Церемониймейстер | ходы игроков | На службе короля

Сильвен из дома Тайлеранов молча ехал по пустынному, давно заброшенному тракту, уныло усеянному признаками былого величия и знаменитости города, куда он вёл.
На пути ему попадались беглые горожане, в страхе ушедшие прочь из проклятого города. Иногда они собирались в группы, изнемогая от ужаса, сквозившего в каждом их жесте. На патриция глядели с надеждой, но назад никто не повернул. Особенно чурались беглецы покинутых часовен с еретическим крестом, кладбищ, с разрытыми могилами, покосившимися крестами, ночью на которых раздирающе слух завывали пронизывающие ветра, хотя весна уже наступила и часть снегов растопилась, заполнив тем самым могильные пустоты, ямы. А ночью, Сильвен был готов поклясться, что видел свечения на этих проклятых кладбищенских участках. Белесые, словно тысячи свечей гасли и вновь загорались, но уже в других местах, угрожающе раскидываясь, и не подпуская к себе. Но еретик не боялся. Его миссия здесь вела его куда дальше – в Альби, откуда и уходили горожане, и она не могла не быть исполнена.
Вскоре основная часть пути была преодолена успешно: впереди показались ворота. Здесь своеобразная печать мрака проступала сильнее, но и люди были не столь слабонервные, хотя отощавшие фигуры городских стражников, их бледные лица, тревожный вид, говорили совсем о другом. Не бегут наверняка только из-за жалования в разы увеличившегося после произошедшей перемены. Значит Святой Инквизиции здесь что-то понадобилось, причём весьма сильно, раз они готовы тратить столь громадное количество золота на стражей, снующих здесь повсюду, на различные экспедиции, исследовавшие те самые кладбища, часовни, а также неизвестные мегалитические руины, и иные, разбросанные по округе «достопримечательности». Но нобиль не заострял своего внимания на столь отстранённых от его цели вещах.

- Ваш пропуск? - спросил страж, проворно перехватив письмо, не стал его распечатывать, видя королевскую печать. Задумался, подозвал остальных, но пропустил. Хотя меры предосторожности принял - послал человека с докладом, - проходите, пожалуйста, в префектуру. Центр города.

Страж внимательно осмотрел Сильвена, в его глазах блеснула искра понимания, но он лишь задал ответный вопрос:
- Пять минут назад в ворота заезжал ещё один человек с точно такой же королевской печатью, но ни на йоту не похожий на вас. До меня доходили слухи, что король послал лишь одного человека, но никак не двоих. С моей памятью, разумеется бывают и проблемы. Но не, - он покачал головой, - не когда весь город находится во власти Святой Инквизиции. Вчера одного из моих людей обвинили. Нет, так не пойдёт. Проходите, не навлекайте на себя подозрений. Тут... Начались странные вещи. Ифрамиэль! - он окликнул докладчика, приготовившегося было бежать в префектуру, - отбой! А вы, милостивый сударь проходите. Инквизиция о вас не узнает, совету держаться подальше от торговой площади. Но письмо в ваших руках адресовано епископу. Как знаете.

Сильвен не знал куда ему следует идти, а по тому послал лошадь по направлению к центру города. Хорошо, что определить по планировкам труда не составляло, однако, чем дальше он въезжал, тем больше следов запустения и нищеты бросалось ему в глаза: ветхие дома, многие из которых полуразрушены, запертые двери, ставни, задёрнутые тканью окна. Только один раз патриций видел человека тут же с грохотом закрывшего дом. Пройдя «мёртвую зону» он вновь встретил следы оживления – патрульных, часовых, доминиканцев. Несколько раз его пытались остановить, но кольцо-печать оказалось безотказным пропуском.
Вскоре показалось и здание префектуры, обнесённое стенами. С мраморной плитки что-то оттирали, но здесь уже никто не останавливал его – дошла-таки весть от привратников. Нобиль спешился, отдал поводья своего боевого коня, позволив завести того в конюшню, затем направился и в саму префектуру. Тут же был и театр, что-то переоборудовали в госпиталь, рядом часовня и строящийся Собор.
- Проходите, пожалуйста, за мной, - первые слова, произнесённые за всё пребывание внутри города насторожили его, они были вкрадчивы и глухи, словно доносились из бочки. Обладателем голоса был старый доминиканец.

Vos saluto святой отец, Сильвен склонил почтительно голову. Он хорошо знал этот вкрадчивый тон доминиканцев по своему наставнику детства. Отстранённый и убаюкивающий, он тем не менее таил мёртвую хватку воли и изощрённый в интригах разум. Non sum contrarius. Его хорошо поставленная латынь выражала полное покорство и смирение в шествовании хоть до садов эдемских если это необходимо матери Церкви. Против его наставника это работало безотказно, кто знает может они с этим стариком посещали одну и туже коллегиальную церковь?
Проезжая по вашему безусловно некогда цветущему городу я отметил некое запустение, неужто чума, этот воистину бич божий с берегов Леванта поразила и эти улицы? Один добрый человек у торговой площади поведал мне что там творятся странные вещи. Не сочтите мои вопросы бестактными, но королевская палата поручила мне осведомится о жизни во всех городах на моём пути дабы проверить некие противоречивые сведения, которые она получает из ваших мест. Сильвен не расчитывал на ответы, просто давал понять о важности своей персоны.

Улыбка доминиканца погасла, едва Сильвен упомянул о торговой площади.
- Добрый человек, поведавший о странностях на торговой площади. Как он выглядел?
Исчез вкрадчивый тон голоса, тсчезла маска доброжелания.
- Поймите, нобиль, мы высоко ценим то, что король интересуется жизнью своих подданных. Но в настоящее время здесь... Мягко говоря слишком противоречиво, чертовски, чертовски - в самом прямом смысле этого слова - противоречиво. Вам лучше поговорить об этом не со мной.
Пройдёмте.
Он растворил дверь в префектуру, предоставляя аристократу прошествовать первым.
- Второй этаж, первая дверь направо.
Сильвен вошёл, дверь за ним закрылась. Пустой коридор, единственное украшение которого - изображение Девы Марии на стене слева. Поодаль виднеется винтовая лестница.

Едва Сильвен прошёл по винтовой лестнице, как встретил француза, облачённого в пышные, элегантные одежды, тоже судя по всему аристократа.
- Aberratio mea culpa, - произнёс он нараспев, - добро пожаловать уважаемый, моё имя - Квинтемониус. De Soleil-Imaginaire. Вы видимо ко мне, но, к сожалению в данный момент я... не готов отворить вам двери своего кабинета - он посмотрел на обнажённый клинок, - если вы не против, я привык разговаривать без оружия. Или вас здесь что-то тревожит?
Он озадаченно посмотрел по сторонам, но от зоркого глаза Сильвена не ускользнула искорка насмешливости в действиях Квинтемониуса. Более того, он был превосходным актёром, и судя по всему язык его был длин.

- Вот и славно, прошу вас пройти за мной, - он не дожидаясь ответа вошёл в кабинет, не закрывая за собой дверь.
В помещении было пусто, не считая стола, заваленного письменными принадлежностями и бумагами, свечи, безопасно удалённой от ценных документов и книжного шкафа, на полках которого воцарился хаос. Некоторые из книг лежали на полу открытыми, другие - до неузнаваемости исписаны пометками от руки. Приглядевшись, Сильвен увидел что большей частью это были бестиарии и книги религиозные, философичные.
- Прошу прощения за беспорядок. Прошлый хозяин этого кабинета не отличался сдержанностью и аккуратностью. Итак, что привело вас в сей славный город, светлый господин? Вижу вы человек умный, начитанный, не чета здешним обывателям, думаю вам скучно из-за того, что не применяете к делу свои интеллектуальные способности, а я бы мог с вами поговорить на равных, потешить разговором, я тоже, видите ли, за свою долгую жизнь поднаторел в любых дискуссиях. Вот скажем, ну начну с банального, в чём смысл этой жизни? Жизни Папы Римского? Да и вашей тоже, говорите, говорите, я вас выслушаю и обещаю, расскажу и свой взгляд на эту проблему. В чём смысл вашей поездки сюда и место её в жизни?
Говорил он серьёзно, по лицу, полному интереса было видно, что ему уже давно не с кем поговорить и он узнал нечто такое, чем ему хочется поделиться с Сильвеном.

Улыбка мигом слетела с уст Квинтемониуса. Но спустя секунду вновь заиграла на его лице, невероятно фальшивая, и оттого более отвратительная.
- Позвольте, любезный, о каких документах может идти речь? Или же вы сомневаетесь в руководящей должности моей персоны над этим городом? Взгляните сами, - он достал уже довольно старый, пожелтевший потрескавшийся и разорванный внизу по краям лист бумаги.
Лучина горела, освещая этот лист бумаги неровно, окно, с видом на клумбы давало бы больше света, но Сильвен остался на своём месте, сосредоточившись на прочтении "документа":

"Настоящая бумага удостоверяет личность Kvintemonius de Soleil-Imaginaire, раба моего, как градоправителя мест, кои я удостаиваю своим посещением. Указом своим воспрещаю чинить препоны ему, и прекословить ему, в противном случае нарушителя ждёт наказание, достойное его по заслугам. Воздаяние.
Подписано. Сатана".

Весьма странная бумага, более неудачной шутки Сильвен не встречал за свою сознательную жизнь. Ещё более загадочным было пятно высохшей крови вместо подписи.

Патриций поднял глаза на стул, где минуту назад сидел Квинтемониус. Он пустовал. Оглянувшись, Сильвен не увидел его в комнате. Окно было всё так же затворено, как заперта и дверь. Может быть не слышал скрипа, будучи углублён в чтение? Отбросив эту мысль, нобиль взглянул на документы, разваленные на столе. Это было куда более интересным, нежели "записка Сатаны". Первое что бросилось ему в глаза, было конвертом с разломанной печатью Великого Магистра ордена тамплиеров. Раскрыв, он прочёл содержимое:

"Болемиру фон Нойманну, от Великого Магистра ордена тамплиеров Жака де Молэ.
Я весьма наслышан о вас, Болемир, а также о вашей предстоящей поездке в город Альби, куда я и отправил одного из самых верных рыцарей Воинства Христова. До меня дошли тревожные слухи об антирелигиозной активности нашего... короля Филиппа. Этот недоумок действительно считает, что объединение страны, патриотизм, коммуны и прочие общественные мероприятия заменят нам Римскую Церковь. Пишу письмо с просьбой, потому как доверяю вам, хотя в этом безумно меняющемся мире круг доверия сужается катастрофически быстро: сбор Генеральных Штатов перенесён с апреля на май, начиная с шестого числа. Анри де Эрбле, стоящий перед вами, происходит их старинного дворянского рода, вместе с тобой, мой дорогой Болемир, в качестве патрициев вы поедете на эти Штаты. Мои лазутчики уже всё устроили, если вы хотите чтобы мир был под эгидой Христианства, то это наш шанс. Возможно король удостоит вас личной аудиенции, разузнайте его планы. И ещё одно. Приглядитесь к Бернару, я знаю вы старинные друзья, однако, он может быть на поводке Филиппа".

Это было уже интересно, Сильвен обронил взгляд на наиболее свежую запись из другой кипы бумаг:

"Доминиканец Томас де Сорбон - многообещающий инквизитор двадцати трёх лет отроду. Накануне Вальпургиевой ночи 1302 года от Рождества Христова выполнял свои обычные служебные обязанности, пока не встретил загадочного человека, который завёл с ним беседу. Из первых же слов Томас осознал, что человек этот - еретик, ибо излагал другое, отличное от Церкви христианской мировоззрение, пытаясь убедить того в правоте именно своего, свободомыслящего взгляда на мир. После угрозы донесения на него в Трибунал, еретик скрылся, однако след его был тут же взят, опять же благодаря стараниям де Сорбона, Царство ему небесное.
В полдень того же дня, спустя три часа после описанных выше событий он вышел подышать на балкон префектуры свежим воздухом, в результате чего споткнулся, получив перелом в трёх местах левой ноги, сломал кованые перила, сделанные искусными мастерами крепко, надёжно, ещё в полёте свернул себе шею и пробил головой мраморную плитку - шедевральное произведения искусства во внутреннем дворе".

Окончательно заинтересовавшись, патриций встал, обошёл стол с другой стороны, присматриваясь к раскрытой книге, лежащей на полу, поднял её. В комнате по-прежнему никого не было.
Картина, изображённая там, могла бы ввести в священный трепет любого, как её до сих пор не сожгла Святая Инквизиция - уму не приложить. Все муки Ада, ожидавшие праведников нарисованные во всей красе изображались в ней. Человек случайно обронивший "разрази меня гром" погибает от молнии. Человек, помянувший Сатану, разрывается чертями на части. Уже на третей странице был изображён Богатый Человек, удивительно напоминавший Квинтемониуса. Сильвену даже показалось, что рисунок подмигнул ему. Чего только не бывает в таких странных обстановках. Дальше шли богохульные речи, извлечённые из уст Богатого Человека.
Ставни громко стукнули, заставив Сильвена вздрогнуть и выронить книгу из рук. В окне никого не было...

Витраж с присущим ему скрежетом разбился, осыпая мраморные плиты под ним звонкими, острыми осколками, красочно раскидывающимися по поверхности, не потерявшими своей красоты и в таком состоянии. На миг это зрелище заворожило Сильвена, но лишь на миг. На крик, исторгнутый из его глотки, сорванный с его уст, бросилось всего два стража, стоявшие около входа в префектуру. Остальные уже бежали в несколько ином направлении - в сторону госпиталя, откуда доносился душераздирающий, грубый крик, немогущий принадлежать человеку.
Запоздало слух уловил скрип двери. Обернувшись, Сильвен увидел худощавого бледного человека, с письмом в руках, тот странно посмотрел на патриция, стремясь отыскать в нём одному ему ведомые признаки. Проницательные глаза нобиля прочли в странных, золотистого оттенка глазах навыкат вошедшего глубоко скрытую боль...