Искупление | ходы игроков | К Ней

Лицо ее помрачнело.
- Нет. Я не могу забрать силой то, что в тебе есть. - она подошла ближе и положила руку ему на сердце. - Если я его заберу, оно умрет. А мертвое не может создать живое. Мне нужен ты. Ты живой.
- Посмотрим. - девушка хитровато улыбнулась и отошла от него. Голограмма моргнула и исчезла, а Лилия качнулась и упала.

Тело казалось бездыханно рухнуло вниз. Паша даже не успел и глазом моргнуть, как Лилия уже лежала в не совсем естественной позе. Он смотрел на неё, на голову и те вроде большие глаза, которые смотрели то ли на него, то ли сквозь него. Пытался понять что не так в этих зрачках, в этих ресницах. В этом взгляде. Вроде как бездыханное тело куклы, что совсем не живой человек, взывало к тому, что сам Гарайкин называл состраданием. Парень подсел ближе. Еще секунду всматривался в эти необыкновенные глаза, в которых не мог увидеть ничего искусственного. Они были так реальны, так близки. Достаточно было просто притронуться, чтобы убедится в том, что все это происходит наяву. Неожиданно для самого себя, он взял Лилию, да положил так, чтобы тело её лежало не в полусогнутом состоянии неестественности, а ровно, да так, чтобы голова находилась у него на коленях.

Теперь, когда тело лежало ровно, а руки пересекались в районе живота, взгляд Лилии был направлен не на Пашу, а куда-то вверх. Если бы парень не был уверен в том, что там как и повсюду вокруг темнота, то можно было бы подумать, что девушка смотрит на небо. Очарованно и с явным восхищением. Что там она увидела бездонный колодец впечатлений от которых перехватывает дух. От которых рождается вдохновение и желание творить. Рука сама потянулась к щекам девушки. Нежно провел тыльной стороной ладони по нежной коже. Холодно. Сострадание. Именно это можно было бы прочитать во взгляде Гарайкина, если посмотреть на него. Этот весьма печальный взгляд сопровождался еле ощутимыми прикосновениями к Лилие. Это выглядело так, словно он ласкает любимую.
- Прости. - тихо прошептал Паша, и склонившись на куклой поцеловал её в губы.

Но чтобы это был не сон...
Она будто проснулась. Глаза обрели прежнюю жизнь, а губы налились теплом - теплом живого тела. Взгляд немного растерянный, даже испуганный - где она, не понимает, и боится...
Но растерянный взгляд коснулся его глаз и остановился.
Я так люблю тебя! Я все сделаю во имя тебя!
Жизнь. Мельчайшие крупицы секунд, минут, дней, складывающихся в одну человеческую жизнь, срок которой отмерен каждому по своему.
Что значит жизнь для куклы? Что значит жизнь для того, чье сердце не подчиняется обычному ходу жизни, чья возможно душа не знает страха смерти, чьи пальцы не дрожат на холоде...
Тонкая слезинка стекала из ее глаз.
- Я не живу. Я лишь существую. Я просто кукла. - она закрыла глаза, бессильно жмуря их, чувствуя как по щекам текут безудержные слезы.
Она не живет. Она просто существует.
Смысл есть. Смысл есть. Любовь.
- Для чего я живу? Для чего я создана? - это была бы заезженная тема, банально и смешно, сколько еще несчастных людей, сколько еще потерянного смысла на этой планете, сколько...
- Для чего... - она выдохнула, закашлялась, снова плача и всхлипывая. И даже куклы умеют плакать. Точнее, только это они и умеют делать искренне.

- Для того, чтобы быть частью чужого греха. - ответил Паша не переставая ласкать Лилию.
Её слова отдавали печалью и холодом. Даже несколько морозом. Но не таким как зимой, а как осенью. Когда холодный ветер тревожит еле приоткрытое горло, и маленькой, но стремительной стрелой залетает в мысли. Он все делает холодным. Холодный взгляд, холодные ощущения, даже цвет становится холодным. Особенно этим отдавал мрак, укрывающий всю эту комнату.

Паша не переставал смотреть в её глаза. Глубокие, как глубины морских вод, зеленых, прозрачных, чуть ложных, несуществующих вод. В таких водах водятся невиданные доселе существа, которые сложно рассмотреть, а еще сложней узнать он них что либо. Так же была и Лилия. Она была таким существом, которое было не под силу понять. Таких как она, открываешь каждый раз заново, по новому, каждый раз раскрывая её, снова и снова. Когда Гарайкин увидел слёзы, он сразу же обнял куклу. Он просто знал, что впадать в объятия человека настолько приятно, как мечтать падать в бескрайнее небо. Так же приятно как валяться в прогретой солнцем летней траве. Как купаться в прохладных водах гор. Как гладить шерстку любимых животных... Это - чувство родства и тепла, безопасности и радости.
- Все будет хорошо... не плачь. - начал успокаивать Лилию парень.

Лилия заплакала еще больше, словно прикосновения Паши причиняли боль. Закрыв лицо руками, она все плакала, а потом как-то странно затихла. Гарайкин обнимая ее, почувствовал разницу между куклой и живым человеком. У Лилии не билось сердце. Совсем. Было ли оно у куклы или нет, он не знал. Но тело не сотрясала легкая дрожь бьющегося сердца. Откуда же слезы в существе без сердца?

Лилия расплакалась только еще больше. Паша делал ей больно. А ведь он хотел как лучше. А вышло как всегда. Это только в очередной раз доказало то, что иногда таки лучше все оставить так, как оно есть. Не трогать то, что и так существует, и чему не плохо так, каким оно есть. Просто и дальше шагать в своем одиночестве, делая семимильные шаги по направлению к безумству. Боль этой куклы, бессердечного существа, лишь множила боль Паши. Становилось тяжело дышать.

Сердце. А что значит бессердечный? Буквально или метафорически... Это не важно. Почему то Павел считал что именно пустота сердец рождает то многое, что есть прекрасного в мире. Что именно из-за отсутствия наполнения в этом духовном накопителе, люди способны на то, что казалось раньше невозможным. И что именно пустота сердца рождает связь между двумя людьми, которые способны наполнить этот сосуд для эмоций. Но очень часто, так бывает, что из-за этой пустоты люди и уходят. Растворяются в прошлом, которое потом кажется таким хорошим. И словно какая-то закономерность, чем незаметней человек кажется в твоей жизни, чем больше он тебя прощал, тем внезапней для тебя станет заметно его отсутствие. Такие люди уходят раз, и навсегда. О них говоришь, вспоминаешь, только когда потеряешь. Жалеешь о том, что было с ними, а теперь нету. Таковы законы нашего существования...

- Извини, - тихо прошептал Гарайкин, да осторожно отпустил куклу, опустив её на землю.
Сам же отодвинулся немного в сторону. В мыслях было только жалость и обида. На себя.

Мы окинем своим взглядом бескрайние просторы... Глаза живут. Глаза видят. Глаза. Зеркало ее души. Она закрывает свои глаза. Не хочу видеть.
А когда мы придем - нас встретят... Не ждет. Бессердечного существа никто не ждет. Нет сердца - нет души, не хватает, не законченное творение. Боже, как Ты просчиталась, Госпожа. Ты не поместила главного. Ты ошиблась в своей великой теореме. Ты во всем видишь только себя.
Сотни радужных снов нас успокоят... Глаза закрыты. Грудь почти не дышит. Руки сложены на животе.
Покоя нет. Воли нет. Лишь указующий перст - иди, сделай, убей, умри. Никакого толку. Лишь бесчисленные порывы. Лишь глухая надежда. Лишь слепое обожание отражения в зеркальной глади.
Ну ладно, просыпайся - это лишь мечта...

Лилия чуть шевельнулась. И села. Глаза по-прежнему закрыты. Рука легла Гарайкину на плечо.
- Не надо. - так просто попросила. - Не надо. - закрытыми глазами чуть улыбается, тонкие пальцы сжимают плечо.
- Я знаю, что делать. Я теперь понимаю. - Лилия легко поднялась и подошла к тому месту, где колба с Госпожой скрылась внизу.
- Я сильнее тебя. А ты просчиталась. Думала, что можешь использовать меня,мою любовь к нему ради собственной цели. Не получилось. - Лилия раскинула руки в стороны. Стало слишком легко думать, прозрачные ответы на все вопросы были перед глазами. И она сделала свой шаг.

Кожа медленно слезала с металлический костей, кровь тянулась тонкими струйками к стенам. Лилия улыбалась становящейся беззубой улыбкой, пока кожа обнажала внутренности, и пластины ее тела. Кровь растеклась вокруг, кожа с шипением растворилась, скелет распался металлическими деталями - осталось лишь то, что было создано из человеческих костей - часть головы с этой улыбкой, одна рука, часть ребер и ноги. Волосы слезли. Глаза вытекли, оставив лишь зияющие глазницы.
Лилия просто разрушила себя - сама, намеренно, став свободной...

- Зачем? Зачем, глупая... - со скорбью, тихо, спросила Госпожа.

Парень молча наблюдал за тем, как Лилия себя уничтожила. Он не всматривался в то, что осталось от неё. Паша попросту поджал ноги, обхватил их руками и уперся головой в колени. Чтобы не видеть. Чтобы не смотреть на это. Бедная кукла. Сожаление, вот что чувствовал Гарайкин. И ведь вполне реально, что он стал причиной такого её поведения. Но ведь он её предупреждал... Зачем? Глупая, глупая девочка.

А еще была скорбь. Скорбь той, что называла себя Создательницой. Той, что ведет этот эксперимент, держит людей, измывается над ними. Она скорбит по кукле которую создала. Но ей не жаль тех людей, которые проходят все эти испытания и промывания мозгов, психики. Разве так можно?

- Отпусти меня.

Но ответом была лишь гулкая тишина. Столько тихой скорби было в ней, в этой тиши...
Наконец Создательница вышла из-за угла своей голограммой - правда сил не хватало на полное проецирование, и голограмма получилась неполной.
- Нет. Я никого не отпускаю. Они уходят лишь сами. - она подошла к Лилии и опустилась на колени рядом с тем, что от нее осталось. - Это все можно поправить. Правда это буду уже другие куклы. Ту часть души, что вложена в них, повторить не возможно.

Сжал кулаки до боли.

"Ну а как же. Конечно тебя не отпустят. На что ты надеялся? На хорошую, счастливую жизнь, в загороднем домишке, на опушке леса. Может еще и семейную жизнь? Неисправимый. Паша Гарайкин. Не смотря на всю пессимистичность положения, несмотря на то, что выхода нет, что в сим здании понятии добро намного черней чем в мире, ты все равно принимаешь причины, которыми руководствуется эта Создательница как благие. Пора было давно поверить в то, что в мире таки существуют люди, которые делает зло не из альтруистических побуждений, а просто чтобы сотворить зло. Убить, изнасиловать, выпотрошить. Уничтожить. Разве это можно делать с благими намерениями? А?! Паша! Идиот. Разве можно так поступать с людьми, а потом свято верить в то, что это благо? Искалечить жизнь живому человеку никогда не может быть благом..."

Зажмурил глаза, в груди все сжалось. Нечем дышать. Это обида. Обида на себя, на Создательницу, на весь мир. За то, что так малого хорошего. За то, что так много плохого.

"Реального"

Мотнул головой. Теперь злость.

"Хватит. Хватит самого себя исправлять. Хватит с собой говорить".

И снова. Он снова сам с собой беседовал.
- ХВАТИТ! - крикнул парень.
Встал. Тяжело дыша оглянулся. Мерцающая тень создательницы.
- Хватит. Прошу тебя... - умолял он у голограммы.
Упал перед ней на колени, и протянул руки.
- Я так больше не могу...

Она резко подняла голову, в чистых глазах было такое до боли удивление, как так, она даже вскочила, по-детски прижав к себе руки, подол ее халата колыхнулся, открывая острые и худые коленки.
- Что ты, что ты? - сдавленно отшатнулась, пряча руки в складках халата. - Перестань, что ты... - нашла силы, подошла и взяла руки в свои - Паша почувствовал лишь холодок, но не было ни одного прикосновения. - Ну что ты... Все будет хорошо. Ты будешь счастлив, все будет хорошо. - она машинально прижалась к нему, обнимая и гладя по голове. Сначала он ничего не чувствовал, но потом ощутил холодные руки, гладящие его по голове и холодное дыхание - Создательница.
- Мне нужна помощь. Меня все предали, куклы оставили меня. И Лилия, и остальные. Я совсем одна. Не бросай меня, останься. - она прижалась сильнее. - Давай найдем выход вместе, давай вместе сделаем что-нибудь, да? - голограмма? нет, уже девушка с холодной кожей умоляюще смотрела на него сквозь стекла своих очков.
- Мы будем счастливы. И больше не будет горя, боли. Все будет так, как мы хотим. Только не оставляй меня одну... - глаза наполнились слезами. - Я так устала быть одна, я устала от одиночества, я не хочу больше быть здесь одна...

Сидеть рядом с духом. Темно. Сидеть и общаться с собственным я. Сложить руки, скрепить пальцы, и поднять глаза вверх.
"Что она говорит? Я не слышу. Я не воспринимаю звуковые вибрации. Мозги не различают ни звуков ни нот."
Вынуть из кармана сигарету. Поставить в губы и зажечь. Вдыхать едкий дым. Закрыть глаза и заплакать. Чувствовать как тяжелые слезы стекают по щекам. Вдыхать ... вдыхать жгучий дым. Опустить голову. Но сигареты нет.
"Я снова здесь. Я снова вернулся в реальность, и я снова дышу. Я снова чувствую вкус злости, ненависти, но в то же время свободы."
Открыть глаза и смотреть на маленький огонек в бестелесном «теле». Чувствовать присутствие нереального. Дышать. Держаться из последних сил.
"Дыши спокойно. можешь поплакать, если больно. Главное делай вдохи и выдохи. Знаю, что болит душа, болит сердце, да и глаза от слёз болят. Слишком много ты потерял. Поплачь. Не люблю говорить правду. Моя правда убивает, уничтожает за секунды. Мои слова бьют больно, поэтому я молчу."
Она. Рядом. Зажигает свой тихий огонь, вспоминает, успокаивает. А Павлу остается сидеть в одиночестве, ловить удивленные взгляды.
"Спокойно. Все по-новому. Все иначе. Смотреть вверх, а потом на постаревшие портреты. Читать надписи, наблюдать за другими. Удивляться легкости."
Всё меняется. Возводятся здания, рождаются люди, умирает прошлое-превращаясь в историю. Всё связано меж собой.
"Хм… дико смотреть на полет чужих фантазий, которые ломаются о холодный бетон. Больно наблюдать за крушением этих листьев."
Горько от того, что невольно пришлось стать причиной. Мы все причины чего-то. А она, причина его жизни. Нового сознания. Ломки. Можно забыть всё. Но нельзя выключить чувства. Нельзя. Пофигизм, грубо говоря, или же просто безразличие — грех. Нельзя грешить.
- Ты пришла, чтобы провести со мной последние минуты? - для прощания не хватает лишь последнего дыма сигарет. - Скажи, что опять это только сон. Что я просыпаюсь, просто глаза еще накрыты тонкой плёнкой подсознания, которое защищает меня от мира...

- Пойдем. - она потянула его за руку, свет погас за ними, а затем вновь зажегся.
- Ты помнишь? - спросила она. - Ты помнишь это место?

Здесь было много картонных коробок с стружками внутри, большие шкафы со стеклянными дверцами, за которыми аккуратно лежали куклы - обыкновенные маленькие куклы в красивых платьицах и с завитыми волосами. Посреди комнаты стоял большой стол с чертежами, огрызками карандашей, линейками и механизмами. На одной из коробок лежала тряпочная кукла в человеческий рост - нарисованные глаза и такой же рот, глупо улыбающийся.
У дальней стены стояли будто бы люди - живые куклы. Девушки, в основном. Некоторые были недоделанные - отсутствовала рука или нога, некоторые стояли безголовые, а головы стояли тут рядом - на маленьком столике, со стеклянными глазами.

- Анатомический театр. Ее мастерская кукол. Помнишь? Здесь все началось, и ваша любовь тоже родилась здесь. - голограмма обвела рукой помещение. Здесь вроде все было по-прежнему, но не хватало чего-то. Было словно пусто, не хватало Ее.
- Что ты чувствуешь? - Создательница снова стала осязаемо холодной. - Ты бы смог полюбить меня, как любил ее?

Оказавшись в месте, где впервые нормально заговорила к Паше Лилия, парень вздрогнул. Теперь его ставили в положение, когда нужно вновь переживать воспоминания. А еще такой вопрос. Помнит ли он. Сколько времени прошло с тех пор. Пару часов? В лучшем случае. Или нет? Нет. Гарайкин не спал. Не ел. Организм не был истощен или обезвожен. Ничего не говорило о том, что прошло много времени, тогда зачем вопрос? И тут окончание. "...полюбить меня как и любил её..."
Каждая из них твердит одно и то же. Желание быть любимой. Зачем им это? Зачем это той, что затеяла весь эксперимент? Желает чувствовать себя живой? Наверное. Оперся на стол. Сжал кулаки и закрыл глаза. Злость понемногу отходит.
- Нет ничего невозможного. - сказал Паша, наконец открыв глаза и взглянув на недоделанные куклы. - но для моей любви мало слов. А ты... а ты не имеешь тела.
В голове творился дурдом. Паша и сам не знал что творит. Он просто плыл по течению, если так можно сказать. Потому что стал игрушкой в руках других. Как бы прискорбно это не звучало для самого Гарайкина.

Создательница прикрыла глаза и рассыпалась мириадами сверкающих песчинок. Песчинки завихрились, летая по комнате. С чем бы они не соприкасались, все начало рассыпаться и вскоре ничего не осталось - только сам Гарайкин и сияющие песчинки, вращающиеся вокруг в хаотичном движении.
- Что же ты хочешь, Павел Гарайкин?

И вот опять все разрушено, уничтожено, стерто. Все что в последнее время делала эта создательница, это пыталась разрушить мировоззрение, взгляды и саму личность Гарайкина. И постоянно задет одни и те же вопросы. В надежде что Паша ответит нужными ей ответами.
- Чтобы все это закончилось. - ответил парень.

- Так получай же! - мир померк, кто-то показалось махнул рукой у него перед глазами и Паша понял, что стоит в лесу. Осенний лес, еще дышащий теплым дыханием лета, ярким пестрым ковром листьев и ласковым дуновением ветра. Прямо перед ним стояла девушка.


- Ты что? - видимо она только что помахала рукой у него перед носом, потому как рукав ее платья еще колыхался.

И опять в этом маленьком мире, который был комплексом для экспериментов все переменилось. Снова все исчезло, все пропало, для того, чтобы бросить Пашу прочь. В вихрь нового мира, или новых иллюзий. Сначала парню показалось что он падал. Низко падал. А потом пришло ощущение полета. Высокого и приятного. Прикрыл глаза, чтобы просто наслаждаться тем как ветер одувает лицо, как что-то мелькнуло. Открыв глаза, Гарайкин увидел новый мир. Все было так реально, что не поверить в то, что вокруг все настоящее было тяжело.

Тонкие травинки из-под земли казалось собрались пробить и впиваются в кожу, чтобы наконец пройти сквозь ступни парня, стремясь к небу. Но Паша не чувствовал боли. Ему просто казалось что он вот-вот почувствует их в себе. Те тоненькие травинки, такие пронзительные и неприятные, мокрые то ли от росы, то ли от дождя. А тучи на небе стояли неподвижно.

Так же неподвижно перед парнем стояла девушка, которая видимо пыталась ему что-то сказать. Ее запах... Сладкий, пьянящий запах проник сквозь Пашу. И он вспомнил свою жизнь. Гарайкин был счастлив от того, что имел возможность вспомнить все. Все приятные мелочи. Да, страданий было намного больше, но кто-то говорил, что со временем запоминается только приятное. И эта девушка, Паша сам не понимал почему, пробудила в нем самое дорогие воспоминания, которые были. Любовь, страдания, сладкое ощущение жизни. С каждым вдохом жизнь входила в него. Гарайкин чувствовал как грудь наполняется воздухом, и как приятно чувствовать себя не мертвым.

- Я... ничего... - ответил Паша незнакомой девушке.

Все эти иллюзии пугали своей реальностью. В них парень забывался, забывал о том, как выглядит настоящее. Реальность. И становилось невыразимо больно. Из-за зрения. Новый мир наполнял его. Он вливался в душу порциями теней. Он рождал новые знания и чувства. Он создавал Гарайкина наново. От чего было больно. Потому Паша пытался отгородится от тех вещей, которые наполняли этот мир, и неудержимым потоком пытались прижать и пленить его. Он вновь закрыл глаза, и руками уши, чтобы не видеть и не слышать. Но не чувствовать, он не мог. Это сводило с ума.

Паша не знал что делать, и как поступать дальше.

Девушка раздраженно дернула плечами и нервно отвернулась от Гарайкина, неспешно пошла куда-то, водя одной рукой по своему плечу и опустив голову. Складки подола ее задевали сухие листья, по лесу прошелся громкий шепот и стих. Девушка обернулась на Пашу:
- Так что тебе нужно? Ты ищешь кого-то?

Я? - дернулся Паша.

Вопрос застал его буквально врасплох. Он уже было на столько погрузился в свой мир, свои вопросы, что и забыл о том, что тут рядом с ним есть девушка. У которой есть своя жизнь. Свой мир. Свои вопросы. Но смотря на неё, Гарайкин не мог понять одной вещи. Настоящая ли она? Или это просто очередная кукла имени Госпожи? Опять вопросы... Наверное не стоит себя так дерзать ими, ибо ответов все равно не получишь.

Во мгле воспоминаний вынырнул летний приятный вечер, в пионерском лагере. Берег моря, гитара на песке. И девушка. Она с другой страны, и потому двум сердцам тяжело было найти слова. Тогда было многое. Первая песня, первый алкогольный напиток, который употребил Паша. А у неё были карие глаза, и ей было почти четырнадцать. На дискотеке, что проходила рядом, включили медленный танец. А они все так же сидели у костра, грея руки, в тайне желая чтобы сидящий рядом обнял их. Но... ничего так и не случилось. Песня уже и позабылась, помнил лишь тот грув. Равно как и её имя. Паша его не помнил. Но с того момента, он понял что значит поздно. И каково это жалеть об утраченных возможностях. И вот с тех пор, наверное, Паша ищет возможности быть счастливым.

- Выход. - задумчиво произнес парень.
Вот сейчас ему задали этот вопрос. И что он ответил? Что на самом деле ищет тут, в этой жизни, налоговый инспектор? Выход? Сделает ли это счастливым? Или после всего, Гарайкин попросту пойдет заливать свое горе, вновь, как и тогда. Потому что может быть, что этот комплекс и есть та самая возможность. Возможность на счастье. А может быть и нет. Совсем.

- Выход, значит. - задумчиво переспросила девушка. - Хорошо. и взмахнула рукавом. Мир в очередной раз вспыхнул и померк.
В наступившей темноте Паша почувствовал холод. Такой подземный холод.
Тьма расступилась и он увидел, что стоит в длинном полутемном коридоре. Стены были в сырых подтеках и плесени, где-то гулко капала вода. Ни души. Девушка пропала.

И опять смена декораций, смена мира. Таки эта девушка была очередной куклой. Очередным винтиком в механизме всего эксперимента. Интересно, сколько еще таких тут есть, каковы их цели, да способности. Еще интересно было по поводу того, единственный ли испытуемый он. Есть ли в комплексе другие люди? Мельком вспомнился тот парень, что бросался уничтожить ту, что звала себя создательницой, которую куклу звали Госпожой, а тот парень стервой. Может быть это тоже была только очередная частица большого спектакля в который попал Гарайкин. Какую роль он играл сегодня? Что за маска припасена для него, да какой конец его ожидает?
- Таки не хочешь ни завершить, ни отпустить, закапывая все дальше и глубже, да? - крикнул Паша в темноту тоннеля.
Что же, выбора нет. Потому неуверенно, но таки пошел вперед, по этому тоннелю, то и дело время от времени касаясь рукой влажной поверхности стен. Чтобы случайно не забрести в очередную пропасть тьмы.

- Ты прав. Не хочу. - послышался женский голос. - Мне приятно знать, что все здесь в моей власти. Абсолютно все.
Коридор казалось нескончаем - ни входа, ни выхода, лишь голые стены и звук капающих капель - монотонный, давящий на уши.

- Значит вот она, грань ради которой все это затеяно. Власть. - заключил Паша.
Неприятно было осознавать, что тебя обманывали. И что ты так, словно маленький, наивный парень, лет пяти, поверил в это.
- Но таки не все в твоей власти. Я вне твоей власти. И тебя это бесит, правда? - спросил Гарайкин, не переставая идти вперед.
Он понимал, что особого смысла в том, что он делает нету, но так по крайней мере меньше давило на мозг то капание. Так его заглушали шаги Павла, да и сам он концентрировался не на окружающей среде, а на пути.

- Неужели? А что ты можешь сделать? - насмешливо спросил голос. Коридор сузился до размеров бетонной коробки в человеческий рост.

Паша лишь улыбнулся. Женщина пытается доказать свое превосходство.
- Не покорится твоей воле. Желаниям. - произнес Гарайкин.
Да, наверное так. Это единственное существенное, что он может сделать. Или точней, не сделать.

- Браво, браво, браво. - поаплодировала она с ехидным смешком.
Свет померк, он почувствовал, что летит куда-то, летит, потом снова куда-то падает, переворачивается. Затем все мысли и чувства исчезли, оставляя лишь какую-то оболочку.
Паша очнулся. Он находился все там же - в круглой комнате Создательницы, правда декорации слегка изменились.
Прозрачная колба с неподвижной женщиной внутри висела между полом и потолком - толстые нити проводов плотно опутав, крепко держали колбу, не давая упасть вниз.
Рядом с ней парили в воздухе две фигуры - девушка похожая на Лилию, но не Лилия и молодой парень. Глаза их были закрыты, руки опущены вдоль тела. От них к колбе шли тонкие провода, соединявшие их с ней.
В воздухе чувствовалось напряжение - что-то чуть слышно потрескивало.

Перемещение. Падение. Вновь эти бессмысленные для Паши события. Что ему пытаются доказать, что он ничего не может? Чего она хочет?
- Ну и... что в этот раз? - поднимаясь на ноги спросил Гарайкин.
То что он видел и слышал не особо нравилось, но пока паниковать он смысла не видел.