Restless Dreams | ходы игроков | VIII - Каталина Лопез

Стоило Каталине увидеть уточку и сжать ее в руке (заставляя издать абсолютно и тотально абсурдный в этой ситуации трагикомичный звук "КРЯ!"), как на нее накатила бурлящая смесь горьких и дорогих воспоминаний о том, кто играл с ней и этим утёнком. Об отце, который, как выяснилось, отцом ей не был. О вспыльчивом, но отходчивом и по-своему хорошем мужчине, который позволил себе стать тем, кого стали бояться его жена и дочь. Стать... монстром, неуправляемым и безразличным, крушащим все на своем пути.

Но... может быть именно он был нужен сейчас Нине? Она вдруг вспомнила.

Он ненавидел больницы и не доверял врачам. Хотя вынужден был однажды принести маленькую Каталину к ним на руках. Она плохо запомнила этот момент - какие-то отдельные обрывки, ей было плохо тогда. Но в памяти всплыл гневный голос отца, больше похожий на рёв раненого зверя и перекрывающий все остальные звуки:

– Не стойте столбами, Дьявол вас побери! Спасите её или убирайтесь и позовите того, кто может ее спасти! Она МОЯ ДОЧЬ!

И она вспомнила, что тогда она не боялась его, а верила, что он сражается за нее с кем-то. Может быть эти кошмарные куклы оттуда, из тех детских полубредовых фантазий?

Может быть это он "научил" Нину ярости, этим вспышкам разрушительной и вместе с тем очищающей путь злости? Не будучи родным ей по крови, он сильно повлиял на ее представления о взрослых, так что, возможно, в каком-то смысле она "унаследовала" от него нечто важное и вместе с тем болезненное. Обоюдоострый дар - иметь смелость позволять себе по-настоящему гневаться...

И, черт возьми, сейчас Каталина была в гневе! Отвалите, вы, гнусные куклы, трупы, кто вы там! ПРОЧЬ! ПОЛУЧАЙ!

Из уст Каталины вырвался звук, больше похожий на волчий рык, чем на человеческий голос - и ударивший ей в голову гнев придал ей сил, позволив отбросить насевшую сверху фигуру, словно набитую ватой подушку. Сейчас ее охватило чувство, что отец где-то рядом, но теперь, в отличие от комнаты в отеле, это не пугало, а лишь раззадоривало девушку. Рука сама собой нырнула в сумку и выхватила нож, а потом...

...Каталина очнулась только когда захлопнула за собой дверь кабинета. Ее сердце колотилось как бешеное, на руках багровели синяли в тех местах, где ее держали манекены, у ножа была криво отломлена одна секция. А главное - она совершенно не помнила, как она прошла через кажущихся непобедимыми стражей и что она сотворила с ними, позволив гневу выплеснуться.

Но так или иначе - это позади. Отец снова оставил ее одну. Поспешно закрыв дверь на замок, Каталина повернулась спиной к ней и огляделась в кабинете... мистера Тобиаса.

Что она ожидала увидеть? Что-то необычное или именно то, что увидела - заурядный медицинский кабинет в заурядной больнице? Включив свет, Каталина оглядела плакаты с иллюстрациями на тему устройства нервной системы человека и изображениями головного мозга, застеклённый шкафчик с лекарствами, а также рабочий стол с несколькими ящиками и компьютер на нем.

На столе помимо ежедневника с рабочими записями аккуратно покоились две объёмистые тетрадки. На одной значилось: "Каталина Лопез: история болезни". На другой просто и лаконично: "Дневник". Обе надписи его почерком.

В другой реальности наверное бы кто-то задался вопросом – почему в этом мире не могут сработать конфеты, если работает какая-то уточка... но Каталине было совсем не до этого. Да и уточка ли помогла, а не сжимаемый в руках канцелярский нож? Ох, господи, только бы она не натворила того, о чём потом вновь придётся сожалеть... убрав своё "излюбленное" оружие подальше в сумку, Лопез несколько раз шумно выдохнула. Господи, какой кошмар... почему всё это происходит с ней? Воспоминание об отце больно укололо грудь. И спустя столько времени, мексиканка вновь была ему благодарна, ведь именно его дух сейчас вытащил её из неприятностей (иначе откуда бы у неё вообще взялись силы?). Оставалось надеяться, что она не устроила большого шума и Люси не подумает её искать здесь, а спустится туда, вниз и будет ждать её там. Хотя вообще говоря, она и не обязана столько ждать.

Однако Каталина наконец добралась до нужного места, но – увы! – того самого мистера Тобиаса не было на месте. Не вышло странного рандеву, которого девушка ждала и боялась одновременно. Но... что это? Её история болезни? Но это же невозможно, абсурд! Она здесь один день, и вряд ли её кто-то осматривал, ведь даже одежду оставили. Как черт возьми уже могла набраться такая тетрадь?! А главное – зачем в принципе её делать для того, кого выписывают после пары минут осмотра? Мистер Кауфманн не выглядел человеком легкомысленным и склонным халтурить, хотя и был довольно-таки весёлого нрава, как могла понять Каталина.

Ну, в кабинете никого не было, так что Лина сочла себя в полном праве заглянуть в журнал. А потом и в дневник – всё-таки она заслужила ответы на свои вопросы!

Чтож, похоже Каталина была готова к правде, какой бы эта правда ни оказалась. Или по крайней мере была уверена в том, что готова...

Пухлая тетрадь, заполненная убористыми и в равной степени неразборчивыми почерками разных врачей и медсестер, а также множеством вклеенных справок и результатов анализов и обследований, открыла перед ней какую-то совершенно чуждую и незнакомую страницу собственной жизни. Вообще-то она не особо помнила, чтобы за ней водилось болеть часто, но ЭТО... превосходило ожидания, скажем так. В глаза бросились даты, проставленные от руки под первыми наиболее пространными записями: пятнадцать лет назад. Её как раз примерно тогда и удочерили Лопезы. До этого только несколько кратеньких записей о медицинских осмотрах в "Доме Надежды". Что же изменилось?

Честно сказать, ей было трудно разобрать эти медицинские шифры, тем более что они были через слово пересыпаны профессиональными терминами, то и дело сокращались до одной-двух букв с цифрами, да и почерк у врачей - отдельная тема для шуток, как известно. "Да что же со мной такое?!" - но ответа на этот вопрос Каталина сама найти не смогла, сколько ни листала старую тетрадь. Ясно было только одно: где-то с момента удочерения чаще прочих в истории болезни появлялся почерк доктора Тобиаса и его подписи.

Последние записи заканчивались в год, когда она была (если верить своим воспоминаниям - надо ли им вообще верить?!) официально удочерена (уже вторично) мистером Тобиасом.

Каталина закрыла историю болезни с ощущением, будто она шла на приступ вражеской крепости, но потерпела поражение в последний момент и была вынуждена отступить. Как видно, без самого Тобиаса разобрать эту абракадабру невозможно. Но остается еще и его дневник. Немного кольнуло чувство стыда - личная вещь, к тому же дорогого ей человека. Но теперь уже девушка просто не видела иного выхода. Она должна знать.

"...Я решил завести этот дневник с того момента, как принял решение взять Нину себе. То, что с ней произошло, в каком-то смысле и моя вина тоже. Не намеренно, но из-за невнимательности и погруженности в свои дела я упустил момент, когда ещё можно было всё исправить. Мысли об этом разрывают мне сердце и единственное, что мне теперь остается, это пытаться склеить разбитую чашку из осколков. В Японии этому посвящено целое искусство и некоторые подобные предметы ценятся выше, чем новые и целые. Так же и Нина дорога мне - она напоминает мне о моих ошибках и заставляет делать всё, что от меня зависит, чтобы что-то изменить..."

Каталина ненадолго отодвинула от себя дневник, потому что глаза сами собой заполнились слезами. О чем он вообще? В чем он мог быть виноват перед ней? Он же всё делал... правильно!

"...Теперь я часто думаю о том, что мне нужно было быть настойчивее с самого начала. Я был слишком мнителен и неуверен в себе, когда стоило обратить внимание на Нину ещё там, в Доме Надежды. Обратить внимание на её маму, понять, кто они друг для друга - ведь эта женщина привлекла меня и только её убеждения и влияние Ордена заставили меня отказаться от попытки завести с ней отношения. Понимаешь теперь, дневник? У НИНЫ МОГЛА БЫТЬ НАСТОЯЩАЯ СЕМЬЯ С САМОГО НАЧАЛА! Я ненавижу себя за это..."

Всё окончательно запуталось. Маму Нины? Урсулу? Но ведь она была замужем? Тобиас был не из тех, кто будет лихо отбивать чужих жен... Но написанное заглавными буквами смешало мысли Каталины. Если он прав, это... правда ужасный груз.

"...Трусость - страшный грех и расплачиваться за него приходится дорого. Но я готов к этому, наконец-то готов. То, что чуть не случилось с Ниной в интернате, стало пощёчиной для меня и заставило наконец сделать выбор. Она важна мне, хотя и мы и не родня друг другу. Но, может быть, если у нее есть воображаемый друг, который спасал её от одиночества и саморазрушения всё это время, то и я могу вообразить, что мы друг другу семья? А потом мы вместе сделаем эту иллюзию реальной. К счастью, психика Нины невероятно пластична - мне уже много раз приходилось убедиться в этом. Прошлое нельзя выбросить из своей жизни, но можно принять его или... по крайней мере частично. Сегодня мы едем домой. Надеюсь, всё будет хорошо.."

Этот был тот самый день! Пожалуй, один из лучших в жизни Каталины. Но дневник не заканчивался на этой светлой ноте. После дюжины страниц с краткими записями о том, какая была погода и что интересного или забавного делала Нина, снова появились более пространные записи - явное свидетельство о том, что в жизнь Тобиаса вновь возвращалась тьма.

"...Разумеется, не стоило ждать мгновенного исцеления всего, что сломано. Мне ли не знать, что так не бывает? Но нужно спешить, времени не так много. Кажется, у Нины рецидив, её болезнь возвращается. Напрасно я рассказал ей... С другой стороны, имел ли я право поступить иначе? Если моя теория верна, то нельзя прибегать к тем средствам, которые мы использовали ранее, потому что это лишь заморозит ситуацию на время, но не разрешит её. Как врач, я склоняюсь к тому, чтобы попробовать новый метод. Как её отец - я боюсь. Мне страшно. Меня пожирают сомнения и мне горько думать о том, что я могу оттолкнуть её от себя в такой момент. Что мне делать, Нина?..."

"Ты это у меня спрашиваешь?!" – пронеслось в голове у Каталины, когда она закрыла дневник. А ей самой что делать?!

– Нина-а-а! – вновь донёсся голос Люси из коридора и Каталина вдруг вспомнила о своей новой подруге. Жутких фигур, в лапы которых та могла бы попасть, уже наверное нет (по крайней мере у Каталины было такое чувство). Отозваться ли? Или она ещё не готова говорить с кем бы то ни было после всего... прочитанного? Тем более что вдруг Люси решит, что она окончательно свихнулась...

"Но ведь моя мама... меня удочерила." — подумала Каталина. Выходит, он знал её настоящую мать. Но почему она тогда жила в приюте? Страшная догадка заставила затылок похолодеть: может её мама была работницей приюта? Впрочем, вряд ли это была мисс Ева – обычно матери узнают своих детей... если они им, конечно, не безразличны. Но... что же с ней там было, что происходит с ней сейчас? Стойкая уверенность, что всё это как-то взаимосвязано, не покидала Лину. Но единственный человек, который мог на это ответить, куда-то запропал.

Из размышлений, как его теперь искать, и нужно ли вообще, девушку вырвал оклик Люси. Она всё ещё здесь, ищет её... а что если с ней что-то случится? Она же себе никогда этого не простит! Мексиканка бросила взгляд на журнал, который держала в руках. Оставить тут или прихватить с собой? Наверное, неправильно трогать чужие вещи, но... наверное, она всё-таки имела право знать? Она вернёт его, если... если мистер Тобиас ещё жив. Для неё вдруг дошла наконец мысль, что в "её", прежней реальности, он ведь умер! Скончался от болезни и похоронен в Эшфилде. Очередной парадокс – как он может здесь быть живым, да ещё и вести врачебную практику? Нет, всё это странно, очень странно... и она как-то должна в это разобраться. А дневник, наверное, может помочь. Или остаться памятной вещью..

Сунув его под мышку, девушка выскочила в коридор и окликнула Люси.
— Люси, Люси! Я здесь, кабинет триста тридцать три! Но лучше скажи мне, где ты, я сама к тебе подойду!

Не хватало ей ещё наткнуться на какие-нибудь ужасы этой странной больницы. Странного леса рук может быть и не было больше – так мексиканка по крайней мере предчувствовала, но кто его знает, что в этой полутьме ещё может скрываться.

Заранее сжавшись от мысли о той бойне, которую она устроила (ведь устроила же?) в коридоре страшным куклам, Каталина решительно вышла из кабинета - и её на мгновение ослепил яркий дневной свет из большого окна в конце коридора. Тьма куда-то исчезла. Или может быть осталась там, в кабинете Тобиаса, рядом с историей болезни, которую Каталина предпочла оставить в отличие от дневника. Она огляделась - но никаких намеков на то, что она дралась здесь не на жизнь, а насмерть с порождениями кошмаров, было теперь не отыскать. Обычный больничный коридор, только слегка захламленный в некоторых местах штативами, каталками и прочей больничной утварью. Она несколько раз моргнула, чтобы удостовериться в этом.

Люси уже бежала ей навстречу и была, похоже, сильно взволнована.

– Ты куда пропала?! – выпалила блондинка, увидев Каталину возле кабинета Тобиаса. – Опять, как в прошлый раз... Пожалуйста, не делай так больше! Я еле-еле тебя нашла. Мне сказали, что тебя выписали, но ты так и не пришла вниз ко мне! Я битый час бегала по всей больнице, искала тебя! Хорошо что один человек мне сказал, что видел тебя недалеко от стенда с информацией, а то бы я уже и сама решила, что с ума сошла! Навоображала себе подружку из приюта и бегаю теперь ее ищу!

Очередная неловкая шутка Люси и её нервный смешок, кажется, немного разрядили обстановку. Она посмотрела на тетрадь в руках Нины, но в последний момент сдержалась и не стала спрашивать о том, что это такое. Только ненавязчиво потянула за собой к лифту.

– Ну, теперь-то уж можно идти?

Лифт довёз из до первого этажа и уже скоро двери Госпиталя Алчемилла закрылись за их спиной. Старенький "Форд", как верный пес, ждал на парковке - еще один прочный якорь для Каталины, еще одна пядь твердой почвы под ногами. Сев за руль машины, она почувствовала себя немного уверенней. Люси села рядом и какое-то время они просто молчали, слушая урчание заведенного мотора.

– Может радио включим? – спросила Люси и, не получив определенного ответа, покрутила тумблер радио. Больше всего на счете Каталине бы сейчас не хотелось услышать скрежетание и шипение помех, как тогда, в лесу... Но их и не было. Только мягкая ненавязчивая музыка, какие-то старые хиты 50-60-х вперемешку с более новыми треками.

Автомобиль двинулся с места и они поехали по окутанным туманом улицам в сторону "Старого Сайлент-Хилла", где жила Люси. Дома и деревья проплывали мимо, как образы из видений, а реальностью теперь казалась только сама машина, толстая тетрадь на коленях и сидящая рядом блондинка.

Когда они проезжали через мост, играла какая-то особенно печальная и немного напоминающая церковную музыку мелодия, а женский голос с легкой хрипотцей тихо пел: "...No way out There is no way out of here... No way out There is no way out This is eternal pain..." – и это наполняло мысли Каталины светлой тоской по всему, что она потеряла, по всему, чего у нее никогда не было, хотя могло быть. Люси же... выглядела так, будто сама едва не плачет. Но почему, что с ней?

"...Angels go to Heaven... Angels go to Heaven... Angels go to Heaven..." – пел голос. Люси издала странный звук, что-то среднее между смешком и всхлипом, но тут же заулыбалась.

– Красиво, правда?

...Наконец, машина остановилась у небольшого старого двухэтажного домика, который показался Каталине смутно знакомым. С другой стороны, таких домишек, похожих друг на друга, миллионы по всей Америке. Узнавание и желание видеть знакомое - возможно, самое человеческое из того, что вообще есть в людях. Все мы пытаемся зацепиться за что-то в этом мире, запомнить его, самим остаться в чьей-то памяти. Ради чего мистер Тобиас писал этот дневник? Ради чего она помнит о нём? Утратив это, возможно, ты вовсе утратишь себя.

– Ну, проходи, что ли! – неловко развела руками Люси, открывая дверь домика и приглашая Нину войти. – Если что, у тебя комната наверху, надеюсь тебе понравится. Я пойду поставлю чайник и быстро приготовлю что-нибудь, ты пока располагайся...

Блондинка ушла на кухню и принялась возиться с посудой и едой, что-то болтая про себя, Каталина же осталась в прихожей. Весьма скромная обстановка: желтовато-коричневые оттенки, старенький диван, столик с телефоном, стойка для обуви и вешалка. Выглядело это всё довольно запущенно, будто бы Люси то ли редко убиралась здесь, то ли у нее просто сил на это не хватало - но дареному коню ведь в зубы не смотрят, да? Тем более что она так рада, что Каталина всё-таки согласилась погостить у нее. Она это так восприняла - Каталина согласилась. А куда ей еще деваться?

Присев на диван, Каталина услышала звук телефонного звонка. Люси кто-то звонит - а она даже не слышит этого, потому что хлопочет на кухне. И Каталина вспомнила, что кое-кто обещал позвонить ей, когда сможет.

И вновь – тьма прошла, словно её и не бывало. Словно ангел смахнул крылом. Словно кто-то перекрутил вентиль, остановив поток ужаса. Хаха, кажется она действительно начинает сходить с ума – это ещё что за аналогия? Кто ещё может крутить такие вентили вообще? Вздохнув, Каталина двинулась навстречу несущейся к ней Люси. Искреннее её беспокойство пока всё ещё вызывало некую опаску отвыкшей от ласки Лины. Это точно та девочка, с которой они однажды сцепились не на жизнь, а насмерть? Люди точно так умеют меняться?

И всё же, интонации, жесты и взгляды Люси показывали – да, может. Может, тогда и мексиканка сможет в себе что-то изменить? Да, пожалуй кое-что сможет. Они уже сидели в машине, слушали песни, берущие за душу – ну прямо финал какого-нибудь мелодраматического кино, и в общем, всё было хорошо. Не став уточнять, что так тронуло Люси в песне (наверное то же, что и её, просто Лопез не привыкла слишком ярко выражать эмоции), она сдержанно улыбнулась блондинке в ответ.
— Без поножовщины, говоришь? — припомнила она шутку блондинке. — Погоди-ка, сейчас заедем на озеро на минутку.

Вырулив к Толуке, она вышла из машины и пригласила за собой Люси. Достав тот самый ножик из сумки, она демонстративно размахнулась посильнее и отправила канцелярское лезвие в полёт. С тихим "бульк" страшное оружие – принесшее ей и спасение, и беды, ушло на дно Толуки.
— Ну вот, теперь я уж точно безопасна, — пошутила Лопез. — Поехали.

Домик показался ей уютным, хотя и чуточку заброшенным. Хотя если подумать, у Люси наверняка не особо времени заниматься им, при такой-то работе. Ей бы наверное тоже надоело намывать тарелки и полы, работай она в общепите... хотя она-то сейчас вообще не работала, так что упрекать девушку не имела никакого права дважды. Да и вообще, убранство домика её понравилось. О каком-то таком она всегда и мечтала, пожалуй, разглядывая картинки в журналах.
— Д-да, спасибо. У меня вещей не то чтобы много, — заметила Каталина, присаживаясь на диван и поглаживая укрывавшую его ткань. — Тут... очень мило. Спасибо.

Она кажется даже задремала немного (и немудрено, учитывая пережитое), но телефонный звонок вырвал её из грёз. Хм, кто же это мог быть... не выдержав, Лопез сама сняла трубку, не окликая Люси. Если что, потом позовёт.

– Алло... – прозвучал голос, который даже будучи пропущенным через телефон заставил Каталину замереть и ощутить, как комок подкатил к горлу. Это был он, Тобиас! – Алло... Нина, это ведь ты?

– Это ты, я знаю, конечно же ты... – добавил он после паузы, показавшейся бесконечной, во время которой было слышно, как гремит посудой Люси на кухне. – Даже не знаю, с чего начать. Я... многое в жизни делал неправильно. Был недостаточно смелым, когда это требовалось, когда это могло что-то изменить. Из-за этого тебе сильно досталось, моя девочка. А еще я... впустую потратил так много времени, которого осталось совсем немного. И я проклинаю себя за это. Мне больно думать, что ты снова совсем одна, как и прежде.

– Я не... – сорвалось с губ Каталины. – Со мной тут Люси, она...

– Я думал... это осталось позади. – с горечью сказал Тобиас, странно отреагировав на упоминание Люси. И Каталина напряглась, пытаясь понять: он имеет в виду тот инцидент в Приюте, когда она изувечила Люси? – Думал, что тебе это уже больше не нужно. Каким же слепым я был, Боже мой...

– О чем ты? – дрогнувшим голосом спросила девушка. Люси на кухне притихла, будто бы услышала, что Каталина говорит с кем-то.

– Эта "Люси"... – Тобиас как-то странно произнес имя, выделив его паузой и интонацией. – С одной стороны я очень ей благодарен, потому что она действительно спасла тебя, когда меня самого не было рядом. Но тебе нужно двигаться дальше, а она невольно тянет тебя назад, заставляет плутать в темных закоулках памяти в поисках ответов, но одновременно не позволяя до них добраться. Да, двигаться дальше, даже если это больно... Ты понимаешь, Нина? Не так много времени, чтобы тратить его на сожаления или на... иллюзии, даже самые светлые и любящие. Подумай о том, кто ты и где ты находишься, что ты хочешь, где ты желаешь быть. Кому отдать самое дорогое, что у тебя есть - твоё время. Ты слышишь меня, Нина?

Вопрос повис в воздухе, потому что Каталина подняла взгляд и встретилась глазами со стоящей в проходе на кухню Люси - и тишина в доме была такая, что доносящийся из трубки голос можно было услышать даже оттуда.

В уголках глаз Люси блестели слёзы.

– Я рада, что ты наконец выбросила этот дурацкий нож. – севшим голосом прошептала блондинка, улыбаясь какой-то обреченной и вымученной улыбкой. – Думаю, что он тебе уже больше не понадобится. Добро пожаловать домой, Нина. Время пить чай?

Она, взглянув на Каталину ещё раз - с какой-то странной нежностью, - ушла на кухню, а когда Каталина поспешила за ней, то оказалась на кухне одна. На тарелке лежали два горячих бутерброда с ветчиной и сыром, рядом парочка пирожных и прочих сладостей, а еще чашка с горячим черным чаем. Но Люси не было видно, хотя ощущение, что она рядом, не покидало Каталину и вызывало ощущение головокружения.

"Потому что... Люси никогда не существовало. Верно, мистер Тобиас?" – спросила она себя, хотя в брошенной трубке уже давно раздавались короткие гудки. И сама уже знала ответ. Проломив какую-то внутреннюю ледяную стену, бурным потоком хлынули воспоминания.

...Это же действительно ее дом, их дом - с мамой и папой! Здесь они жили, когда еще были в Сайлент Хилле! И Хизер она нашла где-то неподалеку отсюда, возле поросших вереском холмов! Каталина была уверена, что она даже после стольких лет явится, если она позовет кошку - и от этого защемило сердце...

...Странная большеротая девчонка в приюте, которая куда-то пропала через несколько недель после того, как Нина ее в последний раз видела. Было немного жаль - она, кажется, такая же мечтательная, как и сама Нина, они могли бы подружиться. Как же её звали? Запомнилось только, что у нее были светлые волосы.

...Мисс Ева подарила ей куклу: милую и с золотыми волосами, как у принцессы. Потом госпожа директор выругала мисс Еву за это, но Нина так и не поняла, почему, ведь кукла ей так понравилась. Она бережно хранила её под подушкой, пока её не стащили другие дети. Помнится, она тогда плакала и ей стало плохо впервые. Тогда ещё никто не знал, что это будет повторяться.

...Она была там, в Доме Желаний! И сама была желанием Нины - сбывшимся желанием о подруге, которая будет ее понимать и никогда не оставит в беде! Нина просто проснулась, а Люси уже сидела рядом на ее кровати и болтала ногами. С того дня они часто играли вместе, но однажды Нину здорово наказали за то, что они пролезли через ограду и почти дошли до шоссе, играя в догонялки. Но это всё равно было весело!

...Потом Нине еще не раз становилось худо - и всякий раз Люси попеременно с мисс Евой сидели с ней вместе в той странной подземной комнатке, где пахло лекарствами. Изредка приходила и госпожа директор, но Нина не понимала, зачем. Потом она попалась на глаза мистеру Тобиасу, который приезжал в Дом Надежды с какой-то проверкой - и с тех пор ее больше не водили в подземную комнату, а приступы болезни стали случаться реже.

...А потом Нину удочерили и... ей пришлось надолго расстаться с Люси. Жизнь с Лопезами настолько отличалась от жизни в приюте, что Каталина очень быстро стала забывать о прошлом, будто бы это был просто дурной сон. Может быть из-за этого Люси стала такой злой, когда снова встретила Нину после смерти родителей? Даже притворилась, что не узнала её, не подходила и не пыталась снова заговорить с ней? Хотя нет, подождите, что-то не то...

И ошарашенная Каталина снова увидела тот момент, когда её дразнили другие девочки в приюте - но всё было иначе. Вернее, не всё. Нож в руке, злобные усмешки других детей - всё так, но... Среди них нет Люси? Где она? Почему Каталина запирается в туалете и плачет? Она же запомнила, что сделала пусть и дурной поступок, сделавший ее изгоем, но поступок смелый и сильный. А сейчас, в этом новом воспоминании она просто плачет и смотрит на нож в дрожащей правой руке и на бледное запястье другой руки, а потом... Люси (откуда она взялась?) начинает грубить ей и цепко хватает её за левую руку, пристально (и вместе с тем тоскливо) глядя в глаза Нины и не отводя взгляд, когда видит там разгорающийся огонёк отчаянной злости. Не убирая руку, когда та заносит лезвие ножа, а будто бы наоборот ожидая этого!

– ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ! – прокричала тогда Нина, полоснув удерживающую ее руку (и ей вдруг вспомнились холодные руки манекенов из тьмы - но рука Люси тогда была теплой) и оттолкнув блондинку прочь. А у той был такой вид, будто бы она сделала что-то очень болезненное для обеих, но необходимое.

И... исчезла.

Только сейчас Каталина поняла, что ни разу не слышала при разговорах воспитателей о причинах ее перевода в интернат имя Люси и вообще четкую формулировку случившегося. Люси исчезла... а Каталина обрела какую-то мрачную решимость справляться собственными силами несмотря ни на что, даже если она одна в этом мире. Так было ровно до того момента, когда мистер Тобиас наконец набрался решимости сделать то, что хотел сделать еще очень давно.

Кажется, все осколки разбитой чашки теперь были собраны воедино.

Что же, вот всё и стало на свои места. Каталина положила трубку – говорить она сейчас всё равно не могла. Урок Сайлент Хилла был очень жесток – дать и в одночасье отобрать снова всех близких людей, что у неё были. Мама, Люси, мистер Тобиас. Всё только мираж в тумане. Может, и кажется настоящим, но растворится, стоит только подобраться опасно близко к нему.

Ну что ж. Девушка утёрла слёзы, выступившие в уголках глаз. Как бы не добра была к ней Люси, как бы не заботилась... всё-таки жизнь в туманах не для неё. Горько и больно будет вновь покидать только обретённый дом, но зато теперь Лопез знала точно – ничего её здесь больше не держит. Туманы останутся позади, и всё, что с ними связано.
— Прости, — прошептала Каталина, стараясь снова не заплакать. Получив вдруг подтверждение своим опасениям, она испытала не облегчение, а нестерпимую, тягучую тоску. Как будто у неё действительно отобрали друга. А впрочем... отчасти ведь так и было?

— Прости, — прошептала девушка ещё раз, отводя взгляд от приготовленной "Люси" еды. Она не была уверена, что если сейчас сядет за стол, увидит её лицо "напоследок", то у неё хватит воли после этого подняться и уйти. Уходить надо было сейчас, решать всё раз и навсегда. Если б она могла быть уверена, что кто-то её ждёт в другом мире... но, похоже, такая роскошь доступна не каждому, хах?

И всё-таки, призвав в очередной раз упрямство своего отца, она выходит за дверь, спускается по крыльцу и садится в машину, стараясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Давит педаль сцепления, и прощается с Сайлент Хиллом навсегда. Наверное, сначала она приедет в Эшфилд, посмотрит на могилу мистера Тобиаса ещё раз. А затем... да кто его знает, что будет затем. Впереди у неё целая жизнь.

Больно, как же это больно. Истина - самое твердое и самое острое в мире лезвие, с которым никогда не сравнится ни один канцелярский нож. "Не создавай сущности без надобности!" - гласил принцип "бритвы Оккама" (интересно, что бы средневековый философ сказал насчет Ножа Каталины?). Но ведь у Каталины БЫЛА НАДОБНОСТЬ в Люси. Была.

Но... нельзя же так вечно, правда? Выдуманные друзья хороши, когда тебе три года или пять - но не когда ты выросла и тебе нужно жить своей жизнью. Чем старше ты становишься, тем меньше в мире остается места для них, им не хватает тихого уголка, глотка воздуха. Им приходится уходить. Люси и сама это наверняка понимала, потому что не стала удерживать её, хотя Каталина и чувствовала - она могла бы это сделать, ей хватило бы совсем немного. Люси отпустила её. Снова, как тогда. В третий раз - и может быть уже навсегда?

Больно думать об этом. Как и о том, что она ощутит, когда увидит могилу мистера Тобиаса... Внезапно Каталина замерла, уже двигаясь по шоссе, так что чуть не слетела с дороги в кювет. ПОДОЖДИТЕ! Какую ещё могилу? Рассыпавшийся карточный домик ложных воспоминаний полностью смёл эту тяжелую для сердца картину. НЕ БЫЛО никаких воспоминаний о похоронах!

СТОЙТЕ! Она вжала педаль тормоза в пол, остановив машину, и лихорадочно стала перелистывать дневник мистера Тобиаса, а в голове кувырком метались мысли о том, что она забыла что-то критически важное. Что-то, что было у нее буквально перед глазами.

"...Мне становится хуже и с этим вряд ли можно будет что-то сделать. Но у меня еще есть полгода, может быть год. Это ведь так много и так мало одновременно, правда?..." – было написано на последней странице, которую она так и не открыла, а под записью значилась дата.

"Это было три дня назад" – подсказал знакомый голос в мыслях и Каталина увидела в зеркале заднего вида грустную улыбку Люси. "Ты прочитала это и... тебе снова стало плохо. Три дня назад. На три дня меньше, чем было, когда ты заглянула в его дневник. Но время еще есть. Не спеши его хоронить, даже в мыслях. Он ещё здесь и он очень ждет тебя. Это - самое настоящее из того, что есть. А теперь - жми на газ, Нина! Помни обо мне, обо всех нас. Мы... всегда... будем... с тобой...".