Черный соболь | ходы игроков | Анна?

– Эй! Ты живая? Ты вставай. Ты не пугайся только. Вспоминай, как дышать.

Фиолетовое, багровое, коричневое вокруг. Плещется. Перетекает. Сияет. Только цвета, никаких границ. Как импрессионистское полотно, только весь мир. Где ты в этом мире? Чей это голос? Ты не чувствуешь тела. Кто ты? На месте памяти – не пустота, но стена. Ты вообще – есть?

– Давай. Как раньше. Вдооох.

Послушно вдыхаешь, раз за разом.
С каждым вдохом пространство вокруг обрастает границами и очертаниями. Коричневое – равнина. Фиолетовое – небо над ней. Багровое – молнии, бесшумно раскалывающие небеса.

– Хорошо. Ты не бойся. Тебе пока нечем толком смотреть и слышать, у тебя еще нет здесь телесности. – И правда: голос, что говорит с тобой, не звучит, а просто появляется в твоей голове. Но с мыслями его не перепутать: четко понятно, что приходит извне.

– Вспоминай. Представляй себя, какая ты есть. Ты не бойся, что не помнишь ничего. Ты начинай, память придет.

------------------
Ясно помнишь свою последнюю мысль: нужно предупредить спутников... Чуть хуже помнишь, как шла по парку и глядела на озеро. Остальное... туман. Чем дальше, тем гуще.

Анна попыталась успокаивающе помахать рукой: «Встаю-встаю, всё в порядке, не волнуйтесь», мол.

Не вышло. То есть, совсем. То есть... Она испугалась, конечно, несмотря на увещевания неизвестного обладателя голоса. И, тут же потерпев ещё одну неудачу: не сумев ни вскочить, ни вскрикнуть от ужаса, стала делать то, что было велено. Дышать. Втягивать воздух и выталкивать. Это уже какое-то занятие. Дело. Дыхательная гимнастика — полезное дело.

Сознание с вялым непониманием фиксировало обстановку вокруг. Красиво и страшно. Как в кино «три-дэ»... У неё что-то с головой?

То, что говорил неизвестный, Анна частично пропускала мимо ушей — кажущиеся бессмысленными слова про «телесность». Она не поняла, что имелось ввиду. Зато другое сильно встревожило. «Что значит: представляй, какая есть?! Такая и есть. Дайте... Дайте зеркало».

Смутная догадка, от которой испуг накрыл с новой силой, так, что опять пришлось напоминать себе о необходимости делать вдохи и выдохи. С ней что-то случилось, и она в больнице. У неё что-то с головой. Или наркоз — от него бывают жуткие глюки, ей рассказывали. «Дайте зеркало!» — просьба, которую страшно выговорить вслух. Даже подумать «громко» страшно.

Сейчас она подышит ещё и опять попробует. Осмотрится. Попросит зеркало. И телефон.

В ответ на твой безмолвный крик пространство моргает – странное слово применительно к пространству, но лучше не подобрать, – и послушно меняется.

Это же... Точно, это кусок твоей собственной прихожей! Этажерка с телефоном. Большое зеркало – сотни раз в него смотрелась, приходя-уходя; правда, дома оно висело на стене, а здесь непонятно на что опирается. Словно в воздухе зависло. Впрочем, ерунда! Главное, что в нем отражаешься ты. Вся. Целая. Без травм, без следов. Красная водолазка, черная майка, джинсы, цветной платок – такая, как в последний раз выходила из дома. С чуть диковатым выражением лица – впрочем, кто бы не был диковатым, попав...
Куда?
Увидев себя, дернулась: поправить волосы, одернуть одежду. Миг спустя дошло: получилось же! Твое тело здесь, на месте. Можно смотреть. Можно дышать.
Смотришь и дышишь.
Равнина вокруг тоже изменилась. Конкретизировалась. Под ногами земля. Вспаханное поле. Сухие травинки, торчащие из комьев земли. Свежий ветер гудит над головой, с бешеной скоростью гоня клубы фиолетовых облаков над полем; до земли его дуновение почти не доходит, еле-еле развевая твои волосы. Тихо вспыхивают красные молнии. Грома нет.
Ты никогда не была в этом месте.

– Зеркало – вариант весьма хороший. Не лишенный оригинальности, – произносит голос. – Если бы подобные тебе гости посещали нас почаще, я бы всем советовала вспоминать себя именно так. Бессознательное великолепно справляется с реконструкцией своего образа. Да, славный ход.

Девочка лет одиннадцати. Стоит недалеко, задумчиво разглядывая тебя и детали твоего домашнего интерьера. Темные подобранные волосы, темные глаза. Светлое винтажное платьице. Или не винтажное, а просто старинное?

– Хорошо, ты в порядке, – медленно кивает девочка. – Это не очень сложно, правда? Законы этого места постижимы скорее сердцем и воображением, нежели логикой. Делай с этой... штукой то, что хотела, только скорее, – машет рукой в сторону телефона, – а затем мы пойдем в место поуютнее. Здесь нельзя долго находиться.

Даже в такой дикой обстановке вид собственного отражения подействовал успокаивающе. Нет, не то чтобы она почувствовала себя комфортно. Но паника — паника улеглась.

Аня, зябко обхватив себя руками, огляделась вокруг. Пейзаж был какой-то совершенно невозможный, неправильный. И было неясно, что делать. Бояться? Бежать, куда глаза глядят? Пытаться сориентироваться на местности (что-то же рассказывали про это в школе на уроках ОБЖ, да?), а потом... А что потом? Можно ли вообще найти какое-то «нормальное» место под таким «ненормальным» небом?

Был ещё голос, конечно же. Который сообщал много непонятного, но явно при этом понимал, что творилось вокруг. Если так можно говорить про голос, конечно. Однако, Аня отчего-то стеснялась (или боялась?) задать такие простые и такие естественные сейчас вопросы: «Где я?» и «Кто ты?».

Вдруг обладатель, точнее, обладательница голоса сама появилась в поле зрения. Будь окружающее более обыкновенным, Аня, наверное, вздрогнула бы от испуга. Сейчас же только нервно отступила на пару шагов, поозиралась вокруг в поисках других людей и, не найдя никого, снова уставилась на девочку.

Выслушав ребёнка, она с пару мгновений, нахмурившись, изучала телефон. Мысли путались. В таких условиях, покоящийся на знакомой этажерке, но зато посреди незнакомого поля под тяжёлым фиолетовым небом, он не вызывал желания позвонить. С одной стороны, если ей всё это снилось, аппарат вполне мог и работать, и даже «дозвониться» до кого-нибудь, возможно, получилось бы. Но с другой — какой от этого прок во сне?

— Почему нельзя? — машинально среагировала она на последнюю фразу девочки. И тут же, зная, что в сновидениях это обычно срабатывает, внимательно вглядываясь в серьёзное личико, спросила наконец: — Я ведь сплю, да?

– Нет. Ты не спишь, – девочка говорит медленно, спокойно, тяжеловесно. – Но и не бодрствуешь. Это не привычная тебе реальность. Живых людей тут, кроме тебя, нет. А здесь, в этом месте, находиться нельзя, потому что территория чужая. И хозяин этой территории нам не будет рад. Сюда тебя позвал не он. Идем?.. – полувопросительно наклонила голову и протянула тебе ладошку. – Я все тебе объясню. Только не здесь.

Ане сперва захотелось было возразить — ну просто, что называется, по инерции. Но она так и не придумала сколько-нибудь веской причины, почему расспрашивать девочку именно здесь было бы лучше, чем где-то ещё. Тем более, какой-то «хозяин» не будет рад... Что-то смутно отозвалось в памяти при этих словах, какое-то случилось недо-дежа-вю.
Но Анна решила, что уже и впрямь слишком долго переминается с ноги на ногу. Местной девочке, кто бы она ни была, судя по всему, виднее, и стоит поторопиться.
— Х-хорошо, — кивнула Аня и снова заозиралась, — А куда идти?

– Нам – туда.

Девочка махнула рукой, указывая... в какую-то сторону. Ничем от прочих не отличается... или?.. Если приглядется, разбираешь – в той стороне, шагах в трехста – межа. А за ней – сгущается фиолетовый туман, какие-то ветви торчат из него, и не видно, что дальше.

Зашагали в ту сторону. На перепаханной земле за вами остаются следы.
– Это пространство соответствует так называемой реальности довольно условно, – начинает девочка через несколько шагов. – Ходят здесь так. В место, где ты уже побывала, ты можешь вернуться одним лишь напряжением воли и воображения – достаточно вспомнить требуемую тебе точку и захотеть туда попасть. Но чтобы попасть в новое место, нужно будет идти туда ногами. Как мы, собственно, сейчас и передвигаемся. Это понятно?

Глядит она прямо перед собой – даже не на земляные комья, по которым вышагивает.

– Дальше необходимо пояснить, что упомянутое напряжение воли и воображения – основной источник вообще всяческого движения здесь. Здесь нет физических потребностей, не нужно спать или есть. Не ударяясь в философские категории, замечу, что этот мир есть сумма наших представлений о нем, в самом прямом смысле слова. Это понятно?

— Нет, — на ходу прикинув и оценив свою способность вникнуть в запутанные объяснения, просто и честно заявила Аня, — Ничего не понятно.
Она послушно двигалась вслед за девочкой. На самом деле этому странному ребёнку, с такой лёгкостью употребляющему взрослые выражения, половины которых отродясь не бывало в анином словарном запасе, так и не удалось убедить её в том, что вокруг — не сон. Девочка могла и не подозревать, справедливо рассудила Аня, что является персонажем чьего-то сновидения (или что там видят больные в коме, например?).
Эти мысли, несмотря на всю тревожность, помогали отвлечь себя от панических попыток осознать, откуда в лесу могло взяться... всё то, что наблюдала сейчас Аня. И более-менее спокойно осмотреться по дороге.