Weiche Wände meines Hauses. | ходы игроков | Madness - nur der Anfang.

      Чуть покосившийся, словно скрюченный старик, дом с его зияющими тьмой окнами и затаившейся внутри тишиной выглядел заброшенным. Даже холодные серебристые нити лучей висящей высоко в небе луны не могли рассеять окутывавшего здание мрака. Впрочем, остальная улица и разбросанные вдоль неё строения тоже казались давно покинутыми, словно все люди разом ушли из города, в спешке бросив валявшиеся на мостовой корзины для фруктов, велосипеды и стопки газет.

      Тишина. По настоящему оглушительное безмолвие повисло над всем миром. Настолько нереальное, что, если бы Лия не слышала биения собственного трепетавшего сердца, то могла бы решить, что она оглохла. Гулкие удары в груди набатом разносились по пустынной улице, оповещая притаившуюся в подворотнях тьму о том, что девушка ещё жива, о том, что она здесь. Тьма слышала. Она осторожно тянула свои щупальца, изнывая жаждой тишины, желая схватить посягнувшую на блаженное безмолвие девчонку, окутать кольцами её дрожащее сердце, стиснуть, сдавить, задушить те последние крохи жизни, что ещё остались в похитительнице покоя... чтобы наконец наступило окончательное торжество мрака.

      Свет, вспыхнувший в окне спальни комнаты Лии, разорвал тянущиеся к её лодыжкам чёрные путы.

Она не хотела засыпать в этом жутком доме среди его невидимых обитателей. Лия стояла у окна, глядя на закрашиваемое багрянцем небо. Близилась ночь. Девушка потянула руку к нательному крестику, но ладонь нащупала только голую кожу. Где и когда она успела его потерять? Закрыла глаза, вспоминая молитвы, губы безмолвно зашевелились: не хотелось нарушать царившую вокруг тяжёлую тишину. Мало ли кому это могло не понравится. Но молитва не помогла: страх не исчез. Скорее не страх, а первобытный, животный ужас растекался по венам. Широко раскрытыми глазами Лия осматривала пустую улицу. Казалось, что там, с надвигающимся мраком ночи из переулков появятся призраки, ставшие хозяевами покинутых домов.
Во рту пересохло. Лия сцепила ладони, пытаясь унять нарастающую дрожь. Не выдержала и стремительно метнулась от окна на кровать. Легла, подтянув коленки к груди и обхватив их руками, будто это могло ее спасти. В ушах грохотало биение собственного сердца, чернота окружала со всех сторон. Лия лежала с закрытыми глазами, боясь увидеть рисуемые воображением жуткие картины наяву. С именем Девы Марии на устах и уснула, провалилась в беспокойную дремоту.
Лие снились тянущиеся к ней руки с длинными тонкими старческими пальцами и пожелтевшими ногтями. Они хотели её схватить и увести за собой в темноту. Некуда было бежать. Да и сил не было. Девушка казалась себе маленькой канарейкой, запертой в клетке. В отчаянии хлопала крыльями, но они были перебиты, и движение лишь причиняло боль.

Внезапная вспышка грубо вырвала Лию из сна. Так вот откуда боль в "крыльях" - девушка отлежала руку, и теперь неприятное покалывание пронзало безвольную конечность. Другой рукой она прикрывала слезившиеся глаза от яркого слепящего света, села на кровать и уставилась в проход, пытаясь разглядеть нежданного гостя.

      Тьма обступала прямоугольник света, падающего из проёма двери, сгущалась у его границы, будто собирая силы для броска. Чёрная, словно душа грешника, она превратилась в непроглядную пелену, поглотившую весь остальной дом... весь мир. Посреди бескрайнего океана мрака осталась только крохотная комнатушка Лии, залитая спасительным светом тусклой лампочки, свисающей на подгоревшей жиле провода прямо с растрескавшегося потолка. Тьма была там, за тонкой чертой бледного света. Она наблюдала за девушкой. Она ждала.

      Жуткий скрип проржавевших петель взорвался в безмолвии самой тёмной ночи, резанув слух, отдавшись нестерпимой зубной болью. Гулкие удары тяжелых ботинок снизу сбили ритм перепуганного девичьего сердца. Под подошвами натужно заскрипела ступень, другая, третья... рассохшееся дерево выло при каждом шаге поднимавшегося ночного гостя. В рваную мелодию скрипов вплёлся протяжный хрип неровного дыхания, доносившегося из тьмы. Он замер и звуки оборвались, оставив только эхо тяжелого дыхания, наполнившего звенящую тишину. Огромное неповоротливое нечто с трудом взбиравшееся по крутой лестнице, замерло, схватившись за застонавшие перила. Лия слышала, как заплывшие жиром лёгкие со свистом втягивают смердящий потом воздух и с болезненным хрипом исторгают зловоние.

      Перила обречённо хрустнули, словно сломанная огромной лапой кость, и дом снова наполнился стенаниями вопиющего дерева. Треск и хрипы становились всё громче, а вонь отчётливее. Оно приближалось.

      А затем опять наступила тишина. Огромная тень повисла во тьме напротив проёма. Тень настолько чёрная, что очертания её без труда угадывались в сгустившемся на границе света мраке. В лицо Лии ударил непереносимый смрад. Она знала эту вонь, помнила её. Запах потного жирного тела, сальных волос, дешёвого табака и дрянного пойла. ЕГО запах.

      - Lea, la mia ragazza ... - прохрипела Тень, - Venite a papà.


Граница света задрожала и со звоном лопнула. Клубы тьмы устремились к проёму, заползая на пол и стены, пожирая остатки спасительного света.

Остатки жуткого сна ещё туманили ослабленный разум девушки. Призраки, таящиеся в тёмных углах спальни, испугались вспыхнувшей лампы и метнулись в спасительную темноту дверного проёма и мутного квадрата окна. Но Лия знала, чувствовала, что они только притаились, а не сбежали вовсе. Они там, наблюдают за ней, ждут, когда она окончательно сдастся. И тогда... О да! Тогда, обнажив оскалы, они поглотят её, разорвут, пережуют.
Как же порой ей этого хотелось! Зажмурить покрепче глаза и шагнуть во мрак, позволить тянущимися из-под кровати рукам унести её в своё царство, просто расслабиться. И будь что будет!
Но нет.. Она все ещё держалась. Пока держалась. Лия Коста не хотела сдаваться, не в этом месте и не так. Особенно Ему... Она отчётливо слышала его шаги, тяжелое дыхание, скрип старого дерева. В ноздри ударил кислый, тошнотворный запах его пота и дыхания. Сердце тут же ускорило бег, учащая дыхание. Желудок сдержал спазм, горький комок обиды, страха, неизвестности застрял в горле, сдерживая слезы. Лишь одна предательская капелька проделала тонкую влажную дорожку на щеке.
Ослеплённая девушка все ещё жмурилась, привыкая к яркому огню допотопной лампы, когда разглядела на пороге огромную фигуру. Это была не просто чья-то тень. Это была сама Тень. Как же Лия ненавидела его хриплый голос! Хотелось перегрызть ему глотку, лишь бы больше не слышать издевательских ноток. Если бы только она могла вдруг стать волчицей! Такой же смелой и дерзкой, какой ощущала себя в отцовском доме.
Мысли о родной земле силы не придавали: никто ее не ждал, не к кому было вернуться. Но жажда жить все равно не покидала измученный разум. И откуда в ней это? Но тяжелей всего было от неопределённости: где она? Что происходит? И главное, за что?! Обида жгла изнутри. И, когда Тень заговорила, Лия не выдержала:
- Che cazzo vuoi da me, figlio?!?*
А внезапный звон и вовсе вырвал из лёгких девушки пронзительный протяжный крик.

      Чёрный туман истинной Тьмы пядь за пядью пожирал последний приют света в сумеречном мире. Тусклая лампа, осознав свою обречённость, мелко задрожала, моргая и Тьма ринулась вперёд, ликуя. Комнату наполнил треск пожираемого туманом света и скрип проваливающихся под тяжелой поступью досок. Тень двинулась на Лию. Девушка видела, как она... ОН, устало переваливаясь, неотвратимо приближается к ней, протягивая жирные руки с обвислой, сотрясающейся при каждом шаге, кожей.

      - Venite a papà. Non essere testardo. Non abbiamo finito con te ... ti ricordi, allora? - Надсадно хрипя, произнесла Тень.


      Ещё несколько мгновений и пульсирующий чёрный туман подполз к ступням Лии, пожрав половину комнаты. Судорожно мерцавший свет охваченной паникой лампы выхватил из тьмы Тень и она обрела лицо. Отвратительную, обезображенную грубо заштопанными шрамами, заплывшую жиром, лоснящуюся от терпкого пота морду. Не смотря на все старания изувечившего лицо скульптора, Лия узнала его. Он осклабился, обнажив зияющий брешами ряд гнилых зубов и вытянул из мрака изъеденную язвами когтистую лапу.

      Жирная ладонь касается её бедра. Скользит выше, оставляя за собой влажный след терпкого пота. Дрожит от вожделения. Выше. Выше.

      Яркую вспышку воспоминания прервал хрип, долетевший из разинутой пасти монстра:

      - Sarò gentile. - Трескающиеся на глазах жёлтые губы шире раскрылись в жуткой ухмылке мертвеца и из глотки послышался булькающий звук, видимо, обозначавший смех. - Anche se improbabile.

Крик застрял у девушки комком в горле, когда она услышала: "Помнишь, тогда?". Это было похоже на грубую пощёчину: щеки Лии тут же вспыхнули от стыда. Хотя, конечно же, не ей должно было быть стыдно. Помнила ли она?.. Лия тогда долго пыталась оттереть жёсткой щеткой следы его прикосновений. Их не было видно, но она продолжала тереть намыленной мочалкой свои ноги, пока не расцарапала кожу до ссадин. Ещё с неделю напоминание о том вечере болью отдавалось не только в расцарапанных бёдрах, но и в сердце. До чего же ей было мерзко и обидно смотреть на отца, сидящего перед телевизором на том самом диване. Вот он поднимает поношенную старую майку, чтобы почесать внушительный живот, ковыряет в пупке, кромко отрыгивает, тянется сальной лапищей за банкой пива. Неосторожная пенная дорожка стекает с подбородка на волосатую широкую грудь, но, кажется, отец даже внимания не обратил, поглощённый просмотром телепередачи. Да как он мог! Негодование сменялось недоумением. Да как она могла! Мать все видела и ничего не сделала! Ничего не сказала! Хотя нет, вроде бы что-то она крикнула отцу. Про беременность и его "хозяйство". Поэтому он тогда и отстал от дочери. Но что хотела женщина: спасти Лию или унизить супруга? Иногда девочка верила, что первое. Но мать даже после Происшествия не подошла к ней, не утешила, не приободрила, не выслушала. Все делали вид, что ничего не было. И очень скоро Лия и сама забыла. Не совсем забыла, просто спрятала воспоминание глубоко-глубоко в сознании. Только ночью девочка не могла контролировать свои мысли. И Тени оживали, надвигались на неё, протягивали свои руки-щупальца, пытались схватить. Они всегда были рядом. Но ещё не подбирались к ней так близко. А сейчас...
Неестественный нечеловеческий смех развеял секундное замешательство девушки. Это не отец смеётся над комиком в телевизоре. Это его Тень стоит сейчас прямо перед ней. И он реальнее воспоминаний. Чудовище! Казалось, все черное нутро отца воплотилось язвами, шрамами и гнилью на теле этого громилы. Неужели она позволит ему коснуться себя?! Неужели у неё больше совсем не осталось сил сопротивляться?! Где её гордость и грубый норов, доставшийся от матери?! Что-то на короткое мгновение вспыхнуло в груди Лии. Девушка, зарычав, попыталась проскользнуть мимо рук монстра, соскользнув с койки на пол. А уж оттуда можно будет попробовать выбежать за порог. Лишь бы страх не помешал ей...

      Белёсая, покрытая кровоточащими язвами с сочащимися гноем краями ладонь с отвратным шлепком упала на то место, где только что находилось бедро Лии. Девушка, соскользнув на прохладный пол, услышала, как позади под напором изогнутых когтей рвётся мокрая ткань. Кушетка жалобно взвыла под грудой повалившегося на неё гниющего жира, разразившись визгом лопающейся сетки.

      - Slut! Ti prendo comunque! - ударило ей вслед смесью прогорклого жира и дешевого пойла.


      Сокрытое клубами тьмы чудовище переваливалось набок, беспомощно путаясь в лоскутах собственной обвисшей кожи, утробно рыча в бессильной ярости. Тьма замерла, притаившись у центра комнаты, словно не решаясь двигаться дальше без своего зловонного поводыря. Она ждала, угрожающе шипя на границу мерцающего света - готовилась броситься, смять, поглотить Лию, чтобы вечно терзать душу девушки в мире мрака и отчаяния.

      Порыв ветра ударил в окно, разломив створки, не способные противостоять его яростному напору. Деревянные рамы с грохотом врезались в стены. Послышался звон разбитого стекла. В ушах засвистело от влетевшего в комнату смерча, разметавшего тяжелый смрад.

      Morire di svegliarsi... - принёс ветер едва различимый шепот.


      В разбитом проёме она видела только чёрное беззвёздное небо.

Трудно было представить, что Его туша должна была завалиться сейчас на девушку. Но Лия смогла: вот он ложит свои ладони на её бёдра; вот одним резким рывком укладывает на койку так, что она больно ударяется затылком; вот притягивает к себе, отводит её ноги в сторону, прижимает девушку к постели своим телом; вот, пыхтя и усмехаясь, возится со своими штанами. Коста с трудом сдержала спазм желудка. Прохлада деревянного пола помогла, освежила, развеяла ужасные картины насилия. Ей хотелось зареветь в голос, надрывно, не останавливая поток крупных соленых слез, но сумела справиться с истерикой. Не время, не место. Она должна позаботиться о своей безопасности. Должна продолжать бороться за свою честь и свободу. Но как же ей одиноко! Вот бы кто-нибудь ворвался в комнату, распугав Тьму, взял её за руку, поднял, и вывел к Свету. Настоящему Свету, а не тому слепящему подобию, что давала комнатная лампа.
В спину ударил порыв ветра, обжигающе-холодный. Лия лишь на мгновение взглянула на звездное небо: большего она не могла себе позволить. "Умереть, чтобы проснуться..." Может и так. Может смерть и правда будет спасением из кошмара. А что если нет? Что если это - лживые слова Ночи, заманивающие Лию в ловушку, во Мрак.
Она более не раздумывала. В её голове созрел план. Она ещё хотела побороться. Девушка обернула ладонь подолом платья и бросилась на звук разбивающегося окна, чтобы схватит осколок. Лия хотела выбраться из комнаты. Но если Он успеет совладать со своим телом и вновь попытается приблизиться к ней, дотронуться, схватить, то тогда она даст отпор уже не голыми руками...

      Рваное лезвие стекла приятно холодило ладонь, девушка чувствовала вгрызающиеся в тонкую ткань подола грани, жадно скребущие по слабой преграде, желая вкусить крови невинной. Пол смиренно поскрипывал под её лёгкими шагами, с трепетом и страхом провожающую уходящую во тьму девушку. Свет нервно моргал в такт её движений, диссонируя с ритмом бешено бьющегося в груди сердца. Непослушное, оно в ужасе бросалось на прутья костяной клетки, не желая внимать гласу холодного рассудка.

      Прозрачный кинжал, прорвав ткань, ужалил в ладонь. Кровь тонкой нитью потянулась к острию стеклянного ножа, окрашивая паутину трещин лезвия алым. Тяжелые вязкие капли сорвались со стеклянного наконечника, тяжелой дробью падая на доски, крохотными рубинами устилая путь босой мученицы. Чёрный туман окутал её ступни холодным липким страхом впиваясь под бледную кожу. Тьма вытянула дрожащие от вожделения щупальца, оплетая ноги девушки, пульсируя, поднимаясь всё выше... тяжелая капля соскользнула с алого кинжала и пропала в клубах чёрного дыма. Тьма замерла. Оглушительный визг раненого хищника взорвал звенящую тишину. Тьма отпрянула, втягивая щупальца в чёрный проём двери. Бессильный рёв Тени сотряс обветшалые стены. Заплывшая жиром туша, заслонившись дрожащими руками от света сияющих в полумраке рубинов, ползком пятилась следом за скользящими прочь клочьями чёрного тумана. Уже не нити, но горячие струи заливали обагрённый клинок. Кровавые ручьи сплетались в поток, устремляющийся вслед за дрожащей в проёме Тьмой. Обессиленная, Лия рухнула в горячее рубиновое озеро. Не было страха. Не было боли. Она просто уснула.

      *      *      *

      Она очнулась, едва успев пересечь тонкую грань забытья. Опутанные тьмой своды пропитал смрад боли и нечистот. Постель, на которой Лия лежала, привычно пахла её потом с необычным оттенком ржавого железа. Что-то горячее и вязкое облепило ладонь девушки. Нечто холодное, словно лёд, вгрызалось в её нежную плоть. Покрытый алой паутиной трещин осколок...

      ... и шепот:

      - Sterben zu wecken...

Она чувствовала, как силы покидают её вместе с багряными каплями, сочащимися по рванному лезвию. Подол платья изрядно запачкался кровью. "Трудно будет отстирать", - где-то на поверхности сознания вынырнула ненужная, нелепая мысль. Лёжа в горячей луже, Лия боролась со сном. Она думала, что охотничий зов хищника, почуявшего кровь, заставит Тьму наброситься на неё. И Лия была готова. Но вместо этого Тень отступала... Трудно было в это поверить. Ещё труднее было это понять. Но, видимо, все же слова о свободе через смерть были правдой. Девушка облегченно выдохнула и забылась...
Очнулась. Спала или нет? Можно ли назвать полноценным отдыхом череду сменяющихся кошмаров? И бодрствует ли она сейчас? Лия уже запуталась. Оглядела комнату. Смахнула ресницами остатки видения. И только сейчас почувствовала боль в ладони. Скинула на пол осколок, захваченный ею из сновидения. Рассмотрела руку, в который раз спрашивая себя о психическом самочувствие.
Конечно, это все не могло было произойти. И все же, вот он - пазл разбитого во сне окна. Вот - зудящие порезы на руке. Кажется, она даже чувствует зловонное дыхание Тени и близкий холод Его изуродованной туши. Но может это только ее воображение, отвратительный запах собственных отходов и прохлада испарины после беспокойной ночи?..
Все ещё темно. Лия хотела подойти к окну и взглянуть на улицу. Может звездное небо принесёт покой, и она сможет снова уснуть.

      Фата-моргана. Переливающиеся через подоконник сумерки оказались миражом, доставшимся в наследство из страшного сна (или ужасающей реальности?), как и само крохотное оконце, оказавшись миражом, оно растворилось во тьме, стоило только Лие сделать первые неуверенные шаги. Только кровь, сочащаяся из растерзанной ладони, и впившиеся в ступни стеклянные иглы казались более, чем реальными. И тьма. Вязкая, холодная, сырая тьма заполняла каменный мешок узилища девушки. Но, то был не тот ужасающий чёрный туман, в котором скрывалась Тень. Его не было рядом - подтверждением тому казалась звенящая тишина, в которой отчётливо были слышны лишь тяжелые удары срывающихся с кончиков пальцев капель. Да ещё приглушенная возня за стеной.

      Внезапно, совершенно отчётливо девушка расслышала долетевший из-за стены детский смешок. Затем, спустя пару мгновений, Тьму прорезал визг отпираемого засова и скрип дверных петель.

Вскрикнув от боли и неожиданности, Лия вернулась на кровать. Хотелось плакать, и вместе со слезами смыть остатки дурного сна и пугающего наваждения. Но вместо этого, сильнее стиснув зубы, проглотила горький комок. Взглянула на руку и ступни, оценивая повреждения. Надо бы ещё вытащить осколки - наверняка они вонзились в плоть. Глубоко ли?
Она сидела на краю койки, зализывая раны на ладони. Где-то она слышала, что слюна помогает скорейшему заживлению. А может Лия что-то напутала: полагаться на память она бы не стала, но выбора особо не было. И уже добралась до изорванных пяток, когда услышала смешок. И не просто какой-то там! Голос явно принадлежал ребёнку. Что мог малыш делать в подобном месте? Этот вопрос почти не волновал девушку. Всё вытеснила внезапная злоба, доходящая до слепой ненависти. О! Дети могут быть жёсткими! Уж Лия знала не понаслышке! И эти усмешки...
Как они могли быть так несправедливы к ней! Чем она, ещё совсем-совсем маленькая, невинная девочка, заслужила эти оскалы-улыбки?! Соседская шпана не знала жалости. Мало того, что Лие доставалось дома от братьев, так ещё и на улице некуда было спрятаться. За ней бежали мальчишки и девчонки постарше, ставили подножки или ударяли в колени, чтобы та потеряла равновесие и весело, кувырком, разбивая губы и нос, летела по пыльной земле. А если верно подгадать, то Коста могла угодить лбом в коровью лепешку! Вот смеху-то было!
Лет через семь шутки сменили оттенки. И если до этого Лие казалось, что она в Аду, то со временем убеждалась, что она даже ещё не подошла к Пеклу. Ведь куда веселее подножек было задрать младшей Косте платье и рассмотреть её трусики! Или кричать ей вслед унижения ("Чего такая грустная? Твой папочка тебя ещё не трахал сегодня?!"). Может и не все дети столь ужасны. Но других она не помнила.
А теперь кто-то из этих мерзких выродков оказался прямо за стенкой!
Холодок обжигающей волной пробежался по позвоночнику. Казалось, что это не засов заскрипел - так могла простонать её душа. К чему надо было готовиться? Подобравшись на кровате, Лия затравленно смотрела в открывающийся дверной проем, так и не согнав с лица сведенные злобой брови.

      Сквозь узкую щель в узилище ворвался заливистый злорадный детский смех. Он заметался раненной птицей меж стен, не находя выхода, с каждым новым ударом о холодный камень превращаясь в злобный хохот. Следом, едва перекричав нарастающий вой, прорвался лай санитаров:

      - Hey! Welche Schwanz!
Fangen Sie es, Gunther!

      Спустя мгновение их крики и хохот создания потонули в хрипе умирающего человека... и снова взрыв смеха твари. То, что могло так потешаться над убийством, бойней (а в коридоре творилось именно оно - не было и тени сомнения) просто не могло быть человеком.

      Хрипы стихли. Теперь сквозь щель струилось только омерзительное чавканье и тошнотворный смрад внутренностей, замешанных на горячей крови.

Вздрогнула, вновь услышав смех. Преодолевая боль и страх, свесила ноги с кровати, сделала шаг, другой - к двери. Что там? И кто?..
Человеческие крики. Что говорят? Не разобрать. Но грубые, лающие обрубки слов дали понять: говорят на немецком. Отшатнулась от двери, поняв, что сейчас там, в нескольких метрах, а может и на расстоянии вытянутой руки, творится нечто ужасное, скверное, темное.
Возня прекратилась, и Лия рискнула выглянуть в коридор, выйти из своего заточения.

      Топот. Рваное, сбитое паническим бегством дыхание. Это всё, что заполняло сейчас коридор. Это, да ещё омерзительное хлюпанье какой-то вязкой жижи.

      Стоило только Лии высунуться из-за двери, как тут же она с рёвом ринулась на встречу. Массивная железная створка лишь дрогнула - давно позабывшие вкус смазки петли протяжно взвизгнули и тут же замерли, удержав дверь в каких-то дюймах от носа девушки. Из-за створки вынырнули два силуэта. Юноша и женщина в просторных замусоленных пижамах, из тех, что был сейчас и на Лии, в ужасе удирали от чего-то. Девушка наконец смогла выглянуть из-за стального щита.

      Льющийся через крохотное зарешеченное оконце над потолком бледный свет солнца мёртвых вырывал из полумрака груду кровоточащего мяса, в котором с трудом можно было узнать человеческие останки. На верху холмика из разодранной плоти сидела девочка лет пяти в окровавленном платье. Ребёнок копошился в ошмётках, выбирая самые лакомые кусочки и жадно отправляя их в рот. Внезапно, словно почувствовав взгляд Лии, девочка замерла и подняла голову. На девушку пустыми глазницами смотрело растрескавшееся лицо фарфоровой куклы. Изрубленные сколами губы твари с треском раздавленной фарфоровой чашки расползлись в хищном оскале. Девочка подняла окровавленную ладошку со свисающими меж пальцев кишками и приветливо помахала Лии.

Заметив пробегающих мимо людей, Лия на мгновение замерла, задержав дыхание. Слишком необычно было осознавать, что она здесь не одна. Есть и другие пленники. Коста даже позволила себе улыбнуться, выдохнув напряжение. Тонкая сухая кожа на губах потрескалась, и девушка ощутила солоноватый привкус крови. И сразу же улыбка погасла. Эти двое куда-то бежали. Или откуда-то. Или от кого-то. А это уже странно. И страшно. Что если Лия, выйди она сейчас за границу порога, попадёт в ловушку? А что будет, если она так и не решиться сделать этот шаг?
Набрав в грудь воздуха, не обращая внимания на витавший вокруг смрад, девушка посильнее надавила плечом на дверь. Скрип проржавевшего механизма отозвался болью в ушах и зубах и заставил поморщиться. Широко раскрытыми глазами Лия осматривала коридор. Протянула руку навстречу удаляющимся спинам, собираясь окликнуть беглецов:
- Ehi*, - с хрипом вырвался тихий звук. Повторила чуть громче, - Ehi, - в прочем, не решаясь переходить на крик.
И только тут догадалась посмотреть в другую сторону. Отчего все же убегала парочка?
Не сдержала вскрика, резкого, рванного. Зажала рот ладонями. Сглотнула, сдерживая спазм желудка, который стремился избавиться от содержимого. Она хотела отвести глаза, хотела развернуться и, отчаянно вереща, бежать прочь. Но мышцы свело. Будто в кошмарном сне, Коста не могла пошевелиться. И рассматривать кучу останков она совершенно не хотела. Но глаза то и дело выхватывали из кровавой груды торчащие обрубки, ошмётки, куски. Разум назло запоминал мерзкие подробности, чтобы вновь и вновь возвращать девушку в это мгновение.
Удыбка существа, этого изуродованного ребёнка, было пощечиной, , вернувшей Лии контроль над телом. Она сделала шаг назад. И ещё. И ещё. Не хотелось поворачиваться к твари спиной. И махать в ответ тоже.

      Девочка пристально смотрела на пятившуюся Лию чёрными провалами кукольных глаз. Она опустила тонкую пятерню и залезла пальцами в окровавленное месиво. С тошнотворным чавкающим звуком алая трясина изувеченной плоти поглотила крохотные детские пальчики. Подземелье разразилось хрустом фарфора, от уголков щерившегося осколками рта протянулись паутинки ширившихся трещин - оно улыбалось. Ещё шире. Оно наслаждалось тем, что видело во взгляде перепуганной девушки. Создание выковыряло из груды мяса сочащееся кровью сердце и, не отрывая взгляда от Лии, вонзило в него свои фарфоровые клыки. Кровь брызнула на потолок и стены, а чудовище, утробно урча, стало жадно жевать ещё горячую плоть.

      - Wir werden mit Ihnen spielen... später. - оторвавшись от мяса, прошипела девочка, прежде чем Лия скрылась за углом.

      Картину жуткой резни закрыл камень свернувшего коридора. Позади Лия слышала голоса и лязг металла...