Дважды плюнул автомат, ведомый меткой рукой Стервятника: у мелкой твари не было и шанса. Пробитая на вылет тушка упала из вентиляционного лаза – это не была попрыгушка, это был детёныш твари из мусоросжигателя. С такими габаритами, мутант ничего бы не сделал наёмнику, но дать ему откормиться до более существенных размеров – было бы глупо.
В глубине вентиляции раздались подозрительные звуки, но вскоре стихли, а наёмник занялся своими делами.
Поднял прут арматуры, повертел в руках, вернул на место. Дверь открывалась на себя, механизм запирания явно был электронным – заблокировать ее таким образом не представлялось возможным. Впрочем, для начала, он её просто закрыл, а затем задвинул одним из стеллажей с мелочевкой. Обезопасив себя таким немудренным способом от внезапного вторжения, Джон принялся разбираться со своей экипировкой и боекомплектом…
…Маленький фонарик, выглядящий смешным на боку автомата, еле-еле справлялся со своими обязанностями по установлению диктата света в отдельно взятой научной лаборатории, затерянной в бескрайних Пустошах Зоны, и как следствие – наёмник тонул в темноте внезапно длинного коридора к ядру. Ориентироваться в пространстве удавалось, по большей части, благодаря дежурным красным лампочкам, а не мутному пятну света.
Наёмник шёл по кровавому следу, то и дело натыкаясь на стрелянные гильзы и кровь. Мутная, густая кровь запёкшейся коркой тянулась на протяжении всего пути – Риду хотелось верить, что это кровь тварей, потому что кровь, как предполагал стрелок, появлявшаяся на стене отрывочными отпечатками, была куда ярче.
Затем ему встретился первый трупик твари, схожей с той, что он самолично завалил пару минут назад. Эта, правда, была чуть побольше. Затем ещё один, и ещё. Около нового поворота нашлась и вовсе соразмерная тем, что атаковали отряд на мусорке – к счастью всего одна и то, мёртвая.
Наконец, красные фонари уткнулись в новую дверь. Над ней висел круглый плафон, лился тёплый жёлтый свет, и было обидно, что под ним творилась совсем не пасторальная картина. Весь коридор в 10 шагов, был завален телами маленьких ублюдков. Ближе к дверям валялось ещё пара тушек тварей покрупнее, а под самой дверью полусидел-полулежал Барри.
Подойдя ближе, Рид понял, что охранник почти мёртв – грудь его вздымалась неровно, через раз или два, пропуская привычный такт. Нижняя часть туловища у него почти отсутствовала: кишки и желудок лежали на бетонном полу, и, судя по размазанной крови, их наивно пытались запихнуть внутрь. Всё что было недавно бёдрами и крепкими ногами, сейчас было измочаленными обрывками Барри Колхауна: виднелись тонкие обрывки тканей, что нитями тянулись к пастям ближайших тварей. Они отрывали по маленькому кусочку и тащили. Затем умирали, затем накатывалась следующая волна и так далее…
Чуть неподалеку валялись обрывки форменных брюк и изжеванные остатки берцев, а все пространство перед дверью было усеяно гильзами. Может твари с мусорки и были неказисты на вид: стаей они были опасны – наглядный пример имелся. Сложно было представить агонию охранника, но тем не менее, он нашёл силы поднять голову на встречу “неведомой опасности”, как он наверняка думал.
Он с трудом поднял не только голову, но и пистолет. Лицо, забрызганное кровью тварей, было вещественным отождествлением двух слов: боль; обреченность.
Ствол пистолета гулял, будто мусорная бумажка на ветру, но Барри всё-таки смог сказать:
- Суки… - хриплым голосом.
И приложить достаточно усилий к спусковому крючку пистолета, чтобы прогремел выстрел: ожидаемо, мимо…
- Суки, - устало повторил охранник, и опустил пистолет, предварительно щёлкнув ещё раз – обреченно и болезненно.