Карусель фантазии | ходы игроков | Drag

Косякур - шаман в Империи, представитель Угара. Ему чужды военные баталии и перепетии правительственных буден. Во власти шамана находятся три духа, которые кроме того, что дают ему неограниченную силу, способны частично брать контроль над его сознанием. Первый из духов, с которого и начинается история становления шамана, - Тыски. Этого злого и сеющего хаос духа ненавидил народ Угара. Он был способен столкнуть лбами единомышленников и братьев по оружию, а мог и спровоцировать угарцев на кофликт с соседними государствами. Это продолжалось до тех пор, пока подающий большие надежды шаман Косякур не повстречался лицом к лицу с необузданным злом...

Угарающие - небольшой народ Угара, живущих старым племенным строем на окраинах государства. Из угарающих выходили сильнейшие маги и шаманы армии Угара, поскольку этот народ чтил традиции предков и хранил связь с потусторонними силами древних. Косякур - один из сильнейших шаманов племени, подающий большие надежды, однако ни коим образом не стремящийся добыть себе славу и пробить путь к верхушке Угара. Одним прекрасным вечером, когда племя устроило пир по случаю становления новго мага, прошедшего на медни контрольное испытание, начали происходить странные вещи. Сначала старый алхимик и толстый не в меру чудотворный кухарь до такой степени спорили по поводу свойств златокактуса, что перетекло это в самую настоящую драку. Однако это ещё потешало толпу угарающих. Когда же Артон спустил своего боевого носорога на Малфа-Повелителя Растений и второго едва живого оттаскивали от разъярённого животного, стало не до смеха. Через буквально каких 2 часа с начала торжества все, за одним исключением, уже либо грызлись друг с другом словесно, не забывая упомянуть нешуточные проклятия на всю родню оппонента, либо без всяких поблажек месили лицо ещё недавно считавшемуся товарищу. Исключением из всех был именно Косякур, который блаженно наслаждался медитацией в это время поодаль от всех. Бессознательный мир настолько утянул шамана в никому неведомое измерение, что тот, продрав глаза, просто не узнал своих родных угарающих. За первоначальным шоком и маревом перед глазами, создававшимся всегда у шаманов, когда те выходили из медитации, среди хаоса в племени, там, прямо возле центрального величавого костра угарающих, Косякуру повидилось облако дыма, которое странным образом принимало видимые очертания живой фигуры. "Может ещё не отпустило?" - спросил сам у себя мысленно шаман, однако сомнения развеялись вместе с этим облаком дыма, которое подмигнуло напоследок с такой злобной ухмылкой, что Косякура даже передёрнуло. Это дух, самый настоящий дух, кои редко появляются среди живых и вмешиваются в их дела без особой причины. Тогда шаман ещё не знал, что это был ужасный Тыски, в противном случае он не пошёл бы с такой уверенностью навстречу серьёзной угрозе. Косякур напялил обрядную маску и привычно для себя неуклюже поплёлся к костру. Шаман мычал под нос какие-то свои заклинательные штучки, что помогало, не без помощи маски, видеть остатки присутствия духа в нашем мире. Косякура по пути толкали, кричали на него и пытались спровоцировать на перебранку, однако шаман неуклонно продолжал идти, не отрывая взгляд и не прекращая бурчать заклятья. Ближе у костра руки его потянулись вперёд, впереди пустота, а он словно что-то видел. Секунды ожидания, шаман замер, затем, после нескольких слов, которые на этот раз он прокричал с агрессией непонятно к кому, его руки каменными крюками впились в воздух. Хлопок, за которым во все стороны разошлась стремительная волна дыма. Все люди на секунду опешили, словно очнувшись ото сна или видения. Над центральной площадью поселения повисла тишина, которая прервалась лишь гулким звуком падающего наземь тела Косякура. Что до него, так после того, как он ухватил духа в объятия, перед лицом на мгновение снова предвстала ухмыляющаяся морда Тыски (почему-то на этот раз Косякур его узнал, хотя никто его и не видел ранее, но уверенность в этом была), а затем всё вокруг исчезло, словно по щелчку окружение превратилось в одну белую пелену, которая ещё некоторое время висела перед глазами, отдавая непереносимым гулом в ушах, а затем...

Однажды люди спросили ужасного Шиву, можно ли им курить божественную траву гянджу? Шива ответил им, что нельзя.
Тогда люди спросили Шиву, почему же сам он постоянно курит божественную траву гянжу, но при этом запрещает курить другим?
Шива подвинул к себе кальян, вложил в него крапаль размером в солнечную систему, подпалил крапаль хвостом кометы Галлея, затянулся и ответил сквозь дым: «Когда я курю страшную траву гянжу, то каждый мой вдох — это новый стих Махабхараты, а каждый выдох — полная глава Упанишад!
Когда же смертные человеки закуривают страшную траву гянджу, то каждая затяжка у них — это поиски несуществующего смысла, а каждый выдох — разочарование и опустошение».
Так ответил Шива вопрошающим, потому что всякому, спрашивающему разрешения, нужно непременно отказывать. Нельзя доверять сомневающемуся. Сомневающийся слаб.
Сильный же никогда, никогда не станет спрашивать о том, что ему можно и что ему нельзя, тем более спрашивать у Божества! Ибо постоянно поклонение и вопрошение и есть самое худшее безверие.
И еще напутствовал Шива неразумных, чтобы не курили траву знаний гянджу, а глотали всякий раз, по поводу и без повода, дикую огненную воду — напиток, избавляющий человека от каких бы то ни было вопросов. Чтоб не знали люди тайн.
Не любил Шива, когда в нирване многолюдно и накурено.(с)

Белая пелена растворилась и перед глазами Косякура встала величавая лестница, устремляющаяся в небеса. Рядом с шаманом стоял низенький, сутулый, сухой старикашка. Они стали подниматься наверх, как-то мгновенно, словно минуя сотню ступеней за один шаг. Ворота. Пестрящие самоцветы, мешают целиком обозреть их. Внутри тепло, огромный круглый зал, непонятно откуда доносится успокаивающая музыка, посреди сидит существо человекообразное, зелёное, с множеством рук и шапочкой неуместной разноцветной на голове. Существо заставило сесть, явствами угостило и постоянно что-то рассказывало. Что? Непонятно. Взор Косякура устремился вверх, под купол зала, где фейерверками выстраивались фигуры. Цветок, пустыня, специи, пожар, сражение, орёл, пир, сова... Один за одним сменялись изображения. Косякур уже не понимал где находился, перед глазами просто менялись уже совсем чёткие образы, быстро, бессмысленно, пока одна из них не замерла. Это был старик... Низенький... Сутулый... Сухой... Что-то это напоминало Косякуру... Точно! Со стариком он шёл сюда... Куда? Лестница, за ней ворота, за ними... Процесс восстановления событий прервал какой-то чёрный клуб дыма, больно врезавшийся в голову. Почему в голову, внутрь, снаружи ничего не болит. Что происходит? Аргх! Из старика выскочил этот дымный убийца, и он тоже кого-то напоминает. Разобраться, пока он снова не выпрыгнул, пока старикашка просто иступлённо смотрит на шамана. Старик, так... Ага, с ним шли... За воротами, зал, там существо, явства, рассказы... Косякур судорожно заводил глазами по сторонам, словно сомневающийся в чём-то... Нет! Я всё ещё здесь, существо должно что-то бубнеть под ухо. Надо прислушаться... Начал доноситься знакомый голос, но слов не разобрать. Прислушаться. По мере того, как начались доноситься отдельные слова и вплоть до того, как существо отчётливо сказало: "Молодец!", вокруг Косякура воссоздавалась та же атмосфера огромного зала и сидящее перед ним существо. Оно повторило: "Молодец!", только на этот раз с каким-то тянущимся шипением, которое закончилось нестерпимым гулом в ушах. Затем существо с улыбкой дотронулось легонько пальцем до лба шамана и тут же перед глазами встала белая пелена.

Всё прояснилось. Всё тот же зал. Существа нет, зато появилась толпа народа. Все знакомые Косякура, хорошие знакомые, которых он уважал. Тут и боевой монах Коказин, научивший Косякура медитировать, и рыжая варварша Боня, помогавшая племени отбить атаку полчища монстров, неожиданно нагрянувших из Заколдлованного леса, и качующая волшебница Ли-Си-Дин, устроившая грандиозный праздник на День Божеств для всего племени, а после и для Косякура в частности, и ещё множество людей, которых он хорошо знал. Поздороваться, с кем обняться, вспомнить былое, веселье, уже все весельяться, кто чем занимается, долго уж времени прошло, всё веселье и веселье, с чего вообще веселье началось? Праздник какой, а все в зале толпятся, уж сколько времени никто не выходит, а люди всё новые и новые появляются... Что происходит? Никто не знает, у кого не спроси... С чего веселье... Как я здесь оказался? Судорожно заметался по залу, ища ответ. Люди уже все незнакомые. Все. Хоть кого бы узнать. Всматриваться в лица... Нет... Нет... Нет... Нет. Погоди! Старик! Ну Старик... Низенький... Сутулый... Сухой... Нет... Развернулся было к следующему гостю, как старик ухмыльнулся и подмигнул. Веки одного глаза захлопнулись и разошлась небольшая, едва заметная волна дыма, открытый глаз же на мгновение полностью стал чёрным. Шаман опешил и снова подозрительно уставился на старика, тот засуетился, занервничал. Старик... Так-так. Старик, потом ступеньки... Точно! Ступеньки, ворота, зал, существо, явства, образы, снова старик, дым... Дым! Потом существо помогло выбраться, потом всё это, какой-то хаос, хм, какое-то испытание скорее... Косякур утомлённо замычал, схватился за голову, замер. Маска. А существо ткнуло пальцем в лоб. Так я в маске или без? Поднимался уже без. А что до этого? До этого был в маске? Да! И где это было? За мгновение глаза шамана увеличились от удивления в раза два. Вспомнил. Холодный пот. Так! Дух! Где он? Клуб дыма! Старик! Шаман резко взглянул на старика, стоявшего рядом, который, однако, начал постепенно расплываться чёрным туманом. Во взгляде старика одновеременно читались ярость и испуг. Косякур сосредоточился, пара мгновений понадобилась ему, чтобы пробурчать под нос только ему знакомое заклятье, благодаря чему старик перестал расплываться в тумане. Шаман уже светящейся зелёным цветом рукой крепко стиснул на вид беспомощного старика за горло и поднял над землёй. "Покажись, дух!" - сквозь зубы, словно мучаясь от боли, процедил Косякур.

Он взглянул в глаза старика и провалился в черную бездну...
Теперь он был внутри и снаружи, он был везде и нигде. Взгляд его проникал сквозь пространство и время. Вперед? Назад? Видел он некогда величественные города, превращенные в руины одним ударом, в мгновение ока. Видел огромной мощи вспышки рукотворного солнца над уцелевшими городами, люди испарялись, не успев ничего понять. Чудовищной силы волна разрушения довершала то, что не мог сжечь предшествующий ей свет. Пепел вздымался к небу, затмевая солнце. Образуя антрацитово-черные тучи, из которых на умирающую землю непрерывно сыпал серый, обжигающий снег. Животные в лесах падали замертво. Птицы умирали в полете и сыпались на землю вместе со страшным снегом.
Грязь вперемежку с кровью покрывала землю, кругом лежали тысячи мертвых тел. Еще живые бежали прямо по ним как безумные, стреляя, убивая, и тоже находили свой конец. Падали. Смешивая со своей кровью грязь этих полей и своими телами увеличивая число трупов. В траншеях тоже шла борьба. Люди дрались ножами и лопатами. Зубами, вырывая куски еще теплой плоти у своего врага. Вместе с людьми по полям двигались, уродливые железные коробки, извергающие огонь и дым, наматывая на себя части разбросанных тел. Как мертвых, так и еще живых. А в черных небесах носились хищные железные птицы, обрушивая вниз потоки огня, поджигая людей и смердящие железные коробки.