[Sw] Шашкой и пулей | ходы игроков | 6-1. Дом, первый этаж.

-Тогда - держитесь там!- Крякнул Остап, шинкуя в капусту упрямого мертвяка. Воняло свежей землёй и несвежим мясом, волнами накатывали запахи гнили и гниющего содержимого кишок... Но не имея свободы маневра, казак мог только расчистить путь для товарищей по оружию. Потому-то и летает ятаган, полосуя плоть, ткёт узор блестящей стали...

- Аааа! Летчик, тут твой солдатик дегется!!!

Изя всё никак не мог выбрать - пальнуть ли ему в Петренку или в волкодлака, но выбрал таки волкодлака...

Ввалившись в дом, Сербряков быстро понял, что рукопашная не прекращается и здесь. Через дверной проем он видел, как Павел вместе с казаком зажимают кого-то в угол. Но, по крайней мере, здесь не было и ужасных тварей, которые сейчас хозяйничали на втором этаже. Собрав в кулак все свое мужество, помимо уже сжимаемого в руке засапожного ножа, Серебряков метнулся вперед, практически изящно обогнул свалку, где казак лихо рубил ятаганом незнакомого Алексею человека, вероятно - еще одного "заболевшего".

Тот, отвекшись на длинный клинок в руках Остапа, оставил свой правый бок беззащитным. Рванувшись вперед, бывший студент по рукоятку вбил клинок в тело, которое уже можно было спутать с умирающим. Короткое лезвие ножа вошло под прямым углом, и неожиданно легко вырвалось на свободу, оставляя на теле глубокую рваную рану.

"Иван Максимович Карпов" (Изя Моишевич Кацман)
И не видно уже почти ничего - пот со слезами глаза застилают. И не слышно - оглох Изя от пальбы в небольшой комнате. И дышать нечем - гарь пороховая горло забила, да еще грудина после удара болит - не вздохнёшь.
Выпалил куда-то не глядя почти, и тут же новую затрещину выхватил. Ворочаясь, как медведь, с трудом стряхнул с себя жадно тянущиеся руки. Пропадает Изя, совсем пропадает! Неужто оставил Яхве милостию своего заблудшего сына?

ссылка


Остап Денисович Прокопенко, Алексей Андреевич Серебряков
Серебряков ворвался в комнату, где кипела схватка. По левую руку, за изразцовым боком печки мелькала обтянутая темным сукном спина казака, поднималась и опускалась стальная полоса "селёдки" в его руке.
По правую братья Сизовы зажали в углу какого-то типа в грязной шинели, правда, он крепко вцепился в одежду Павла и тянул руки к его горлу. Не раздумывая, Алексей кинулся на выручку старому другу. Подскочил сбоку с отведенной на отлёт рукой, сжимающей узкий засапожный нож, а другой рукой ухватил негодяя за ворот, намереваясь ударить в горло или же в ухо.
За миг до удара противник повернул к бывшему студенту лицо. Бледное, побитое пятнами гематом. С безумными, нечеловеческими глазами, какие бывают у кокаинистов "под марафетом". И с дыркой пулевого отверстия во лбу.
Рука Серебрякова пошла вперед, на удар. Стальное лезвие погрузилось в глазницу по самую рукоять. Жертва выпустила лацканы Павла, обмякла, завалилась на пол. Голова, насаженная на клинок, соскочила с лезвия и гулко стукнулась об пол.
Только Алексей стоял ни жив, ни мертв. Эта ночь в серьёз взялась доконать психику убежденного материалиста. Как же? Не может же человек выжить с дыркой от пули посреди лба. Или может? Вскользь прошла... Да, как в анекдоте про жандарма: "Пуля вошла в висок и прошила голову на вылет, но ротмистр Держиморда выжил - жизненно важные органы не были задеты."
Пребывая в состоянии прострации, бомбист услышал, как брат Павла крикнул:

-Паша, держите окно!

Сам он повернулся туда, где бился Остап.
Ах да, окно... Алексей стоял у распахнутого окна. За ним шла какая-то возня. Там были и другие человеческие фигуры. Кого-то в белом увидел - в ночнушке что ли? Или в саване...
В окно просунулась чья-то грязная, землистого цвета рука, и попыталась ухватить молодого человека за одежду. Алексей отпрянул.

-Леша! Давай в сторону! Я сейчас им задам!

Это Павел. Только сейчас Серебряков заметил, что тот сжимает в руках массивную тушку пулемета.

***

Остап продолжал биться, стараясь сохранять спокойствие. Еще один удар нанес - и опять в холостую. Просёк, но не впечатлил богомерзие, что на него кидалось. Как же с ними совладать? На части что ли порубать?
А тварей в барских сенях (или как они их обзывают?) прибывало. Задние напирали на передних, и вся эта толпа наваливалась на вход, обрушиваясь на казака, как горная лавина на кишлак. Остап попытался остановить и отбросить их, но куда там - сила и масса была на стороне умертвий, а стали они не боялись...
Остапа буквально внесли в комнату, заставив сделать два шага назад. На счастье, тут же оказался подоспевший на подмогу Андрей. Его шашка тут же вступила в дело - блеснула яростно горизонтальным росчерком, и голова переднего из оживших покойников отделилась от туловища. И вот такая утрата возымела свой эффект - обезглавленное тело мешком повалилось на пол.

ссылка

Васька Босой
Васька позвал Миколку - нет ответа. Может, не слышит друг? В комнате крики, лязг, там-тарарам. Стреляют рядом еще.

-Паша, держите окно!

-Леша! Давай в сторону! Я сейчас им задам!

Заглянул в комнату гостиную - что ж там творится-то?
Народом комната полна. Слева рубят кого-то, справа, за окнами, толпятся эти... неживые. А посередь комнаты...
Кошка! Да какая кошка - тигра бенгальская, телок полугодовалый. Черная, лоснящаяся, глаза-блюдца горят ярче фар на антамобиле. Мамку забрала, теперь и за Васькой пришла! Кошка вздыбила шерсть и как зыркнет - у Васьки и душа в пятки!

ссылка

Воодушевленный успехами Андрея, Остап молодцевато хрюкнул и сделал осторожный шажок вперед, стараясь не споткнуться о распростершийся труп. Ну как труп - дважды труп, если можно так выразится. Ноги начали уставать от неудобной позы и Прокопенко забеспокоился - известно же, в фехтовании главное это работа ног. Ну и дыхание, разумеется. Без этих двух факторов - зарубят за милую душу. И если дыхание, хоть и "насилуемое" ароматами гнили, еще держалось, то ноги, привычные к "кавалерийскому" способу передвижения, уже подрагивали. "Если быстро не прорвемся - сожрут." Мелькнула паникерская мысль и казак что есть сил жахнул ятаганом по очередному упырю, давя яростной атакой подлый страх, угнездившийся под сердцем.

Только успевай отбиваться, только успевай. Еле-еле кое-как отбивается Изя, уже про всё на свете забыв. Предали. Все предали его. Больно, но терпимо. Но не сдается. Некому тут сдаваться. Было бы кому - давно бы руки поднял, а тут драться только да отмахиваться. Прочь-прочь пошли гадины зловредные от иудея праведного (почти). Ах ежели бы пережить это, да в жизни на сало даже с желаньем не посмотрит!

- Ах ты ж... - у Васьки других слов не было просто. Вылезла-таки из его кошмаров, словно сам Нечистый её позвал, пришла за ним и соратниками его... Не кошка - черт в кошачьей шкуре. Ишь, вымахала, сыть собачья... Сколько ж народу после матки его сгубила-то?
Отвернулся от неё, прислонился к стене, впился в карабин так, что костяшки пальцев побелели.
- Это... Идите, подмогите, я пока дверь посторожу, - заплетающимися губами промямлил Васька, не выпуская спасительного карабина.

Тело сработало на рефлексах, без всякого участия разума - выскочить, занести клинок, ударить, вырвать... В то же время, мозг внимал происходящему как-то отстраненно - словно все, что видели глаза и слышали уши - словно все это лилось на него с экрана иллюзиона, полностью оторванное от окружающей действительности. И то, что в обыденной жизни разум отметал прочь как невозможное - к примеру, жизнь человека с пулевым отверстием в центре лба - сейчас становилось возможным, вгоняя материалистическое сознание в ступор.

Алексей еще стоял в прострации, не в силах поверить в то, чему сам был свидетелем. Воскресение мертвых, убийство уже мертвого... Меж тем тело среагировало на окрик товарища, развернувшись к окну. Мозг, перегруженный взаимоисключающими параграфами, лишь тупо фиксировал то, что видели глаза. Там продолжалась схватка. Какие-то люди били других людей. Что-то белое наступало на него...

Внезапно бледная до землистого цвета рука протянулась из окна и попыталась ухватить его за грудки. Скорее машинально, чем осознанно, Серебряков отшатнулся, услышал новый окрик Чичикова, в руках которого блеснул металлом пулемет - ультимативная машина войны.

В голове, тяжелой от потрясений, наконец шевельнулась мысль. "С дороги..." - подумал Серебряков, отскакивая назад и давая дорогу пулеметной очереди.

"Иван Максимович Карпов" (Изя Моишевич Кацман)
Как, как пережить эту ночь, скажи, Яхве?
Град ударов. Когти, рвущие мясо. Чьи-то бледные руки со скрюченными пальцами, высовывающиеся из удушливых клубов порохового дыма.
Боль, страх. Смерть, ухмыляющаяся за плечом...

Забухало где-то совсем близко, через комнату буквально. Пулемёт! Еще идет бой! Может, спасут таки гои душу праведную?

ссылка

Остап Денисович Прокопенко, Алексей Андреевич Серебряков
Ошарашенно хлопая глазами, Алексей отшатнулся от окошка, за которым во тьме копошились те, о ком даже думать не хотелось. А Павел зажал спусковой крючок пулемета.
Машина забилась в конвульсиях, вываливая за окно поток свинца. В недостаточно сильных и умелых руках "Мадсен" плясал канкан. Ствол выписывал замысловатые восьмерки, приклад лягался, как резвый коняжка, пули порой щепили раму и подоконник. И все же, стреляя с такого расстояния в плотную группу, можно было не сомневаться, что кто-то из недругов свой кусочек свинца да получит.

За спинами у Серебрякова и Павла бились Андрей и Остап. Казак шагнул вперёд и атаковал выпадом - из-за тесноты было не сильно удобно рубиться. Памятуя об успехе соратника, Прокопенко целил в голову, и не прогадал. Широкий утяжеленный кончик лезвия ятагана скользнул в раззявленную пасть, разорвал все, что только можно, и показался из затылка умертвия. Остап рывком выдернул оружие из мертвой головы, и ещё один живой мертвец упокоился вновь. Тут же напор из прихожей заставил Остапа снова отступить. Четверо храбрецов оказались в центре комнаты спиной к спине.

ссылка

Васька Босой
Повернулся, от прохода отвалился, как отблевавшийся пьяница от поганого ведра. К стене, доской обшитой, прислонился, дыша тяжело. Не смотреть туда... Не смотреть!
В соседней комнате пулемет зарокотал, сотрясая комнату неистовым своим покриком. Что ж там деется, Господи? А тут что?

Сизов Сан Андреич диковинную свою винтовку под ноги бросил не жалея, и рванул из красивой, тисненой кожи кобуры агромадный револьверт. Бах, бах! - ну палить из него за дверь, в укрывшегося за антомобилей дядьку в кожаной куртке и с замотанным шарфом лицом.
У того на плече куртку вспороло, плоть с кровянкой фонтанчиком брызнули. Только он и не почуял. Дернул плечом, будто не от боли даже - от раздражения. А сам в ответку своими кусками мороженной мглы бросаться принялся.
Теперь уже Сизов пострадал: зацепило слегка. Дернул головой - Васька увидел длинный порез на щеке, сочащийся кровью...

ссылка

Когда дернулся от сосульки бесовской помещик, Васька тоже дернулся, будто его плетью по спине ошпарили. Когда его эта дрянь ткнула - он хотя бы не видел её полета... Как будто медленно костлявая палец к тебе тянет, а след за ним - будто из дыма ядовитого, тьмы адской.
Сколько способен выдержать небывальщины и ужаса разум человека?
Сколько ещё сил у него хватит выносить это светопреставление?
Васька уже чувствовал, что находится на грани, что вот-вот сознание по тонкому рваться начнет, не выдержав напряжения. Не столько телесное, сколько душевное измождение вот-вот свалит с ног...
- Да воскреснет Бог и расточатся врази его...
Говорят люди, вера - последняя соломинка, что человека в беде спасти может. И надо цепляться. Если тонешь - главное держать голову над водой. Если сходишь с ума - главное держаться за разумные мысли, чтоб не захлебнуться в бреду, не утопнуть в этом омуте.
С ним был карабин, данный казаком - а казак ему тот что отец за эти дни стал. Как оберег, как родное напутствие этот карабин был для Васьки.
Если верить, что он нечисть прогонит - может, и прогонит?
- Яко тает воск от лица огня, тако да погибнут бесы от лица любящих Бога...
И потому Васька и саданул в упыря, что дегтяно-темными сосульками кидался, пулю. Пусть подавится, потворина, именем Божьим, Васькиной решимостью и свинцом.

Боль была терпимой, Изя умел терпеть. Но всё было как-то слишком-слишком скверно.

Рядом пулемет стрекотал, равномерный звук выстрелов совершенно неожиданно позволил Изе собраться с силами, мислями и как будто очнуться.

- Господь Всемогущий! Не оставь сына своего в беде, позволь пегебоготь вгага стгашного, напгавь гуку мою и дай победить!

Рука с револьвером снова поднялась, в пасть врагу метя. Бам! Снова пуля в цель пришла, не иначе рукой Самого направлена.

- Сдохни падаль! Сдохни! Сдохни! Сдохни! - Изя уже на визг срывается - не хочет никак умирать, из последних силушек бьется за жизнь свою, ибо бежать то некуда.

-Такими... темпами... нас... трупами... завалит!- Выдохнул Остап, нанося косой удар по слишком уж близко подступившему мертвяку. Мысленно казак в очередной раз поблагодарил Сизова-старшего за ухватистый и удобный ятаган. "Еще бы хваленая гравировка работала - цены б ему не было! Эх, надо было настоять на своём и забаррикадироваться в доме!" мелькнула оинокая мыслишка и унеслась, влекомая мощным потоком адреналина.

Все вокруг стреляло, гремело, рвалось, рубилось, стонало и умирало. Живые и мертвые перемешались рядом, в бессмысленных и беспощадных потугах уничтожить друг друга. И посреди всего этого хаоса Серебряков ощущал себя лишним. Он словно отгородился от всего остального мира, погружаясь в странное оцепенение. Если бы гибнущее материалистическое сознание молодого анархиста допустило, среди прочего, существование призраков, Алексей мог бы легко отнести себя к ним. После того, как от его рук погиб уже убитый человек, он ощущал странную отрешенность - он не сражался лицом к лицу с мертвыми, не держал в руках изрыгающего свинцовый ад оружия. Он лишь стоял и смотрел, словно и вправду оказавшись в невероятном иллюзионе, где кудесник-оператор растянул картинку экрана на весь окружающий молодого человека мир. Этот мир был рядом... и в то же время далеко от него. Не чуя под собой ног, анархист рванулся обратно - туда, откуда пришел, не замечая, как расталкивает скучившихся вокруг людей, занятых спасением собственных жизней.

Они держались. Вопреки обстоятельствам и логике. Вопреки ранам, усталости и страху - держались. Божьим промыслом, наверное.
Изя устоял под градом ударов, укусов и тычков, и все-таки сумел попасть из револьвера огромному волколаку прямо в слюнявую, раззявленную пасть. Мощный череп лопнул изнутри, как гнойный нарыв, украшая брызгами своего вонючего содержимого потолок столовой. Угрожающих размеров труп повалился к ногам Кацмана, как тело Голиафа к Стопам царя Давида, и отважный еврей выпрямился гордо - скромный человек, победивший именем господа настоящее исчадие зла.
Остап с Андреем порубали на пару ещё одного ожившего мертвеца, да принялись за другого. Не видя, правда, как за их спиной Павел с перекошенным лицом отступает в угол и наводит пулемет на брата и казака, готовый высвободить его страшную, рычащую мощь...
Васька с Сизовым тоже не ударили в грязь лицом, так и не впустив в дом то, что когда-то было Мстиславом Зарецким.
Но все это было тщетно. Суета и тлен.

***
Потому что на втором этаже особняка осатаневшие от вкуса крови и запаха страха волколаки вышибли дверь в спальню Оксаны, и с неистовством дьявола набросились на ведунов и батюшку.
Священника порвали сразу, старичка - чуть погодя. Ведун-великан держался долго. Ровно до той поры, пока не распахнула глаза лежащая без движения Сизовская дочка. Распахнула, села в постели и улыбнулась холодной, торжествующей улыбкой, которую родня бы не признала...

***

А в низу между тем продолжалось сражение, и казалось, что живые все же одолеют мертвецов. Казалось.
В один миг на защитников дома навалился страх - смертный, до мокрых порток, чуть не до физической боли. За страхом - тоска, да такая, что сейчас же в петлю лезь. А потом - покорность, что заставила опуститься на колени, и самолично подставить горло под клыки и когти.
Впрочем, им повезло. Умерли быстро, и почти без боли.
Александру Андреевичу Сизову повезло куда меньше.
Его заставили как следует вспомнить всё. И держать за всё ответ.