N.E.W.T.Y.P.E. | ходы игроков | ● Окраины города

Некогда процветающие и красивые места, после открытия Разлома превратились в зловещие руины, населенные изгнанниками, хаосопоклонниками и забредающими в город тварями. Находиться здесь - смертельно опасно, но порой у людей не остается иного выбора, кроме как провести среди осколков былой красоты всю свою жизнь, что часто бывает плохой и недолгой.

Червь

Этот подвал на одном из заброшенных заводов Окраины уже давно был облюбован теми, кто охотно отказывался от всего человеческого, подчиняясь вкрадчивому шепоту из манящих глубин Разлома. Стены того, что можно было условно назвать святилищем, были разрисованы безумными картинами и странными символами, чье значение было ведомо разве что одному Порченному, обретавшемуся неподалеку от своих «младших братьев». Любого нормального человека стошнило бы в такой обстановке и не один раз, но Червя к роду людскому можно было отнести с трудом. Копошась в куче грязного тряпья, сваленного в дальнем углу, измененный наслаждался ощущением Его присутствия. Да, сегодня был замечательный день – Он пожелал говорить с Червем и его братьями, посылая кошмарно-сладостные видения, от которых пропащему созданию хотелось повизгивать и смеяться. Он наполнял сердце и умишко верного Червя предвкушением грядущего Изменения. Того самого, о котором культист так давно грезил.
Нужно было всего лишь найти и привести Особенную. Да-да-да… У которой есть Дар, означающий желанную близость к Нему. Порой Червь завидовал подобной близости, когда Порченный давал остальным братьям почувствовать Его силу и волю.
Найти и привести… Найти и привести к Нему… К Разлому…
Приятная боль пронзила худосочное тельце Червя и на его грязных штанах стало медленно проступать влажное пятно. Культист некоторое время просто лежал на месте, жалея, что Он постепенно покидал его разум, оставляя Червя наедине с самим собой.

Эрих ван дер Брекен

То, что другие ненавидят его чисто инстинктивно, давно стало привычным для Эриха, потому и предпочитавшего проводить время с книгами да разными техническими устройствами. Однако одному быть весьма и весьма непросто, особенно теперь, когда он, пария, вырвался-таки за пределы Купола, не попав в цепкие лапы Стражей и жрецов. Зачем им сдался он, молодой инженер не знал, да и не слишком хотел выяснять. Ведь, если псионики становились жрецами Мертвого Бога, то антипси просто бесследно исчезали в храмовой громадине. А потому инстинкт самосохранения убедил в том, что жизнь хороша и рисковать ею ради праздного любопытства не стоит. Тем более, что на Окраинах промзона была куда больше чем под Куполом… Конечно, тут обитали изгнанники, контрабандисты и прочий не слишком приятный люд, но Эрих ван дер Брекен не позволял никому загнать себя в угол. К тому же, останки несчастных, попавших в лапы Тварям, заставили его серьезно отнестись к собственной безопасности.
Разумеется, особой любви местные к нему не питали, но некоторые охотно обменивали разные ценности и еду на оружие. В основном это были искатели и бандиты, но выбирать особо не приходилось. Правда, после некоторого времени, проведенного за восстановительными работами одного из цехов старой полуразвалившейся фабрики, Эрих понял, что ему одному не справиться. Нужны были помощники, нужны были дополнительные глаза и уши – Стражи и Жрецы периодически делали рейды на Окраины в весьма немаленьком составе, а в темных закоулках то и дело находили изуродованные тела, покрытые пугающими символами… А ведь инженер ощущал что способен на гораздо большее, чем просто гонять на мотоцикле и усовершенствовать револьверы с ружьями.

Кто Там

На Окраинах жизнь куда безжалостней чем под куполом, а потому скрючившийся в каком-нибудь укромном местечке оборванец – обычное дело для этих мест. Да вот только один из таких пропащих существ не был простым бродягой. Пусть безумие и давнее чувство вины не отпускали его, но вера, горевшая в сердце бывшего Ищущего неугасимым пламенем, продолжала поддерживать беглеца в его священной миссии. Несколько раз он пробовал выбраться в Мертвый лес, но это не принесло особого успеха. Ему просто не хватало сил, а гул теневых голосов в голове становился просто невыносимым. Даже после стольких лет порождения проклятого Разлома пытались совратить его. Иногда это смешило безумца, иногда – злило, иногда – приводило в отчаяние, заставляя извлекать из болота памяти обрывки молитв…
Обычных изгнанников и отбросов с Окраин он старался не трогать без нужды – ведь они не имели никакого отношения к священной миссии. Эти люди даже дали ему новое имя. Кто Там. Эти слова они произносили со страхом, когда бывший Ищущий оказывался неподалеку и начинал играть в кошки-мышки. Но сегодня его снова мучили какие-то смутные видения и нехорошие предчувствия, а потому он усердней кутался в лохмотья и бормотал что-то себе под нос, стараясь переловить разбегающиеся мысли за их вертлявые хвостики. И шелестящие голоса теней смеялись над тем, кто и в безумии продолжал служить Мертвому Богу…

Человек шел, еле перебирая ногами, казалось, вот-вот и он споткнется. Но первое впечатление было обманчивым, стоило какому-то забитому жизнью оборванцу посмотреть на него, и безумец уже стоял рядом, вбирая носом воздух.
- Грешник...? Нет. Нет... Пахнет как страх. Как страх, не как искажение... Он не тварь, он может жить. Жить... Кто? Кто может? Нет, никто. Тьма не побеждена. Тьма здесь, я чувствую её, - безумец отпрыгнул от впавшего в ужас бедняка и закружился в бесовском танце.
- Голоса... Я вас слышу, я иду к вам. Я ищу. Я ваш судья. Я боль. Я? Кто я? Я, кто там? Я. Кто я?
Закончив танец, человек вывернул руку под неестественным углом, помахал своему собеседнику и скоморошьей походкой, продолжил движение вперед. Бешено хихикая, он отпугивал любого, кто появлялся на его пути. Сейчас было не время для прогулок, но инстинкты охотника пробудили его ото сна. А значит, началась охота.

Кто Там

Он и сам не знал, куда толком идет, полностью отдавшись на волю звериного чутья, но когда разум псионика ощутил неподалеку нечто мерзкое, то безумец кровожадно оскалился и с нечеловеческой скоростью направился в ту сторону.
Пяток Тварей, больше похожих на двухголовых собак со скорпионьими хвостами, были заняты очень важным делом – поеданием останков троих местных обитателей, не успевших вовремя удрать от порождений Разлома. Потому совершили самую большую ошибку в своей жизни и остались на месте, когда бывший Ищущий подобрался к ним. Один только вид этих существ пробудил в мозгу безумца дикую ярость и желание убивать. Быстро или медленно – какая разница?! Лишь бы стереть это воплощенное богохульство с лица земли! Но ведь их пять, а он всё же один. Нужна осторожность… хитрость… А то его священная миссия рискует оборваться прямо здесь, в каком-то вонючем переулке.

Слушать всегда приятно. Забиться в угол, под старую стену, и мир – не больше черепной коробки. Шепчет, плачет, кричит, рыдает и повизгивает, шуршит чем-то, зовёт, – куда, куда же? – а ты иди, сядь у стены, и слушай. Всегда интересно, что кроется за шумом в голове. Иногда – это крысы. Тёплые, мясистые, ржаво-серые. О них мечтаешь, когда голоден. А иногда людей слышно. Чего тут только не скажут, когда сядешь под стену и станешь слушать. Слова, пререкания, стихи, мысли, вслух произнесённые. Скрип зубов, ногтей, суставов скрежет и костей. Тело умеет говорить само, и язык ему не нужен. Его нужно отрезать, зажарить и съесть. Языки вкусные, особенно если отрезаешь их у самого говорливого. Толстые, поджарые… большие. Рот наполняется слюной, когда думаешь о чужих языках. Или – о пальцах. У человека их слишком много. Целых двадцать! Зачем так много пальцев? Это глупо. Пальцы надо отрезать, как и языки. Они хрустят на зубах, а когда добираешься до костей, обгладываешь их, то можно узнать даже, какие у человека были руки. У одних – мягкие, нежные, будто детские ладошки, кожа у них гладкая и приятная, так и хочется их мять, мять, мять, пока не покраснеют, облизать язычком, зубы вонзить, до мяса добираясь. Оно так и тает, так и тает! Нежные руки вкусны. А грубые – сытные очень.

Сидит: глаза закрыты, спина в шершавость стены упёрта, а руки – на коленях. Думает. Вспоминает. Слушать приятно. Особенно Его голос. Но каждый раз ты остаешься один, каким бы внимательным не был, какой бы преданностью не страдал. Потому что любить Его нельзя. Вожделение, ненависть, страсть, отвращение – всё, что хочешь, можешь чувствовать, когда в твою голову заползают его руки: тёпло-холодные, остро-гладкие, несуществующие кошмары и страхи, хватающие за кисти, за стопы, утягивающие в безбрежность темноты перед глазами, туда, где света нет, звуков, ничего.
И там ты слушаешь.
У стены, которой нет.
Ушами, которые выдумал.
Шевельнулся, губы облизывая. Открыл глаза болящие. Всю жизнь бы тут сидел, не вставая, но родился не камнем, а человеком. Вынужден встать, на стены подвала посмотреть разрисованные – всегда на них смотрит. Кто их нарисовал? Иногда и сам что-то черкал по штукатурке старой, гранитный камень в пальцах зажав. Тут, наверно, все черкают.
Сегодня был странный разговор, не такой. Его надо обдумать.

Человек готов был прыгать от радости, еще бы, такая удача. Но следовало действовать осторожно, сейчас тварей было слишком много, нужно было забраться повыше и оттуда напасть. Безумец протянул руку к ближайшей стенке и попытался на неё взобраться, что-то нашептывая про себя.
- Убить, убить. Кто там? Нужно убить, раздавить, разорвать.
Словно дикая обезьяна из джунглей, безумец ловко двигался среди скрючившихся деревянных лачуг, это были его охотничьи угодья, его запретный сад. За годы, проведенные здесь, он приучился прыгать по этим полуразвалившимся хибарам с грацией кошки, не боясь упасть или пораниться. Медленно приближаясь к своим жертвам, псионик обратился к своему дару. Сейчас он собирался прихлопнуть парочку неугодных богу мошек.

Эрих поскреб в затылке. Усовершенствованный до неузнаваемости, независимо подпружиненный с двух сторон неравносильными пружинами, скользящий затвор мог бы тать изобретением века. Но не в этой жизни не этого мира. Винтовка со скользящим затвором упорно не хотела доворачивать затвор до состояния "передернуто и замкнуто".

Ван дер Брекен кинул на пол результат неудавшегося эксперимента и, с мягкой улыбкой обратил взор к старой подруге - Глории - винтовке с рычажным затвором, так и не переоборудованной до укороченного варианта.

- Малышка, как только я найду тебе пару, ты станешь гораздо, нет, ГОРАЗДО смертоноснее. - Эрих вынул из жилетного кармашка часы и, открыв их, еще раз поскреб в затылке. - Куда ж девался это загадочный джентльмен, Двадцать-Третий? Ведь условились же, что он изволит нанести мне визит еще час назад. Ладно, не им единым, как хлебом нашим насущным...

Эрих подпоясался револьвером, накинул плащ и вышел из дома. Нужно было наведаться в скобяную лавку за мелкими запчастями и к кузнецу за, казалось бы, простеньким заказом. Невзирая на то, что ван дер Брекен пытался умаслить его как мог, кузнец "тянул резину" уже две недели.

Червь

Друг был неподалеку – две волосатые лапы из восьми торчали из-под вороха каких-то старых железок. Они подергивались, и грязно-бурая шерсть на них вставала дыбом, свидетельствуя, что друг еще жив. Он всегда любил прятаться и редко показывался из своего логова. Даже на охоту старался уходить так, чтобы его никто не видел. Но он все равно был умным, очень умным и охотно говорил с Червем и другими, хотя кто-то и возражал, что друг не умеет говорить. Зато может жрать. Много и сразу. Он тоже любит языки и руки, но глаза обожает больше. Но Червя друг не съест никогда. Только попугает немного своей едкой зеленой отрыжкой, расплескивая слизь из своего объемного пуза на грязный бетонный пол. Сегодня он особенно добр и лапа подбрасывает Червю чужую кисть, оторванную. И на бледной трупной коже чернеет Знак, ненавистный для них обоих. Друг сыт. Доволен и тоже хочет поговорить.

Кто Там

Две Твари все-таки почуяли его и не замедлили кинуться, норовя разодрать тело, переломать кости и сожрать сладкое мясо. Вот только они не знают, что даже плоть может быть тверже камня… Безумец рассмеялся, уворачиваясь от порождений скверны, которым не было места в этом мире. Они мерзко хрипели, пытаясь достать его хотя бы одной из двух своих пастей или ядовитым шипом на кончике хвоста, но пока этот номер не проходил. Остальные Твари сообразили, что подоспел новый противник и устремились к бывшему Ищущему… Определенно, драться с ними на открытом пространстве – самоубийство. Нужно заманить их. Только куда?
В один из домов, ощерившийся на смертельный врагов разбитыми окнами и вынесенными дверьми, принял безумца и его преследователей с распростертыми объятьями. Твари, почуяв сладкий запах человечины, неслись следом и узкие коридоры все-таки заставили их разделиться…

Эрих ван дер Брекен

Путь изобретателя лежал в Крысятник – городок в городе, созданный местными для своих нужд. Мастерские, ночлежки, нехитрые развлечения вроде боев с правилами и без… Там вовсю кипела жизнь, пусть улочки и не отличались особой чистотой. Но санитарные условия волновали Эриха меньше всего. Недавно, роясь в заводском хламе, он натолкнулся на нечто очень многообещающее… возможно даже на ключик к утерянным знаниям. Это была старая книга с выцветающими страницами и чертежами. Довольно многого в ней юный инженер не мог понять, но сами планы буквально потрясали своей грандиозностью.
С некоторой брезгливостью глядя на грязных женщин, одетых в какие-то лохмотья, и ошивающихся повсюду тощих детишек, Эрих направился к дому местного кузнеца, механика-самоучки, торгующего разными найденными диковинами. Кто-то вслед даже прокричал парии оскорбление, связанное с сексуальными предпочтениями, и кинул камень. Не попал, но можно было не сомневаться, что поганец уже удрал. Так что настроение изобретателя несколько испортилось.
- А, это ты… - кузнец узнал Эриха и тут же нахмурился, - Осложнения возникли с твоим заказом. Эти фанатики из Центра как с цепей сорвались. Рейд за рейдом, и как только не боятся высунуться… То, что ты просил, достать трудно. А теперь почти невозможно. Твари там поселились неподалеку, целая куча.

На пол холодный сел, ноги скрестив. Подарок лестный – принял. Уважение к себе почувствовал сразу, удовлетворение ощутил, ведь каждому нравится получать что-то приятное, особенно из рук вечно голодного, бурчащего друга. Сегодня – доброта в нём чувствуется, расположение особое. И подарок тому подтверждение. Время для бесед, значит.
В руках чужую кисть покрутил, холодную, оторванную, губу пожевывая задумчиво. Надо её где-нибудь повесить. Или съесть… да. Потом решит.

Закашлялся Червь. И тихо начал, шепотом почти:
– Особенная… – Умолк, на друга глянув осторожно. Боялся он его, по правде сказать. Ног его, больших и мохнатых, лап сильных, пуза гигантского – страшен, ужасен, и молчит часто, что пугает еще сильнее.
Увидев заинтересованность, продолжил скрипучим голосом:
– …хочет найти её. Помоги. Скажи… Знаешь Особенную? Где живут такие?!

Лина

Пустота… вязкая, липкая и всепоглощающая…

Первым вернулся слух. Было довольно шумно: гул голосов, шаги, хохот, всхлипы, смех…

За слухом отозвалось обоняние – пахло не очень. Хотя нет, это слишком мягко сказано. Воняло какой-то дрянью: нечистотами, немытыми телами, мокрой псиной…

Затем отозвалось тело: оно ныло… тупо и нагло, как будто бы жаловалось за столь неучтивое отношение к нему его владельца. Казалось, что все тело представляло собой одну сплошную гематому и шевелиться ну очень как не хотелось…

Последним изъявило себя явить миру зрение, этот самый мир милостиво и показав: какая-то темная захламлённая подворотня, неподалеку лужа, из которой так откровенно и смрадило. Небо серое, затянутое свинцовыми тучами. Мелко-мелко моросит дождь. Веселая, а главное крайне оптимистичная картина.

Девушка попыталась встать, но это у нее не получилось. Не получилось и со второй попытки. Наконец, кое-как, приподнявшись и прислонившись к шероховатой стене, она осмотрела сове тело. Одежда изорвана и перепачкана, но каких-либо повреждений не заметно. Возможно, просто затекло от неудобной позы? Может быть. Только после этого она осознала, что… что абсолютно не помнит ни кто она, ни как здесь оказалась… абсолютно ничего. Хотя нет. Она помнила имя. Лина. Красивое такое имя. А главное редкое. И еще она помнила, что скоро что-то произойдет. Что-то очень страшное. И лишь она может этому воспрепятствовать. Или не сможет? Лишь какие-то обрывки воспоминаний. Слишком разрозненные и несвязанные между собой…

Однако, нужно было что-то делать…

Червь.

Друг умный и думает, прежде чем ответить Червю на вопрос. Конечно, этот обжора волосатый знает ответ. Больше друга знает только Порченный. Больше Порченного – только Он. Но сейчас здесь нет Порченного, а Он сказал свое слово, потому остался только друг.
«Знаю. У неё есть Дар. Настало время и она появилась. Где-то там, среди людишек. Её ищут те, другие… Часть из них уже в моем большом желудке. Но будут еще. Они хотят заставить Особенную закрыть Его. Стереть. Уничтожить. Потому её должны найти мы. Её Дар может сделать Его больше и сильнее. Тогда наступит Изменение»
Как и чем говорит друг – непонятно, но Червю это и неинтересно. Изменение. Сладкое слово. Сладкие мысли. Культист очень этого хотел, ведь тогда он станет Его частью, как те, кому он сейчас только завидует и преклоняется. Взор Червя падает на символ, вытатуированный на оторванной кисти, и глухая ненависть наполняет его разум. Он ненавидит эти других, спрятавшихся за своим Куполом. Ненавидит их только за то, что они хотят уничтожить Разлом. Да, за это стоит ненавидеть. Потому нужно искать Особенную.

Некоторое время она все еще не понимает, где находится, просто растирая ноющее тело, которое упорно не желает подчинятся. Смотрит по сторонам, видя лишь грязную подворотню и чувствуя на лице влажную морось, а затем вспоминает свое имя. Лина. Да, так её зовут. Несмелая улыбка тронула губ девушки, медленно бредущей вдоль стены. Неподалеку появились люди. Первые люди, которых она увидела, но не вспомнила. Они были заняты своими делами – грелись у костра, разведенного в бочке под навесом. Лина прошла мимо, сама толком не понимая, куда именно направляется. Волосы намокли и прилипли к голове, с одеждой начало происходить то же самое, а поскольку она была рваная и грязная, то ощущения были не самые приятные. Вздрагивая от холода, девушка почувствовала что должна зайти внутрь и немного согреться… Возможно поесть. Почему-то память была девственно-чиста, но сейчас это не так важно. Лина ощущала, что у неё есть некое важное дело, которое она обязана довести до конца.

_ Чарли, ну неужели нечисть обосновалась на старом армейском складе? Ну какого рожна они потеряли там где хранились стволы разобранных винтовок? Ну, Чарли, неужели ты с твоим умением не сможешь рассверлить мне пару стандартных двадцатичетырехдюймовых нарезных стволов?

Искоренить скверну. Пробуравить, сломать, растоптать! Зубами и когтями вгрызться в Купол, вскрыть давно прогнившую плоть, за которой ютятся отвратительные люди, схватить их крепкой рукой в хлипкий пучок затерянных и безмолвных душонок и телец, и срезать! Косой. Серпом. С корнем вырвать! Извести болячку. Сжечь в печи! В огне Искажения!

Но – рано. Еще рано. Придет время, и все они возьмут в руки по заточенному клинку-душегубу.

– Ага…
Поскреб Червь подбородок в десятый раз. Как же слова друга понять? Ясное дело Особенная в улье людей свой кокон плетёт. В Куполе где-то. Глубоко. Куда грязные руки никогда не дотянуться, и глупо лезть туда, неосторожному. Говорят еще, что Купол большой. Очень большой. Гигантская гематома. Как одну гусеницу там отыскать, среди тьмы тьмущей его обитателей?
– Мм-мф… – губу шершавую облизал, понимая, что невозможного от него хотят. Чушь! Бред! Обозлился грязный человек тогда, зубы сцепив. Кулаки стёртые сжал (может, смеется кто!?). Почему так несправедлив Он?
Грустно. А глотать слюну в пересохшем горле больно. В животе тоже больно. И зубы болью скрипят. А ВСЕ ИЗ-ЗА ШЛЮХИ! ИЗ-ЗА НЕЁ! Ведь он не виноват, что не может её отыскать, не виноват, что не знает! НЕ ВИНОВЕН! СЛЫШИШЬ! ЯНЕВИНОВАТ!

Через ноздри смрад храма втянул, успокаивая голову. Тише. Дымиться уже, глаза копотью застилая и гоняя серебристый пот по шее.

– К-хупол большой. Червь – он м`ленький, – попытался объяснить. – Трудно, н`йти дрянь.
И головой покачал. Нервно. Мизинец на правой ноге стал подёргиваться и глаза вниз сместились, туда, где кисть бледная на коленях покоится. А в висках кричит кто-то громко. Не. Виновен. Не. Виновен...

Червь.

-Тебя никто и не обвиняет. Скоро Особенная будет проходить неподалеку и её можно будет поймать… Где неподалеку? Между домов разрушенных. Как узнаешь? По-запаху. Она пахнет не так, как другие люди… Не найдешь ты – найдут другие. Только тогда наградят не тебя, а другого. – больше друг не поясняет ничего, только чьими—то костями хрустит. Не скажет сегодня больше ничего, а если Червь надоедать станет, то может и стукнуть легонько лапами своими мохнатыми.
Из носа у Червя течет что-то, да только все равно сладкий какой-то запах ощутить можно. Чем вкусным таким пахнет? А, это кисть, которую друг ему подарил… Наполнился рот слюной, да в животе заурчало. Мол, чего ждешь, глотай, да жуй поскорее.

Не станет больше надоедать. Проглотит слюну тягучую, к стене подойдет, подарок положит на пол холодный, между лохмотьями и прочим мусором. Там ей самое место. Не будет есть её, таскать с собой тоже не станет, лучше положить, забыть, а потом снова вспомнить. На гнили запах приползти, крыс отталкивая и опарышей с мертвечины смахивая. А сейчас, ноги тощие подхватив, выползти из своей тёплой берлоги наружу, туда, где нет стен, фекалиями изрисованных. Грустно без них, родных, близких… Но ступни уже чешутся пройтись, спина – выгнутся на миллиметров пару, а глаза – к свету хотят.
Плетется Червь к вратам, ведущим наружу, туда, где простирается чуждый ему мир, который так хочется смять сильною рукой будто глину, и изменить. Найти Особенную хочет. За шевелюру густую схватить её, сюда притащив. На колени швырнуть и довольно улыбаясь посмотреть на всех свысока. Глядите! Глядите! Гостей привёл!

Червь

Мир встретил Червя хмурым небом и капельками влаги, падающими на тощее и грязное тело. Сразу стало прохладно и зубы застучали, ритм незнакомый выбивая. Вокруг много запахов, но Особенной вроде не пахнет. Грязь, сырость, затхлость, отходы...
Окраины кажутся пустыми и брошенными, но Червь-то знает, что там полно людишек. И Его детей тоже. Вот рядом двое, мелких совсем, выставляют иглы навстречу Червю, хотя вовсе не боятся его. Тварями называют их служители ненавистного Мертвеца. Сами они твари.
Темные переулки извиваются, маня Червя пройтись по ним. Людей только нужно опасаться, не принимающих Его. Эти и могут убить...


Эрих ван дер Брекен

-Сам у них спроси какого хрена они там забыли...- заворчал кузнец, принявшись копаться в своих сокровищах, - В общем, один ствол у меня есть, но тебе этого не хватит. Сам бы организовал рейд да и надрал Тварям задницы, пока из Центра кто не привалил. А то все вычистят и с носом останешься... Хотя ты же одиночка. Ну найми кого-нибудь. Может даже и одаренного, что прячутся в этих норах.
Перед Эрихом на промасленной тряпке и впрямь появился один ствол. Сразу видно, что над ним трудились как следует.

Червь встретил мир недобрыми воспалёнными глазами. Босыми ногами по холодной земле прошел, поёжился, обнимая свои плечи. Привыкает медленно к прохладному воздуху. Ноздри раздувает, зубами несуществующую жвачку жуёт. Края тут мрачные. Много странных людей обитает под камнями-хибарами, будто мхи рассевшиеся. Кто во что верит – один черт знает. Опасные, не опасные… Люди, прежде всего, дикие звери, и всякого, кто братом не является или другом, лучше иным путём обходить или ухо востро держать при неожиданной встрече. Но не затем вышел Червь, чтобы над проблемами внешнего мира думать и теней на стенах боятся.
На переулки взор обратил. Манят. Зовут. Значит – туда ему, в темноту загадочную.

Червь

Долго бродил Червь, присматриваясь, да принюхиваясь темноте. Никто ему не встречался, лишь пара мелких друзей следом за ним таскалась, на добычу надеясь. Урчит у него в животе, напоминая что еды поискать надобно. А с неба все капает и капает, растворяя тоненькую паутинку запахов. Между тем вокруг и дома пошли. Откуда-то слева гнилью тянет, червями да личинками... Справа - деревом трухлявым несет. Всюду корявая полумертвая растительность, Его влияние испытывающая, да перерождающаяся потихоньку. Радостно Червю видеть, как гниет все старое, так что и засмеялся бы, да в ладоши захлопал, приплясывая босыми пятками.
Новый запах был так слаб, что он едва его заметил. Странный запах, непривычный. Совсем немного и идет откуда-то со стороны, смешиваясь с людскими. Опасно Червь приблизился к тем местам, где они живут... Но запах становится тоньше и тоньше.

Бродит он словно ищейка: носом воздух тянет, слушает, что мир вокруг расскажет. Какая история припрятана у него на этот день? Пока - всего лишь эпилог состоящий из слабых ароматов, никогда ранее не гуляющих по этим краям. За ними следом бредёт. Прячется, осторожничает, руки в грязи пачкая и ноги. Непривычен аромат для воздуха. Мысли-мыши в голове ползают, черепную коробку зубами изрывают - не ходи, пищат они. Боязливые, чуткие слишком. Но Червь упрямый (либо же просто глупый), ни к чему кроме носа, глаз и ушей не прислушивается и идёт туда, откуда необычным веет.

Червь

Тоньше и тоньше становиться запах, уводя Червя прочь от привычных пустых улиц... Пару раз кто-то все же замечал его, вскрикивая от отвращения и кидая в изогнутую спину первым попавшимся под руку. Камни и железки летели в Червя. Такой вот подарок от глупых, не измененных людишек...
А ниточка запаха совсем увела Червя под землю. Опомнился только он, когда спрыгнул вниз, прямо на кучу светящейся плесени. Сильнее запах стал - значит рядом где-то. Недалеко. Радуется Червь, что таким чутким оказался, да только не преждевременно ли?

Эрих ван дер Брекен

Поняв, что кузнец большего все равно не даст, Эрих забрал ствол и вышел. Только вот там его уже ждали. Разумееться, в рукопашную никто не стал с ним драться. просто один выстрел из дрянного самопала. Всего один. И пария рухнул на грязную мостовую, чтобы больше никогда не подняться. Его способность сыграла с Эрихом дурную шутку...