярик

- Да, наверное, ты прав, - грустно улыбнулась девочка, - Хотя мне кажется, нет ничего страшнее пустоты, заполненной мелочами. Словно обрывками несозданных или разбитых миров. Часы, бьющие трижды в день. Чья-то забытая игрушка, некогда любимая, а теперь набитая не тканью, а щемящей болью. Тарелки с улыбающимися пастушками... Кажется порой, что эти вещи спасают, отвлекают. Мы разглядываем вещи и не видим пустоты, надвигающейся сзади, догоняющей слишком быстро. Все это порой нужная иллюзия, ты снова прав. Все,окружающее нас,настолько огромно и трагично, настолько взаимосвязано, что надо фокусировать свой взгляд на мелочах. Чтобы не видеть следов своих дел, чтобы ненароком не заглянуть за горизонт собственной жизни... Иногда так прекрасно ничего не знать, Ярик, - по-детски пожала она плечами, - И вот счастье - сейчас ты приходишь в город, где не знаешь, что случится с тобой в следующую минуту. Ты будешь путешествовать по узорам лоскутного полотна. Наверное, мы все в детстве так делали - водили пальцем по узору на ткани и представляли, что это дорога... Скажи, сколько тебе лет? Не от рождения, внутри? Сможешь ли ты еще поиграть в эту детскую игру?

Каждое слово Эвридики буд-то бы камнем падало в душу Олексия. Он вновь чувствовал переживал те сотни одноких, горьких дней. Слезы потихоньку наворачивались на глаза, но он остановил их столь привычным уже усилием воли. С каждым словом хозяйки глаза все опускались вниз, к ногам.
Он вновь грустно улыбнулся, и вскинул голову глядя в глаза Эвридике.
- Нет. Этот груз нельзя скинуть. Ведь тогда он окажется безсмысленым, пустым. Не для этого я брал его на плечи. К тому же, он уже давно стал частью меня. Вы бы смогли отказаться от части себя? Станет ли от этог легче? Сомневаюсь... - он отрицательно покачал головой.

Олексий

- Да, если грусть вросла тебе в сердце, опасно вынимать ее, - Эвридика посмотрела в глаза Олексию и в глубине ее темных зрачков блеснуло что-то, - Главное, чтобы этот груз внутри тебя не мешал свершаться чудесам, чтобы не умирала вера. Сложно совместить это в себе, но у некоторых получается. А теперь тебе пора спать, - сказала она тихо и ласково, как мать, легко коснувшись его ладони, - Иди в свою комнату, ключ у тебя есть. Выспишься, а завтра войдешь в Город. Думаю, он примет тебя. Не сразу, может быть. Но... (она слегка приглушила голос) - Вы будете на равных, если он примет тебя.
Она хотела сказать еще что-то, но только махнула маленькой рукой, и, еще раз смерив Олексия заботливым и немного грустным взглядом, направилась к своей стойке.
Огонь в камине тихо потрескивал, и по стенам летели блики от пламени. Было совсем тихо, словно зал уснул...

Видимо, ничего не оставалось как пойти в свою комнату и... наверное только лишь лечь спать. Все было как-то странно, буд-то наигранно. Как буд-то в каком-то кино. Если бы не было столь жизнено, столь искренне, столь больно.
Поднявшись к себе в комнату Олексий не зажигая света аккуратно повесил плащ и пиджак на стул, скинул с себя обувь, и кинув взгляд к окну в беззвучной молитве прилег на кровать даже не расстилая её. Прикрыл глаза.

Олексий

Сон накрыл его почти сразу, смешавшись с последними словами молитвы. Олексию показалось, что он взлетает куда-то, но это ощущение быстро прошло, сменившись полным покоем. В эту ночь сны были странными и тревожными: Олексию приснилось, что по серому небу с огромной скоростью несутся рваные облака, сквозь них просвечивает седое солнце, такое, каким оно бывает только самой поздней осенью. Это солнце не греет, лишь вызывает тоску по теплым дням. Олексий шел по каменной дороге, и пахло пылью, прибитой к мостовой недавним дождем. Ветер был холодным, пальцы леденели. Где-то вдали виднелись несколько прохожих, шагавших ему навстречу, но их лиц было не видно, а фигуры размывала даль. Ощущение тяжести на сердце все нарастало...

Осознавая, что это сон, он остановился. Взглянул на слубое, буд-то бы умирающее солнце. Втянул в себя приятный после дождевой воздух. Пальцы сжались в кулаки, краснея от холода. Стал вглядываться, прищуриваться в даль, в фигуры идущие к нему на встречу, пытаясь разглядеть получше.