[Pathfinder] Равенлофт: Дурной глаз | ходы игроков | 1. Вдали от дома

Малезье и Сверчок ловко взбежали по склонам, опередив всадников, которым всё же пришлось немного потрудиться с поиском лучшей дороги на вершину, и смогли осмотреться. Они увидели большую деревянную повозку-фургон, богато украшенную резными узорами и росписью. Рядом щипал редкую травку конь с просвечивающимися рёбрами. Видно было, что это место давно служит домом хозяину фургона: на земле были расставлены столы, табуреты, кадки с водой, между редкими деревьями натянуты верёвки для сушки белья, имелась здесь же и походная кузница с горном и наковальней.

Сам цыган сидел на земле, прислонившись к дереву, и, закрыв глаза, играл на необычном музыкальном инструменте, похожим на миниатюрную лютню со смычком, а также на мало известные в Европе византийскую лютню и арабский ребаб. Он настолько был увлечён музыкой, что не заметил Рика, неосмотрительно поднявшегося на холм прямо перед цыганом, но поспешно спрятавшегося за деревом. Цыган был тридцатилетним мужчиной в хорошей физической форме, в свете костра Рик видел, что его волосы и длинные усы успели поседеть. Одет он был в просторные штаны с высокими чёрными сапогами, обшитыми железом, и длинный кожаный фартук поверх голого торса.

Со стороны Сверчка повозка сильно ограничивала видимость, но вот Рику, да и поднявшимся на полминуты позднее всадникам в сопровождении священника было хорошо видно добротно сделанную деревянную люльку, подвешенную на металлической треноге. Цыган не замечал приблизившихся к его лагерю всадников и продолжал играть грустную мелодию, но тут оступился и заржал конь одного из Робертов. Цыган открыл глаза и с удивлением уставился на двух хорошо вооружённых всадников и священника, отложил скрипку и неспешно поднялся.

- Чем могу быть полезен? - настороженно спросил он, вытирая вспотевшие руки о фартук. Взгляд его падал то на неожиданных гостей, то на покачивающуюся от лёгкого ветерка люльку, то на короткий меч, оставленный возле наковальни.

Фредерик постарался спрятаться так, чтобы он мог наблюдать за цыганом, но при этом оставаясь под прикрытием кустов и деревьев. Он медленно, аккуратно достал из-за спины лук, любовно провёл рукой по его изогнутому плечу своего оружия, которое унесло немало сарацинских жизней. Так же осторожно Рик достал и стрелу из колчана, что висел справа возле пояса. Охотник привычным жестом приладил древко стрелы поперёк рукояти лука и опустил оружие, готовый в любой момент вскинуть его и сделать выстрел. По движению люльки, танцу языков костра и волосам коней он уже прикидывал направление и силу ветра, чтобы он не отклонил стрелу от цели.
Малезье замер и приготовился ждать, словно сидел в засаде на медведя или кабана, и цыган чем-то отдалённо походил то ли на первого, то ли на второго.

Мысленно нарисовавший в уме щуплого, верткого и костистого цыгана-прохвоста, Роберт снова был удивлен видом крепкого поседевшего человека с усами, что предстал перед ними. Тот выглядел как обычный кузнец, вполне могущий претендовать на звание собрата по профессии пославшего их безутешного отца. Вольф знал, насколько внешность может быть обманчива, и все же на короткое мгновение почувствовал себя неуютно. Будто они пришли сюда с разбойными целями, а не с праведным делом свершения суда божьего.
С немым вопросом во взгляде солдат посмотрел на сэра Роберта.

... Взобравшись на вершину холма, Имре осмотрелся - судя по всему, цыган обосновался здесь обстоятельно, причем не день и не два назад. Видно было, что это - ныне его дом, пусть и временны, но при этом с максимальным комфортом обустроенный. При виде детской люльки одна бровь священника вопросительно взлетела вверх: о том, был ли сын Шандора, пропавший Габор, младенцем, в спешке и Имре, и его сотоварищи забыли уточнить, а о том, что у цыгана могут быть дети, им, конечно же, никто не потрудился сообщить. Пожурив себя за неосмотрительность и поспешность, молодой священник задумался.

Ситуация становилась неоднозначной: даже если цыган был повинен в связи с Дьяволом и даруемыми им чародейскими искусствами, душа ребенка - независимо от того, чьим он был - еще ни в чем не повинна и младенец не должен пострадать... если конечно, он есть, этот младенец. Имре постарался напрячь зрение и постараться определить, пустая ли колыбелька, или в ней кто-то спит. Для этого он сделал пару мягких шагов в сторону цыгана и спокойно обратился к тому, стараясь стоять так, чтобы отблески костра осветили его крест и не возникло сомнений в том, что он - священник:

- Храни тебя Господь, сын мой! Мы - странники, которых приютили жители этого гостеприимного городка там, внизу... Перед тобой слуги Христовы, возвращающиеся домой, и мы не желаем никому ничего лихого. Мы лишь вызвались помочь горожанам найти пропавшего этим вечером ребенка, и в поисках своих забрели сюда. Скажи, знаешь ли чты что-либо об этом без сомнения печальном происшествии?

- Не много ли чести этому богомерзкому язычнику, быть хранимым Госодом, отче? - шепотом спросил рыцарь у священника, спешившись и сняв с коня щит.
Перехватив взгляд Роберта, рыцарь сделал тому знак рукой: "Будь начеку!", а затем нехотя добавил, обращаясь уже к цыгану:
- Святой отец говорит правду: тебе нечего бояться. Наш грозный вид - дань войне, еще недавно гремевшей на востоке, и неспокойным временам, наставшим после нее. Мы лишь хотим найти пропавшее дитя.
Пока Коурт произносил эти слова, взгляд его также скользил по лагерю, чтобы разглядеть возможную засаду или ловушку

Хоть ему и не было видно люльки, Сверчка посетили примерно те же мысли, что и священника. Правда, сформулированы они были куда более кратко и менее пристойно. Забыли кузнеца спросить, что за мальчишка, вот и ломай теперь голову. Все проклятая спешка.

Спешить Ханс не любил, чуть не больше, чем в былые времена городскую стражу. Вот и сейчас, со всей осторожностью, он пополз поближе к повозке. Нужно было проверить цыганский фургон, оставалось лишь понять, удастся ли туда забраться не попавшись нехристю на глаза и не потревожит ли он тем самым какой сигнальной снасти. А уж коли пробраться в повозку без шуму не удастся, стоит забраться под нее - получить побольше обзору и понять что ж там делается в лагере у этого музыканта.

Рик занимал отличную позицию с готовым к выстрелу луком, ну а Ханс с удивительной грацией, которой никто не мог видеть, добрался до фургона и, пока цыган, смотрел в другую сторону, тихонько открыл дверь и проскользнул внутрь. Фургон явно использовался в качестве жилища - в дальнем конце находилась застеленная одноместная кровать, на одной стене была развешена простая одежда, мужская и женская, на другой - разнообразные инструменты и оружие, в ящиках и мешках на полу были сложены продукты. Ничего необычного, что указывало бы на дьявольские ритуалы, проводимые в этом месте, Сверчок не увидел.

В это же время цыган всё-таки подошёл поближе к мечу, одновременно, закрывая от глаз крестоносцев люльку на треноге. Но Имре всё-таки успел заметить, что внутри находится младенец. Цыгану это явно не понравилось.

- Здесь нет пропавших детей, - ответил цыган на вопрос священника, нащупывая рукой рукоять меча.

- Тогда, верно, тебе не составит труда сказать нам, что за дитя дремлет в колыбели за твоей спиной? - стараясь сохранять невозмутимый вид, Имре пристально смотрел глаза в глаза цыгану, словно пытаясь прочесть в них все те мысли, что сейчас, наверняка, роились в голове у этого представителя Странствующего Народа.

Ханс даже головой помотал от удивления: что за?.. а где?.. Где алтарь кровякой заляпанный? Где цепи? Где звезда на полу? Где чучело совиное, мыши дохлые, травы дурманные? Может глаза отводит нехристь?!
Сверчок перекрестился, крепко зажмурился, поморгал, опять перекрестился, на этот раз, троекратно.

Запахло крупной подставой. Если он колдун, как он без всей этой снасти обходится? А если не колдун, тогда что? Кузнецы, они как и мельники, тоже нет-нет, да и заведут дружбу с нечистыми. Все таки целыми днями у огня трутся, угли раздувают, каленым железом машут. Таким, почитай, и в пекле адском привычно будет.
Что если кузнец их вокруг пальца обвел? Подписал на мокрое за тарелку каши и гнилое яблоко.

Сверчок прислушался. Речь шла о ребенке в колыбели. Откуда у цыгана может быть ребенок, если не от кузнеца? А вот откуда - платье бабское на стенке болтается. А где баба сейчас? А родами отошла... Вот тогда-то они дураками и окажутся.
Не то, что бы Ханс Сверчок вдруг исполнился разных добродетелей. Просто он терпеть не мог, когда его использовали в темную. А при таких раскладах кузнец мог и не заплатить. Он присмотрелся к платью, даже принюхался, стараясь определить давно ли его носили.

А затем занял позицию у дверей фургона, готовый в любой момент выпрыгнуть на неприятеля. Хотя, в том, кто здесь неприятель, уверенности у Сверчка оставалось все меньше.

Заметив, что цыган пытается схватиться за меч, рыцарь начал терять терпение:
- Не глупи, нас здесь двое против тебя одного, и с мечом лично я управляюсь гораздо луше тебя, так что никакое черное колдовство тебе не поможет. Хотели бы тебя убить - давно бы убили, пока ты там выводил свою мелодию. Ты даже окрика моего не услышал, а желай мы тебе смерти - подкрались бы бесшумно и напали бы внезапно. Если у тебя есть хоть капля разума, то внемли его голосу и прислушайся к словам святого отца.
Руки с эфеса рыцарь при этом не убирал, и было видно, что вскоре от уговоров он перейдет к угрозам, а там недалеко и до кровопролития. Хотя ситуация и так в любой миг могла перейти к кровопролитию, минуя стадию угроз.

Несмотря на мирные слова священника и в целом неагрессивное поведение (благим матом не орут, за волосы не таскают, даже оружие к горлу не приставили!) крестоносцев, все вело к тому, что кровопролитие может произойти. И если изначально цыгана расписали как колдуна и в целом отвратительного негодяя, то сейчас Вольф видел лишь человека, защищающего дитя. Неужели он был тут один? Солдат внимательно осмотрелся по сторонам. Ведь музыкант мог остаться здесь, а возможные сообщники в это время подкрадываться с разных сторон.
- Кузнец из Капошвара сказал, что его сына Габора забрал какой-то черный человек, - произнес Роберт. - Ты ничего не слышал об этом?

Рик продолжал держать наблюдение, при этом прислушиваясь к звукам леса. Он, конечно, не особо верил в чернокнижие цыгана, но слышал, что когда ведьмы и колдуны к силе своей взывают, в лесу и птица, и зверь, и даже дерево замирает, чтобы от этой нечисти затаиться. К тому же, Фредерик не по наслышке знал, что цыгане - народ семейный, стайный, так что не без оснований подозревал, что где-то рядом (а, может, даже и в повозке) могли затаиться его родичи, с топорами и арбалетами.
Видя, что дело запахло дракой, охотник напрягся и приготовился сделать упреждающий выстрел, на всякий случай поправив поудобнее колчан.

Сверчок изучил женское платье настолько, насколько позволял его богатый жизненный опыт. Одежду давно не носили, это точно, а сказать сколько именно - это уже каким-то запредельно узким специалистом в одежде нужно быть. Факты говорили в пользу раннего предположения Ханса - либо у цыгана была женщина, которая умерла или ушла, либо это какой-то очень странный цыган, ранее наряжавшийся в женскую одежду, но отчего-то эту привычку оставивший. Прильнув к двери, Сверчок прекрасно слышал всё, что происходит снаружи, и находился он ближе своих товарищей к цыгану, да ещё и мог внезапно появиться у него за спиной.

Рик ненадолго отвлёкся от намеченной цели, огляделся по сторонам и с удивлением обнаружил себя стоящим по колено в очень густой туманной дымке, так что ни земли, ни своих ног он не видел. У костра туман также собирался, но был ещё жиденький, редкими струйками разбегавшийся над землёй, а потому никто из собравшихся там не обращал на него внимания. Очень странно было видеть это явление здесь, на возвышенности, да ещё и столь внезапно появившимся.

А у костра обстановка накалялась. Цыган теперь уже открыто держал в одной руке меч, а в другой музыкальный инструмент. Его взгляд перемещался от рыцаря, также обнажившего свой клинок и проявлявшего наибольшую агрессию, к священнику, пытавшемуся получше рассмотреть ребёнка в люльке, и обратно. В обоих цыган, похоже, видел угрозу.

- Ещё шаг, падре, и я вспорю вам брюхо, - вдруг сказал цыган, не ответив на заданный Имре вопрос. Он эффектно крутанул в руке меч, так что опытные воины узнали в нём не просто кочевника, но человека, обучавшегося военному ремеслу. - Этот добрый человек, кузнец из Капошвара, не рассказывал вам, как я поступаю с чужаками, пришедшими с оружием в мой дом?

- Осторожнее, святой отец, этот человек одержим дьяволом, кто знает, на что он способен, - рыцарь сделал пару шагов, становясь между священником и цыганом, - нечистый затуманил его разум, не думаю, что он прислушается к вашим словам.
Рыцарь был готов к нападению цыгана, но пока он всё же продолжал разговор, всё больше теряя терпение:
- Дом? С каких это пор у бродяг вроде тебя появился дом? Ты и подобные тебе бродят по землям благородных владетелей пользуясь их гостиприимством. Есть ли у тебя позволение от лорда этих земель находиться здесь, охотиться на дичь в местных лесах, уплатил ли ты пошлину на границе? Дай-ка угадаю... Ответ - нет? Я так и думал. И ты, не имея никакого права находиться здесь, еще смеешь чинить непотребства добрым крестьянам, которые вместо того, чтобы донести на тебя местному шерифу или бейлифу, позволили тебе находиться здесь? Да не просто непотребства, а насылать на них дьявольские колдовские проклятия? У тебя нет дома, нет чести и совести, и нет никакого права угрожать ни нам, ни добрым жителям Капошвара. Брось меч и ответь на вопросы - и сможешь уйти невозбранно, но если продолжишь упорствовать, то, клянусь святым Георгием, еще до начала следующего дня ты предстанешь перед справедливым судом, который вынесет тебе честный приговор.

Фредерик, конечно, был тем ещё скептиком по части всяческой чертовщины, но такой густой, словно молоко, туман ему видеть не приходилось. Да и то, как он целенаправленно наползал вверх по склону... всё буквально кричало охотнику о неестественности этой белой дымки. Лучник даже испугался на миг, а потом вдруг вспомнил слова кузнеца, и его осенила догадка: что, если именно так действует колдовство цыгана? Бесшумный, незаметные неопытному наблюдателю туман мог быть испарениями какого-нибудь цыганского яда, который обездвиживает свои жертвы? Рик слышал про такие яды, так как знать, вдруг у этого ушлого кочевника-детокрада есть подобные подлые тузы в рукаве? Сам он уже был по колено в этом плотном тумане, а вот соратников мог ещё спасти, чтобы они потом могли спасти его, иначе порежет их всех этот отравитель. Не медля ни секунды, Малезье выстрелил в цыгана и крикнул:
- Берегитесь тумана!

... Увидев, что дело принимает серьезный оборот, и в очередной раз убедившись в глухости человеческих сердец к гласу разума и слову Божьему в эти суровые времена, Имре решил ставить ведение агрессивных методов общения с нежелающим поступать по-христиански и разрешить конфликт по-хорошему цыганом тем, кто на этом деле специализируется годами и десятилетиями.

Горько вздохнув и осуждающе посмотрев на цыгана, священник сделал несколько шагов назад, освобождая доступ к бродяге своим сотоварищам; одновременно Имре хотел убедиться, что в ходе... кхм... активных переговоров с цыганом не пострадает младенец - он был готов ринуться на спасение ребенка, как только цыган отвлечется на его воинов.

Две стрелы, пущенные Риком, вонзились в спину цыгана. Он упал на колени, но тут же поднялся, полными гнева глазами глядя на троицу перед ним и без слов проклиная их за подлость.

- Вот она вся ваша сущность, люди, имеющие себя христианами, - кричал цыган, сплёвывая кровь. - Одни из вас лживыми устами из зависти, подлости и страха клевещут на своих ближних, посылая их на виселицу, а другие слепо верят в эту ложь, обрекают невинных на смерть и топят эту землю в крови. Моя смерть не послужит вашей вере, не принесёт ни в чьи сердца успокоения, но навлечёт на моих убийц и весь их род проклятье. Те, что разлучат меня с моей плотью и кровью, никогда более не увидят свою.

Священник и два Роберта не могли разорвать зрительный контакт с цыганом, могли только стоять и в душе трепетать перед той бурей, что разгоралась в его взгляде. Было это дьявольским наваждением или ещё чем-то - никто из них не знал, но не находил в себе сил прекратить смотреть или сдвинуться с места. Лишь Имре его вера помогла пересилить себя и, закрыв глаза, освободиться от чар.

Туман между тем всё больше сгущался. Всего за несколько секунд он поднялся и заставил раствориться всё вокруг. Рик со своего места за деревьями уже не видел ни цыгана, ни своих товарищей. Имре и Роберты ещё могли видеть перед собой раненного цыгана, но люлька уже была скрыта туманной пеленой. Сверчок в повозке видел, как туман начал проникать внутрь под дверью и через самые мелкие отверстия между в полу и стенах.

Когда тишину разорвал истошный, по крайней мере так показалось Сверчку, вопль Рика, а следом засвистели стрелы, напарнику его, вне всякого сомнения, полагалось покинуть укрытие и отважно напасть на ничего не подозревающего врага со спины. Подстраховать, значит.
И, конечно, Сверчок так бы и поступил. Он уже всем телом качнулся к двери - некогда задумываться, что за ахинею несет стрелок, коли! А там разберемся... рефлексы.
Но были у Ханса и другие инстинкты, поспособствовавшие тому, что сейчас он живым возвращался из Святой земли. И когда из под порога повалил туман, именно они заставили его заново оценить обстановку, потребовали короткой заминки, и лишь затем позволили очертя голову сигануть наружу.

... И вновь все повернулось не так, как предполагалось. Один раз моргнул - и вот в спине у цыгана две стрелы, еще раз моргнул - и бродяга излился проклятиями и неугодными смиренному христианину речами (по иронии, обвиняя именно их, служителей Господа, во славу Его не раз проливавших свою кровь, претерпевших столько мучений и спасших столько жизней, в несоответствии стандартам "истинных христиан". Да кто он такой, чтобы судить их, слуг божьих, - неужто себя Господом Богом, на Страшном Суде председательствующим, возомнил?!). Еще одно мгновение тьмы - еще раз моргнул - и все вокруг заполонил молочно-белый туман, неестественными, зловещими клубами окруживший и поляну, и Имре, и его соратников, которые - отчего-то - замерли, словно соляные столбы наподобие жены Лотовой при исходе из Содома и Гоморры. Отбросив неуместную ассоциацию, Имре огляделся вокруг - все уже практически полностью утопало в дьявольской дымке, но ничего так и не смог сообразить: что делать, как помочь сотоварищам, как остановить происходящее, явно Богу не угодное?

Растерянно озираясь по сторонам, Имре смог сделать единственное, что казалось ему уместным и правильным в сей момент: помолиться.

- Pater Noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra...*

Выпустив стрелы, Фредерик покинул своё укрытие и помчался к костру. Обе его стрелы достигли цели, и теперь, когда всё вокруг затянуло туманом, вся надежда оставалась лишь на верный меч, если цыган ещё не успел закончить своё чёрное колдовство или демоническую алхимию. Стараясь не дышать, охотник бежал туда, где, как он полагал, должны были находиться его товарищи по оружию.

Когда Сверчок добежал до с трудом различимого в густом тумане цыгана, тот уже лежал на земле без движения, так и не выпустив из руки меча. Судя по огромной луже крови, образовавшейся под телом и вокруг рта, стрелы охотника пробили лёгкие цыгана, и он был уже мёртв, захлебнувшись кровью, или же находился на пороге смерти. Угрожающая речь и парализующее колдовство были последним, на что у него хватило сил. Малезье подоспел к телу всего через несколько секунд после своего товарища. В то же время чары, удерживающие обоих Робертов на месте, внезапно развеялись. В густом клубящемся тумане они видели лишь очертания повозки и склонившихся над телом Ханса и Рика, а дальше была пугающая пустота. Раздался плач маленького ребёнка, стоявший ближе всех Имре увидел, как опасно раскачивалась от внезапных потоков люлька. Происходило что-то страшное, дьявольское, словно цыган своим предсмертным проклятием открыл для всех пятерых врата в ад.

Ханс убрал меч в ножны и, держа руку с кинжалом на отлете, пощупал жилку на шее у цыгана - живой ли?
То ли добить хотел, то ли засвидетельствовать. Да, он и сам и не знал... привычка.

И только потом, оглядевшись по сторонам, раздраженно дернул щекой:
-Это... что?

Подбегая к месту падения цыгана, Рик уже убрал лук и держал в руке меч, готовый к тому, что этот кочевник вскочит и бросится на кого-нибудь из них с мечом. Фредерик всё больше верил рассказу кузнеца, потому что никакая алхимия, как считал охотник, не способна заставить даже самый искусный дурманный отвар распространить свои пары вверх по склону, так что слухи о колдовстве Малезье считал для себя подтверждёнными. А уж на то, что такого могущественного слугу демонов можно уложить всего с двух стрел, не рассчитывал. Поэтому, когда Сверчок склонился к телу кочевника, Рик предостерегающе поднял меч, готовый разить неупокоенного чернокнижника.

- Я же сказал: берегись тумана...,- и он тут же прислушался, ожидая услышать шорохи бесов, которые (чем чёрт не шутит, когда Бог не видит!) могут в этой белой пелене красться к врагам своего слуги.

... Все еще не верилось, что это происходит. Что это на самом деле. Все те истории, которые Имре до рассвета и красных сонных глаз на следующий день читал в семинарской библиотеке - о магии, чародеях, чернокнижниках и силах, даруемых Дьяволом. Но ни глаза, ни прочие органы чувств не лгали: налицо был факт использования запретных, не угодных Богу сил, которые не поддавались сравнению ни с чем обыденным и виденным или испытанным ранее в жизни.

Имре судорожно рылся в памяти, пытаясь понять, читал ли он хоть косвенное упоминание о происходящем в сей момент вокруг, и если читал, то где и что именно; одновременно с этим, услышав плач невинного младенца, священник попытался добраться до люльки и спасти ребенка от сатанинского - то ли наваждения, то ли пришествия, кто знает?

Роберт очнулся и почувствовал, насколько изменился пейзаж вокруг. Вместо тихой светлой ночи они оказались в самой круговерти дьявольского тумана. Что за чертовщина творилась вокруг? И этот взгляд, что кинул на него цыган. Чтобы его прекратить крестоносец был готов вскинуть арбалет и выстрелить негодяю прямо промеж глаз, но ни один его мускул не мог пошевелиться. Теперь уже было слишком поздно что-либо сделать. Вор нашел свой конец от стрел, и лишь громкий детский плач оставался немым укором содеянному.
- Зачем ты стрелял?! – зашипел Вольф на Рика. – Он все равно ничего не мог сделать, даже сбежать. Колдун заслуживал смерти, но только после божьего суда и разбирательства. Что теперь будет с этим несчастным ребенком? Вдруг это действительно не сын кузнеца?
Саксонец повел носом.
- Уходим отсюда. Больше нам здесь нечего делать.

- Эй, не зевай, по сторонам гляди! - вместе со способностью двигаться к Коурту вернулась и его обычная резкая командная манера говорить, - Занять круговую оборону!
Крутя головой по сторонам, рыцарь пробирался к священнику, прикрываясь щитом и двигаясь так, словно из окружающей их пустоты в любую секунду могли полететь стрелы.
- Святой отец - в центр! Только ваша молитва может отвести это дьявольское наваждение! Не робей! Чернокнижник мертв, а значит колдовство его можно одолеть!
И, встав в оборонительной стойке в своем секторе, рыцарь продолжал напряженно крутить головой, ожидая нападения.

Пробираясь к люльке с ребёнком в условиях очень плохой видимости, Имре напряжённо перебирал в памяти всё, что ему известно о явлениях, подобных тому, которому он сам теперь стал свидетелем. Ни Библия, ни другие святые книги не давали объяснение внезапно появившемуся туману, но вот в одной работе анонимного раннехристианского автора, задокументировавшего случаи проявления дьявольских сил, имелась пара строк об этом. Похожий туман видели однажды во Фракии и ещё раз недалеко от Рима. Оба раза он мистическим образом появлялся на небольшой площади, скрывая от немногочисленных наблюдателей всё, что происходило внутри, а затем так же внезапно исчезал, забирая с собой тех, кто оказался внутри. С осознанием того, что сейчас должно произойти нечто ужасное, священник взял на руки плачущего малыша, который тут же замолчал. Туман вокруг продолжал кружить, блики от костра и лунный свет создавали причудливые тени. В какой-то момент Имре увидел перед собой прекрасную молодую женщину, тянувшую свои бледные руки к ребёнку, но в следующую секунду она уже бесследно растаяла.

Два лазутчика, Ханс Сверчок и Рик Малезье, стояли над телом цыгана, в котором ещё сохранялись слабые остатки жизни, но, столь обильно обагряя землю своей кровью, он в любой момент мог пересечь тонкую грань жизни и смерти. Сэр Роберт Коурт встал в защитную позу, готовый разить любого дьявольского врага, случись тому появиться из тумана, ну а его тёска-саксонец понимал, что задерживаться в этом месте дольше необходимого не стоит.

В считанные секунды дьявольский круговорот прекратился, туман рассеивался. На душе отчего-то стало спокойно, ни вид уже наверное мёртвого колдуна-цыгана, ни младенца, который скорее всего только что стал сиротой, ни сам факт встречи с дьявольщиной никого более не беспокоил. Вслед за успокоением накатила расслабленность, веки потяжелели, более всего на свете хотелось сейчас лечь у костра и вздремнуть, ногам всё сложнее было стоять прямо. Сквозь дремоту пыталась пробиться мысль, что всё это ловушка, нужно бежать и спасаться, но сил для этого не было. Все пятеро опустились на траву, которая казалось мягкой и тёплой, как подушка у камина в родном доме, и погрузились в колдовской сон...