Беспорядки в Пьяченце (1497 г.) | ходы игроков | Особняк Дестефани

Небольшой трехэтажный особняк Дестефани располагался на via Colonia, одной из улиц города, бравшей свое начало от центра Пьяченцы - площади Ангелов. Не смотря на непрезентабельное название, via Colonia была одной из самых дорогих улиц города, и немногие могли себе позволить владеть недвижимостью там. Помимо самых дорогих лавок, на этой одной из старейших улиц города располагался трактир "Золотая Роза" - самое дорогое заведение подобного типа в Пьяченце, уже не первое поколение принадлежавшее достойной купеческой семье Верди. Нынешний хозяин "Золотой Розы", Оттавио Верди, стабильно был вне политики, не уставая повторять, что хорошего купца и владельца трактира от своих дел может оторвать только война, чума или папский легат.
Особняк синьоры Дестефани был одним из самых новых зданий на улице, и был возведен на месте Дома Падилья, принадлежавшего некогда знатному дому, истребленному в междуусобице лет сто назад. Выкупившая заброшенный дом неаполитанка приказала снести руины, и вскоре на месте пользовавшихся дурной славой развалин было возведено уютное белое поместье в древнеримском стиле. 
Вокруг особняка был разбит аккуратный цветник, а у невысоких побеленных стен росли невысокие оливы и смоковницы. В центре дома, меж высоких колонн, подпиравших расположенную на втором этаже анфиладу балконов, шла мраморная лесница, по которой гости дома могли попасть на первый этаж, где услужливый лакей помогал синьорам и синьоритам оставить верхнее платье и провожал их в большую залу, композиционно разделенную на три части. Центральная из них представляла собой большое пустое пространство, отведенное под танцы. В правом крыле был расположен большой стол, могущий разом вместить за себя до полусотни гостей, а также выход в служебные помещения, откуда расторопные слуги приносили благородным гостям еду и напитки. В левом же крыле, по образцу римских поместий, были расположены маленькие домашние термы, в обычное время отгороженные от остальной части дома непрозрачной ширмой.
Из центральной залы также вела лесница на второй этаж, где почтеннейшей домовладелицей были устроены ряд небольших комнат, в которых визитеры могли без опаски общаться и решать интересующие их вопросы. Кроме того, на втором этаже располагались жилища профессионально нелюбопытных слуг неаполитанки, многие из которых были сарацинами и ни слова не понимали по итальянски. Основным же украшением этажа служила длинная балконная анфилада, опоясывающая весь дом и открывающая превосходный вид как на сад, так и на окружающий город - благо особняк был расположен на небольшом холме, возвышаясь над окрестными постройками.
На третий этаж гости практически никогда не допускались, так как именно там располагались покои Магдалены, а также ее таблиний. Впрочем, по рассказам тех, кому довелось подняться туда, третий этаж ничуть не уступал всему остальному дому, являя собой доказательство того, что молодая вдова явно не бедствует. Будучи поклонницей античности, синьора Дестефани не поскупилась на приобретение подлинно древнеримских произведений искусства, и теперь ее особняк был украшен статуями и бюстами давно минувших веков, времен погибшей Империи. Впрочем, уж в чем, а в отсутствии чувства вкуса Магдалену Дестефани упрекнуть было нельзя: все было подобрано очень аккуратно, выдержано в едином стиле и общей гармонии.

Вошедших гостей встречала установленная на столик в центре атриума картина - портрет покойного Бернардо, перевязанный черной лентой. Подножие портрета, принесенного из безутешного дома Фаррадечи, утопало в живых цветах.
Каждого из гостей встречала лично хозяйка, обетая в платье, стилизованное под античную тогу. Молочную белизну ее одежд оттеняли лишь золотые украшения и пупурная кайма по подолу. С царственным величием неаполитанка приветствовала вошедших, и предлагала достойнейшим присоединиться к поминовению безвременно почившего синьора. Каждый жест, каждое слово южанки были отточены и безукоризнены, а в глазах ее стояла такая, несомненно притворная, тоска, что казалось, что покойный был смыслом ее жизни.
В пиршественной же зале, отделенной от атриума яркой ширмой, царило спокойствие и веселье. Сновали слуги, разнося напитки, менестрель играл какую-то кансону, посвященную герою современности - Чезаре Борджиа, стол ломился от явств. Сегодня на приглашение вдовы откликнулись многие, и сейчас в зале сидели разнаряженные в пух и прах Альберти, Нинни и Марио, о чем-то шепчущиеся в углу; ди Ферранти и Сориа, обсуждающие недавние петушиные бои; внимательно и чуть озадаченно слушающий музыку Джильди; Кальдерони, расспрашивающий жеманного и накрашенного Амадео о предстоящей пьесе; мечтательная Пикколомини, хищным взглядом провожающая холостых мужчин; угрюмо накачивающийся вином Брауберг и похожие на нищих родственников раздраженные и напряженные де Боно, причем Марию в коем-то веке можно было увидеть в платье, которое ей, впрочем, ну абсолютно не шло.

Чертовски долгий день в конце концов подходил к своему завершению, но впереди по-прежнему маячила далеко не самая приятная его часть. Стефан устало откинул назад голову, позволяя себе на несколько коротких мгновений расслабиться, отдохнуть вдали от людских глаз, утонув в уютном полумраке своего экипажа.
Вообще, кареты Сальваторе откровенно и вполне заслуженно недолюбливал – но сегодня выбора у него, конечно, не оставалось. Роскошное одеяние, подобранное специально для приёма и выглядевшая безусловно великолепно спутница накладывали некоторые ограничения. Стефан с улыбкой снова взглянул на дочь – выглядела Эстелла великолепно. Конечно, девушка всегда старалась держаться на высоте, но сегодня она превзошла все границы. Облегающее платье небесного цвета – пожалуй, излишне откровенное, как, впрочем, и подавляющее большинство вещей в гардеробе Эстеллы. Искусно завитые белые волосы водопадом ниспадают на плечи. Блестящий образ довершают рубиновое ожерелье и загадочная улыбка, что почти всегда играет у девушки на губах.
Сальваторе прекрасно понимал, куда они едут. Знал, что подобное одеяние на приёме в память о Фарадеччи могут посчитать вызовом или даже оскорблением. Чрезмерно глубокое декольте, неуместный совершенно цвет бездонного неба. Но не сказал дочери ни слова, впервые увидев выбранный ею наряд.
Провокация. Он старался использовать все возможности, развивать сразу несколько направлений, пусть даже сам и до последнего не понимая, к какой выгоде могут в теории привести его действия. Конечно, совсем уж открыто оскорблять собравшихся лордов в планы Стефана не входило – настоял, чтобы при выходе из кареты Эстелла набросила на плечи шёлковую накидку нейтрального серого цвета. Так будет лучше. Чуть менее грубо, чуть более осторожно.

Едва ощутимый толчок ознаменовал остановку – экипаж замер прямо напротив парадного дома особняка Дестефани. Стефан первым спрыгнул на мостовую – следом помог выбраться дочери. В её голубых глазах он, как обычно, не видел даже намёка на страх или волнение – лишь задорные огоньки, которые, казалось, и вовсе оттуда не пропадают.
Двигаясь по аллее ко входу, Сальваторе не мог не отдать должное архитектуре и элитному местоположению роскошного особняка. По пути пытаясь припомнить, что вообще ему известно о доме Дестефани.
Ведя под руку дочь, Стефан наконец перетупил порог дома и оказался перед портретом покойного. На лицах вошедших, конечно же, преобладал вежливый траур, но глубоко внутри Сальваторе торжествовал. Вот что бывает с теми, кто слишком много играет на публику. Кто присваивает себе громкие титулы, называясь «Лучшими клинками Пьяченцы» соответствующей нумерации. Можно сколь угодно искусно размахивать мечом и блистать на дуэлях, но это не защитит от кинжала, направленного прямиком в спину. От яда в чаше, полной изысканного вина. От дюжины арбалетчиков, что могли подстеречь чемпиона за очередным поворотом. Всё относительно, человек – очень хрупкое существо. И если кто-то всерьёз задумал кого-то убить, то крайне тяжело будет избежать скорого визита к заранее зарезервированному месту на кладбище.

Стефан вежливо поприветствовал хозяйку особняка, от души восхитившись актёрским мастерством этой женщины. Ну надо же – глядя на неё, даже сам безвременно покинувший этот мир Фарадеччи мог бы поверить, что он навсегда останется хоть в чьих-то сердцах. В самой пиршественной зале преобладала другая совсем атмосфера, сразу выдававшая плохо скрываемое лицемерие подавляющего большинства. С неудовольствием Стефан отметил, что прибыл сюда практически первым – по крайней мере, среди по-настоящему значимых и достойных внимания фигур. Ни Эстакадо, ни Джованни, ни даже самого Фарадеччи на горизонте пока что не наблюдалось. Зато были Эмилио с дочерью, выглядевшие на светском приёме до нелепости неуместно. Недолго думая, Стефан пересёк зал с дежурной улыбкой, уселся на свободное место в непосредственной близости от де Боно под аккомпанемент песни местного менестреля. Складная композиция непроизвольно отпечаталась в памяти, заставляя задуматься о судьбе главного героя этого произведения.
Чезаре Борджиа. Быть может, герой и освободитель. Возможно – жестокий тиран и диктатор. Стефан знал лишь, что этот человек не побоялся ради достижения собственных целей утопить в крови всю Италию. И это, в глазах Сальваторе, по меньшей мере, было достойно искреннего восхищения.
- Эмилио. Леди Мария, - поприветствовал он старых знакомых. На этот раз, впрочем, решил ограничиться одним лишь приветствием – если комментарий относительно воинского искусства дочери де Боно был той безусловно приятен, то откровенно лестная ложь относительно внешности лишь испортит произведённое не так давно впечатление.
- Моя дочь, Эстелла, – в ответ девушка очаровательно улыбнулась. Стефан внимательно наблюдал за выражением лица де Боно – не один год прошёл с того момента, как Эмилио в последний раз видел его дочь, которая тогда была ещё скорее милой и вежливой девочкой.

Незаметный приезд; дорогая, но не помпезная одежда и скромная улыбка, мелькающая при каждом приветствии. Вот что характеризовало Доменико Колонну на этом вечере.
Словно стыдясь и извиняясь за слухи о гневных криках на площади, юный эмиссар герцога вел себя подчеркнуто вежливо и даже несколько застенчиво. Впрочем, элегантности его это ничуть не мешало - все же воспитание его было очень и очень недешевым.
Сейчас Колонна, покончив со всеми необходимыми ритуалами, вел вежливую беседу с пышно-обвисшей Пикколомини. Вежливая беседа заключалась в том, что Доменико внимательно оглядывал пришедших, попивал вино и кивал в такт сюсюкающей, словно с несознательным младенцем, старухе.
Пока что подобное времяпрепровождение его устраивало. Пока что.

Получатели:

Зеркало в малой гостиной отражало человека, что, стоя перед ним, в очередной раз раскуривал трубку. Слуги, закончив все приготовления, тихо вышли, притворив за собой дверь.
Мягкий, густой дым окутывал фигуру, распространяясь по комнате стелющимся туманом. Человек в чёрных одеждах смотрел в глаза своему отражению, и мрачные мысли посещали его голову. Вспоминались события минувших дней, всплывали чужие лица, проносясь сквозь череду ассоциаций и мыслеобразов. Удивительно, насколько всё может перемениться в один лишь день, и люди, что не имели к тебе никакого отношения, самым поразительным образом вплетаются в твою жизнь и становятся её неотъемлемой частью. И самый чёткий образ, что резко контрастировал с остальными, рисовался в собственном зеркальном отражении. Он видел другого человека, и взгляд его обжигал и заставлял вспомнить в некотором роде неприятные вещи. На ум вновь приходят сравнения, и от этих мыслей хотелось избавиться как можно скорее. Но чем больше об этом думаешь - тем больше они тебя поглощают.
- Карета подана, синьор.
Голос слуги, заглянувшего в комнату, прерывает думы. Взгляд неосознанно падает на часы. Время прошло слишком быстро.

***

Беатрис ещё не могла отойти от последней встречи. Чувство злости несколько притупилось после посещения ювелирной лавки, но всё же возвращаться в особняк совершенно не хотелось. В какой-то миг девушка поняла, что хочет уехать домой. Подумала, что вовсе не готова встретиться со всеми этими людьми, особенно сейчас.
Слуги проводили её в комнату, где её ждало новое платье. Чёрный атлас с рельефными узорами, пошитый по последней моде, смотрелся особенно презентабельно – не слишком вычурно, но и не чересчур кричаще. К высокому декольте добавилась подвеска с капелькой рубина и под стать ей небольшие серьги. Оставалось самое главное – уложить причёску.

Матиас должен был приехать раньше. Показываться в свете одной даме не престало. И сейчас, сидя перед зеркалом, Беатрис думала о своём. Всплывали в памяти события прошлого, и по ту сторону зеркала на неё смотрела маленькая девочка. И в глазах её горел огонёк собственных желаний и мечтаний. Удивительно, что одно из них начинало сбываться, но при совершенно необыкновенных обстоятельствах.
Вряд ли то, что общие рауты удостоенных чести домов начинались с похорон, было такой уж случайностью. Во всём происходящем чувствовалась некая ирония незримых высших сил...

Вошедшая служанка доложила о приезде мужа. Беатрис поднялась, поправляя платье и ощущая мелкую дрожь в руках. Нужно было успокоиться и показаться гостям в лучшем свете.

***

- Синьора, - Матиас подал руку своей спутнице, едва она спустилась с лестницы на нижнюю площадку. Не скрыл довольной улыбки, любуясь женой. Нисколько не жалел в эту минуту о сделанном когда-то выборе и собственной настойчивости. Беатрис улыбнулась ему в ответ, но её улыбка вышла куда более натянутой, чем его собственная. – Если моя дама собирается думать весь вечер о плохом, то нам лучше сразу повернуть обратно.
- Матиас!
- Расслабься и получай удовольствие. В конце концов, мы приехали на званный вечер, а не казнь. Даже не смотря на смехотворный повод.
Джованни и правда выглядел более чем расслабленно и спокойно. На губах играла лёгкая улыбка, присущая хозяину тратторий, привыкшего к встрече гостей в собственных заведениях, и с этой же улыбкой он зашёл в общий зал, ведя под руку молодую красавицу-жену. Учтивые кивки знакомым, пожатие рук постоянным посетителям. Внешне Матиас оставался невозмутим и привычно-дружелюбен, казалось, вся сложившаяся ситуация его вовсе не трогает, и они действительно приехали на обычный приём.
Беатрис же старалась держаться подобно супругу, но её волнение всё же пробивалось сквозь маску учтивости. Она стрельнула глазами в кричаще одетую молодую особу, недовольно посмотрела на хозяйку вечера, улыбнулась Амадэо. Пожалуй, ей и правда нужно было расслабиться.
Матиас быстро включился в беседу Сориа и ди Ферранти о петушиных боях – не слишком настойчиво, но поддерживая разговор и интересуясь. Лёгкость, с которой он чувствовал себя в этом обществе, могла бы поразить внимательных наблюдателей, но, соблюдая все приличия маскарада, он старался не слишком привлекать к себе внимание излишней открытостью. Впрочем, он и без того его уже привлёк. Как и две фигуры, что расположились дальше, наблюдая за происходящим, чуть ранее удостоенные его молчаливого приветствия - абсолютно не отличающегося от прочих.

Семейство Эстакадо пока задерживалось, и церемонию прощания без них пока не начинали. Зато прибыли Бальдассаре со своей сестрой Антуанеттой: все в черном, траурные, печальные - уж они-то точно были опечалены внезапной смертью Бернардо. Судя по их нервному и напряженному поведению, дела у семейства Фаррадечи шли крайне плохо: ну не могли изысканный гуманист и скромная барышня в такой тяжкий и ответственный период удержаться на борту раскачивающегося в море интриг корабля власти в Пьяченце, не говоря уж о том, чтобы встать у штурвала. Впрочем, дом Фаррадечи был весьма разветвлен и многочислен, и никто бы не удивился, если на смену не справившемуся ученому пришел бы кто-нибудь более хваткий. Впрочем, на званном вечере у Дестефани взвинченным Фаррадечи ничего не грозило, и они потихоньку стали расслабляться. Впрочем, представители почтенного семейства держались рядом друг с другом и почти ни с кем не беседовали - лишь перекинулись парой фраз с хозяйкой дома.
Сама синьора Дестефани прогуливалась между гостей, оставаясь с каждым вежливой и предупредительной, находя для каждого доброе слово и даря изысканный комплимент. В своих беседах неаполитанка была осторожна, и всячески избегала обсуждения политики и текущей ситуации в городе, щедро делясь в замен этого римскими, миланскими и венецианскими сплетнями, новостями моды и искусства. Бдительно следившие за окружающими синьоры не могли не заметить, что Магдалена старательно обходит всех по порядку, при этом стараясь не уделять никому больше времени, чем другим. Из этого прямо-таки напрашивался определенный вывод: молодая вдова свято блюдет нейтралитет не только между схлестнувшимися домами, но и между всей городской верхушкой.

Гости пили вино, периодически подходили к столу за закуской, и в целом вели себя ровно так, как и ожидалось. Исключение составляла лишь республиканская троица, против обыкновения все так же продолжающая о чем-то шушукаться, подозрительно косясь по стронам. Явно, эти синьоры были заняты каким то своим, очень важным делом, раз уж даже на рауте не могли отвлечься от него. Впрочем, подслушать их переговоры было бы затруднительно: не смотря на то, что они оживленно спорили, тон они держали крайне тихий. Даже Самсоне, раздраженный и злой, не орал басом, как обычно в подобных ситуациях, а тихо переругивался с коллегами.

А вот старуха-Пикколомини, поймавшая в свои сети несчастного Доменико, вещала во всю. Бедный римлянин был вынужден, соблюдая приличия, выслушивать долгий монолог о здоровье любимых собачек пожилой синьоры, их здоровье и способах кормления. Отвлеклась Женбев лишь на подошедшую Дестефани, явно и громко прошипела что-то типа: battona neapolitana, молча выслушала комплимент своей внешности и платью и затем, подбоченясь и презрительно глядя на вдову, громко заявила:
- Зато скоро ко мне прибудут мальчики-кондотьерчики, и любой мужчина позовет меня в жены! Не то, что тебя, никому не нужная тощая cagna! Южанка в ответ на эти неприкрытые оскорбления лишь мило улыбнулась и подняла бокал "за пышущую здоровьем синьору Пикколомини, которая, разменяв пятый десяток лет, прекрасна, как сороколетняя". Старуха неодобрительно покосилась на Магдалену, а потом, решив, что не след ей, такой богатой и знатной, обращать внимания на недостойных, продолжила свою беседу с Колонной.

Еще одна группка образовалась вокруг увлеченно беседующих Сориа, ди Ферранти и Джованни, обсуждающих петушиные бои. Вскоре к ним присоединился и Кальдерони, пожаловавшийся на то, что последняя неделька у него выдалась ужасной: сначала Красный заклевал Посейдона, на которого Леопольдо поставил ажно сотню сольдо, а затем какие-то мерзавцы разграбили один из его обозов - одни убытки, вобщем.

Ну а прочие беседовали кто о чем: Стефан, например, разговорился с семейством де Боно, причем, судя по лицу Эмилио, которое можно было читать, как открытую книгу, беседа шла вполне дружески; а к Беатрис Джованни подскочил маэстро Амадео, облобызавший ее в обе щеки и начавший скороговоркой о чем-то вещать, активно жестикулируя.

Мирное течение только-только начавшегося вечера было на несколько минут прервано одним из слуг Дестефани, сообщившего, что синьора Джованни ждут у входа по очень важным делам, связанным с одной из тратторий. Извинившись перед почтенным обществом, Маттиас на некоторое время оставил его.


Получатели: Стефан Сальваторе.


Получатели: Матиас Джованни.

Боги, как же они все скучны. Почти не задумываясь, Стефан непринуждённо отвечал на вопросы Эмилио, не переставая ненавязчиво обозревать зал. Как часто бывало с ним на такого рода мероприятиях, Сальваторе начинал нещадно скучать – на нервы действовала сама обстановка, казавшаяся до ужаса предсказуемой.
Бал лицемеров, хороводы лиц. Светские беседы, несущие в себе столь же мало практического смысла, сколь и коварные планы Эмилио, которыми тот беспрестанно сыпал всего пару часов назад.
Почти каждый здесь, кроме особ наиболее глупых и недальновидных, прячет лицо за вежливой маской – хозяйка особняка представляет собой наиболее яркое тому подтверждение. Эта игра могла бы быть даже слегка интересной, если бы не оказалась столь беспросветно скучна.
Нет, на самом деле, только посмотрите на них – этот парень, Колонна, выслушивает речь старушенции, столь же длинную, сколь и лишённую малейших намёков на смысл.
Столь эффектно появившийся в зале позёр Джованни, по всей видимости, всерьёз втянулся в дискуссию относительно последних веяний в индустрии петушиных боёв, а чета Фаррадечи и вовсе выглядит так, что их хоть сейчас можно укладывать прямиком в гроб.
С огромным трудом Стефан подавил готовый было вырваться из груди вздох – на фоне всех этих представителей высшего общество даже Эмилио становился остроумным и интересным в некоторой степени собеседником.

Хватило мимолётного взгляда, брошенного на сидящую рядом дочь, чтобы убедиться, что Эстелла не в меньшей степени удручена происходящим – на счастье Стефана, умом дочь определённо пошла в отца: её вниманием оказались не в силах по-настоящему завладеть роскошные платья и «популярные», но лишённые малейшего смысла, беседы. В эти минуты Сальваторе испытывал нечто, подозрительно напоминающее настоящую гордость.
Подумать только, и эти люди – его противники. Стефан словил себя на том, что улыбается. Слегка снисходительно. Фаррадечи выглядел слишком подавленным и убитым – именно так, конечно, и должен выглядеть на похоронах «правильный» родственник, но интуиция подсказывала Сальваторе, что дело здесь совершенно не в этом. Он всё с той же улыбкой покачал головой, про себя отмечая, что этот человек слишком запуган и слишком дорожит собственной шкурой, чтобы всерьёз втянуться в развернувшуюся в Пьяченце борьбу за власть.
Ещё был Джованни. Краем глаза наблюдая за ним, Стефан снова словил себя на том, что изрядно недооценивает потенциальных противников. Несмотря на всё старание, он никак не мог заставить себя воспринимать всерьёз этого человека - вызывающе красивая внешность, развязные манеры… Нет, воспринимать его в качестве оппонента Сальваторе при всём желании оказался не в силах.
Короткого взгляда хватило и для того, чтобы оценить жену Матиаса – красивая, в общем-то, девушка, казалось чем-то встревоженной. Хмыкнув, Стефан на ещё раз обвёл взглядом зал, отмечая полное отсутствие Эстакадо на горизонте. Вот этот момент его определённо насторожил – чем мог быть занять Данте в момент своего отсутствия на приёме догадаться было до крайности сложно.

- Эстелла, - услышал он голос дочери, усилием воли заставляя себя втянуться в беседу. – Эстелла, синьор де Боно.
Поправка дочери заставила Сальваторе вновь ухмыльнуться. Другая девушка на её месте наверняка бы из вежливости промолчала, не решившись столь откровенно поправить собеседника, допустившего незначительную оплошность, но… Эстелла не была бы собой, допусти подобное искажение своего имени. Дерзость, впрочем, изрядно компенсировалась адресованной Эмилио улыбкой, а Стефан словил себя на мысли, что общение дочери с де Боно его даже слегка развлекает.
Сногсшибательны, как рыцарская лавина. О боги, в своей попытке гармонично вписаться в светское общество, Эмилио, пожалуй, выглядел и изъяснялся даже более нелепо, чем обычно. Впрочем, именно его общество Стефан без сомнений предпочитал куче окружавших со всех сторон великосветских особ. Де Боно, был, по крайней мере, забавным. Тем более теперь, когда сменил гнев на милость и изо всех сил пытался выглядеть своим в чуждой совершенно ему обстановке.

Получатели:

Вечер проходил именно в том ключе, в котором, несомненно, того желала сама Дестефани. Двигаясь между группами гостей, она одаривала каждого своим вниманием, со всей мудростью женщины, у которой всегда есть определённые цели. Подошла она и к небольшой компании, что вела обсуждение недавних петушиных боёв, и Матиас поприветствовал её улыбкой и вежливым комплиментом, после чего вернулся к беседе. Впрочем, не единственной столь оживлённой на этом приёме. Троица республиканцев, забившихся в угол, о чём-то рьяно перешёптывались. Тучная Пикколинни явно пыталась распространить свои увядающие чары на молодого эмиссара. Сальваторе предпочёл остаться в обществе де Боно, к коему присоединился ранее.
Матиас лишь украдкой позволял себе бросать взгляды на присутствующих. Отметил он равнодушно-спокойное состояние Колонны, что стойко держался против болтовни вдовствующей старухи. Заметил взгляды Сальваторе, направленные в толпу приглашённых, и сквозящее в них пренебрежение. А несколькими минутами ранее прибыли и Фаррадечи, разодетые в траур и подавленные, как и полагается семье усопшего. Впрочем, была вероятность, что ставшему теперь главой дома Бальдассаре случившееся было даже на руку.
Поразительная сила духа. Все действительно держатся так, словно ничего не произошло, но нечто незримое всё же витало в воздухе, отравляя искусно созданную дружественную атмосферу. Лицемерие. То, что Матиас так не любил и презирал – подлую человеческую сущность. Впрочем, судя по сложившейся ситуации в Пьяченце, по-другому быть просто не могло.


Получатели: DungeonMaster.

Беатрис терялась. Ей было очень неуютно на этом приёме, что не скажешь о Матиасе, который, шепнув ей что-то на ушко, отошёл, оставив практически на произвол судьбы. Девушка чувствовала себя потеряно, но лишь некоторое время: до тех пор, пока не нашла компанию молодых дам и не присоединилась к ним. Практически сразу ощутив на себе их заинтересованные, оценивающие взгляды. Что ж, внимание куда уж лучше, чем пренебрежение и равнодушие, и это несколько её развеселило.
Некоторое время спустя к ней буквально подлетел Амадэо и, уведя её чуть в сторону, начал что-то говорить, активно жестикулируя.


Получатели: DungeonMaster.

Через минуту в зале появился слуга, что сообщил о некоем инциденте в одной из тратторий Джованни. Матиас, что уже договаривался о своём присутствии на следующих играх, мрачно замолчал на короткое время. Он бросил взгляд на жену, что с тем же выражением смотрела на него, но на лице её читалось больше смятения, чем на его собственном. Улыбнувшись, Джованни извинился перед собеседниками и направился вслед слуге.

Смущенно потупил глаза во время наглых выступлений невоспитанной старухи в сторону изящной Дестефани. Потупил - взглянул виновато на объект невиданных обид - и вновь потупил. Смотрит в пол и шаркает ножкой, словно отчитанный служка. Какая неловкость!
Слава деве Марии, скандала не вышло. Еще одной подобной сцены нежная душа Доменико просто не выдержит. Раскрасневшись, сдавленно извинился перед громогласной вдовищщей. Пожелав собачкам здоровья, раскланялся и почти побежал вслед упорхнувшей синьоре Дестефани.
Принес извинения за чужую грубость - как будто за свою. И от этой собеседницы тоже удалился, смущением переполненный. Встал, один-одинешенек. Пьет вино маленькими, быстрыми глотками.
Рука с бокалом немного подрагивает.

Получатели:

Право, было что-то ироничное и мрачное в том, как разворачивались события в первые же дни борьбы за графскую цепь. Эстакадо мысленно прокручивал события насыщенного дня, остановившись на несколько секунд у портрета покойного, удивительно чётко запечатлевшего жёсткость и некоторую надменность в его чертах. Кто бы мог подумать, что такой человек угаснет в самом начале? Уж точно не глава дома Фаррадечи, взиравший на гостей с полотна. Но беда даже не в том, что человек смертен, а в том, что он смертен внезапно. У подножия портрета Данте был встречен хозяйкой особняка, и с её приветствием маленький фальшивый мирок погребальной тризны захватил его. Вежливые приветствия, учтивые кивки, ничего не значащие слова и многозначительные улыбки - всё было как всегда, но с несколько более интересным контекстом. Сегодня местное дворянство не только поедало деликатесы и смаковало сплетни, но во все глаза смотрело на представителей четырёх семейств, предвкушая знатное развлечение. Четыре аристократических дома на одной арене – это не петушиные бои, а почти дань гладиаторским традициям Рима.
Для траурной церемонии Данте облачился просто, но изысканно: ладно сидящие чёрные одежды лишь самую малость оттенял серебряный декор. Эстакадо явился чуть позже остальных и в одиночестве. Впрочем, и для первого, и для второго у капитана городской стражи было объяснение - исключительно для того, чтобы вежливо удовлетворить интерес особо любопытных, если таковые вообще найдутся. Спокойный, внимательный и сосредоточенный как обычно, сейчас он всё же казался более задумчивым, а потому на фоне иных притворно скорбящих выглядел вполне благопристойно. Мужчине хотелось быть незаметным среди собравшихся - в первую очередь он здесь для того, чтобы наблюдать. Он был уверен, что вскоре высшее общество Пьяченцы забудет о припоздавшем капитане, увлечённое в разной степени привычными светскими разговорами и последними новостями. По крайней мере, те, кто не принимает решающего участия в схватке за главенство в городе.
Внимательный наблюдатель, впрочем, заметил бы, что с капитаном городской стражи нынче не всё в полном порядке. За распущенными по плечам тёмными кудрями Данте скрывал свежую токую рану, отметившую его правую щёку; такую может нанести кинжал, но не бритва. На чёрном же бархате камзола – слева у талии и на правом рукаве – едва заметно проступали багровые пятна, очень напоминавшие кровь.

Траурная церемония, больше похожая на обыкновенный светский раут, шла своим чередом. Гости мирно беседовали, попивая вино, кто-то изредка подходил к столу, кто-то задумчиво слушал менестреля и аккомпанирующий ему небольшой оркестр. Хозяйка вечера, бросив благодарный взгляд на Доменико и отдав какие-то указания слугам, присоединилась к компании, обсуждающей петушиные бои, заняв место Матиаса Джованни, которому даже на светской церемонии не дали отдохнуть, побеспокоив очередными рабочими моментами. Вскоре разговоры этой компании, не без усилий синьоры Дестефани, перешли на текещую ситуацию во Флоренции, стонущей под фанатичной диктатурой Саванаролы, которую не одобряли все присутствующие, наконец найдя хоть какую-то точку соприкосновения взглядов.
Наконец, прибыл последний припозднившийся гость - капитан Эстакадо. Извинившись перед собеседниками, Магдалена встретила гостя, сделав комплимент его прекрасно подходящему к этому печальному вечеру наряду, и проводила его ко столу. Вскоре, по просьбе Дестефани, все собрались у Бальдассаре Фаррадечи, которому неаполитанка и предоставила право первого слова - как ближайшему из присутствующих здесь родственнику по мужской линии.
Прокашлявшись и немного помявшись, непривыкший говорить речи гуманист все-таки подобрал нужные слова и громким голосом обратился к достопочтенной публике, молчаливо внимающей ему:
- Синьоры и синьориты! Мой брат, Бернардо, был славным и достойным мужем и хорошим человеком. Увы, он умер во цвете лет - но такова природа людская, ведь все мы смертны. Я... Я хочу, чтобы мы все подняли кубки за него. И пускай он послужит нам примером человеколюбия и добронравия. Он всегда привечал тех, кто несет свет разума - и пускай мы все пойдем по его стопам. Он умер, и его больше нет с нами. Но мы его помним, и это хорошо. Все.

Выслушав сбивчивую речь безутешного родственника и дождавшись ее окончания, хозяйка вечера вместе со всеми выпила за покойного Бернардо, и тихим, полным скорби голосом сказала:
- Я тоже позволю сказать пару слов о безвременно почившем Бернардо Фаррадечи, славном воине и добром христианине. Господь забрал его к себе из этой юдоли скорбей, и ныне благородный синьор пребывает в раю, смотря на нас с небес. И в этот вечер мы все, как один, вспоминаем его заслуги, и благославляем Создателя за то, что нам довелось общаться с сим достойным во всех отношениях синьором, черпая мудрость из его слов. Мы все скорбим о том, что он покинул нас, и приложим все усилия, чтобы не посрамить его память. Помолчим же, вспомним все хорошее, что он сделал и нам и городу, и выпьем за упокой его чистой души. А потом продолжим наш вечер - ибо мы живы и не готовы предаваться греху уныния.

...Когда все поминальные слова были сказаны, и гости вновь разбрелись по зале, музыканты заиграли легкую танцевальную мелодию, и вот уже первые пары закружились в танце по обширной зале. Сама же Магдалена, оставив гостей веселиться и пить, утащила в сторонку Данте Эстакадо, о чем-то беседуя с ним.


Получатели: Стефан Сальваторе.


Получатели: Доменико Колонна, Рамиро да Карманьола.


Получатели: Матиас Джованни.


Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.

Стефан слушал заупокойные речи с подобающе траурным выражением на лице. По крайней мере, он надеялся, что оно было в достаточной степени траурным. Несмотря на в высшей степени правдоподобные эмоции хозяйки дома, Сальваторе не верил ни единому слову последней. Но виду, конечно же, не подавал.
Выступление Фаррадечи и вовсе прослушал – некоторое время отстранённо изучал лицо одного из своих конкурентов, а после, когда это не слишком увлекательное занятие ему наскучило, принялся разглядывать других собравшихся. Конечно, сохраняя всё то же подобающее церемонии выражение мрачной торжественности.
К концу традиционной минуты молчания Стефан преисполнился уверенности, что о покойном в этом роскошно украшенном зале никто по-настоящему не скорбит.
Впрочем, официальная часть наконец-то подошла к завершению. Наступило то время, ради которого действительно собрались здесь все эти люди. Сальваторе задумчиво смотрел на красную жидкость, безмятежно плескавшуюся на дне его бокала – вино, к которому Стефан сегодня так ни разу и не притронулся. На губах мужчины играла загадочная улыбка – рассуждения Эмилио он, как обычно, слушал вполуха.
Явление Эстакадо в гордом одиночестве Стефана заинтриговало. Он не подошёл к Данте ради приветствия, даже не посмотрел в его сторону – наблюдал незаметно, делая вид, что крайне заинтригован словами де Боно. От внимательного взгляда Стефана, впрочем, не укрылась царапина, которую искусно пытались прикрыть прядью волос. Не ускользнули капельки крови, что алели на рукаве. Явление это представлялось в высшей степени интересным – в первую очередь оттого, что в городе не так давно определённо произошло нечто, о чём Сальваторе пока что не был осведомлён. А быть не в курсе событий Стефану совершенно не нравилось. Решив для себя разобраться с этим чуть позже, он пока что оставил Эстакадо в покое.

Он исподлобья взглянул на Эстеллу, желая лично удостовериться, насколько сразил девушку чрезвычайно «изысканный» комплимент Эмилио, сравнившего её с «дамасским клинком». В глазах дочери Стефан прочитал то же насмешливое выражение, что за улыбкой скрывал и он сам. Великосветские потуги де Боно, судя по всему, тоже до крайности её забавляли.
Стефан с трудом удержался от того, чтобы не расхохотаться при виде стоявшей чуть позади Марии, которая, по всей видимости, сгорая от стыда в компании отца, прикрыла лицо рукой.
- Не знаю, Эмилио, - удивляясь, как ему удаётся выдерживать настолько серьёзный тон в сложившейся ситуации, всё же проговорил Стефан. – Не похож он на человека, способного на подобное преступление.
Подавленный и запуганный Фаррадечи и правда представлял из себя крайне печальное зрелище. С какой целью Сальваторе продолжал этот спор? Он и сам толком не знал. Посеять искру сомнения, заставить Эмилио хоть немного подумать… Возможно.
От Стефана не укрылось и то, с каким выражением на лице смотрела Мария на танцующие пары… Он уже, пребывая в настроении крайне благоприятном, собирался совершить воистину рыцарский поступок и пригласить «даму» на танец, но… Что-то остановило. Быть может, здравый смысл. Быть может, внезапное отбытие одного из Джованни.
С холодной улыбкой Стефан взглянул на девушку, которую, насколько было ему известно, зовут Беатрис – жену Матиаса. В глазах Сальваторе сверкнули странные огоньки – пребывая в своём теперешнем настроении, потерянный вид Беатрис проигнорировать он попросту не мог.
- Я вас ненадолго оставлю, - извиняющим тоном, но, в то же время, не оставляя собеседнику выбора, сказал он Эмилио, оставляя того в обществе дочери.
И, подцепив со стола новый бокал, «нырнул» в хитросплетения светского общества.

Непринуждённо проскользнув мимо нескольких танцующих пар, Стефан, ощущая себя не меньше чем акулой в прибрежных водах, приблизился к оставшейся в одиночестве Беатрис с неизменно улыбкой. Вежливой и бесстрастной одновременно.
- Синьора Джованни? – начиная разговор осведомился он, хоть и, конечно же, прекрасно знал, каким будет ответ. Конечно же, он не мог не оценить красоту девушки – если память Сальваторе не изменяла, то раньше им лично встречаться не приходилось. Он вообще чертовски мало знал об этих Джованни.
- Стефан Сальваторе, - не дожидаясь ответа представился он. – Мне не выпадала честь встретиться с вами лично, а теперь… После всех этих событий… Я уверен, это недоразумение срочно необходимо исправить.
В каждой руке Стефан держал по бокалу. Он протянул один из них девушке, пристально глядя ей прямо в глаза. Внутри плескалось кровью вино.
- Позвольте предложить вам выпить…
Стефан – просто воплощение вежливости и обаяния. Располагающая улыбка, превосходные манеры. И лишь излишне пристальный взгляд внушает беспокойство. Заставляет задуматься. Подозревать угрозу в безобидной, на первый взгляд, жидкости, что безмятежно плескалась в бокале.

К вящему удовольствию Данте, его появление не наделало особого шума. Он понимал, что те, кому нужно было заметить определённые вещи, их, скорее всего, заметили, но воспринимал такой поворот событий аки неизбежное зло. Капитан городской стражи слушал менестрелей (благо, деяния Чезаре Борджиа стоило того, чтобы быть воспетыми) и посматривал вокруг, ни на ком не задерживая взгляда дольше, чем требовали правила приличия, но всё замечая. Иногда мелкие, на первый взгляд ничего не значащие жесты и невзначай брошенные фразы играют ключевую роль; трудность лишь в том, чтобы в окружающем хаосе и гомоне светских разговоров не потерять эти крошечные золотые крупицы.
Как-то мимолётно глава дома Эстакадо отметил, что вечер памяти Бернардо Фаррадечи может послужить точкой поворота в тяжбе четырёх аристократических семей. Вся знать города собралась здесь, но ведь не только она! Слуги, музыканты - их тоже немало. Столь великое количество людей в одном здании может послужить для замыслившего недоброе не худшим прикрытием, чем полное отсутствие свидетелей. Интересно, будут ли сегодня вечером отравленные? Если кто-то падёт жертвой коварного яда и не менее коварного отравителя, сие можно будет счесть виртуозным трюком. Убийство, совершённое у всех на виду, частично застраховано от быстрого определения виновника, но имеет шанс затащить в жернова правосудия тех, кто имел несчастье просто оказаться рядом. Завистливая дама, отвергнутый любовник, подкупленный слуга, замаскированный убийца - вот далеко неполный список тех, кто будет конкурировать за место в застенках с политическими соперниками жертвы отравления.
Мужчина мысленно пожал плечами и перевёл своё внимание на говорящих свои короткие речи Дестефани и Фаррадечи.
Эстакадо вслушивался в изобилующую запинками речь Бальдассаре, явно не привычного произносить публичные речи, и был несколько удивлён, имея на то свои причины. Слишком уж контрастировал утренний вид Фаррадечи с его нынешним скорбным и даже каким-то испуганным лицом. Неужто он так хорош в искусстве перевоплощения?
Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.
Со скорбящего родственника усопшего капитан перевёл взгляд на куда-то спешащего Матиаса. Любопытно, куда же он торопится, оставив в одиночестве супругу посреди пира? Оба выглядели такими растерянными, что не любопытствовать о сопернике было просто невозможно.
Данте перевёл взор на де Боно и Сальваторе, которые, как могло почудиться, увлечены беседой, и с трудом удержался от улыбки. Право, слишком велика была разница в интеллектуальном развитии этих двоих, чтобы второй мог быть в полной мере доволен компанией первого. Бедняжка Мария, сменившая доспех на платье, так и вовсе смотрелась нелепо рядом с утончённой Эстеллой. Вид у юной воительницы был почти несчастный, и смотреть на эту сцену без жалости было едва ли возможно. Эстакадо исподтишка ещё посмотрел по сторонам, отметив, как Стефан поспешил утешить оставшуюся в гордом одиночестве Беатрис Джованни. Старый лис в своём репертуаре, что уж там.
Данте бы ещё довольно долго задумчиво вертел в руках бокал вина и незаметно присматривался к окружающим, если бы Магдалена де Дестефани зачем-то не позвала его.

Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.

Несмотря на уход Матиаса, вечер продолжался. Кажется, никто и не обратил внимание на это обстоятельство, но Беатрис прекрасно знала, что всё было ровным счётом наоборот. Практически каждый на этом приёме в тайне или открыто наблюдал за всеми избранными Сфорцой домами, делая определённые выводы практически из каждого действия, совершаемого их представителями. Взгляд, улыбка, смех – всё достигало чужих глаз и ушей. При этом старательно создавая вид напускной оживлённости и дружелюбия. Эту странную, пропитанную отвратительным лицемерием атмосферу девушка почувствовала практически сразу, как только пересекла порог этого зала.
Теперь она осталась одна посреди этих практически незнакомых людей. Конечно, в первую же секунду в душе её вспыхнуло негодование и злость на Матиаса, но она прекрасно понимала, что надолго он её одну не оставит. Впрочем, оказалось всё немного иначе.

Практически сразу после его ухода, Дестефани собрала гостей за столом. Началась поминальная часть вечера, и один из Фаррадечи, а затем и сама хозяйка, высказали короткую, но проникновенную речь. Впрочем, было достаточно трудно обмануться их притворно-прискорбным тоном и опущенными печально глазами. Было ли на этом вечере хоть кому-то не всё равно, что стало с бедным Бернардо?.. Возможно, лишь тем, кого интересовала его смерть и благодаря ей некоторые выгоды. Казалось, даже сам новоявленный глава дома не слишком скорбит по своему родственнику.
Наверное, только сейчас синьора Джованни обратила внимание на присутствие капитана стражи среди гостей. Момент его прибытия она упустила, и теперь с некоторым интересом за ним наблюдала. Не сразу, но ей бросились в глаза шрам и пятна крови на одежде. Сердце тут же учащённо забилось. Не слишком приятные мысли возникли в её голове.

Удовлетворившись несколькими минутами скорбного молчания, Дестефани переместила всю процессию в другую часть зала, и вечер продолжался так же, как и начался – казалось, все уже и забыли про Фаррадечи, возобновляя разговоры на более интересующие темы. Беатрис растеряно оглядывала толпу в поисках мужа и всё больше злилась.
Девушка отошла от стола, намеренная присоединиться к той группе молодых дам, с которыми беседовала ранее, решив ни в коем случае не демонстрировать досаду.
- Синьора Джованни?
Беатрис обернулась, возможно, даже слишком резко, не ожидая, что кто-то её остановит.
- Стефан Сальваторе, - представился незнакомец, и девушка обвела его пристальным взглядом. Пожалуй, он был намного её старше. – Мне не выпадала честь встретиться с вами лично, а теперь… После всех этих событий… Я уверен, это недоразумение срочно необходимо исправить.
В улыбке его было что-то отталкивающее. Холодное. Словно прячущая истинные намерения небрежно надетая маска. Если бы не эта улыбка, Беатрис сочла бы его обращение простой данью вежливости.
- Позвольте предложить вам выпить…
Он протягивает ей бокал с вином. Ровный круг алой жидкости мерно покачивался, выведенный из равновесия движением руки.
Подобного она не ожидала. Не ожидала, что кто-то воспользуется отсутствием её мужа, ради… чего? Вглядываясь в серые глаза мужчины трудно было понять, чем он руководствовался. Решил скрасить её одиночество? Благородный, но не лишённый некоторых недочётов поступок. Беатрис сомневалась, что дело было именно в этом. Скорее, в её фамилии.
Что ж. Как и любая, сколько-нибудь умная девушка, Беатрис притворилась невинной овечкой. И приняла из его рук бокал, не подозревая, что его содержимым может оказаться не только вино.
- Синьор Сальваторе, - очаровательно улыбнулась девушка. – Как мило с вашей стороны, что вы решили поддержать меня и составить мне компанию. Право, не знала чем занять себя от скуки. – Оглядела зал. Задержалась на Дестефани и Эстакадо, что отошли в сторону, о чём-то беседуя. – Не сочтите за грубость, но я обратила внимание, что в компании Эмилио де Боно вы тоже скучали. – Лёгкая усмешка. – Он выглядит, пожалуй, слишком... суровым и мрачным. - И занудным, почти наверняка.


Получатели: DungeonMaster.

Помянув Фаррадечи, достойное общество, за исключением скорбящей родни и все обсуждающих какие-то проблемы республиканцев, отдало должное прерасному столу и танцам. Прошло пять минут - и будто и небыло скорби на лицах, все уже позабыли покойного, смеясь, улыбаясь, кружась в танце. Воистину, верно говорят святые отцы: жизнь - тлен, и большинство уйдет к Господу позабытыми всеми, кроме семьи.

Кажется, отдавшись веселью, даже кандидаты на графскую цепь позабыли о противостоянии: да и правильно это - надо же и жить, и радоваться! Вот любезничают Стефан Сальваторе и Беатрис Джованни, вот де Боно с грацией медведя-шатуна пытается ухаживать за Эстеллрй Сальваторе под полным тоски и печали взглядом своей дочери, вот хозяйка бала о чем-то настойчиво уговоривает Данте Эстакадо, вот Колонна пьет пркрасное вино из хрустального бокала, наверняка вспоминая о Вечном Городе... Вскоре Матиас Джованни, которого работа не отпускает даже на рауте, присоединится к общему веселью. Его можно понять и простить - трактиры работают круглосуточно, и проблемы там могут появиться в любой миг.

Кальдерони, увидевший, как позвали Матиаса, воздел руку с бокалом и воскликнул:
- За скорое возращение Джованни! Пускай трактирные драки не мешают благородным отдыхать!
На подвыпившего зерноторговца покосились неодобрительно, но выпили за временно покинувшего общество: в конце-концов, дела есть у всех здесь присутствующих, и благодарение Богу, что сегодня слуги с нехорошими вестями пришли не по их души. А, может, и с хорошими - кто знает, что трактирному служке потребовалось от Джованни?

Как прекрасны итальянские балы! Кружат очаровательные пары, играет великолепная музыка, стол ломится от явств... Какие яды, какой клинок из-за угла! У кого поднимется рука разрушить эту идиллию? Все у всех на виду, все рядом, все сейчас - одна большая компания. Пускай на один вечер - но одна Семья. А какие могут быть смертоубийства среди родственников? Дрязги, склоки, ругань - но никто и не помыслит лишить жизни одного из своих. Пускай некоторые церковники считают такое времяпровождение грехом, пускай. Все здесь - живые люди, и всем хочется жить красиво. Пускай крестьяне копаются в земле, пускай ремесленники живут в грязи, пускай святоши молятся - достойнейшие из достойных будут жить в свое удовольствие.
Ведь завтра все закончится, и снова начнется грызня за власть. А значит - каждый кубок - как последний, каждый поцелуй - какмпервый раз! Живи, веселись, гори! А завтра - будь, что будет.


Получатели: Стефан Сальваторе.



Получатели: Доменико Колонна, Рамиро да Карманьола.


Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.


Получатели: Матиас Джованни.

Как прекрасны итальянские балы! Изящные женщины кружатся в танце с галантными мужчинами, всюду звучит хрустальный смех и льется сладкое вино! Не сравниться провинциальной Пьяченце с роскошью древнего Рима, но опыт (и талант, несомненно талант!) хозяйки сокращают эту разницу до не такой уж заметной.
Да и юность, стремящаяся радоваться каждому мгновению, помогает закрывать глаза на многие мелкие недостатки.
Ты молод, красив, богат, слегка пьян - так веселись! До дел ли тебе? До тяжкой ноши герцогского эмиссара в неспокойное время? All'inferno! Слуга, еще вина!
И вот уже улыбающийся Колонна, смеясь, приглашает первую попавшуюся девушку на танец. И оказывается ею... Мария де Боно?
Вот уж ирония. Тут и не скажешь ничего.
Явно смущена девушка невысокого рода. Смотрит недоверчиво и ждет подвоха. Однако приглашение на танец дерзко принимает.
Кружат. Он - грациозен и серьезен. Она - напряжена и еле поспевает.
Внимание привлекают - слишком разные.
Однако - поглощены друг другом и по сторонам не смотрят.


Получатели:


Получатели:


Получатели:

Отточенные движения. Безупречные интонации. Многозначительная улыбка.
Стефан с искренним интересом наблюдает за собеседницей. Как та реагирует, как уводит разговор в сторону от любезно принятого бокала вина. На самом деле ли она настолько глупа, насколько хочет казаться? Неужели и правда не видит никакого подвоха? Едва ли.
- О, Эмилио, - на этот раз в улыбка Сальваторе была куда менее наигранной и неправдоподобной. – На самом деле, интереснейший человек. Вы даже представить себе не можете, насколько увлекательным он может быть собеседником.
Стефан говорит, не отводя холодного взгляда от глаз Беатрис. Давит зачем-то. Мешает расслабиться. Проверяет на прочность.
- Стоит только заставить его отойти немного в сторону от излюбленных тем, как он тут же начинает демонстрировать окружающим свои, воистину достойные восхищения, социальные навыки, - продолжил он несколько более дружелюбно, ощутимо понижая градус скрытой враждебности.
- Какие метафоры, какие эпитеты! – с откровенно наигранным восхищением продолжал Стефан восхвалять таланты Эмилио. При желании, он мог играть действительно хорошо – говорить много и на любую тему, совершенно непринуждённо сводя на нет саму возможность возникновения в диалоге заминок и пауз.
- Сногсшибательны, как рыцарская лавина! Прекрасны, словно дамасский клинок! – всё тем же восторженным тоном продекламировал он, внимательно наблюдая за реакцией собеседницы. Поймёт ли? Оценит ли лежащий почти на самой поверхности юмор? – Право слово, общаясь с Эмилио я ежедневно пополняю свой личный запас наиболее изысканных комплиментов.
Он рассмеялся, незаметно продолжая наблюдать за обстановкой, сложившейся в зале. Заметил, как всё-таки пригласили на танец Марию. Как старший де Боно продолжает надоедать Эстелле своим чрезмерно назойливым обществом. Как беседует Эстакадо с хозяйкой дома.
На первый взгляд, всё это не имеет никакого значения. По отдельности, именно так дело и обстояло… Но стоило взглянуть на сцену глобально, стоило немного подумать – и складывались воедино части мозаики, недостающие элементы вставали на место, дополняя друг друга. Общая картина действительно заслуживала внимания. Только её понимание давало возможность в полной мере насладиться сложившейся ситуацией. Понимание, которого у Стефана конечно же не было.
Сальваторе думал. Стоит ли идти до конца, обостряя приятную, в общем-то, ситуацию… В обществе Беатрис пока что он развлекал себя главным образом сам, но такому человеку, каким был Стефан, редко приходилось рассчитывать на что-то иное.
- А вы находите этот приём скучным, миледи? – совершенно невинно осведомился он, нарочно вставив в свою речь французское обращение. Когда Сальваторе желал того, у него появлялся лёгкий акцент, наглядно свидетельствовавший о годах, проведённых, за время обучения, вне Италии.
Как всегда, он не особенно нуждался в определённом ответе. Вновь глянул на алую жидкость в своём бокале. Пожалуй, нет. Он пойдёт до конца.
- В таком случае, разрешите пригласить вас на танец, - словно специально помогая развитию плана Стефана Сальваторе, музыканты заиграли очередную ненавязчивую композицию. – Если, конечно, я смею рассчитывать на подобную честь… Но прежде, давайте же выпьем!
Снова эта улыбка. Глядя прямо в глаза Беатрис, Стефан продолжил:
- За ваше здоровье, - и, с совершенно невозмутимым видом, первым сделал глоток из собственного бокала.

Получатели: Стефан Сальваторе.

Когда Матиас вернулся в зал, он всё ещё был поглощён собственными мыслями. Недавно навеянные образы стояли перед его глазами, и в голове зрели определённые выводы. Честно говоря, в эту минуту ему было далеко не до приёма. Но громкий возглас Кальдерони заставил его выйти и задумчивости. Вновь появилась знакомая всем улыбка, только теперь за ней скрывалась некая отрешённость. Возле уголков глаз и на лбу проявились слабо заметные морщинки - выражение приятного удивления застыло на его лице.
Окружающие покосились на сильно опьяневшего мужчину с неодобрением, но всё же последовали его примеру и выпили, а сам Матиас подошёл к компании, которую ещё недавно оставил ради неожиданно грянувших дел.


Получатели: DungeonMaster.

Тем временем на другом конце зала происходил разговор совершенно иного рода.
- О, Эмилио. На самом деле, интереснейший человек...
Тон собеседника становится теплее, но его взгляд был по-прежнему холоден и пронзителен – казалось, он наблюдал за каждым малейшим её действием и, если говорить прямо, изучал. Честно говоря, от подобного внимания Беатрис становилось не по себе, но она продолжала вежливо улыбаться и слушать.
Ей стоило усилий, чтобы сохранить на лице эту улыбку.
Его речь начала изобиловать красочными эпитетами в отношении де Боно, о котором она ненароком завела разговор. Преувеличенное восхваление недвусмысленно давало понять об истинном отношении Сальваторе, и эта двойственность девушке не понравилась. Сразу же оттолкнула, напоминая о том, в какие игры они все тут играют. Удивительно то, что этот человек так ненавязчиво продемонстрировал ей собственное лицемерие. Ещё неискушенная в подобного рода делах, Беатрис не знала, как ей быть. Продолжать улыбаться и строить из себя наивную девочку, как ни в чём не бывало?.. Возможно, в этот миг от неё повеяло холодной неприязнью, но внешне девушка старалась оставаться равнодушно-вежливой.
Слушая Стефана, девушка пыталась понять, что это за человек. Её не слишком привилегированное происхождение не позволяло ей оценить поступки высокородных особ в должной мере – к их обществу за несколько лет она так и не привыкла, и принадлежность к невысокому роду накладывала некоторый отпечаток на её собственное мышление. Неожиданно появившийся в голосе собеседника французский акцент несколько уязвил её, но Беатрис никоим образом это не выказала – но что-то болезненно кольнуло внутри, словно она услышала упрёк в свой адрес. Но всё же, среди подобных ей девушек, Беатрис могла похвалиться некоторой сообразительностью. Иначе она и не присутствовала бы на этом рауте.
Возможно, красивые и безупречные манеры и обманули бы другую особу, но за всем этим лоском девушка углядела подобие истинной натуры. По крайней мере, она надеялась, что поняла всё правильно.
Приглашение на танец было встречено ей не без спрятанной в уголках губ иронии. Но заиграла музыка, не давая ей возможности отказаться.
- …Если, конечно, я смею рассчитывать на подобную честь… Но прежде, давайте же выпьем! За ваше здоровье.
Беатрис подняла бокал.


…Матиас нервно оглядывал присутствующих. Пора было заканчивать беседу, тем более что, оглядывая зал, он никак не мог найти среди гостей Беатрис, и это начало его порядком беспокоить. Последний раз он видел её в группе молодых дам, но теперь не замечал среди них фигурки жены. И чем дольше он искал её, тем больше терял нить разговора и переживал.
В какой-то миг впередистоящие силуэты мелькнули пышными нарядами и отошли, расходясь по углам и освобождая центр зала для танцев. Матиас увидел её тут же. Она стояла к нему спиной, но даже с такого ракурса он не мог спутать её с кем-то другим. В её руках был бокал с кроваво-алым напитком, которого доселе у неё не было, и компанию ей составлял… Сальваторе.
Незримый никому, но остро ощущаемый удар молнии пронзил его, рассыпаясь на тысячи искр и разгораясь пожаром внутри. Во взгляде вспыхнула пожираемая его ярость, зеленоватые глаза потемнели до цвета древесной коры. Жгучее чувство комом поднималось вверх, готовое вырваться гневным рыком. Судорожно сокращались мышцы руки, сдавливая хрупкий бокал в пальцах. Впрочем, раздави он его – не заметил бы, не ощутил бы боль от порезов, потому что в это мгновение его снедала совсем иная. Он просто представил, как вынул бы клинок и одним ударом пронзил голову врага, сквозь глаз и дальше, и вот уже окровавленное лезвие показывается из затылка…

…Знакомая рука легла на её собственную с зажатым в ней бокалом.
Беатрис вскинула глаза на нависший над ней высокий силуэт мужа. Она ощущала его бешено бьющийся пульс сквозь кожу запястья, но видела лишь лёгкую улыбку, отпечатывающуюся на тонких губах, и выражение предельного дружелюбия и спокойствия на лице.
- А-а, Стефан Сальваторе! – произнёс он, глядя сопернику прямо в глаза, и, не отрывая взгляда, уже забирал из рук жены бокал, демонстрируя к этому куску хрусталя крайнее недоверие. – Я смотрю, вы даром времени не теряли, и уже успели познакомиться с моей очаровательной женой. – Во взгляде его то же давление и отражение недобрых мыслей, с которыми секунды назад Стефан смотрел на Беатрис. И так же разнится тон, что был бы уместен при встрече в одной из его тратторий, когда он встречал бы очередного посетителя. – Надеюсь, вы вдоволь насладились её обществом, потому что мне придётся её у вас увести. Боюсь, она должна свой танец мне.
Освободившаяся рука по-хозяйски легла на тонкую талию девушки. Прожигающий взгляд, брошенный напоследок, красноречиво говорил о взыгравших в мужчине амбициях, явном собственничестве и, конечно, потаённом страхе. Беатрис же растерянно переводила взгляд с одного мужчины на другого, и на лице ее отразилось даже некоторое недовольство, о котором девушка решила умолчать, и после послушно последовала за Матиасом.
Чета Джованни растворилась среди танцующих пар.

Мало-помалу эпицентр раута переместился из-за стола в центральную залу, где гости дома Дестефани закружились в танце. Теперь у стола осталась лишь развеселая компания игроков, которым ставки и алкоголь были интереснее танцев. Прочие же, не в силах противиться манящему ритму, целиком и полностью отдались вальсу.
Но вечер уже близился к завершению, и уже первые гости позволили себе раскланяться и отбыть. Ими оказалась троица республиканцев, так и не выползших до самого ухода из своего укромного уголка, где они все время о чем-то шушукались. Впрочем, их отсутствие никого не огорчило, а большинство, наверняка, даже не заметило, как они покинули светский вечер. Да и правильно - какое дело у благородных синьоров и синьорин может быть до тех, кому прибыль и торгашество интереснее веселой пляски под восхитительную музыку?

...Музыка на короткое время прервалась, но только для того, чтобы слово взяла хозяйка вечера, ослепительно улыбнувшаяся гостям открытой и солнечной улыбкой. Воздев руку с бокалом, неаполитанка обратилась с экспрессивной речью к почтенной публике:
- Синьоры и синьорины, я поднимаю этот кубок за вас и за нашу славную Piacenza! И да будет вечно царить в городе, равно как и в ваших ваших сердцах, радость и веселье, которое не смогут рассеять никакие невзгоды и житейские трудности.
Я с прискорбием сообщу, что буду вынуждена оставить вас на краткое время. Но, чтобы загладить свою вину, я бы хотела, - тут она звонко рассмеялась, - несколько откупиться от вас. Жалко, тут нет нашего главы над гильдией купцов и над советом - он бы по-своему оценил такой торговый оборот. Но мы с вами люди благородные, и понимаем, что это не аналог взятки вам, как подумал бы Альберти, а просто подарок, чтобы вы не скучали.
А теперь позвольте вам представить, - взяв небольшую театральную паузу, женщина дождалась появления из-за портьер невысокого бородатого мужчины явно арабской наружности, одетого в соответствии с обычаями своей родины, - славнейшего из достойных, рожденных в далеком Багдаде: почтенного Сулеймана ибн-Абдула, чья несравненная игра сейчас усладит ваш слух, равно как и тот танец, которому он обучил юных дев, прибывших со мной из прекрасного Неаполя.

Вслед за восточным мужчиной из-за той же портьеры вышли два мальчика, несшие с собой некие инструменты, похожие на флейту и барабан. Похожая флейта была и в руках ибн-Абдула. Араб поклонился в пол присутствующим, и произнес с неимоверным акцентом:
- Да прэбудэт с вами миласт всемилостивейшаго и всемагушего, пачтеннейщие. Волей его мая зурна будэт усладай слуху вашему, равно как и танэц юных дэв падарыт радост очам ващим.
Сам музыкант уселся а пол по-восточному, рядом с ним сели мальчики с флейтой-зурной и барабаном-дурумом. По залу поплыла медленная тягучая мелодия, и вскоре под звуки ее в зал впорхнули несколько прислужниц неаполитанки, одетых в чуждые для северной Италии пышные шаровары и расписные арабские жилетки. Руки их, шеи и головы были украшены блесящими монисто, издававшими при каждом движении мелодичное позвякивание. Те из гостей, что имел дело с восточными купцами, или слышал истории об этих дальних землях, могли признать в том, что творили девицы танец, известный как саиди.


Получатели: Доменико Колонна, Рамиро да Карманьола.


Получатели: Стефан Сальваторе.


Получатели: Матиас Джованни.


Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.

Вечер завершался. Вот уже не кружится в танце с Марией де Боно скромный Колонна - просто сидит, улыбаясь чему-то, довольный, и смахивает со лба выступившие бисеринки пота. Фрукты ест, наслаждается экзотической музыкой.
Хороший вечер.

Получатели:

Звучная и изысканная музыка услаждает слух. Вокруг – танцующие пары кружат в едином ритме. Чужие лица то и дело мелькают перед глазами; различные выражения эмоций застыли на них. Любопытство, интерес, кокетство. Играют в уголках губ чарующие улыбки. Лёгкий гул приглушённых разговоров стоит в зале, окутывает незримым облаком танцующих людей, что, зачастую не отрывая друг от друга взгляда, ведут собственные разговоры. Дружба, флирт, политика – сегодня можно было говорить всё. Но так, чтобы тебя не услышали. Не поняли, насколько сильный яд расточают твои уста, и какой искренней ненависти полны твои речи. Ты должен был улыбаться. И делать вид, что всё в порядке. Ведь ты здесь – на балу фальши и лицемерия.

Он готов был выплюнуть скопившуюся ярость. Закричать, сжать хрупкое запястье, ощущая её слабость и собственную силу. Мог бы, подобно остальным, тихо и практически неслышно прошипеть проклятия и бросить ей обвинения. Но он молчал. Цепко держал её руку, сжимал тонкую талию. Не отводил обжигающего, полного слепой ревности и злости взгляда, заставляя её ощутить подобие собственной вины.
Она смотрела ему в глаза. Молчала. У неё тоже были свои мотивы злиться. У неё был собственный взгляд на ситуацию. Но в большей степени её не устраивало моральное давление, ощущаемое ей во взгляде Сальваторе, и теперь – во взгляде собственного мужа. И если поведение первого было вполне объяснимо, то природа гнева Матиаса была ей не до конца ясна. Возможно, осознание всего придёт чуть позже, но в данный момент Беатрис Джованни считала, что по вине мужа лишилась некой возможности.

…Музыкальная композиция прервалась неожиданно, остановив движение танца. Воцарилась тишина на некоторое время, но лишь затем, чтобы в следующее мгновение её нарушил голос хозяйки вечера. Обращаясь ко всем своим гостям, она поднимала бокал. На лице её сияла искренняя и весёлая улыбка, способная растопить сердца находящихся в зале мужчин. Беатрис помрачнела, хмуро наблюдая за ней и вспоминая недавние события.
Через несколько минут перед гостями появился невысокий незнакомец. Смуглый оттенок кожи, чернота глаз и манеры выдавали в нём человека, приезжего из далёких южных стран. Сильный акцент его речи забавлял, вызывая улыбку. Оказавшиеся рядом спутницы в пёстрых нарядах привлекали взгляд, а заигравшая музыка радовала своей явной экзотичностью. Металлические монеты звенели в такт пластичным движениям танцовщиц...
Чета Джованни молча наблюдала за представлением. Особенно внимательный взгляд отметил бы родившееся между ними напряжение. Каждый из них явно был поглощён собственными мыслями.


Получатели: DungeonMaster.

Ревнивый супруг появился, конечно же, в наиболее неподходящий момент. Именно тогда, когда затеянная Стефаном игра начинала наконец приносить плоды, когда он намеревался и дальше расставлять свои сети… К неудовольствию Сальваторе, Матиас перехватил руку с бокалом, мешая девушке сделать значимый, но, в общем-то, безобидный глоток. Стефан с готовностью встретил полный ярости взгляд, даже не пытаясь скрыть собственного разочарования. Что же там было за срочное дело, если Джованни успел справиться с ним столь ошеломительно быстро?
О, Стефан совершенно его не боялся. В серых глазах плескалось презрение – с некоторым сожалением мужчина посмотрел вслед Беатрис, которую нагло и бесцеремонно вырвали прямо у него из-под носа.
Сработано отнюдь не изящно, синьор Джованни. Откровенно грубо. Совершенно невежливо. С нарушением большинства негласных правил лицемерной игры, что была распространена в светском обществе.
Сальваторе испытывал злость и разочарование, ощущать которые приходилось ему по этому поводу далеко не впервой. Иногда Стефану казалось, что он единственный в этом городе способен оценить красоту и величие отдельно взятых моментов. В то время как все остальные только и делают, что их попросту рушат…
Он поставил на стол свой бокал, мрачно поглядывая исподлобья на дуэты танцующих. Столь перспективно начинавшийся вечер теперь определённо испорчен. Вот незадача.
Кроме всего прочего, его ещё и лишили очаровательной партнёрши, которую он даже успел пригласить на следующий танец. Сожаление и досада, обусловленные тем фактом, что такие как Матиас попросту игнорируют негласные правила.
Оставшаяся часть вечера для Сальваторе была окрашена в серые краски. Он не танцевал, не возвращался за столик к Эмилио – скрестив руки на груди стоял у стены, с нарастающим бешенством вслушиваясь в мелодию вальса, которую старательно наигрывали музыканты. Напрасно потраченное время, вот что отождествлял собой весь этот проклятый праздник. Не нужно было вообще идти сюда – плевать на вежливость, плевать на чувства хозяйки. Сейчас Стефан хотел только лишь одного – поскорее отсюда убраться.
Сдержанно кивнул, будто бы поддерживая очередной тост синьоры Дестефани. Криво ухмыльнулся, при упоминании ожидаемой взятки. Когда же в дело вступил специальный гость из загадочного Багдада, Стефан даже соизволил уделить немного своего внимания происходящему. Впрочем, экзотичность номера вскоре приелась – Сальваторе, утвердившийся окончательно в своём подавленном настроении, вернулся к Эмилио и поспешил вежливо конфисковать у того ещё не отошедшую толком от танца Эстеллу.
Едва ли не впервые в жизни Стефан ушёл молча, умышленно позабыв о вежливости и не попрощавшись с гостями. Даже не дождавшись окончания выступления танцовщиц. И дело было не только в его настроении, не только в том, что он чувствовал себя в какой-то мере действительно оскорблённым. Вот уже почти час, как Сальваторе списал раут со счетов, вот уже почти час, как обдумывал свои планы на завтрашний день. Планы, к осуществлению которых приступить ему теперь не терпелось.
- О боже – Эмилио… Ты видел, как он танцует? Совершенно неподражаемый кавалер, я просто в восторге… А видел бы ты, как он заглядывал в моё декольте… Постыдился бы хоть на публике, право слово, - всю дорогу до кареты делилась впечатлениями несколько обескураженная столь внезапным уходом Эстелла.
Общительный и обходительный почти всегда Стефан, напротив, почти всё время молчал, лишь изредка кивая в знак того, что вообще прислушивается к словам дочери. Лишь когда захлопнулась позади дверь кареты, девушка осторожно осведомилась:
- Отец? – вопросительные интонации в её голосе не требовали для Стефана дополнительных разъяснений. Но теперь мужчина лишь отрицательно качнул головой, откинувшись устало на спинку сиденья. Давая понять, что объяснит ей всё несколько позже.

Получатели: Данте Эстакадо, Челесте Эстакадо.
Капитан городской стражи покидал особняк со спокойной светской вежливостью. Ни к чему не обязывающие прощания, улыбки и жесты. Он не успел в полной мере оценить всех игроков, но получил взамен кое-что не менее интересное. В целом можно было сказать, что Эстакадо скорее доволен вечером, чем раздосадован. Даже несмотря на причину, по которой на его бархатном камзоле едва заметно обозначились пятна крови.