Искупление | ходы игроков | Коридоры*

Как думать, что для тебя все кончено? Как не просить высшие силы о даровании второго шанса на счастье, искупления, другую жизнь и призрачное небо в облаках?
Слабость человеческая.
Чьи-то заботливые руки обнимают тебя, укрывают теплым одеялом, подхватывают на руки и несут. Несут куда-то. Тебе хорошо и спокойно. Тебе помогают. Тебя спасают от твоей же паники, тебя укрывают от самой себя. Забыть об осторожности, расслабиться...
Я не сделаю тебе больно больше. Ты единственная моя здесь. Я наслаждаюсь тобой все больше и больше, предвкушая удовольствие от возможной встречи.

За спиной обнаружился приятный на вид юноша. Он обнял Оксану, укутывая в одеяло и взяв на руки, бережно понес куда-то. Сильные мужские руки аккуратно несли свой трепетный груз. Он не смотрел на нее. Но она чувствовала взгляд, как будто из души, из самого сердца. Что он смотрит и изучает ее.

И что он в ней видит, этот странный юноша? Что он способен прочитать в её лице заплаканном, в покрасневших глазах испуганно блестящих, затравленной жертвой, на своего спасителя глядящих?..

Обнаженной, выставленной на показ, чувствует себя девушка, вздыхает, ощущая разочарование горькое, страх, ужас и одновременно, стыд. Горький, неприятный, царапающий стыд.
Сумеет ли этот человек разглядеть блеск льдинок, фонтан ломаного стекла, мецающими каплями взлетающий ввысь, позорно украденную шоколадку в соседском универсаме? Услышит ли шелест глянцевого журнала, писк телефона, где вызывающе красные ноготки, лениво стучат по кнопкам, чтобы разрушить чьё-то благоденствие. Воющие гудки на линии. И запах цветочных духов перемешанный с запахом пота, жвачка «Дирол», зажёванная торопливо после очередной сигареты. Приторный вкус ненастоящей клубники, слабо перемешивающийся с запахом никотина, смолой и отчего-то с грязью кажется, разрухой и порчей одновременно. Старательно расчёсывает волосы Оксана перед зеркалом, блестящие пряди, собирая заколкой в виде бабочки, подводит глаза, силясь скрыть внутренний хаос.
Грязная, заплёванная комната прячется в душе, одна из многих, заперта крепким замком. Какой-то образ, скользит вяло на границе восприятия, забытый, родом из детства

…Жаркая кружка чая возносящая земляничным паром к потолку, бормочущее радио, унылым голосом диктора повествующее о погоде и прибавке к пенсии. Пирожное «Наполеон», вальяжно устроившееся на своей тарелке, толстое, гордое, очевидно вкусное. Оксана читает книгу, болтает ногами сидя на табуретке, хлебает макаронный суп, следуя за приключениями книжных героев. Кажется, троих ребят занесло в джунгли Марса, кажется…

У женщин много лиц, у любого человека много лиц.
Парадно выходная улыбка, кусачий оскал острых зубов, наносное равнодушие, притворная доброта, приторно-карамельное сочувствие, вялый, пропахший табаком цинизм, наигранная простота дешевой романтичности, скрытая злость, спрятанное раздражение... И так далее, и так далее. Лица, маски, ежедневный театр, тысячи ролей, миллион одёж ради одного, скрыть свою внутреннюю сущность. Защититься. Создать персональный кокон приватности, чтобы никто чужой, в душу не сумел влезть. И вот теперь, Оксана всего этого лишена, нелепая пижама, учащенное дыхание хриплое, страх. Говорят страх имеет омерзительный, узнаваемо кислый запах, выходит, она пропахла им вся...Туалетная вода, духи, нужна хоть какая-то ширма, как это страшно, оказаться в кругу света без своего привычного костюма.
А вдруг этот незнакомец не сумеет разглядеть в ней главного, или напротив, увидит слишком много?
Висок обдаёт тягучей болью. Слишком все неправильно, плохо…

…А тогда была книга, ложка, с крупными каплями жира и холодной макарониной в центре, мучным корабликом, лениво колыхающимся в бульонном пруду. Застывшая над глянцевой страницей Оксана, читала неторопливо, бормоча себе под нос, нарочно растягивая удовольствие.
Главные герои попали в ловушку, марсианский муравьиный лев создал для ребят мираж, и вместо синих роз, шагали юные космонавты прямо в пасть хищнику. Шуршали выдуманные джунгли, взлетали гигантские бабочки в фиолетовые небеса, а мурлыкающий хищник, терпеливо дожидался своего угощения
Оксана помнила то странное, ирреальное ощущение сопричастности. Предательства. Как будто она тоже шагала рядом, но при этом сохраняла молчание, желая увидеть тот роковой момент, когда трое детей, вдруг поймут, что они оказались в ловушке. Стыд. Маленькой Оксане, хлебающей свой остывший суп в ожидании сладкого десерта, было как-то очень противно от осознания того факта, что на самом деле в этой истории она болела за муравьиного льва, желая детишкам скорейшей смерти. Дети были самоуверенные, какие-то слишком счастливые, лакмусовые. Оксана ненавидела их в этот момент, маленьких наглых засранцев, с глупой улыбкой разгуливающих по чужой планете, тогда как ей самой завтра придётся идти в школу и учить скучные уроки, возвращаться в тёмную квартиру, качаться одиноко на ржавой качеле...
Ребятишки были слишком счастливыми, беззаботными, инфантильными. Они не знали трудностей, они могли позволить себе быть добрыми, а потому их следовало наказать, этих непрошенных, глупых крысят! Оксана жадно ждала кровавой развязки – главные герои пока не знали о предстоящей западне, и беззаботно чирикали на своих страницах. Оксана знала, и молчаливо ждала, надеясь что светлую девочку, слишком красивую, слишком хорошую, марсианский лев сожрёт первой. Вцепится ей в ногу, вырвет клок мяса, возможно сдерет загнутыми когтями скальп, - чтобы это прекрасное бледное личико, изображенное на странице 85, исказилось вдруг агонией, мукой, ужасом...Скорее!
И стыдно, и горько, и здорово, и противно одновременно.

Развязку она так и не запомнила, впрочем в духе детской книжки, скорее всего, главные герои отделались лёгким испугом. Оксана тоже сейчас напугана и если сравнивать её эмоции в физических величинах, то страх девушки потянет несколько килограммов, или быть может даже, на пару тонн. Испуг был далеко не лёгким, он был чугунным. Ведь Оксана тоже оказалась в ловушке, и марсианские львы прячутся за каждым кустом. Её несёт в своих лапах какой-то человек. И рядом с ней нет верных друзей. Оксана совсем одна. Не добрая, не хорошая. И одна.

Он чуть крепче сжимает тебя в объятиях, смутно шепчет - моя королева...
Ты будешь царственна - божественно красива, ты будешь здесь, моей, моею королевой в блестящих дорогих шелках и бархате, с короною на рыжей голове. Я подарю тебе весь мир, заключенный в оболочке стекла камеры. Ты будешь повелевать - куклами, я дам тебе их много, и в величии будет наслаждение для нас с тобой. Смерть вручит мне тебя нетленно и в срок, но будешь вечно ты радовать мой глаз своею красотой, которую оставлю я навеки при себе. И каждый вздох твоей груди ловить я буду жадно, прислушиваясь к трепетанью губ твоих в тиши.
Ты будешь здесь - гордыня и упрямство во флаконе едином тела твоего, души твоей бессмертной. Моя... Так буду на ухо шептать тебе чужими устами под покровом темноты, когда ласкать тебе же буду не своими руками.
Ты будешь - со мною. Развлечь меня и подарить блаженство - ты в силах лишь обликом своим дарить моему сердцу покой и сладость.

От одеяла жарко, ты закрываешь глаза. Он вносит тебя куда-то, слышен шорох закрываемой двери. Снова шорохи, звуки - освобождаешься от одеяла. Не в силах шевелиться - слабость накатывает мягкими волнами. Юноша освобождает тебя от одежды - медленно целует кожу, снова что-то шепчет. Затем бережно одевает, какие-то манипуляции с волосами и лицом.
Открываешь глаза - стоишь перед зеркалом в человеческий рост. Длинное, шикарнейшее платье украшает хрупкую фигурку, волосы расчесаны и убраны в прическу, на голове - корона. Лицо чуть подкрашено, но только чуть.
Он опускается на колени, целует твою босую ступню и вновь:
- Моя королева...

И снова сон кошмарный, карнавал видений наяву, как скованное льдом море беспокойное, в светлой могиле прозрачного льда отдыхающее, как пустыня, изнывающая под светом солнца беспощадного, выгоревшая земля до основания, где только смерть и кости ныне. И образы ненужные, яркими бабочками душат, - витражные крылья, стальное тельце - и вся эта красота блескучая, цыганским золотом наваливаясь, топит в омуте глубокой воды. Крик взлетает пузырьками к поверхности, давит на уши давление, и морские волны, оборачиваются вдруг раскалёнными барханами. Здесь нет выхода. Жарко, и липко, и противно одновременно. Это смятение. Это хаос. Целует прекрасный незнакомец, называя королевой, переодевает в дорогие одежды, прикладывается губами к ступне – но не сказка ли?

…Я готов, целовать песок, по которому ты ходила.

А между тем грязно, мокро, как будто в луже приторного желе тонет, среди омерзительно жирненьких херувимчиков краснощеких. Поцелуи не то, поцелуи неправда, - здесь нет искренности, здесь лишь притворство. Пенные валы безумия, чувствует в этот миг Оксана. Нет! Не смей. Не прикасайся ко мне. Шепчет. Ведь она не романтическая героиня в ореоле оранжевых лучей, полыхающего заката, она не будет задирать ножку, и плюхаться своему «мачо» на грудь, с воплями: «Ах любимый мой!»

Оксане тошно, Оксане противно, она не знает этого человека, что жадно душит её своими объятиями. Напряжение нарастает, ухрипывается в голове южная песня, бьют пальмы своими жесткими листьями по лицу, царапает песок нежные ступни. Рушится сказка, в руках того человека, которой не нужен.

Кажется.

Незнакомец похож на пса, ту опасную собаку, - которая смотрит внимательным взглядом безумных глаз, вяло слизывают пену сочащуюся из зловонной пасти, мельком обнажая, будто бы случайно, молочно белые клыки, острые зубы, созданные рвать живое мясо - и вроде не нападает эта собака, но делаешь шаг, и она следует за тобой. Попросишь уйти, проигнорирует. А побежишь...Внимательная, неотступная, пугающе молчаливая..
Не раз и не два, просыпалась девушка от страха, смяв горячие простыни, пытаясь прогнать видения тупой псины, преследующей по пятам. Заточенная в прямоугольнике тёмной комнаты, пыталась уверить себя, что кошмар прошёл, что уже можно выдохнуть, пойти на кухню, вдыхая прохладу ночную, выкурить сигаретку, запивая холодным соком томатным, любуясь рассеянным светом луны полночной, заглядывать в чужие окна по соседству, яркими искрами чуждых жизней, освещающих этот мрак. В тот самый момент, когда Оксана уже принималась искать тапочки, чтобы покинуть постель, собака нападала. Всегда. Закономерно. Привычно. Человек к счастью просыпается в такой момент, но этот сон во сне, с печальным постоянством преследовал испуганную девушку. Бешенный пес глухо рычал, вырываясь красной тенью из под кровати, мог выпрыгнуть из шкафа, или прямо из стены вырваться, каждый раз, когда белые клыки должны были вцепиться девушке в горло, она обречена была просыпаться. Долгий кошмар, по-своему пытка, и вот сейчас снова, как будто…

Чудовищная матрёшка непрекращающихся страхов, каждый раз когда, девушке начинает казаться, что хуже уже не будет, это место подкидывает всё новые сюрпризы. Глаза лихорадочно блестят, ледяным презрением обдают, прячется в глубинах зрачков влажная паника, но та, что глядит неё из зеркала, в самом деле смутно похожа на кого-то…забытая, памятная, потерянная сказка. Фантазия, прилетевшая из далёкой страны.
Шёпот слов. Когда-то : «…Когда я вырасту, буду принцессой..»
Опадает.
Горькая ирония, в своём собственном аду, Оксана обречена сойти с ума, будучи принцессой детских грез. Но если есть один шанс из миллиона, то отчего бы не подыграть? Сжимает ладони в кулаки, полукружия ногтей впиваются в белую кожу, больно и хорошо одновременно. Прибавляет сил..
Брезгливо отдёргивает ногу, прикладывая указательный палец к губам.
- Так-то ты уважаешь свою королеву? Знай своё место, мне не нужны поцелуи…Сейчас. – Замолкает, пытаясь удержать судорожный всхлип в груди. Ей так страшно, так неприятно и плохо, и одновременно хорошо в этот миг, странно, сердце отчаянно колотится, тревожным колоколом ударяя по ушам, разгоняет кровь по венам, разгоняет отчаянное веселье, - то самое, которое можно испытать, только шагнув в бездну - Оксана падает в пропасть, некуда отступать, роль нужно сыграть до конца , быть может парень разозлится, быть может отплатит ей за это чем-то много худшим, но разве может она остановиться сейчас? Это как лавина, горный обвал. Здесь ничему нельзя верить, никому нельзя доверять. Падение. Свист ветра в ушах. И одна крошечная печинка надежды, что ей удастся покинуть это место, проснуться и забыть, в душной постели, отпуская яркий кошмар к звёздам. А сейчас нужно терпеть, вцепившись скрюченными пальцами в собственную душу, закончить:
- Я не люблю слабых. Я не люблю слишком сильных. Хочешь любоваться, будь тем, кто мне нужен. Будь надежным. Будь галантным. Будь честным. К чему вся эта пошлость из бразильских сериалов, мы же не на фазенде дона Педро, в конце-концов... Мне вполне хватит бутерброда и чашечки кофе. Хочешь мне помочь, отлично! Я хочу говорить, не хочу оставаться в тишине одна. Что это за место? Реально ли? Знаешь, девушкам, королевы они или нет, может быть совсем неприятно, когда незнакомые люди решают их переодеть, утащить куда-то, или заплести волосы. Более того, им может быть очень страшно оказаться, неизвестно где. Если ты действительно меня любишь, прошу, хватит врать. Где мы, как спастись?

Он улыбается - так, как будто она оправдала его смутную надежду. Как если бы она оказалась такой, какой бы он хотел ее видеть. Поднимается - выше ее. Ласково берет за запястья, сжимает их до хрупкой боли и шепчет:
- А кто тебе сказал, что я слуга? Быть может, я - твой король.
Бешеная пляска огоньков в глазах - ты моя, ты со мной, ты здесь.
Кладет руку на талию.
- Потанцуй со мной. - это не просьба, не вопрос, скорее такое утверждение и так утвержденного. Сильные пальцы на ткань платья, там, где она особенно близко к телу - ах, только один его запах способен свести меня с ума, давая безграничную власть над миром в моей голове. Все так понятно, все так прозрачно.

Музыка. Первый аккорд. Твои глаза отражаются в моих. Свет падает на твои плечи так нежно, так томно оттеняя их бледность, подчеркивая хрупкость. - Не говори ни слова.
Ни говори ни слова. Не повторяй всего того, что сказала здесь. Не надо.

Поворот.
- Cara bella, cara mia bella! - неожиданно приятный голос поет ей. Его голос. Они кружатся и он поет ей песню:
- Mia bambina, o ciel!
Ché la stimo…
Ché la stimo.
O cara mia, addio!

La mia bambina cara,
perché non passi lontana?
Sì, lontana da Scïenza,
Cara, cara mia bambina?
Ah, mia bella!
Ah, mia cara!
Ah, mia cara!
Ah, mia bambina!
O cara, cara mia…

Музыка смолкает.
- Cara mia... - напевает он держа ее в своих руках...

Своими удушливыми объятиями трогает её он. Жарко, нехорошо, мерзко, задыхается отталкивает, требуя свободы, отстраняется девушка – ведь этот парень хищник, этот парень подобен осклизлому гаду чешуйчатому, лезет в душу, ломая преграды на пути. Сквозь заперьыее двери, наплевав на все замки и запреты, проникает в закрытые комнаты вором. Паразитом! Тем, кому здесь не место совсем. Просит Оксана о помощи, молит остановиться и лишь равнодушие в ответ, тупое упорство холодного насекомого, с аппетитом уплетающего бабочку. Ну разве есть хищнику дело, до воплей жертвы? Конечно нет, глупо было и надеяться, чудес не бывает, сильный закусывает слабым, Эдемские кущи хорошо смотрятся на глянцевых открытках, но в жизни...Остаётся только кричать про себя, прикрыв глаза терпеть, сжав челюсти до хруста в костях, в сполохах фиолетового света, зажмурившись крепко, ощущать чуждые прикосновения раскалённый до бела руки. Терпеть, убеждая себя что это приятно. Ощущать. Огнём обжигающую непрошенную нежность, змеиные объятия, стальную хватку голодного удава. Вторжение! Льются солёные капли, вычерчивая блестящие дорожки на щеках, падают. Метеоритами. Болидами. Астероидами. Уничтожают старательно крошечную планетку.
Как там бывалыче говорят, я убью тебя нежно…Убивает, и совсем без нежности.

И песни, и танцы, но уж это слишком! Распоряжаться живым человеком, как своей игрушкой, слащавой куколкой, которою можно переодевать сколь душе угодно, и заставлять играть в любые игры, не спрашивая её на то желания. Нет. Никогда не стоит загонять свою жертву в угол, ведь даже взбесившийся заяц, может перегрызть глотку. Оксана заяц. А может быть ,тот утопающий, что очутившись на дне, вдруг ощущает в себе силы, вырваться на поверхность, оттолкнуться, и…

Отталкивается.
«Потанцую со мной» Хорошо, потанцую. Бьёт, без жалости, и даже без гнева. Чуть нагибает голову, и резко ударяет, мечтая тяжестью собственного черепа, сломать поганцу нос. Взмахивает руками, ногтями цепляясь в лицо, в волосы, во что угодно...Зубами впивается в шею, сжимая челюсти изо всех сил. Чтобы он умер. Или лучше сдох! Чертов певец, погань рыцарская.
-Отвали! – Кричит. Может быть про себя, может быть на самом деле, неизвестно, зато известно другое, она его ненавидит, на глазах больше нет слёз, лишь ярость отражают зрачки. Пошёл ты, хренов маэстро!

Смеется. Лишь смеется. Удары нипочем. Ярость только забавляет.
- Ты моя маленькая... Чего буянишь? - ловит за руки, словно бабочку, сжимает в своих руках. - Пора тебе в путь. - разворачивает спиной и подталкивает к стене.
Стена отъезжает в непроглядную черноту, которая сжирает стенку, не оставляя ничего и жаждет новой пищи - ее, Оксаны. Незнакомец держит крепко, не вырвешься. Подводит к проему и толкает вперед. Но Оксана не летит - она становится на твердую площадку и едет вперед.
Как аттракцион - она пригвождена к площадке - не может шевельнуться и только зрачки еще слушаются свою хозяйку. Чернота сменяться конструкциями - она едет мимо них, через них, трубы со стрелками и переходы черных дорожек конвейера. Фабрика? Здесь что-то делают, производят? Оксанин вопрос остается без ответа - она просто проезжает дальше. Странное место. Куда ей дальше? Куда?